– Вы отыскали эоним для этого вида лягушек! Эшборн улыбнулся:
– Поскольку сей метод воспроизводства не требует сексуального контакта, я назвал его «партеногенез».
Стрэттон взглянул на него, затем на Филдхарста:
– Теперь мне ясно, какое решение вы предлагаете. Логическим завершением этих исследований станет подбор эонима для человека. Вы хотите, чтобы человечество продолжило существование с помощью номинаторов.
– А вас, кажется, подобная перспектива тревожит… – заметил Филдхарст. – Этого следовало ожидать – мы с доктором Эшборном поначалу испытывали те же чувства… как и любой, кто над этим задумается. Вряд ли кому-либо понравится идея о том, что людей будут зачинать искусственно. Но можете ли вы предложить альтернативу?
– Стрэттон помолчал, и Филдхарст продолжил: – Все, кто знает о работах доктора Эшборна, Дебюсси и Жилля, согласны в одном: другого решения нет.
Стрэттон напомнил себе, что ему следует сохранять бесстрастное отношение ученого.
– И как именно вы представляете использование этого имени? – спросил он.
– Когда муж окажется не с состоянии сделать жену беременной, – ответил Эшборн, – они обратятся к помощи врача. Тот соберет менструальную кровь женщины, выделит яйцеклетку, наложит на нее имя, а затем вернет в лоно.
– У ребенка, рожденного таким методом, не будет биологического отца.
– Верно, однако в данном случае биологический вклад отца имеет минимальную ценность. Мать будет думать о муже как об отце ребенка, поэтому ее воображение снабдит зародыш комбинацией внешности и характера супругов. Это не изменится. И вряд ли стоит упоминать, что наложение имени не будет доступно для незамужних женщин.
– А вы уверены, что в результате родится настоящий ребенок? – спросил Стрэттон. – Я уверен, что вы поняли смысл моего вопроса. – - Все трое знали о катастрофических последствиях проведенной в прошлом веке попытки создать улучшенных детей, подвергая женщин месмеризации [Метод, предложенный французским врачом Ф. Месмером (а пашей реальности – вторая половина XVIII в.), согласно которому с помощью т.н. «животного магнетизма» можно врачевать полезны и изменять состояние организма.] во время беременности.
Эшборн кивнул:
– К счастью, яйцеклетка весьма специфична в том, что она воспринимает. Набор эонимов для каждого вида организмов весьма невелик; если лексический порядок наложенного имени не имеет близкого соответствия со структурным порядком этого вида, то полученный в результате зародыш окажется нежизнеспособен. Однако и при нашем способе матери будет необходимо сохранять спокойствие во время беременности, ведь наложение имени не сможет защитить будущего ребенка от волнений и тревог матери. Зато селективность яйцеклетки дает нам гарантию, что любой индуцированный зародыш окажется хорошо сформированным во всех отношениях – кроме одного, также очевидного.
– Какого же? – встревожился Стрэттон.
– А вы разве не догадались? Для лягушек, созданных наложением имени, ущербными оказываются только самцы – они стерильны, ибо их сперматозоиды не содержат зародышей. Однако лягушки-самки, в отличие от самцов, плодовиты, их икру можно оплодотворить или обычным способом, или повторив наложение имени.
Стрэттону сразу полегчало:
– Значит, мужской вариант имени оказался несовершенным. Скорее всего, между мужским и женским вариантами есть и другие отличия, кроме одного лишь сексуального эпитета.
– Только в том случае, если считать мужской вариант несовершенным, а я так не считаю, – возразил Эшборн. – Подумайте сами: хотя фертильные самец и самка могут казаться одинаковыми, они радикально отличаются по степени внутренней сложности. Самка с жизнеспособной яйцеклеткой остается единым организмом, в то время как самец с жизнеспособными сперматозоидами представляет собой, по сути, множество организмов – отец и все его потенциальные дети. В этом смысле два варианта имени хорошо совпадают по своему действию, ведь каждое индуцирует единственный организм, однако лишь организмы женского пола могут быть фертильными.
– Я понял, что вы имели в виду. – Стрэттон осознал, что ему пока не хватает опыта в размышлениях о номинациях органической материи. – Вам удалось создать эонимы для других видов?
– Чуть более десятка для различных видов – но мы быстро движемся вперед. Мы только начали работу над именем для человека, и она оказалась гораздо сложнее, чем все предшествующее.
– А сколько номинаторов участвует в работе?
