Этот разговор впоследствии отец передал моей матери, а та рассказала мне, где-то между арестом Веры и судом. Отец спросил Веру, почему она хочет уехать, но в ответ услышал, что ей надоел Синдон. Отец понимал, что Вера скрывает истинные мотивы.
— Думала, что сможет улизнуть от Иден, — сказала моя мать. — Рассчитывала сбежать вместе с Джейми. Но от Иден не скроешься даже на краю земли — на ее стороне деньги.
— И, мне кажется, право, — сказала я.
Ничего не добившись — как и предполагала — от моего отца и Иден, Вера попробовала уговорить Джеральда выкупить для нее их доли в доме. О своих намерениях она рассказала моему отцу и, видимо, попыталась их осуществить. Если Джеральду нужен развод, пусть за него заплатит, сказала Вера. Не выкупит дом, не получит развода. Думаю, мой отец был шокирован, услышав такие слова от одной из своих сестер, образцов скромности и добродетели, какими он их считал. Во всяком случае, так говорила мне мать. Но от нее я другого не ждала.
Отец ответил, что продаст Джеральду свою долю, если тот захочет купить, но Иден пусть решает сама. «Ты должен ее заставить, ты должен ее заставить», — вскрикивала Вера, схватив его за руку, но потом вдруг отвернулась и сказала, что, наверное, уже поздно. По мнению матери, она произнесла загадочные слова, которые мы, как нам казалось, потом поняли, хотя отец, конечно, в тот момент ни о чем не догадывался.
— Почему я так поступила? — воскликнула Вера. — Я могла бы сделать это сама в любое время.
Иден и Тони пробыли на Майорке гораздо дольше, чем мы все ожидали. Они ехали туда на месяц, а задержались почти на три. Думаю, как только они собирались уезжать, на острове становилось еще теплее и красивее — и отъезд все откладывался и откладывался. Нам приходили открытки, и Хелен — тоже, но, по словам моей матери — откуда она могла знать? — Вера не получила ни одной. Иден и Тони вернулись в апреле, когда я гостила в Уолбруксе. Это было в субботу, и они, вне всякого сомнения, очень устали, добираясь самолетом из Пальма-де-Майорки до Барселоны, потом поездом из Барселоны в Париж и из Парижа в Кале, потом паромом в Дувр, поездом до лондонского вокзала Виктория, потом через весь Лондон до Ливерпул-стрит и поездом до Колчестера. Но в понедельник утром Иден была уже в Синдоне, в «Лорел Коттедж», готовая забрать Джейми.
Она не предупредила Веру, которая узнала о возвращении Иден и Тони лишь потому, что ей позвонила Хелен (я это слышала), которая чрезвычайно удивилась неведению Веры. У нее был целый день, чтобы подготовиться к встрече, — впрочем, на самом деле несколько месяцев. Я уже говорила, что единственным человеком, которому Вера могла доверить Джейми, была Джози, но все дело в том, что Вера почти не разлучалась с сыном. За последние полтора года Джози, вероятно, сидела с ним всего один раз, когда Вера поехала на свадьбу к кому-то из родственников Нотонов.
Вера солгала Джози. Попросила взять Джейми под предлогом того, что к ней приезжает адвокат по делу о разводе. Поверила ли ей Джози? В то время ее сын проходил юридическую практику, и она должна была знать, что адвокаты не имеют обыкновения приезжать в сельскую глубинку к скромным клиентам, да еще в девять утра. Вера ожидала визита Иден именно в такую рань и к этому часу уже отвела сына к Джози. Впервые услышав об этом, я вспомнила о Моисее, которого мать спрятала в камышах, но потом перечитала Книгу Исход и обнаружила, что все было не так. Она сделала сыну колыбельку из камышей и спрятала в высокой траве у берега реки; вероятно, под травой подразумевались ирисы. Но Джейми — не младенца, а пятилетнего ребенка — спрятать было гораздо труднее. Хотя в его возрасте такая сильная привязанность к Вере казалась чрезмерной. К полудню ребенок уже плакал и просился к матери, и Джози, устав от слез Джейми, отвела его домой. Если к Вере действительно приезжал адвокат, и действительно в девять часов, то к двенадцати он должен был уже уехать.
Вера ошиблась в расчетах. Причина проста — Иден, как правило, вставала поздно. Ей нечем было себя занять. Вместо девяти она приехала в одиннадцать. Даже теперь я стараюсь не думать, что Вера пережила за эти два часа. В любом случае, Джейми отсутствовал. Нетрудно представить — зная ее, как знаю я, — что могла сказать Вера.
— Я спрятала его в таком месте, где ты его никогда не найдешь!
