Даже самой Франческе не пришло тогда в голову, что конфликт между ними приобретет такой размах, как не ожидала она и того, что оформление опеки над племянницей окажется таким трудным делом. После смерти Джулианы Джон пообещал назначить Франческу опекуншей племянницы и отразить свою волю в завещании, но трагическая смерть настигла его раньше, чем он успел изменить свою последнюю волю. Разумеется, суд в любом случае рассмотрел бы ее прошение. Нежелание почти дюжины солиситоров или частных поверенных браться за ее дело вызывало у Франчески не только недоумение, но и вполне справедливый гнев, однако лишь сегодня она почувствовала настоящее отчаяние. Меньше всего ей хотелось затевать войну, в которой несчастная Джорджиана окажется предметом спора. Война обещала стать затяжной. Если дела так пойдут и дальше, Джорджиана вырастет и выйдет замуж раньше, чем Франческе удастся с ней увидеться.
Она постучала медным кольцом по двери. Раз, другой, третий. Плечи ее напряглись — она готовила себя к тому, что сделать будет очень нелегко. Нелегко и неприятно. От нее потребуют извинений, и она их принесет, и даже, если это будет необходимо, извинится перед Персевалем Уоттсом, как бы ее при этом с души ни воротило. Уже одно то, что она стояла тут, униженно, перед запертой дверью, наводило ее на мысль о том, как он злорадно ухмыляется, наблюдая за ней откуда-нибудь из глубины дома. Как раз в тот момент, когда Франческа подняла руку, чтобы постучать в очередной раз, из соседнего дома вышла женщина с большой корзиной.
— Вы хотите видеть миссис Хейвуд? — спросила женщина, с недобрым прищуром смерив Франческу взглядом.
— Да. Но, боюсь, их нет дома.
— Нет, это уж точно, мэм! — Женщина поставила корзину на крыльцо и заперла дверь, затем торопливо спустилась.
Франческа медленно отошла от двери.
— Меня зовут миссис Дженкинс, — представилась хозяйка с корзиной. — Мы, знаете ли, были соседями. Они съехали… Кажется, дня три или четыре назад.
— О! — У Франчески кровь отлила от лица. — Я не знала. Куда они переехали?
Толстощекая миссис Дженкинс наморщила лоб.
— Не могу вам сказать, потому что не знаю. Мы сами понятия не имели, что они решили переехать! Хотя мистер Дженкинс уж точно не пожалел о том, что теперь близнецы тут не живут, от них вечно было столько шуму.
— А девочка? — в панике спросила Франческа. — Девочку вы видели в последнее время? Джорджиану?
— Конечно, — ответила миссис Дженкинс и улыбнулась. — Такая славная девочка, такая работящая. Я каждый день видела, как она мела ступени, и всегда она такая вежливая. На мой взгляд, слишком худенькая, но все равно хорошенькая.
Франческа закрыла глаза, испытав неимоверное облегчение, которое тут же сменилось тревогой. Джорджиана выглядит худой? Она постоянно метет ступени, как служанка? Франческа сделала над собой усилие, чтобы скрыть дрожь в голосе:
— Но они наверняка сообщили кому-нибудь, где их можно найти?
— Может, и сообщили, только я не знаю кому. Мистер Браун, что живет в конце улицы, собирает ренту с жильцов, и он тоже не знает. Они задолжали за три недели, и когда мистер Браун пришел за долгом, они уже успели съехать, так и не заплатив.
— Мистер Браун? — переспросила Франческа, радуясь тому, что получила хоть какую-то зацепку. — В конце улицы?
— Дом номер два, — сказала миссис Дженкинс. — Он скажет вам то же, что и я. Мы с мистером Дженкинсом поили его чаем в среду, и он нам все рассказал.
— Спасибо, — пробормотала Франческа. — Спасибо большое.
