— Ну, заходи, герой, — громогласно прозвучал голос Орлова.
Генерал остановил Гурова прямо посреди кабинета и кинулся обниматься.
— Давай садись, рассказывай. Про Станислава я все знаю, звонили уже. Опасения по поводу возможных осложнений не подтвердились. Так что надо пару недель, чтобы все срослось, а потом отправлю-ка я его своей властью в санаторий! Как считаешь? Подлечим друга?
Гуров улыбнулся и опустил лицо, чтобы его улыбка не была видна Орлову.
Но генерал заметил ее, чувствительно ткнул подчиненного в плечо и с притворной ворчливостью произнес:
— Чего лыбишься? Думаешь, я забыл наш последний разговор? Нет, помню! Ворчал я тогда по-стариковски.
— Ладно, Петр. Давай о делах, а? Я чего к тебе пришел. О Ломакине сведения есть?
— Пока нет. Канул, сволочь, в небытие. Теперь всплывет за морями, за горами, где его не достанешь. С такими-то деньжищами!..
— И что, не удалось остановить переводы за границу?
— Частично удалось, но, увы, большая часть ушла. Нам и Интерпол готов был помочь, но и они не всесильны. Видишь ли, банки — это ведь государство в государстве. У полиции не всегда имеется возможность заставить их выдать тайну вкладов, назвать имена клиентов. Если бы мы имели представление о его партнерах за рубежом, о намерениях этого типа!.. Ничего такого у нас нет. Хитрый гад, столько лет готовил подобную кражу, все предусмотрел.
— Нет, не все, Петр. Оставь меня на этом деле. Есть у меня кое-какие соображения.
— Да ты что? Имеешь сведения о том, где Ломакин может скрываться? Или о контактах за границей?
— Другое. Понимаешь, у него в Беларуси еще по молодости лет была жена. Еще при Союзе она вернулась в Минск, а потом снова поселилась в своем родном Пинске.
— Да, я понял. Этот господин, глава минской фирмы, он вроде как сын его первой жены от второго мужа. Не слишком ли путано? Что тебе это даст? Мы ведь можем белорусским коллегам послать просьбу, и они…
— Не там, здесь надо рыть, Петр. У Ломакина ведь сын был от первой жены.
— И где он сейчас?
— Никто не знает. А я думаю, что это зацепочка. Мне кажется, что именно через этого пропавшего сына мы и выйдем на Ломакина. Или хотя бы на его планы.
— Я, конечно, о тебе высокого мнения, Лев Иванович, — Орлов покачал головой. — Но тут ты что-то в детство впал. Рассуждаешь как институтка, девочка наивная. На нем столько трупов, он проявил себя до такой степени беспринципным человеком, а ты говоришь про отческие чувства! Да он не только сына, мать родную не пожалеет, Родину предаст. Что там «предаст», он ее уже предал. Откровенно и цинично! Бывший генерал Российской армии украл деньги из фонда, который занимался помощью офицерам в отставке, заслуженным ветеранам. А ты о сыне!
— У тебя все? — спокойно осведомился Гуров. — Закончил пропагандировать? А теперь ответь сам себе на вопрос, что мы можем еще предпринять в плане розыска Ломакина и его задержания, а также возврата похищенных денег?
— За жабры берешь? — Орлов ехидно улыбнулся. — Давишь на самолюбие начальника? Намекаешь, что с меня все равно спросят, все ли я направления отработал, все ли возможные варианты провентилировал? Как не стыдно, Лев Иванович?
— Нет, не стыдно. Я же о тебе беспокоюсь, о твоей репутации. Исключительно! Так что, оставляешь меня на этом деле?
— Болтун! — Орлов вздохнул и пошел к своему рабочему креслу. — У Стаса нахватался этих штучек. Вот ведь парочка — гусь да гагарочка. Слова им не скажи, обязательно все переиначат. — Продолжая ворчать, Орлов уселся за свой стол и сразу перестал быть старым другом.
Теперь он выглядел как матерый генерал МВД, старый прожженный опер. Ведь Петр не перестал быть таковым.
Дождавшись, когда Гуров смиренно подойдет и сядет у приставного столика, он почесал бровь и сказал:
— Значит, есть шанс, говоришь? Ладно, давай попробуем. Что ты планируешь предпринять?
— Пока точно по пунктам сформулировать не могу. Мне нужно поразмыслить пару дней, углубиться в биографию Ломакина, порыться в документации фонда «Ветеран», познакомиться с личными делами членов попечительского совета. Они, я надеюсь, не смоются за границу?
— Шутишь? Оба под подпиской о невыезде. В самом фонде сейчас работает аудиторская фирма. Так что твое появление там особых вопросов не вызовет. Я свяжу тебя с их старшим, чтобы он организовал тебе доступ к любым бумажкам и сведениям. Еще что?
