– Откуда это у вас, Алексей?
– Потом расскажу. Вы знаете, что это такое, профессор?
– Schwarze Sonne – Черное солнце. Это знак ордена воинов-жрецов, основанного в семнадцатом веке в германском королевстве. Сдвоенная руна «зиг», стилизованная под молнию, была символом фашистского СС. Надеюсь, что это такое, тебе объяснять не надо?
– Не надо. Но при чем здесь руна?
– Сам посмотри. Лучи, идущие от центра, изломаны точно так же. Это руны. Знак воинов-жрецов, насколько мне известно, применяли только для проекта Übermensch – проекта по созданию сверхчеловека. Идеология по теории Ницше. Их еще называли Schwarze Auftrag – Черный орден. Это знак того, что данная вещь принадлежит ордену. Так откуда у вас этот рисунок?
– Три часа назад я нашел под первой скалой парнишку со сломанной ногой. А на плече у него такая татуировка. Теперь понятно, что именно он мне напоминал: знак СС. Полезно иногда кино смотреть. Только откуда здесь, в наше время, у мальчишки мог взяться знак, что он чья-то собственность? Да еще ордена Черного солнца, основанного в фашистской Германии?
– Он жив? – растерянно спросил профессор.
– Жив. Без сознания только. Доктор ему обезболивающее вкатил, чтобы ногу вправить.
– Не думал, что прошлое меня снова найдет, – тихо сказал профессор, устало опускаясь на складной стул.
– В каком смысле «прошлое»? – не понял Алексей, моментально насторожившись.
Вместо ответа Васильев молча закатал левый рукав и, подставив предплечье под свет лампы, ткнул пальцем в выцветшую татуировку. Пять цифр едва заметно синели на старческой коже.
– Я был в Дахау.
– Вы были в концлагере?! – растерялся Алексей.
– Ребенком. Нас эвакуировали из Ленинграда, но поезд разбомбили, и всех захваченных отправили в лагерь. Не знаю, как я выжил. Чудом, наверное. С тех пор я всегда мечтал забыть те годы. Но не получается. И вот теперь опять!
Голос профессора звучал глухо, словно ему страшно было говорить.
– Нас обнаружили солдаты из службы Sicherheitsdienst[6]. Их интересовали ценности. Поэтому нас передали конвойной команде.
– Странно это все, – вздохнул Алексей.
– Что странно? – переспросил профессор, отвлекшись от своих мыслей.
– История сегодняшняя. Откуда у паренька-полукровки могла взяться фашистская татуировка?
– Полукровки? – удивился профессор, не совсем понимая, о чем речь.
– Доктор так сказал. По мне, парень и парень. Черноволосый, худой, глаза карие, – пожал плечами Алексей.
– Пошли, посмотрим на твою находку, – решительно поднялся Васильев.
– Не сейчас, – остановил его Алексей. – Давайте подождем, пока он в себя придет. В любом случае, без вас нам не обойтись. Он английского не понимает. И русского тоже. А вы у нас, Олег Борисович, полиглот, вам и карты в руки. К тому же там пурга такая, что вас просто с ног снесет.
– Как пурга? Откуда? – не понял Васильев.
– Я вас потому от скалы днем и увел, – улыбнулся Алексей. – Видел, что погода портится.
– Выходит, ты меня снова от неприятностей спас? – растерянно улыбнулся профессор.
– Да какие это неприятности, – отмахнулся Алексей. – Так, мелочи. Вы бы отдохнули, Олег Борисович. Вон уже глаза от усталости ввалились.
– Пожалуй, вы правы, Алексей. Отдых мне не помешает, – кивнул Васильев, принимаясь шарить руками по карманам.
– На лбу, – коротко подсказал Алексей, осторожно возвращая профессорские очки на место.
Уложив Васильева отдыхать, Алексей заботливо накрыл его одеялом и, выключив лампы, улегся сам. Но спать не хотелось. Где-то в районе затылочной впадины образовался холодный комочек – первый и самый верный сигнал близких неприятностей. Он давно уже заметил за собой такую особенность. Еще до службы в армии.
Как только впереди маячили жизненные сложности, так в затылке у Алексея сразу становилось холодно. Словно его организм заранее знал, что ему готовится очередная пакость, и предупреждал о ней Алексея. Именно это чувство и прогоняло сейчас от него сон. Что-то должно было случиться, и очень скоро. Поворочавшись с боку на бок, Алексей сел и, достав из пачки очередную сигарету, закурил.