А потом пришла Джози. Она обнаружила Веру и Иден в гостиной; сестры сидели друг напротив друга с непреклонным видом, словно готовились к бою. Увидев Джейми, Вера протянула к нему руки, и он бросился в ее объятия. Иден презрительно усмехнулась.
— Полагаю, ты отрепетировала эту драматичную сцену.
Все это мне известно потому, что после ухода Иден Джози сразу же позвонила Хелен. Очень рассерженная и расстроенная, она начала рассказывать все мне — я ответила на звонок, — прежде чем я успела передать трубку Хелен. В конце концов Иден ушла — без Джейми, но с обещанием вернуться.
При виде Джози Вера обратилась к ней за помощью, чтобы не дать Иден силой увезти Джейми. Похоже, в то время она рассчитывала только на действия, словно потраченные силы и энергия, в отличие от споров и увещеваний, могли все исправить. Думаю, в чем-то она была права.
— Я буду держать Джейми, а ты ее выгонишь, — так передала нам Джози слова Веры.
Это шокировало Джози. Она ответила, что и представить себе не могла, что окажется участницей подобной истории. Не может быть и речи, чтобы Иден забрала Джейми у матери. Она никогда не слышала ни о чем подобном. Думаю, действительно не слышала. Джози спросила Иден — решительно и резко, как я понимаю, — почему она считает, что имеет право насильно увозить Джейми из дома, от родной матери.
— Здесь ему не уделяют должного внимания, — ответила Иден. — У него нет друзей его возраста. Его держат в изоляции, как отшельника. Ему почти шесть, а в школу он ходил только две недели, когда жил у меня. Вера о нем не заботится — взгляните на его ботинки!
На самом деле Вера была бедна; она еженедельно получала весьма скромную сумму от Джеральда, составлявшую ее единственный доход. Не знаю, что было не так с ботинками Джейми, но, скорее всего, они просто не соответствовали сезону или имели шнурки другого цвета, я в этом уверена. Что касается внимания, тут дело обстояло с точностью до наоборот, и мне кажется, некоторая самостоятельность Джейми нисколько бы не помешала. В любом случае, Джози оставила без внимания выпад Иден. Она сказала, что, если Иден намерена усыновить Джейми, вопрос должен решаться юристами в суде, а не с помощью кулаков.
— Выгони ее, — повторила Вера, не выпуская Джейми из объятий.
— Вы слышите, что она говорит, — сказала Джози. — Вам лучше уйти.
Ненависть пропитывала воздух, словно ядовитый газ, рассказывала Джози Хелен. Теперь мы называем это «атмосферой». Просто невыносимо смотреть, как ссорятся сестры, прибавила она. Интересно, что чувствовала бы Джози, если бы, подобно мне, видела их такими, какими они были прежде?
— Я ухожу, но еще вернусь, — сказала Иден.
Это была первая встреча Джози с Иден. На нее не произвели впечатления ни богатство, ни то, что Вера называла «силой».
— Если такое повторится, — заявила Джози, — я вызову полицию.
Хелен заставила Эндрю немедленно отвезти ее в «Лорел Коттедж», а затем вместе с Верой и Джейми доставить в Уолбрукс. Вернувшись, она постаралась получить объяснение произошедшему у Веры. Мы все присутствовали при этом. Дело принимало настолько серьезный оборот, что уже было не до внешних приличий или исключения кого-либо по причине возраста.
Вера казалась спокойной, почти невозмутимой. Думаю, в Уолбруксе она чувствовала себя в безопасности, и тем ужаснее для нее оказались последующие события. День был чудесный, очень теплый для апреля, и мы сидели в гостиной, где проходила свадьба Иден; через открытые стеклянные двери в сад в комнату проникали солнечные лучи. По краям большой лужайки, тянувшейся до самого озера, росли нарциссы, а рядом с домом — синий морской лук и маленькие алые тюльпаны, по красоте превосходящие орхидеи.
— Если ты твердо заявишь Иден, чтобы она оставила мысль об усыновлении Джейми, ей придется отступить, — сказала Хелен Вере. — Возможно, тебе лучше написать ей, дорогая. Почему бы нам не составить письмо, абсолютно бескомпромиссное, и ты его отошлешь? Фейт с Эндрю сходят в деревню и отправят его, правда, дорогие? Тогда Иден получит его утром.
Вере, похоже, не понравилась эта идея. Письмо «не принесет пользы», сказала она. Только «сделает все еще хуже».
— Но почему, Вера? — настаивала Хелен. — Ты обещала Иден, когда болела, что она может забрать Джейми, а теперь боишься отказаться от своих слов? Да? Ты не должна так переживать из-за этого, ты должна забыть.
— Разумеется, я ничего не обещала, — сказала Вера. — Как я могла такое обещать?
Вере, похоже, не понравилась эта идея. Письмо «не принесет пользы», сказала она. Только «сделает все еще хуже».