— Да пока вроде ничего. Надо подумать.
— Ладно. Два дня тебе на раздумья, потом жду с конкретным планом работы. Учти, что мне все равно придется докладывать по этому делу. Ты отлично знаешь, что спросят с меня. И за Ломакина лично, и за денежки, ушедшие из-под самого носа.
— Ну, не только с тебя. ФСБ вон тоже проворонила такие суммы.
— Это ты про девочку, про их капитаншу? — оживился Орлов. — И как она? Здорово тебя провела? Стареешь, Гуров, сдаешь! Сопливые девочки тебя уже за нос водят. Ладно, теперь остается только привыкать к этому, а не кручиниться. Кстати, наши коллеги из ФСБ до бесконечности играть с членом попечительского совета Шиловым не могут. Они сейчас делают вид, что помогают ему искать те самые фирмы-однодневки, которые исчезли вместе с деньгами. Они и других заставляют изображать, что те тоже помогают. Но скоро придется прекращать это кино и заниматься самим Шиловым.
— А открыты эти фирмы были по паспортам, украденным когда-то у простых граждан?
— Как обычно. Накатанная схема. Но про девочку не забудь.
Гуров нахмурился и встал из-за стола. Замечание было резонным. Он меньше всего подозревал, что под личиной инфантильной журналистки с косичками кроется офицер ФСБ. Хотя его тогда беспокоила прежде всего ее возможная принадлежность к преступному сообществу, а не к правоохранительным органам. Так ошибаться гораздо приятнее.
Гуров прочитал протоколы допроса секретарши Светланы и подумал, что Ломакин умел подбирать себе персонал. Типичная блондинка, которая только и умеет попкой крутить и походкой привлекать. Наверное, она еще и кофе готовит. А ведь секретарша — это личный помощник, который все знает, помнит и…
Потом он причитал протоколы допроса заместителя главного бухгалтера. Все сходилось к одному узловому моменту. Огромные деньги со счетов фонда были перечислены в отсутствие первого лица, распорядителя финансами. Конечно, в банке на такой случай всегда имеется доверенность на право первой подписи его заместителя. Но такие суммы! Формальных нарушений вроде и не было. Но как главный бухгалтер, эта самая Остросельцева додумалась перегонять деньги без Ломакина?
Гуров старался двигать две линии одновременно: поиск сына Ломакина и его самого. Он понимал, что эти линии вполне могут когда-то сойтись в одну, хотя Орлов и не верил в теплые отцовские чувства Ломакина. А может, дело и не в них, не в этих чувствах?..
— Я сама слышала, — терзая мокрый от слез платок, говорила заместитель главного бухгалтера. — Сергей Сергеевич по телефону разрешил перечислить деньги в указанные фирмы. Собственно, перечень платежей был оговорен заранее, просто Сергей Сергеевич задерживался с возвращением из отпуска, а Рыбникову уже надо было лететь в Беларусь. Он и так на сутки задержался. Там у них какой-то юбилей намечался.
— Простите, давайте вернемся к телефонному звонку, — прервал Гуров женщину. — Что вы слышали лично? Как это было?
— Я не то чтобы лично слышала, просто рядом находилась, когда Валентина Геннадьевна подняла трубку. Она переговорила с Ломакиным, а потом пояснила, что он разрешил перегнать деньги и сам позвонит Рыбникову. На следующий день шеф якобы разрешил Владимиру Марковичу уехать.
— Значит, это Остросельцева вам пересказала их разговор с Ломакиным?
Женщина мгновенно испугалась, и ее глаза снова наполнились слезами. Наверное, ей страшно было подумать о том, что Остросельцева, трагически погибшая, могла оказаться причастной к такой страшной краже.
— Да, — выдавила она из себя лишь одно слово.
Все это подтвердила и секретарша Светлана. То же и со слов Остросельцевой. Только бухгалтерша, которая набирала платежку со счета, принесенного ей из приемной с визой Ломакина «оплатить», задумалась.
— Я только теперь стала сомневаться, — заявила она. — Счет уже был подписан. А потом вдруг Светлана принесла его из приемной. Я сунулась в папку, а того счета, который там был раньше, почему-то нет. Обычно у нас не принято по чужим папкам лазить, даже если там и нет ничего секретного. Я потом собиралась высказать свое неудовольствие, но не успела. Все это закрутилось.
— Светлана вам счет принесла до ухода Ломакина в отпуск? — осведомился Гуров.
— Нет, что вы! Как раз за день до отъезда Рыбникова. Я вечером напечатала, они с Остросельцевой расписались, печать поставили, и я наутро в банк отнесла.
— Нет, что вы! Как раз за день до отъезда Рыбникова. Я вечером напечатала, они с Остросельцевой расписались, печать поставили, и я наутро в банк отнесла.