Сам Васильев не курил, но совершенно равнодушно относился к чужим слабостям, с усмешкой отвечая, что после всего, что ему пришлось вынести в жизни, убить его дымом слишком сложно. Прислушиваясь к тихому посапыванию профессора, Алексей подумал, что судьба преподнесла ему удивительный подарок. Не имея ни денег, ни особого образования, он ездит по всему свету и становится свидетелем странных, можно сказать, удивительных открытий.
* * *Стоя в роскошном кабинете хозяина, Лиза со все возрастающим раздражением слушала бесконечное нытье матери-настоятельницы. Ну какое отношение устав монастыря имеет к ее работе? При чем тут общеполезные работы, если речь идет о науке? Тем временем мать-настоятельница все продолжала брюзжать тихим, ровным голосом. На одной ноте, как назойливая, надоедливая муха, которую хотелось прихлопнуть одним резким движением и насладиться несколькими минутами благословенной тишины.
Сам хозяин слушал настоятельницу, сидя в роскошном кожаном кресле и задумчиво попыхивая дорогой сигарой. Как зовут этого пожилого, ухоженного мужчину, Лиза не знала, как, впрочем, не знал и никто из длинной череды подчиненных. Все называли его одним коротким, емким словом «хозяин». И он действительно был хозяином. Оспаривать его решения не осмеливался никто. Наказание за такую глупость было простым и коротким: глупец просто исчезал, словно его никогда и не было.
Резкие, словно рубленые черты лица, совершенно седые, тщательно уложенные волосы, сухощавое тело и пронзительные синие глаза заставляли сразу проникаться уважением к этому человеку. Плюс почти осязаемая аура власти и огромных денег. Любому достаточно было взглянуть на отлично сшитый костюм, кожаные туфли и бриллиантовую заколку для галстука, чтобы понять, что с этим человеком нужно разговаривать стоя.
Размышляя, Лиза чуть не упустила момент перелома в ходе их спора. Хозяин стряхнул в золотую пепельницу пепел с сигары и, вздохнув, спросил:
– Как идут работы над вашей теорией, фройляйн Лиза?
Голос его звучал негромко, но этого хватило, чтобы настоятельница вздрогнула и, осекшись на полуслове, растерянно покосилась на стоявшую рядом Лизу.
– Плохо, хозяин. Я потому и осмелилась просить личной встречи, что мать-настоятельница не в состоянии пойти на предлагаемые мною изменения. Для эксперимента нужны здоровые, полноценные особи, а не заморенные работой доходяги. Но она продолжает делать все по-своему. В итоге огромное количество времени и препаратов тратятся впустую.
– Устав нашего ордена гласит… – снова завела свою волынку настоятельница, но хозяин, кашлянув, заставил ее замолчать.
– Думаю, фройляйн Лиза не хуже нас с вами знает устав монастыря. Она выросла в нем. Что вы предлагаете, фройляйн?
– Предварительный недельный отдых с усиленным питанием для отобранных мною лично особей. Только так мы сможем получить хоть какой-то результат, – решительно ответила Лиза, мысленно холодея от собственной наглости.
– Вы настаиваете на таком разрешении вашего спора?
Вопрос прозвучал неожиданно, и для Лизы даже несколько зловеще. Усилием воли заставив себя не вжимать голову в плечи под этим долгим, пронизывающим взглядом, Лиза дала себе несколько секунд на размышление и, кивнув, решительно ответила:
– Да. Я настаиваю. Все дело в том, что на данном этапе отбор особей производится без должного осмотра и контроля состояния здоровья. Если это буду делать я, то положение обязательно изменится в лучшую сторону.
– Первая заповедь любого руководителя – это умение добиваться нужного результата от своих подчиненных, а не делать все самому, – наставительно ответил хозяин.
– Если хочешь, чтобы было сделано хорошо и правильно – сделай сам, – в пику ему ответила Лиза.
От такой наглости мать-настоятельница тихо ахнула и, задохнувшись, уставилась на нахалку горящим от возмущения взглядом. Чуть усмехнувшись, хозяин кивнул, словно принимая ответ, и, помолчав, вынес решение:
– С этого дня фройляйн Лиза будет сама отбирать необходимый ей для работы материал. Вы, матушка, обеспечите ее всем необходимым. Неделя безделья нескольких особей никоим образом не повлияет на благосостояние ордена и монастыря. Но вы, фройляйн Лиза, осмелились высказаться слишком резко в адрес ваших соратников. Это недопустимо.
– Прошу простить меня, хозяин. Меня очень раздражают совершенно неоправданные задержки в работе, – попыталась извиниться Лиза.
– Ваше раздражение – не повод для подобных высказываний в моем кабинете, – все тем же ровным голосом ответил хозяин. – Вы будете подвергнуты наказанию.
– Прошу простить меня, хозяин. Меня очень раздражают совершенно неоправданные задержки в работе, – попыталась извиниться Лиза.
