– Питер, откуда ты знаешь?
– Я всего лишь хочу сказать, что наживать врагов – не единственный способ делать карьеру.
– Я не наживаю врагов. Просто не желаю, чтобы мешали моим исследованиям.
– На прошлой неделе у Паулы был день рождения.
– Я знаю. Прости. Со всеми нынешними хлопотами…
– Ее день рождения был за пару дней до неприятной истории в Париже. Так что «все нынешние хлопоты» не имеют к нему никакого отношения. – Как всегда, речь Питера звучала дружелюбно и спокойно, хотя он и бранил бывшую жену. – Ты представляешь, насколько важен день рождения для девятилетнего ребенка?
– Я уже попросила прощения. Мне очень жаль, что так вышло. Я пошлю ей письмо, если тебе от этого полегчает.
– Здесь речь не о том, чтобы полегчало мне. Речь о твоей дочери.
Ей вдруг стало стыдно.
– Знаю. Черт побери, я совершенно бесполезное существо! Паула не заслуживает такую мать, и ты не заслуживал такую жену…
– Пожалуйста, не надо самоуничижения. Я пришел не упрекать тебя насчет Паулы. Она еще дитя малое – забудет и простит. Я просто решил, что тебе стоит вспомнить о ней.
Верити закрыла лицо ладонями. Вот же, пять дней держалась, а теперь – в слезы. И непонятно отчего: то ли из-за дочери, то ли из-за грядущей беды. Впрочем, какая разница?
– Зачем ты пришел? – пробормотала Ожье сквозь пальцы.
– Узнать, в каком ты настроении.
Она посмотрела зло – бледная, с опухшими глазами, заплаканная:
– Как видишь, настроение великолепное. Лучше не бывает.
Свистнуло, зашуршало, выдохнуло – в приемный лоток упал цилиндр пневмопочты, звякнув о кучу скопившихся в лотке. Верити и не глянула на него. Наверняка очередная анонимная издевка, как и все послания за прошлый день. Зачем слать карты Парижа? Конечно же, чтобы еще раз ткнуть носом в случившееся.
– Я пришел еще и для того, чтобы узнать, не смогу ли чем-нибудь помочь, – изрек Питер, выдержав дипломатическую паузу. – Могу потянуть за ниточки.
– Привлечь новых высокопоставленных друзей?
– Не стоит стыдиться политических связей, – произнес Питер с важностью человека, верящего в то, о чем говорит.
– Как поездка? – спросила Ожье, и ее голос прозвучал вяло и тихо.
– Очень даже неплохо.
– Я почти завидую.
Дипломатические нужды часто заставляли Питера посещать территории, контролируемые Полисами на краю Солнечной системы. Но последняя экспедиция занесла его гораздо дальше, вглубь Галактики по гиперсети.
– Тебе бы понравилось, – сказал Питер. – Конечно, местами было жутко, но вытерпеть стоило.
– Надеюсь, ты выказал надлежащее благоговение и смиренный восторг.
– Было вовсе не так. Похоже, они просто обожают демонстрировать свои чудеса.
– Слушай, я не была бы настолько скептичной, если бы они по-настоящему хотели с нами сотрудничать.
– А ты полагаешь, не хотят? – осведомился Питер.
– Ну, ты же знаешь, что написано в примечаниях к договорам мелким шрифтом. Мы получаем доступ к гиперсети – не стоит говорить, что на их условиях, причем очень суровых, – а они получают доступ к Земле, причем, что забавно, тоже на их условиях.
– А вот я вижу здесь другое. Отчего им не требовать многого? Все-таки целую Галактику предлагают. Земля – замороженная, опасная, необитаемая – кажется небольшой ценой. И ведь нельзя сказать, что мы отдаем им всю планету сразу.
– Дай им дюйм – они проглотят милю.
Питер помассировал лоб, будто стараясь прогнать головную боль.
– Но, по крайней мере, мы чего-то добились для себя. Надо понять – и именно сейчас это особенно важно, – что прогры не составляют единое политическое целое, как бы нам ни хотелось обратного. Они сами не видят свою федерацию единым целым. Для них это зыбкий, постоянно меняющийся конгломерат ситуативных альянсов с тактическими интересами, и каждая группировка имеет собственный взгляд на лучшее будущее для Земли. Не секрет, что среди Полисов есть фракции, желающие агрессивных действий.
По спине Ожье пробежал холодок.
– Каких таких действий?
– Представь сама. Они очень хотят заполучить Землю, и в особенности сейчас, когда есть тщательно разработанный план терраформирования планеты и уничтожения фурий. И если честно, единственная преграда – наши умеренные друзья среди прогров. Прагматик во мне считает, что лучше уж договариваться с умеренными, пока они еще заинтересованы в этом.