Гурову пришлось снова разговаривать с секретаршей.
— Сергей Сергеевич мне позвонил и сказал, чтобы я открыла кабинет, взяла с его стола счет с визой и отнесла в бухгалтерию, — заявила Светлана. — Якобы он там один лежит, и перепутать не с чем. Я его сначала к Остросельцевой хотела занести, а она мельком глянула и сказала, что пусть платежку печатают.
Сыщику оставалось предположить, что именно Ломакин и подготовил второй счет с реквизитами совершенно другой фирмы. Никто не заподозрил подвоха, потому что реквизиты в любом случае были новыми, непривычными. Их подмена не бросилась в глаза.
Вечером, когда солнце уже вознамерилось садиться в лесные кроны, но пока никак не решалось это сделать, Гуров приехал в элитный поселок Усово-Рублевское, располагавшийся в одиннадцати километрах от МКАД по Рублево-Успенскому шоссе. Низкое солнце пускало по асфальту и высоким заборам длинные тени, любовалось разнообразием архитектуры домов и узором тротуарной плитки во дворах.
Гуров бродил между коттеджами, смотрел на окна и балконы, на дорогие иномарки, частенько проезжающие по улочкам поселка. Заходить в дом Ломакина смысла пока не было. Или совсем. Оперативники все обыски уже провели, экономка допрошена несколько раз.
Лев Иванович ознакомился с протоколами ее допроса. Увы, о сыне своего хозяина женщина ничего не знала. Да и в этом доме она работала не так давно. Собственно, с момента его покупки.
Гуров открыл свою записную книжку и сверился с хронологической таблицей, которую недавно стал для себя создавать. После того как Ломакин забрал сына Альберта из Пинска к себе в Москву, мальчик должен был еще четыре года учиться в какой-то школе. Потом, учитывая возможности отца, он вполне мог пять лет заниматься в вузе. После этого Альберт еще три года где-то должен был находиться.
Гурову не хотелось думать о том, что сына Ломакина уже нет в живых. Да и какой смысл отцу избавляться от него? Чтобы тот не наследовал родительские богатства? Учитывая аферу, задуманную много лет назад и прокрученную весьма лихо, Ломакин явно рассчитывал исчезнуть из страны вместе с деньгами.
Значит, экономка про сына не знала. Гуров еще пару часов бродил возле дома Ломакина. За это время он сумел переговорить с двумя его соседями и садовником, служившим неподалеку. Ломакина знали все, здоровались с ним при встрече. Один из соседей даже бывал в доме Ломакина. Но ни детей, ни игрушек, вообще ничего, что наводило бы на мысль о них, никто не видел.
На следующий день, пользуясь тем, что это было воскресенье, Гуров отправился на Ильинское шоссе, где в четырнадцати километрах от МКАД, в историческом месте, почти у Москвы-реки, стоял поселок Петрово-Дальнее. По сведениям, которыми располагало следствие, Ломакин имел там дом как раз в те времена, когда и привез из Беларуси сына. Двенадцать лет назад — срок немалый. Помнят ли его здесь? Стоит ли на месте тот дом, который он продал тогда?
Дом Гуров нашел. Тот стоял почти на самой окраине поселка. Какое это было место! Сосновая роща плавно уходила к реке, по ней вилась желтая песчаная тропинка, усыпанная хвоей. Сыщику казалось, что на дворе не самое начало октября, пусть и теплого, эти крыши, дорожки и травы пригрело вовсе не бабье, а самое настоящее лето. Еще немного, и зальются на зорях иволги, по вечерам на этих вот лавочках у реки снова станут собираться девчонки и пацаны. Ночные купания, песни под гитару…
Гуров вдруг поймал себя на том, что подменяет видение собственными воспоминаниями, пришедшими из древних времен его сопливой молодости. Он нахмурился и пошел звонить в ворота.
Калитку ему открыла молодая хорошенькая женщина. Лев Иванович извинился за беспокойство, предъявил служебное удостоверение и принялся расспрашивать ее про бывшего хозяина этого дома. Оказалось, что молодая пара в те годы купила особняк через агентство. Бывшего хозяина они и в глаза не видели. Но, судя по состоянию дома, человек он был аккуратный и приличный.
Второй дом от леса оказался необитаемым. Там шли ремонтные работы, которые по причине выходного дня приостановились. Еще в одном доме Гурову открыли пожилые мужчина и женщина. Они служили здесь по хозяйству давно, уже лет двадцать, и изложили сыщику едва ли не всю историю поселка. Кто, когда и где жил, чем занимался. Эти люди помнили только самого Ломакина. О мальчике они ничего не знали.