– Ваше раздражение – не повод для подобных высказываний в моем кабинете, – все тем же ровным голосом ответил хозяин. – Вы будете подвергнуты наказанию.
– Но, хозяин!..
– Это не оговаривается, – осадил ее хозяин. – Вы будете подвергнуты телесному наказанию, которое применяется ко всем воспитанникам монастыря. Двадцать ударов розгами. Это напомнит вам о вашей юности и позволит получше запомнить, где и как себя надо вести.
Глаза настоятельницы загорелись блеском удовлетворения при словах о наказании, но он тут же сменился кислой миной, когда хозяин добавил:
– Наказание будет осуществлено здесь и сейчас.
Это совсем не устраивало настоятельницу. Спустить с заносчивой сучки шкуру в стенах монастыря – вот о чем она мечтала, а теперь ее мечты пошли прахом. Здесь, в зимней резиденции хозяина, все будет сделано так, как прикажет хозяин. Раз он сказал двадцать горячих – их будет ровно двадцать, и ни ударом больше.
Тщательно наманикюренный палец хозяина небрежно коснулся головы фигурки Будды. В ту же минуту дверь кабинета бесшумно отворилась, и на пороге появились два громилы. Светловолосые, голубоглазые, они казались братьями-близнецами.
Подчиняясь едва заметному знаку хозяина, они грубо ухватили Лизу и вынесли ее из кабинета. Протащили по коридору, спустились в подвал, небрежно швырнули свою жертву в какой-то бетонный мешок и захлопнули железную дверь. Едва удержавшись на ногах, Лиза огляделась и невольно вздрогнула. Больше всего комната напоминала средневековую камеру пыток. Не хватало только пылающего очага в углу и дыбы под потолком.
Кроме Лизы, в камере были еще четыре девицы – в кожаных штанах и таких же безрукавках. Высокие, мускулистые, они больше напоминали парней, нежели женщин.
«Вечеринка в стиле садо-мазо», – мелькнула у Лизы крамольная мысль, но в следующую минуту ей стало не до шуток.
– Раздевайся и ложись сюда, – приказала одна из девиц, указывая на узкую скамью из едва оструганных досок.
– Как раздеваться? – мрачно уточнила Лиза, имея в виду, нужно ли снимать белье.
– Быстро, – последовал ответ, и она поняла, что юмор здесь очень своеобразный. – Не тяни резину, если не хочешь, чтобы твои шмотки превратились в рваные тряпки.
Сообразив, что спорами, а уж тем более сопротивлением, она только ухудшит свое положение, Лиза быстро скинула рубашку и джинсы. Дождавшись, когда она разденется донага, девица указала на скамью, коротко повторив:
– Ложись.
Сжав зубы, Лиза легла на доски лицом вниз и, закрыв глаза, заставила себя расслабиться. Она по опыту знала, что порка легче переносится при расслабленных мышцах. В воздухе свистнула розга, и Лиза невольно вздрогнула, когда ее ягодицы обожгло. Удары сыпались на ее пятую точку размеренно и сильно. Так сильно, что после седьмого удара Лиза не смогла сдержать стон.
Стоявшие рядом с топчаном девицы, внимательно следившие за поркой, только мрачно хмыкнули, услышав этот звук. Судя по всему, такие экзекуции здесь проводились регулярно, и Лиза подумала, что они наверняка заключают пари на выдержку жертвы. Отсчитав ей ровно двадцать горячих, экзекуторша отбросила измочаленную розгу и, отступив в сторону, приказала:
– Одевайся и выходи. Тебя проводят.
Кое-как натянув джинсы на саднящие ягодицы, Лиза застегнула рубашку и, пряча набежавшие на глаза слезы, шагнула к дверям. Стоявшие у топчана девицы переглянулись. Заметив их порозовевшие щеки и влажный блеск глаз, Лиза догадалась об их предпочтениях, и тихо порадовалась, что приказы здесь выполняются от буквы до буквы. Позволь им хозяин хоть немного вольности, и не миновать бы ей изнасилования.
– Классная попка, – услышала она вслед и, не выдержав, выскочила из пыточной.
Приведшие ее сюда шкафы стояли в коридоре словно каменные изваяния. Похоже, у этих ребят эмоций не было вообще. Увидев Лизу, они дружно развернулись и зашагали к лестнице. Глядя на синхронность их движений, Лиза невольно задумалась, уж не роботы ли это.