– Под «прагматиком» следует понимать «хладнокровный циник», – обронила Ожье и немедленно устыдилась, потому что поняла несправедливость упрека. – Извини, пожалуйста. Питер, я хорошо тебя знаю и не сомневаюсь, что часть твоих доводов разумна, хоть они и кажутся поставленными с ног на голову. Но это не значит, что они мне нравятся.
– Нравятся они тебе или нет, сотрудничество с Полисами – единственный выход.
– Может быть, но для того, чтобы высадиться на Землю, програм придется перешагнуть через мой труп.
Питер улыбнулся так, что Ожье передернуло от ярости.
– Знаешь, я ужасно не люблю приносить плохие новости, но когда начнется заседание трибунала, тебе придется иметь дело с крайне опасным и компетентным свидетелем обвинения. Потому я хочу обеспечить тебе всю возможную помощь.
– Ты что имеешь в виду? Какой свидетель обвинения?
– Девочка. Кажется, по имени Кассандра.
Ожье прищурилась, внимательно глядя на бывшего мужа:
– Я чего-то о ней не знаю?
– Она гражданка Полиса, взрослый человек с возможностями и правами взрослого и со взрослой же безжалостностью.
Ожье покачала головой:
– Абсурд!
Но тут она вспомнила странную реакцию девочки на происшествие в Париже, а также изобретательность, изворотливость и постоянную готовность контратаковать в спорах, когда Кассандра защищала необходимость сотрудничества с програми. Затем Верити вспомнились стройные очертания корабля прогров в доке Бюро древностей.
– Это правда, – возразил Питер.
Он перебирал мертвые цветы в вазе и хмурился, пытаясь составить красивую композицию.
– Но как она проскользнула через нашу охрану?
– Никак. Ее участие в твоей экспедиции было санкционировано официально.
– И никто не счел нужным сообщить об этом мне?
– Присутствие Кассандры – щекотливая тема. Если бы не случилось эксцесса, никто бы ничего не заподозрил.
– А теперь решено раструбить об этом на трибунале?
– А теперь решено, что выступление Кассандры свидетелем – лучший способ укрепить нашу связь с умеренными програми. Так мы показываем, что доверяем им целиком и полностью, вплоть до того, что допускаем к чрезвычайно важной роли в судебном процессе.
– Даже если это значит, что из меня сделают козла отпущения?
Питер развел руки с ухоженными ногтями:
– Я же сказал: сделаю, что смогу. Официально мне не следовало даже упоминать Кассандру в разговоре с тобой.
– А как ты узнал?
– Я уже говорил: политика и люди, ею занимающиеся, – не всегда зло. – Он вынул два стебля и уложил рядом на столе, будто павших солдат. – Если Калискан предложит сделку, ты согласишься?
– Сделку? Какую?
– Да так, подумалось ненароком. – Он встал и разгладил костюм. – Пойду, пожалуй. Кажется, явиться сюда – не самая лучшая идея.
– Наверное, я должна тебя поблагодарить.
– Да ладно. Не стоит ломать старые привычки.
– Мне очень жаль, что не поздравила Паулу. Скажи ей, пожалуйста, что я исправлюсь. И передай привет Эндрю. Пусть не думает, что я совсем уж плохая мать.
– Ты не плохая мать. И вообще ты человек хороший. Просто позволила этой планете… этому городу, Парижу, завладеть твоей жизнью. Как будто он ревнивый и властный любовник. Знаешь, мне было бы легче, если бы ты оставила меня из-за любовника.
– Если не я, кто будет присматривать за Парижем?
– Он стоит твоего брака и любви двух детей? – Питер поднял руку, предупреждая ответ Верити. – Не надо ничего говорить. Просто подумай. Для нас уже слишком поздно.
Она удивилась равнодушному, безапелляционному тону бывшего мужа:
– Ты и в самом деле так считаешь?
– Конечно. Как видишь, мы разговариваем, не швыряя друг в друга вещами. Раньше нам это удавалось плохо.
– Наверное, ты прав.
– Прошу, подумай о наших детях. Иди на трибунал, будь покорной, говори правду, скажи, что наделала ошибок и сожалеешь о них. Я надеюсь, тогда у тебя будут реальные шансы выйти отсюда.
– И сохранить работу?
– Я чудес не обещаю.
Она встала и пожала ему руку. Ее ладонь привычно легла в ладонь мужа, будто две кисти были подогнаны друг под друга, сделаны, чтобы быть вместе. Верити вздрогнула.
– Я постараюсь, – пообещала она. – Там еще так много работы для меня. Я не позволю мерзавцам уничтожить Верити Ожье лишь для того, чтобы прибавить себе политический капитал.