Гуров совсем было отчаялся, но вовсе не из-за того, что его поиски оказались безрезультатными. Рушилась теория, основанная на том, что Ломакин забрал сына к себе в дом. А по сути? Увы, судьба мальчика пока оставалась неизвестной.
Его невеселые размышления прервала молодая девушка, лихо подкатившая к одному из коттеджей на красном спорткаре.
— Простите, — Гуров галантно улыбнулся и погладил яркое крыло машины. — Вы не были бы так любезны ответить мне на один вопрос?
— Да?.. — Девушка улыбнулась как-то очень уж профессионально. — Что вы хотели?
Лев Иванович смотрел на эту особу лет двадцати пяти, на деловое выражение ее лица, на дорогую машину. Сыщику даже казалось, что она отвечает ему, а мысли, все ее сознание где-то там, возможно, в офисе собственной фирмы, может быть, в бутике или салоне красоты, принадлежащем ей. Девушка смотрела на него, но, кажется, не видела. И тут ему до ужаса захотелось вернуть эту, в принципе, очень даже миленькую персону в мир живых людей, природы, которая вон всего в двух шагах отсюда, птиц, ярких красок, запахов.
— У меня к вам один вопрос: вы могли бы выйти замуж не задумываясь, просто по первой симпатии? Не зная человека! — вдруг неожиданно для себя самого проговорил Гуров.
Дежурная профессиональная деловая улыбка на лице девушки сменилась каким-то жалобно-удивленным выражением. Она наконец-то увидела перед собой не просто абстрактного человека, а довольно симпатичного, зрелого и мужественного мужчину, который задал ей такой странный вопрос.
— Простите?! — Четко очерченные брови девушки чуть шевельнулись. — А вы кто?
— А я старик-лесовик вон из той чащи, — Гуров показал пальцем. — Хожу, задаю вопросы, смотрю людям в глаза и в души, ищу тех, кто еще помнит детство.
Девушка некоторое время смотрела на хитрое лицо незнакомца, а потом вдруг залилась смехом. Смеялась она, красиво приоткрывая ротик и показывая ровные белые зубки. Это был девчачий заразительный смех.
— А если серьезно, то я полковник полиции Гуров. — Сыщик вытащил удостоверение и развернул его перед лицом девушки. — Мне хотелось задать вам пару вопросов о вашем поселке.
— Полковник? — Девушка уже не смеялась, но задорная улыбка все еще не сходила с ее лица. — Лучше бы вы и правда были старичком-лесовичком! Сказка — это так здорово. А родители мне говорят, что я просто никак не повзрослею.
— Значит, как полковник я впечатления не произвожу? — спросил Лев Иванович и улыбнулся.
— Производите. — Девушка вздохнула. — Вполне симпатичный полковник.
— Можете называть меня Львом Ивановичем. А как мне обращаться к вам?
— Элен! Но можно просто Лена.
— Элен? Здорово! — оценил Гуров. — Вам идет.
— Это просто игра еще со студенческих времен. Нас было три подруги, и все звали нас Элен, Ирэн и Вероника. Вот до сих пор дурачимся, когда встречаемся. А что вы, Лев Иванович, хотели у меня узнать?
— Вон там, — Гуров повернулся и показал на бывший дом Ломакина, — некогда жил один мужчина. Звали его Сергей Сергеевич…
— А у него был сын, — с грустной улыбкой добавила девушка, и полковник полиции чуть не поперхнулся от неожиданности. — Помню, конечно. А что случилось? Почему вы их разыскиваете?
— Знаете что, Лена, — Гуров сделал серьезное лицо. — В дом вы меня все равно не позовете, потому что незнакомых людей приглашать к себе нельзя. Мы сами этому всех учим. Я предлагаю пройтись вон до того угла. Там есть вполне приличное кафе, где мы можем посидеть за чашечкой кофе и поговорить.
— Да? — Девушка хмыкнула. — А вы полагаете, что идти куда-то с незнакомым мужчиной гораздо безопаснее? Ну уж нет. Не проведете! Хотите поговорить, тогда милости прошу в мой дом. Кстати, попробуйте-ка прямо сейчас представить себе, как вы будете на меня нападать.
Лена толкнула калитку в заборе, и тут же по дорожке, выложенной красным камнем, к ней рванули два здоровенных черных дога. Таких псов сыщик еще не видел. Разве что в фильме «Собака Баскервилей».
— Заходите, они вас не съедят, — заявила девушка и первой вошла во двор.
В доме девушке и в самом деле бояться было нечего. Кроме двух догов, которые ходили за ней неотлучно, помахивая своими жердеобразными хвостами, во дворе находился молодой крепкий садовник, а еще старик-плотник что-то мастерил. В доме хлопотала кухарка, девушка-горничная громко с кем-то спорила по поводу электропроводки.