— Но почему, Вера? — настаивала Хелен. — Ты обещала Иден, когда болела, что она может забрать Джейми, а теперь боишься отказаться от своих слов? Да? Ты не должна так переживать из-за этого, ты должна забыть.
— Разумеется, я ничего не обещала, — сказала Вера. — Как я могла такое обещать?
Генерал ненавидел Иден. И склонялся к тому, чтобы прибегнуть к помощи закона.
— Я обращусь к своему адвокату, — сказал он. — И знаю, как он поступит. Приведет нас всех к судье и добьется предписания. Этой маленькой гарпии запретят приближаться к твоему парню даже на милю.
— Эй, генерал, — сказала Хелен. — Знаешь, Иден ведь и моя сестра.
— Только наполовину, — возразил он, явно забыв, что это относится и к Вере.
Как бы то ни было, в тот день больше ничего не случилось — и на следующий тоже. Иден снова заболела. На этот раз болезнь была другой, не имела отношения к почкам. На суде прокурор утверждал, что Вера предприняла вторую попытку отравить Иден, подсыпав какой-то яд в чашку кофе в утро понедельника в «Лорел Коттедж». Здесь у меня два возражения: во-первых, на этот раз у Иден была слабость и диарея, что в любом случае указывает на другой вид яда, а во-вторых, просто невозможно представить, чтобы в таких обстоятельствах она что-либо пила или ела.
О болезни Иден мы узнали потому, что Хелен позвонила ей, намереваясь «откровенно поговорить». Поговорить ей вообще не удалось. Трубку взяла миссис Кинг, сообщившая, что Иден в постели и что они вызвали врача. Услышав об этом, Вера рассмеялась и сказала, что Бога не обманешь, — ее слова явно отдавали безумием. Она много рассуждала на эту тему, временами бессвязно и нелогично, наподобие Офелии. Вера осталась в Уолбруксе, и ее поведение все время менялось — от спокойствия, больше напоминавшего оцепенение, до лихорадочных, бурных всплесков энергии. Через несколько дней мне нужно было возвращаться в Лондон, и Эндрю собирался провести остаток каникул вместе со мной. Потом последний семестр и выпускные экзамены. Впервые я с нетерпением ждала, когда смогу уехать из Уолбрукса домой. Во время одного из всплесков активности Вера предложила Хелен удлинить все кухонные занавески, севшие после неправильной стирки. В кухне Уолбрукса имелось пять окон, так что задача была не из легких. С тех пор вид женщины, которая шьет большой кусок ткани — работа разложена на коленях, голова наклонена, пальцы мелькают, — напоминает мне о Вере. Возможно, именно поэтому я не шью и никогда не мечтала собственными руками сшить занавески для своего дома.
В пятницу утром мы с Эндрю уехали в Лондон — в подержанной машине, которую он себе купил, стареньком «Моррисе» десятой модели. Хелен сказала, чтобы мы не задерживались и не ждали Веру; они с генералом сами отвезут ее домой. У нее такое ощущение, что мы больше не услышим претензий Иден по поводу Джейми. Все в прошлом — это была всего лишь попытка. Вероятно, генерал попал в точку, говоря об обещаниях, которые дала Вера, когда была больна и слаба духом.
Мы уехали, испытывая облегчение, причин для которого не было. Я ничего не рассказала отцу, и Эндрю тоже молчал, хотя мы заранее не договаривались избегать этой темы. Теперь мне кажется, что мы оба чувствовали — как и другие сторонние наблюдатели, — что все не так просто, и здесь присутствует множество тайн, вещей, которые от нас намеренно скрывают, и что мы будем выглядеть глупо, если начнем высказывать свое мнение или давать советы. В те несколько дней мы с Эндрю даже не обсуждали это между собой, но, когда мы ехали в поезде в Кембридж, одни в купе, он вдруг сказал, словно признавался в чем-то:
— Я тебе не говорил, никому не говорил, не хотел волновать. Это будет на моей совести — после всех разговоров об адвокатах и предписаниях. Когда мы были дома, за день до отъезда, я видел Джун Пул у начала нашей аллеи.
Аллеей в этой части страны называют подъездную дорожку. Она вела от дороги к дому, мимо коттеджей Уолбрукса и заколоченного дома, пустовавшего уже двадцать лет, мимо амбаров и конюшен.
— Ну, она могла приходить в один из коттеджей. Может, у нее там кузина или тетка. Мне всегда казалось, что в этих краях все родственники.
— Джун шла спиной ко мне, удалялась, но у меня возникло ощущение, что она стояла за живой изгородью и ждала. А потом увидела меня.
Я спросила, почему он так уверен, что видел именно Джун Пул. Ведь девушка была довольно далеко?