– Немного, – сообщил Филдхарст. – Мы попросили присоединиться некоторых членов Королевского общества, французская Академия подключила нескольких своих ученых. Надеюсь, вы понимаете, почему я пока не называю имена, но могу вас заверить: нам помогают самые выдающиеся специалисты Англии.
– Извините за вопрос, но почему вы обратились ко мне? Я ведь не принадлежу к упомянутой категории.
– Ваша карьера пока только начинается, – согласился Эшборн, – однако разработанные вами имена уникальны. Автоматы всегда имели специализацию по форме и функциям, совсем как животные – кто-то хорошо лазает, кто-то копает, но нет таких, кто хорош в обоих случаях. А ваши автоматы умеют имитировать работу человеческих рук, этих гениальных природных инструментов – ведь что еще способно управляться с любыми вещами материального мира, от гаечного ключа до пианино? Возможности рук – это физическое проявление возможностей разума, и данные качества чрезвычайно важны для имени, которое мы ищем.
– Мы следим за всеми достижениями современных исследований в области номинации, мы знаем имена тех, кто добился значительных успехов, – сказал Филдхарст. – И когда мы узнали о том, чего вы достигли, то разыскали вас немедленно.
– Фактически, – продолжил Эшборн, – ваши имена интересны для нас именно по той же причине, из-за которой они встревожили скульпторов: они делают автоматы гораздо более человекоподобными. Поэтому мы спрашиваем: присоединитесь ли вы к нам?
Стрэттон задумался. Ему предложили, вероятно, важнейшую задачу, с которой мог справиться номинатор, и при обычных обстоятельствах он сразу ухватился бы за возможность участвовать в подобном проекте. Однако прежде чем давать согласие, следовало решить еще один вопрос.
– Ваше приглашение – честь для меня, но как быть с моей работой по созданию умелых автоматов? Я и сейчас твердо верю, что дешевые двигатели смогут улучшить жизнь рабочего класса.
– Это достойная цель, – признал Филдхарст, – и мы не будем просить вас отказываться от нее. Более того, мы очень хотим, чтобы вы усовершенствовали эпитеты сноровки. Однако ваше стремление к социальной реформе окажется бессмысленным, если мы не обеспечим выживание всего нашего вида.
– Это очевидно, однако я не хочу, чтобы потенциалом реформы, которая основана на именах умелости, пренебрегали. Возможно, лучшего шанса восстановить достоинство простых рабочих не выпадет уже никогда. И чего будет стоить наша победа, если продолжение жизни будет означать лишь продолжение страданий?
– Хорошо сказано, – согласился граф. – Позвольте сделать предложение. Чтобы вы смогли использовать свое время наилучшим образом, Королевское общество обеспечит необходимую поддержку вашим работам по созданию умелых автоматов – найдет инвесторов и так далее. А я полагаюсь на то, что вы разумно поделите время между двумя проектами. Разумеется, ваши работы по биологической номинации должны оставаться тайными. Такой вариант вас удовлетворит?
– Да. Господа, я согласен.
И они пожали руки.
***
Прошло несколько недель с того дня, когда Стрэттон в последний раз говорил с Уиллоуби – если не считать общением холодный обмен приветствиями при встречах. Молодой ученый практически не виделся и с другими скульпторами, проводя почти все время в кабинете, где занимался перестановками букв, пытаясь улучшить эпитеты сноровки.
В здание мануфактуры он входил через переднюю галерею, где клиенты обычно листали каталоги. Сегодня все здесь было забито автоматами – домашними уборщиками. Стрэттон увидел, как клерк вешает на них таблички с именами владельцев.
– Доброе утро, Пирс, – поздоровался он. – Почему сюда привезли столько автоматов?
– Для модели «Регент» только что создали новое имя. И всем не терпится заменить старое на новинку.
– Тогда вам сегодня придется трудиться весь день. – Ключи от замков, запирающих щели для имен в корпусах автоматов, хранились в сейфе, открыть который могли лишь два управляющих мануфактуры, каждый своим ключом. И управляющие очень не любили, когда сейф днем оставался открытым надолго.
– Ничего, я уверен, что закончу работу вовремя. . – Вам невыносима мысль, что придется сказать какой-нибудь хорошенькой горничной, что ее помощник будет готов лишь завтра?
– Ничего, я уверен, что закончу работу вовремя. . – Вам невыносима мысль, что придется сказать какой-нибудь хорошенькой горничной, что ее помощник будет готов лишь завтра?