Громилы довели ее до машины и, как только Лиза уселась в салон, зашагали обратно. Глядя на их широкие, как письменные столы, спины, Лиза подумала, что проверять ее теорию лучше всего было бы вот на таких бугаях. Эти способны выдержать любые опыты, не поморщившись. Сидевшая на заднем сиденье настоятельница не сводила с нее мрачного взгляда, пытаясь угадать, о чем думает эта упрямая сучка.
Но Лиза упрямо продолжала смотреть в сторону резиденции хозяина, словно не замечая присутствия за спиной своей противницы. Наконец не выдержав, настоятельница ехидно пропела:
– Надеюсь, тебе не очень больно?
– Переживу. Стимуляция кровообращения еще никому не приносила вреда, – не осталась в долгу Лиза, даже не делая попытки оглянуться.
Сидевший за рулем водитель, в стандартной черной униформе, вежливо откашлялся и, глянув назад, спросил:
– Куда прикажете, матушка?
– В монастырь, – коротко приказала настоятельница, и водитель запустил двигатель джипа.
* * *Штурмфюрер Хайнц стоял навытяжку перед хозяином и, выслушивая его разглагольствования о своей некомпетентности, мрачно думал, что неплохо было бы сейчас передернуть затвор автомата и полюбоваться разом побледневшей физиономией старого дурака, умеющего только деньги делать. Хайнц давно уже пришел к выводу, что такие, как хозяин, всегда остаются на плаву, предоставляя сомнительную честь пачкаться в дерьме таким, как он.
Но Хайнцу также было хорошо известно, что его мечты останутся мечтами. Ему просто некуда было идти из этих стылых гор. С раннего детства он жил здесь, постигая науку выживания в горах и обучаясь всему, что должен знать настоящий солдат. Школу он закончил здесь же, при монастыре. Дальше учиться ему не позволили. Солдату незачем быть слишком грамотным. Главное, чтобы он точно и четко выполнял приказы.
Обучение же воинским премудростям Хайнц получал особо. Их группой занимался человек, прошедший подготовку в разведшколе времен Второй мировой войны и умевший не просто убивать или причинять боль, а возведший эти действия в настоящее искусство. С ранней юности подростков готовили к тому, что им придется обеспечивать охрану монастыря, рудника и всей прилегающей к ним территории.
Небольшой серебряный рудник, разрабатывать который начали еще в незапамятные времена местные монахи, обеспечивал обитателей монастыря необходимыми средствами. Кроме того, хозяин сумел провернуть несколько сделок, удачно вложив добытое серебро. Дослужившись до начальника службы охраны, Хайнц понял, что деньги, идущие на обеспечение монастыря, – ничто, по сравнению с тем, что утекает в карманы самого хозяина и пускается на воздух. Точнее, в обеспечение какого-то странного проекта, от которого нет никакого толку.
Побег одного из послушников стал причиной сегодняшнего разноса, а его самоубийство вызвало сильное недовольство хозяина, который просто не верил, что номер тысяча сто одиннадцать осмелился совершить такое.
– Как вы могли допустить, чтобы отличный образчик покончил с собой? Я не могу поверить, что он это сделал. Признайтесь, Хайнц, вы сами прикончили его ради развлечения, а потом просто скинули в реку.
– Нет, хозяин. Захоти мы повеселиться, вполне могли бы сделать это здесь, в монастыре. Такое веселье послужило бы примером остальным. Он прыгнул с обрыва сам. Меня и самого это очень удивило, ведь программа подавления воли очень редко дает подобные сбои, – медленно, словно подбирая слова, ответил Хайнц.
– Вы уверены, что объект погиб? – не унимался хозяин.
– Уверен. После такого прыжка никто не может остаться в живых.
– Разве вы видели тело? – иронично усмехнулся хозяин.
– Нет. Тела мы не видели.
– А что гласит восьмой параграф устава службы охраны?
– Что любой бежавший объект должен быть возвращен обратно живым или мертвым для сохранения режима секретности, – ответил Хайнц, чувствуя, что совершил ошибку, не отправив людей искать труп.
– Вот именно. Живым или мертвым. Вы все поняли, штурмфюрер?
– Все, хозяин. Разрешите приступать к поискам?
– Возьмите вертолет. Река могла унести тело далеко, так что не теряйте времени, Хайнц, – ответил хозяин, царственным жестом отпуская его.
Выскочив из кабинета, Хайнц командирским рыком погнал своих подчиненных готовиться к вылету и, спустившись в жилые коридоры, без стука распахнул дверь комнаты пилотов. Увидев Хайнца, оба парня мрачно переглянулись и, поднявшись с коек, нехотя вытянулись во фрунт.
– Готовьте машину к вылету. Взлет через десять минут. Заправка полная. Инструкции получите в воздухе, – коротко приказал Хайнц и, не дожидаясь вопросов, вышел из комнаты.