Сведения, переданные Франческе миссис Дженкинс, оказались точными. Мистер Браун подтвердил, что Хейвуды съехали, ни слова никому не сказав, и не заплатили за последние три недели. Франческа поблагодарила мистера Брауна, вернулась к экипажу и приказала кучеру:
— Назад на Беркли-сквер, мистер Дженкинс. И побыстрее.
Ну, герцог, держись!..
Глава 4
Джеймс Уиттерс откликнулся на его запрос с отрадной оперативностью. Эдвард выбирал солиситора с особым тщанием, навел справки обо всех стряпчих в Лондоне, и выбор его пал именно на мистера Уиттерса. Об Уиттерсе отзывались как о человеке с острым и быстрым умом, хорошо знавшим законодательство. Что немаловажно, Уиттерс зарекомендовал себя как профессионал, не отказывающийся от спорных дел. Он выиграл весьма сомнительное дело Коули в прошлом году, добыв, для клиента титул барона, за который велся спор уже почти сто лет. То, что Коули удалось выиграть дело и отвоевать титул, было удивительно для многих, поскольку родственников, имеющих фактически равные с Коули права на титул, нашлось довольно много. В одной из газет сообщалось, что по крайней мере пятеро мужчин выдвинули сходные претензии. Но Уиттерс повел дело и выиграл его, что и привлекло к нему Эдварда.
Внешне Уиттерс был ничем не примечателен, однако не заметить за этим скромным фасадом человека незаурядного ума было трудно. Он внимательно слушал Эдварда, когда тот объяснял, что именно ему нужно от солиситора, затем задал несколько вопросов не в бровь, а в глаз. Помощник мистера Уиттерса сидел рядом и очень быстро записывал все, что говорилось. Солиситор понимал, о чем следует спрашивать, а о чем не стоит. Никакого праздного любопытства. Знал, что делать нужно, а чего следует избегать. У него был план — альтернативный план. Ум его, казалось, работал гораздо быстрее, чем ум обычного человека. Дважды случалось так, что он задавал упреждающие вопросы еще до того, как Эдвард успевал подвести к этому разговор. Он, не стесняясь, заговорил о гонорарах, но Эдвард взмахом руки дал понять, что торговаться не станет. Какую бы плату ни запросил этот человек за то, чтобы сохранить Дарем за ним и его братьями, деньги эти будут им отработаны честно. Эдвард много требовал от своего поверенного и готов был платить по заслугам. Когда разговор подошел к концу, Эдвард уже не сомневался в правильности своего выбора, и условия договора с мистером Уиттерсом его вполне устраивали. Впрочем, судя по выражению лица поверенного, он тоже остался доволен.
— Я отправлю мистеру Пирсу записку, чтобы он вас встретил. — Эдвард поднялся. Он уже известил поверенного герцога Дарема о том, что наймет еще одного солиситора, чтобы тот занялся наиболее деликатными вопросами, касающимися дела о наследстве, и мистер Пирс весьма обрадовался этому обстоятельству. Пирс был хорош в том, что он привык делать, но в этих вопросах опыта у него не было. — Он сможет предоставить вам всю необходимую дополнительную информацию.
— Завтра утром первым делом я поеду на встречу с ним. — Уиттерс поклонился. — Вы получите мой первый отчет после того, как я просмотрю завещание.
— Хорошо, сэр. — Эдвард кивнул, и мистер Уиттерс вместе со своим помощником вышли.
Эдвард подошел к окну и окинул взглядом сквер и парк. Двое детей катали обруч под присмотром няни, как когда-то они играли с братьями во время нечастых наездов в Лондон. Отец считал, что детям необходим свежий деревенский воздух, чтобы те росли здоровыми, и редко брал их с собой в столицу. Эдвард и сам не слишком любил Лондон. Он бы предпочел никуда не уезжать из Суссекса. Но в настоящий момент было куда удобнее жить здесь. Таким образом он экономил время, и сегодняшняя встреча с Уиттерсом была лишним тому доказательством. Незадолго до полудня он послал за поверенным, а уже ранним вечером, до ужина, успел с ним встретиться и заключить соглашение. И за Чарли присматривать, находясь здесь, было куда удобнее, чем всякий раз приезжать из Суссекса. И он мог видеться с Луизой, которая вместе с семьей приехала в столицу к началу сезона.