– А можете ли вы меня за это винить, сэр? – улыбнулся клерк.
– Нет, не могу, – усмехнулся Стрэттон.
Он направился к рабочим кабинетам за галереей и неожиданно увидел перед собой Уиллоуби.
– Может, вы еще предложите сейф не запирать, чтобы не огорчать тех горничных? – сухо осведомился скульптор. – Похоже, у вас в мыслях только и вертится, как бы уничтожить наши правила.
– Доброе утро, мастер Уиллоуби, – произнес Стрэттон и попытался пройти дальше, но Уиллоуби преградил ему дорогу.
– Мне сообщили, что на территорию мануфактуры будет разрешен допуск непрофсоюзных скульпторов, не членов Братства, которые станут вам помогать.
– Да, но заверяю вас, в их число входят лишь независимые ваятели с безупречной репутацией.
– Можно подумать, что такие бывают, – ехидно отозвался Уиллоуби. – Вам следует знать, что я рекомендовал нашему профсоюзу начать забастовку протеста.
– Вы что, серьезно?!. – Прошли уже десятилетия с тех пор, как скульпторы бастовали в последний раз, и та забастовка кончилась бунтом.
– Серьезно. И если бы на голосование был поставлен вопрос о вашем членстве", то я уверен, что вас бы исключили – скульпторы, с которыми я обсуждал вашу работу, согласны со мной в том, какую угрозу она представляет. Однако руководство профсоюза отказалось от голосования.
– Значит, оно не согласно с вашими выводами. Тут Уиллоуби нахмурился:
– Очевидно, Королевское общество – на вашей стороне. Оно вынудило Братство удержаться от акций. Вы нашли себе неких могущественных покровителей, мистер Стрэттон.
– Королевское общество сочло мои исследования заслуживающими внимания.
– Возможно, но я так не считаю.
– Уверяю вас, ваша враждебность не имеет под собой основания. Едва вы увидите, как скульпторы смогут использовать мои автоматы, как сами поймете, что они ничем не угрожают вашей профессии.
В ответ Уиллоуби лишь сверкнул глазами и ушел.
***
Во время следующей встречи с лордом Филдхарстом Стрэттон спросил его о вмешательстве Королевского общества. Они находились в кабинете Филдхарста, и граф наливал себе виски.
– Ах, да, – отозвался он. – Хотя Братство скульпторов – сила достаточно внушительная, оно состоит из личностей, которые более податливы к убеждению.
– К убеждению какого рода?
– Обществу стало известно, что члены руководства профсоюза причастны к пока еще не раскрытому делу о пиратском использовании имен на континенте. Чтобы избежать скандала, они согласились отложить решение о забастовке до тех пор, пока вы не продемонстрируете свою систему производства.
– Я благодарен вам за помощь, лорд Филдхарст, – сказал удивленный Стрэттон. – Должен признать, я и не представлял, что Королевское общество прибегает к подобной тактике.
– Очевидно, это неподходящая тема для дискуссий во время генеральных сессий. – Лорд Филдхарст покровительственно улыбнулся. – Наука не всегда следует прямым путем, мистер Стрэттон, и Королевскому обществу иногда приходится пользоваться как официальными, так и неофициальными каналами.
– Теперь и я начинаю это понимать.
– Но ведь и у Братства те же методы; они не начнут официальную забастовку, но могут прибегнуть к обходной тактике. Например, будут анонимно распространять памфлеты, настраивающие общественное мнение против ваших автоматов. – Он глотнул виски. – Гм-м… пожалуй, надо будет поручить кому-нибудь приглядывать за мастером Уиллоуби.
***
Стрэттону предоставили комнаты в гостевом крыле Дэррингтон-холла, где проживали и другие номинаторы, работающие под руководством лорда Филдхарста. Это и в самом деле были выдающиеся представители своей профессии, включая Холкомба, Милберна и Паркера. Стрэттон считал честью работать с ними, хотя пока еще мог внести лишь малую лепту в общее дело, потому что только осваивал методики Эшборна по биологической номинации.
Для создания имен органического царства использовались многие эпитеты, входящие в имена для автоматов, но Эшборн разработал совершенно иную систему интеграции и факторизации, включающую многие оригинальные методы пермутации – перестановки букв. Стрэттону иногда казалось, будто он вернулся в университет и изучает науку заново. Однако теперь ему стало ясно, как новые методики позволяют быстро разрабатывать имена для новых видов – пользуясь признаками сходства, заложенными в систему классификации Линнея, можно было переходить от работы с одним видом к работе над другим.