– Так держать! – похвалил Питер. – Но не забывай о том, что лучше выглядеть покорной и раскаявшейся.
– Я буду иметь это в виду.
– Я буду иметь это в виду.
После того как он ушел, Верити схватила вазу, отнесла на кухню и вышвырнула мертвые цветы в мусорное ведро.
– Верити Ожье?
– Да, Ваша честь.
– Пожалуйста, приготовьтесь давать показания.
Предварительные слушания проходили в зале с высоким сводчатым потолком. В этой части Бюро древностей Ожье никогда раньше не бывала, хотя конвой доставил ее в трибунал на удивление быстро. Стены зала украшали огромные фотофрески, изображающие сцены из прошлого Земли, до Нанокоста.
– Итак, начнем! – провозгласила женщина с подиума, за которым красовался флаг СШБВ. – Предварительное расследование, произведенное особым дисциплинарным комитетом, установило: ваши действия в Париже повлекли за собой смерть ученика Себастиана Нерваля.
Ожье была единственной, кто не обернулся посмотреть на мальчика, чье тело зафиксировали вертикально, прикрепив к регенерационной панели. Над его головой висел, будто нимб, рой миниатюрных машин производства прогров – стая хлопочущих над пациентом херувимов и серафимов.
– Возражаю! – подал голос адвокат Ожье, шурша бумагами. – Упомянутый учащийся жив и присутствует сейчас в зале заседаний!
– В чем суть вашего возражения? – спросила председатель трибунала.
– К Себастиану ни в каком смысле не может быть применено определение «мертвый».
– В законе нет разницы между временной и постоянной смертью, – ответила председатель так, будто уже многократно приводила этот довод. – Мальчик выжил лишь потому, что оказались доступны медицинские средства Полисов. Поскольку на подобное, как правило, рассчитывать не приходится, факт его выживания не может служить смягчающим обстоятельством.
Лицу адвоката – мелкому, круглому, похожему на кротовью мордочку – не шли круглые же очки, лишь усиливавшие сходство с кротом.
– Но так или иначе, мальчик жив!
– Возражение не принимается, – ответила председатель. – При всем уважении к вам, я бы посоветовала ознакомиться с основными положениями законов Соединенных Штатов Ближнего Внеземелья, прежде чем приходить в этот зал снова.
Адвокат судорожно зашарил в бумагах, словно пытаясь отыскать описание какого-нибудь полузабытого прецедента, доказывающего правоту защиты. Затем бумаги соскользнули со стола ему на колени, рассыпались по полу. Адвокат наклонился, чтобы их собрать, и, ударившись головой об угол стола, сшиб с себя очки.
Председатель, не обращая более на него внимания, сказала девочке, сидевшей справа от Ожье:
– Вы предпочитаете называться именем Кассандра?
– Я предпочитаю называться так. – Девочка испустила переливчатую причудливую трель, сложное сочетание высоких нот и модуляций.
Генетическая инженерия дала всем гражданам Полисов орган, похожий на птичью глотку, плюс нейронные связи и структуры, необходимые для испускания и декодирования птичьих криков. Поскольку эти модификации были прописаны в генетическом коде, прогры сохранили бы способность очень быстрого обмена информацией даже в случае нового Забвения или технологического кризиса.
– Но здесь, я думаю, можно ограничиться Кассандрой, – добавила девочка, грустно улыбнувшись.
– Очевидно, да, – подтвердила женщина, так же скорбно улыбнувшись в ответ. – Прежде всего я хотела бы поблагодарить вас от имени Бюро древностей, а также от имени правительства СШБВ за ваши усилия и за время, потраченное на возвращение в Заросль, принимая во внимание нынешнее положение дел.
– Для меня это не составило особого труда, – ответила Кассандра.
Теперь в ней, избавленной от необходимости маскироваться, безошибочно угадывалась гражданка Федерации Полисов. Хотя в общем она выглядела, как и раньше: неприметное маленькое существо с косой челкой темных волос и обиженным выражением лица, свойственным тем, кого постоянно понукают и упрекают. Но теперь вокруг нее вился рой автономных миниатюрных машин, чье непрестанное движение мешало разглядеть тело. Граница между машинами и ее личным разумом была столь же неопределенной. Как у всех прогров, в ее теле обитало бесчисленное множество микромашин, отдаленных родственников фурий, все еще бесновавшихся на поверхности Земли. Одета Кассандра была в строгое белое платье простого кроя, но машины образовали вокруг нее мерцающую подвижную броню, серебристое гало, сверкающее по краям. Несомненно, часть машин уже разлетелась по залу, чтобы хозяйка лучше видела обстановку и людей. А возможно, роботы проскользнули уже и в тела, слушая самые мысли.