Как раз в тот момент, когда Эдвард уже собирался отойти от окна, он заметил стремительно приближавшийся к дому небольшой экипаж. Карета остановилась у самых ступеней дома, и при этом упряжь зазвенела так, что слышно было за версту. Эдвард из чистого любопытства задержался у окна, чтобы посмотреть, кто выйдет из экипажа. Он никого не ждал и не был в настроении принимать гостей. И все же не так часто по Беркли-сквер проносятся экипажи, и уж тем более не часто такие вот экипажи останавливаются у этого дома.
Из кареты вышла женщина. На ней было темно-серое платье, довольно элегантное и солидное, но волосы ее под шляпкой сверкали, как новенький медный пенс, и он, конечно, не мог не заметить, что у нее был весьма внушительных размеров бюст. Она пригладила юбки, затем подняла голову и окинула дом взглядом, полным такого невыразимого презрения, что Эдвард моргнул от неожиданности. Даже с такого расстояния он определил, что женщина была разгневана. Она расправила плечи и поднялась по ступеням, после чего пропала из виду.
Эдвард решил, что дама явилась к Чарли. А к кому же еще? Наверняка Барнс далеко не все рассказал ему об истории со сломанной ногой.
В дверь постучали так, что эхо от дверного молотка прокатилось по всему дому. Последовало несколько весьма решительных ударов. Эдвард невольно задумался о том, что такого натворил его брат, что могло так разгневать эту женщину, и почему она явилась к нему, а не к Чарли. У него не было никакого настроения утешать брошенную любовницу или возмущенную содержанку. Пусть Чарли сам решает свои проблемы, тем более что он и так взял на себя немало его забот, пытаясь сохранить для него наследство и титул.
Из кареты вышла женщина. На ней было темно-серое платье, довольно элегантное и солидное, но волосы ее под шляпкой сверкали, как новенький медный пенс, и он, конечно, не мог не заметить, что у нее был весьма внушительных размеров бюст. Она пригладила юбки, затем подняла голову и окинула дом взглядом, полным такого невыразимого презрения, что Эдвард моргнул от неожиданности. Даже с такого расстояния он определил, что женщина была разгневана. Она расправила плечи и поднялась по ступеням, после чего пропала из виду.
Эдвард решил, что дама явилась к Чарли. А к кому же еще? Наверняка Барнс далеко не все рассказал ему об истории со сломанной ногой.
В дверь постучали так, что эхо от дверного молотка прокатилось по всему дому. Последовало несколько весьма решительных ударов. Эдвард невольно задумался о том, что такого натворил его брат, что могло так разгневать эту женщину, и почему она явилась к нему, а не к Чарли. У него не было никакого настроения утешать брошенную любовницу или возмущенную содержанку. Пусть Чарли сам решает свои проблемы, тем более что он и так взял на себя немало его забот, пытаясь сохранить для него наследство и титул.
Эдвард направился в спальню переодеваться — сейчас было самое время навестить Луизу. Несколько минут спустя в дверь его постучал дворецкий.
— К вам пришли с визитом, сэр. Некая леди Гордон.
— Я не принимаю. — Эдвард просунул руки в рукава сюртука, который держал для него слуга. — Я уезжаю. Вели подать экипаж.
— Да, сэр. Но она очень настаивает на том, чтобы с вами поговорить.
— Со мной? — довольно резко переспросил Эдвард и, повернувшись, недовольно уставился на дворецкого. — Она упомянула мое имя? Мое, а не Чарли?
— Она не упоминала вашего имени, милорд, — невозмутимо ответил Блэкбридж. — Она сказала, что имеет важное дело к господину; который нанял Джеймса Уиттерса, и что она не уйдет, пока с ним не пообщается.