Стрэттон также узнал много нового о половом эпитете, традиционно используемом для придания автоматам женских или мужских черт. Он знал лишь один такой эпитет и с удивлением обнаружил, что это лишь простейшая из многих имеющихся версий. В обществах номинаторов эта тема практически не обсуждалась, однако этот эпитет оказался наиболее изученным из всех существующих; утверждалось, что впервые его использовали еще в библейские времена, когда братья Иосифа создали голема женского рода, дабы не нарушать запрет и не возлежать с женщинами. Развитие эпитета тайно продолжалось столетиями, начавшись в Константинополе, и теперь прямо здесь, в Лондоне, в специализированных борделях гостям предлагали современные версии куртизанок-автоматов. Вырезанные из стеатита – «мыльного камня» – и до блеска отполированные, подогретые до температуры тела и обрызганные ароматными маслами, эти автоматы обходились клиентам лишь немного дешевле услуг суккубов и инкубов.
Современные исследования уходили корнями как раз в эту греховную почву. Оживляющие куртизанок имена включали мощные эпитеты человеческой сексуальности как в мужской, так и женской форме. Выделив с помощью факторизации сексуальный аспект, общий для обеих версий, номинаторы вычленили эпитеты мужского и женского начала, принадлежащих именно людям как биологическому виду, причем в гораздо более чистом виде, чем эпитеты, используемые при работе с животными. Эти эпитеты стали ядрами, вокруг которых ученые принялись наращивать плоть нужных им имен.
Постепенно Стрэттон усвоил достаточно информации и стал участвовать в проверке перспективных имен. Он работал совместно с другими номинаторами группы, и они поделили между собой развесистое дерево лексических вероятностей, назначая ветви для исследований, отсекая оказавшиеся бесплодными и культивируя те, что выглядели наиболее плодородными.
Номинаторы платили женщинам – обычно молодым здоровым горничным – за менструальную кровь. Из нее они извлекали яйцеклетки, затем налагали на них очередное экспериментальное имя и изучали под микроскопом, отыскивая формы, напоминающие человеческих зародышей. Стрэттон поинтересовался, нельзя ли извлекать яйцеклетки из женских мегазародышей, но Эшборн напомнил, что яйцеклетка жизнеспособна лишь в том случае, если взята у живой женщины. Это базовая сентенция биологии: самка есть источник жизненной силы, дающей потомству жизнь, в то время как самец обеспечивает базовую форму. Из-за подобного разделения никакой из полов не может воспроизводиться самостоятельно.
Разумеется, открытие Эшборна сняло это ограничение: участие самца перестало быть необходимым, поскольку теперь форму можно индуцировать лексически. Как только будет найдено имя, способное генерировать человеческие зародыши, женщины смогут давать потомство самостоятельно. Стрэттон понял, что такое открытие будут приветствовать женщины, практикующие сексуальную инверсию и испытывающие любовь к своему полу. Если имя станет известно лесбиянкам, они смогут образовать нечто вроде коммуны и рожать там девочек, пользуясь партеногенезом. Будет ли подобное общество процветать за счет более тонкой чувственности прекрасного пола или же рухнет под бременем ничем не сдержанной патологии тех, кто его составляет? Предугадать невозможно.
Еще до того, как к ним присоединился Стрэттон, номинаторы разработали имена, способные генерировать в яйцеклетках зародыши, слабо приближенные к гомункулярной форме. Пользуясь методом Дебюсси и Жилля, они увеличивали эти формы до размеров, позволяющих провести детальное исследование. Формы больше походили на автоматы, чем на людей, их конечности оканчивались лопаточкой из сросшихся пальцев. Внедрив свой эпитет для десяти пальцев, Стрэттон сумел разделить их и улучшить внешность форм. Все это время Эшборн подчеркивал необходимость нестандартных подходов.
– Представьте то, что делают автоматы, с точки зрения термодинамики, – предложил Эшборн во время одной из их частых дискуссий. – Одни добывают руду, другие жнут пшеницу, третьи валят лес. Однако никакая из этих работ, какой бы полезной мы ее ни находили, не порождает порядок. И хотя все имена этих автоматов повышают упорядоченность на тепловом уровне, превращая тепло в движение, в огромном большинстве случаев их работа – внешне – производится для порождения беспорядка.