Эндрю был рад ухватиться за любую соломинку. Не меньше сотни ярдов, может, больше. Если бы его попросили подтвердить это под присягой… нет, он не решился бы. Так получилось, что его и не просили, однако, делая это заявление, Эндрю был гораздо ближе к допросу под присягой, чем мог предположить. Он спросил, не кажется ли мне, что стоило сказать отцу?
— А какой от этого прок? — ответила я вопросом на вопрос.
Теперь все это напоминает мне о Санни Дарем и убийстве в Кирби-Тейстон, хотя я сама не знаю почему. Сходства тут немного. В тот момент я подумала о Кэтлин Марч, которую украли, когда она осталась на попечении Веры, а потом убили. Действительно ли Эндрю видел Джун Пул и действительно ли она ждала удобного момента, чтобы выкрасть Джейми?
Больше я не видела Веру. В ту пятницу я послушно поцеловала ее на прощание — мы соприкоснулись щеками и чмокнули воздух.
— Передай мою любовь отцу, — сказала она. — Как-нибудь, в один из этих чудесных дней, я приеду в Лондон и удивлю его.
Если не считать прощания, это были ее последние слова, обращенные ко мне. В семье Лонгли никогда не говорили «пока» — разве я не рассказывала? Это было строжайше запрещено, как еда правой рукой.
— До свидания, — сказала Вера и помахала рукой; она стояла на дорожке рядом с Хелен. Джейми тоже кричал «До свидания!» и махал нам на прощание, сжимая и разжимая пальцы — однажды я видела, как американский профессор во время лекции таким жестом изображал кавычки. Оглянувшись в последний раз, я увидела, как они идут к дому, взявшись за руки.
Остальное я знаю со слов Хелен и Джози. После обеда генерал отвез Веру и Джейми домой в Синдон, убежденный, что все в порядке и что большая часть рассказанных событий произошла в лишь воображении Веры — или Джози. Посидев полчаса, он уехал домой. На следующий день Хелен позвонила Вере и нашла ее энергичной и спокойной. Потом позвонила Иден. Ей стало лучше, и она ждала к ленчу шестерых гостей. Иден отказалась обсуждать будущее Джейми. Тут не о чем говорить, заявила она, все уже решено. Хелен поняла это так, что Иден отступилась и компенсирует свое поражение высокомерием.
В воскресенье ничего не произошло. Иногда я пыталась представить, как в то время проводили день Вера и Джейми. Мне это трудно сделать, потому что сама я никогда не жила в таких условиях, одна в глухой деревне, почти без друзей, без машины, в благородной бедности. Вера не могла себе позволить пригласить шестерых человек на ленч, даже если бы хотела. Что они делали? Вставали рано, я в этом не сомневаюсь: Вера занималась домашней работой — когда я гостила у нее, она ежедневно вытирала пыль и полировала мебель, — а Джейми играл с игрушками. Затем «Санди экспресс» для Веры и, возможно, прогулка, потом ленч с неизменным ломтиком жареного мяса — крошечные кусочки, на которые в 1950 году уходила вся недельная норма, — жареной картошкой, йоркширским пудингом, зелеными овощами, а на закуску пирог с вареньем или небольшие пирожные с заварным кремом. Потом еще одна прогулка? Сон? Радио? И конечно, шитье или вышивание. Возможно, Вера читала сыну сказку или несколько сказок, говорила с ним, играла… Нет, мое воображение не справлялось с задачей заполнить эти долгие часы, особенно в холод и дождь или когда на улице рано темнело. Вера не читала книг — за исключением детских, вслух. Шкаф в гостиной вмещал библиотеку не увлекающегося книгами человека, в том числе школьные учебники и явно нежеланные подарки.
Закрыв глаза, я и теперь вижу этот книжный шкаф. Вижу, как Джейми возит игрушку по нижней полке и корешкам книг. Стоял ли там в то время «Бюллетень № 23. Съедобные и ядовитые грибы»? Сомневаюсь. Я вспоминаю, что там было: «Драгоценный Бейн», «Энтони Эдверс», «Сезам и Лилии» — награда за успехи в школе, «Сокровище черного сокола», «Полный каталог английских бабочек» Фрохоука… Значит, я ошибалась, утверждая, что в детстве Фрэнсис не проявлял интереса к энтомологии? Может, это была его книга? А если брошюра о грибах тоже принадлежала ему и в то время стояла у него в шкафу в спальне? «Грозовой перевал», «История мистера Полли», «Рассказы из Шекспира» Лэма… а тот темно-зеленый корешок рядом с ней случайно не «Бюллетень № 23»? Не может же он стоять одновременно в двух местах. Не исключено, что тогда его вообще не было в доме. Но я точно знаю, что один раз видела бюллетень в том книжном шкафу, в гостиной, — рыжие лисички на темно-зеленой обложке и увлекательные мифы внутри.