Эдвард замер, наполовину просунув руки в рукава. Неожиданный поворот.
— В самом деле? — пробормотал он. — И что она сказала насчет Уиттерса?
— Ничего конкретного, милорд, только то, что хочет поговорить о нем с вами.
— Интересно. — Эдвард стоял неподвижно, давая возможность слуге завершить процесс одевания. — Хорошо. Проводи ее в Голубую гостиную, я сейчас к ней подойду.
Возможно, кое-что об Уиттерсе ему не удалось разузнать. Какой-то теневой аспект. До сих пор ничего, кроме весьма похвальных отзывов, ему не удалось накопать. Если эта женщина, леди Гордон, вела с Уитгерсом какие-то дела, она может знать о нем то, чего не знает он, Эдвард. Вполне возможно, репутация Уиттерса была не такой уж безупречной. К тому времени, как Эдвард спустился в Голубую гостиную, любопытство его не на шутку разыгралось. Он даже встревожился. Он помнил перехваченный им полный враждебности взгляд этой женщины, когда она выходила из экипажа.
Привратник распахнул перед ним дверь. Гостья его, кажется, не заметила появления хозяина. Она стояла у камина, глядя на что-то, что держала в ладони. Лицо ее было печальным и спокойным, но что-то в ее позе выдавало тревогу и боль. Был в ней какой-то надлом. В доме стало понятно, что ее волосы светло-каштанового цвета с медным отливом, какой он заметил еще на улице. А ее фигура была действительно роскошной.
Эдвард закрыл за собой дверь с громким щелчком. Гостья вскинула голову и сжала руку в кулак, скрыв от него то, что она изучала.
— Леди Гордон, — произнес Эдвард, вежливо поклонившись, — меня зовут Эдвард де Лейси. Вы хотели увидеться со мной по поводу Джеймса Уиттерса?
Щеки ее вспыхнули румянцем. Она сунула то, что сжимала в руке, в ридикюль и туго затянула его тесьму.
— Да, это так, — ответила она чуть хрипловатым, приятным голосом, который не щекотал, а ласкал нервы, подобно песне сирены.
Франческа уже почти пожалела о своем импульсивном поступке. После недолгого ожидания дворецкий проводил ее в эту элегантную комнату, выдержанную в льдисто-синих тонах. Эта холодноватая, но красивая комната напоминала музейный зал. Лишь взглянув на один из мраморных столиков, чинно стоявших у одного из стрельчатых высоких окон, Франческа готова была заключить пари на свое месячное содержание, что если этого столика что и касалось, то лишь метелка горничной, которая стирала с него пыль.
Может, стоит уйти, не дожидаясь хозяина, прямо сейчас? Владельца этого особняка не впечатлят, а тем более не склонят на ее сторону ни ее попытки вызвать в нем сочувствие, ни, тем более, ее гнев. Франческу охватила ярость в тот момент, когда она поняла, что Эллен сбежала, прихватив с собой Джорджиану, и за неимением иного объекта, на котором можно сорвать свою злость, она отправилась сюда. «Ничего хорошего из этого не выйдет», — взывал к ней голос разума: Этому тонкому голоску только сейчас удалось пробиться сквозь бурю эмоций. До этого Франческа его просто не слышала.
Дверь открылась в тот момент, когда она была целиком поглощена мыслями о Джорджиане. Подняв глаза, Франческа увидела перед собой не дворецкого, а того мужчину, которому удалось переманить Уиттерса единым мановением пальца. Одного взгляда на своего врага хватило ей, чтобы составить о нем впечатление. Он был довольно высок и худощав, хотя, что радовало взгляд, плечи у него были широкими. Темные волосы, ни слишком короткие, ни слишком длинные, хорошо одет, но цвет костюма унылый, темный. Лицо нельзя назвать ни особенно красивым, ни невзрачным. Обычное лицо. И глаза заурядные — блекло-серые, и тепла в них не больше, чем в куске стали. В целом Франческа могла характеризовать его как наименее интересного из всех мужчин, с которыми ей доводилось водить знакомство. И он украл ее солиситора, того самого, аудиенции с которым ей удалось добиться лишь ценой хитроумных маневров, занявших не одну неделю.