– Пока вы – единственный полезный свидетель в нашем распоряжении, – сказала председатель. – Когда мальчик заново освоит язык…
– Не «когда», а «если», – поправила ее Кассандра. – Мы никоим образом не гарантируем, что наши технические средства смогут реконструировать функцию речи. Она очень тесно увязана с соответствующими центрами в мозгу.
– Будущее покажет. А пока наш источник сведений – вы. И пленки, сохраненные на вездеходе.
– Еще свидетельство Верити, – добавила Кассандра, бесстрастно глядя на Ожье из-под ауры блистающих машин. – Оно у вас тоже есть.
– Да. К сожалению, оно противоречит вашему.
Девочка моргнула, затем пожала плечами:
– Жаль.
– Да, – согласилась председатель. – Очень жаль. Ожье утверждает, что зона раскопок «Елисейские Поля» была проверена и признана безопасной для людей. Это правда?
– Ваша честь, я полагаю, что вы читали мой рапорт.
Председатель искоса глянула в бумаги:
– Анализ пленок показывает, что место раскопок не было маркировано как безопасное для людей.
– Маркировка быстро становится очень слабой и незаметной, – пояснила Ожье. – Экскаваторы используют краску вместо маяков, потому что маяки часто выходят из строя. Краска тоже портится скоро.
– Архивные записи подтверждают тот факт, что место раскопок никогда не признавалось безопасным для людей, – бесстрастно заявила председатель.
– Архивные записи не всегда идут в ногу со временем.
– Их отсутствие – едва ли хороший повод, чтобы безрассудно лезть в сомнительное место подо льдом.
– При всем уважении к вам, никто не лез безрассудно. Проводилась осторожная, тщательная работа, к несчастью столкнувшаяся с непредвиденными обстоятельствами.
– Кассандра утверждает противоположное.
– В самом деле?
Ожье попыталась определить, что думает Кассандра, но не смогла. Трудно было свыкнуться с тем, что она не ребенок, но взрослый в детском теле, как минимум столь же амбициозный и умный, как сама Верити, – а может, и более.
– Кассандра утверждает, что риск был очевиден с самого начала экспедиции, но вы решили проигнорировать его. То, что мы сумели извлечь из записей происходившего внутри кабины, подтверждает ее слова. Ожье, вы полезли в опасную дыру с двумя подопечными, уязвимыми детьми.
– Прошу прощения, Ваша честь: с одним ребенком и с одним лживым маленьким дерьмом. Меня следовало предупредить о присутствии програ среди нас. Облака это определили, разве нет? Они ее вынюхали.
– Осторожнее с выражениями! – предупредила председатель. – Хотя это и предварительное слушание, я могу привлечь вас к ответственности за неуважение к суду.
– Пожалуйста. Это сэкономит нам время, – проговорила Ожье, подавшись вперед, уперев кулаки в деревянный поручень.
Сначала она честно пыталась следовать совету бывшего мужа – демонстрировать покорность, смирение и раскаяние. Она видела Питера, стоящего за узким окном зрительской галереи. Он покачал головой и отвернулся.
– В первый и последний раз я посчитаю, что не расслышала вашего утверждения, – заявила председатель. – Воспринимать ли мне ваши прочие слова как знак того, что вы не изменили точку зрения, сформулированную в вашем рапорте пятидневной давности?
– Не изменила ни на йоту.
– Хорошо. Дисциплинарный трибунал начнет работу через пять дней. Ожье, едва ли стоит напоминать вам о серьезности происшествия.
– Да, мэм, вряд ли стоит напоминать мне об этом.
Председатель ударила молотком по столу:
– Заседание окончено!
Ожье сложила письмо дочери, затем сковырнула пластиковую крышку с одного из прибывших цилиндров. Оттуда выскочила свернутая карта и развернулась на столе. Верити сунула письмо в цилиндр, запечатала, затем пробила на нем код назначения: область Заросли, где жил Питер. Цилиндр унесся прочь, ускоряясь в головоломной паутине пневмопочты. Если сеть не слишком загружена, письмо доберется за пару часов. Но конечно, когда опаздываешь поздравить с днем рождения на неделю, лишние несколько часов вряд ли важны – даже для девятилетней девочки.
Взгляд упал на развернувшуюся карту, и Ожье нахмурилась. Потом расправила, присмотрелась. Странно. Где на этой карте Парижа Периферик, большая кольцевая дорога с подземными и поднятыми над землей секциями, окружившая город, будто ров из серого напряженного бетона? Даже подо льдом Периферик оставалась важной деталью ландшафта. Вдоль нее Бюро древностей установило барьер, препятствующий распространению льда и сдерживающий фурий. За Периферик безраздельно властвовали неисчислимые разновидности машин-мутантов. А вылазки туда были гораздо опаснее последней экспедиции Ожье.