— Леди Гордон! — У него был приятный тембр голоса, речь правильная, но и в голосе, как и во всем его облике, не было ничего выдающегося, ничего запоминающегося. — Меня зовут Эдвард де Лейси. Вы хотели увидеться со мной по поводу Джеймса Уиттерса?
Франческа положила миниатюру в ридикюль.
— Да, это так, — ответила она. — Я не уверена в том, что вы об этом знаете, сэр, но вы причинили мне немалый вред.
Единственной его реакцией была слегка приподнятая бровь.
— Не понимаю, как такое возможно, мадам. Насколько мне помнится, мы ни разу не встречались.
— Этим утром я была в офисе мистера Уиттерса. Мне потребовалось несколько недель, чтобы добиться встречи с ним. Он пользуется очень большим спросом, видите ли.
Ее визави не казался ни впечатленным, ни тронутым. Лицо его даже сделалось немного скучающим, как ей показалось. Спесь сошла с Франчески, и она, больше не думая о том, какое произведет на него впечатление, начала жаловаться:
— Он согласился взяться за мое дело. Мы даже успели его обсудить, и в конце разговора он сказал, что готов мне помочь. Потом он, извинившись, вышел на пару минут, но так и не вернулся. Его помощник пришел вскоре после его ухода и сообщил, что мистера Уиттерса вызвали по срочному делу и что он не сможет мне помочь. Он рекомендовал мне поискать другого адвоката.
— Из того, что вы мне рассказали, напрашивается вывод, что вы недовольны действиями мистера Уиттерса, но ко мне это не имеет отношения, — ровным голосом ответил ее враг.
— Он ушел, потому что вы его вызвали! — Франческа слышала, что голос ее поднялся до опасной черты, за которой начинается крик, и мысленно призвала себя к спокойствию. — До того как принесли вашу записку с гербовой печатью, он хотел помочь мне. И тут он внезапно исчезает и мчится к вам по первому вашему щелчку, а мое дело бросает, не посчитав нужным даже объясниться!
— И вновь вынужден повторить, — сказал де Лейси, — ваше неудовольствие должно быть адресовано Уиттерсу, если он так плохо с вами поступил.
— Нет! — воскликнула Франческа в ответ, взмахнув рукой. — Это мне не поможет. Я знаю, что теперь мне его не заполучить, поскольку вы переманили его своей знатностью и деньгами. Но я хочу, чтобы вы знали, вы в долгу — не передо мной, но перед маленькой девочкой, которая из-за вас утратила надежду на счастье.
— Мадам, — начал Эдвард, но Франческу уже понесло.
— Вы снимаете с себя всю ответственность, — тыча в него пальцем, возмущалась она, — но из-за ваших манипуляций с моим стряпчим страдает ребенок! Моей пленнице не дают видеться со мной, поступая противозаконно, а теперь ее еще и увезли неизвестно куда! Она живет на милости бессердечной и, возможно, жестокой женщины, я буду вынуждена потратить драгоценные дни и, может, недели на поиски иного солиситора, а теперь еще и детектива, который взялся бы ее разыскать!
— Я отправил Уиттерсу записку с просьбой заехать ко мне, когда он сочтет это удобным для себя, — сказал Эдвард де Лейси так же спокойно, как и раньше. Вот это его спокойствие и выводило Франческу из себя больше всего. — Каким образом он распорядился своим временем, чтобы встретиться со мной, я не знаю. Почему он вам отказал, я не знаю. Я, разумеется, не собирался нанимать его, не встретившись с ним лично, поскольку он вполне мог и не подойти для решения тех задач, которые я перед ним поставил.