- У тебя бред, что ли?
- Какой там бред! Если бы не ты, может, и бредила уже. И ничего бы тебе не сказала. А впрочем, нет, все равно бы призналась! Не сегодня, так завтра!
Она помолчала несколько шагов и, словно выдавливая из себя каждое слово, проговорила:
- Ты… на Ленку зря плохо подумал… Она ни в чем перед тобой не виновата! – и, не давая Стасу сказать ни слова, продолжила: - Это все мы с Александром подстроили. Пока вы купались, я надела ее кофточку, и мы попросили какого-то парня сфотографировать нас, будто мы – то есть Ленка и Шурка – целуемся. Ну, а дальше все для Александра было уже делом техники! Ну чего ты молчишь? Зачем еще помогаешь мне? Брось меня!
Стас повернул к ней бледное лицо. Казалось, у него уже не было сил радоваться такой прекрасной новости. И сказал:
- Знаешь… во время карфагенской войны один римский консул вернул… подвергая смертельной опасности, весь свой флот, чтобы спасти задержавшегося на берегу легионера. Взял его на борт корабля… а потом приказал повесить на мачте за нарушение дисциплины. Так и я… Доведу до безопасного места, а там убью!
Людмила вырвала свою руку и пошла, говоря, то с самой собой, то со Стасом:
- И убей! И правильно сделаешь! Я еще и не того заслуживаю. И роль Гиты Лене, пожалуйста, обязательно верни! Обещаешь?
Не услышав ответа, девушка подняла голову и вдруг увидела, что идет уже одна. Она оглянулась и увидела сидевшего позади на земле Стаса.
- Стас! Стасик! Что с тобой?! бросилась к нему она и закричала: - Ваня – ему плохо!
Ваня в несколько шагов добежал до друга и обеспокоенно уточнил::
- Что с тобой?
- Не могу больше… - прошептал Стас. – Знобит. Живот болит… И мутит, будто отравы наелся…
Лицо его было бледным, на лбу показались и стали набухать прямо на глазах капли холодного пота.
Ваня подставил ему плечо и, подбадривая, заторопил:
- Ничего-ничего! Идем, дорогой, идем, милый! Надо как можно скорей выйти на дорогу! А там нас до медпункта мигом подбросят…
Стас, с трудом перебирая ногами, послушно пошел рядом, но с каждым шагом он шел все медленнее, медленнее и, наконец, тяжело опустился на траву.
- Все больше не могу…
Ваня склонился над ним, вытер платком с лица пот, захотел послушать, как бьется его сердце, и вдруг с ужасом почувствовал, что по всему телу друга пробегают судороги…
- Ничего, Стасик, все обойдется! Все будет хорошо, слышишь меня? – умоляюще закричал он.
Стас не отозвался…
Тогда Ваня взвалил его на спину и понес на спине.
Вслед за ним, всхлипывая и размазывая по щекам грязные слезы, брела хромающая Людмила…
4
- Илья… - протягивая назад руку, в отчаянии простонала Горислава.
Прошло совсем немного времени после ухода «друзей» пленника, и дверь снова решительно распахнулась.
«Ну, если это опять они заявились…» - нахмурился князь Илья. Он невольно сжал в кулаки пальцы обеих рук, забывая даже, что одна из них больная и тут же бессильно разжал их.
В поруб вошла… Горислава.
- Ты?.. – не веря своим глазам, радостно вскричал он.
Но та, словно не обращая на него внимания, сразу прошла к охраннику и стала о чем-то договариваться с ним. Охранник сначала замахал на нее руками, но потом вдруг согласно кивнул и, заслонив могучей спиной княжну, стал принимать от нее что-то…
Долго стояла возле него Горислава… Но, наконец, подошла к князю и незнакомым ему деловито-взволнованным тоном ответила:
- Как видишь…
- Что-то случилось? Уже приехал твой батюшка и гневается на тебя? –не на шутку встревожился князь.
- При чем тут я? – отмахнулась Горислава и зашептала: - К тебе вот-вот должны прийти люди. Они предложат тебе побег…
- А-а, вот ты о чем! – сразу успокоился пленник. – Так они уже были!
- И.. что же ответил им ты?
- Да ничего не ответил. Просто взял, да и выгнал!
- Слава Тебе, Господи! Услышал молитву мою! Отвел беду от любимого!.. – Горислава с благодарностью взглянула на икону, перекрестилась и вновь перевела глаза на князя: - Собирайся с силами, сейчас побежишь вместе со мной!
- Да ты что? Я же ведь только что отказался от побега!
- Ты отказался потому, что они предлагали тебе побег во зло, а я – во имя добра и любви! Для твоего же спасения!
Князь Илья отрицательно покачал головой, и Горислава прижавшись лицом к его перевязанной руке, зашептала:
- Пойми, этой ночи тебе не пережить! Так говорят уже все! А Борис Давидович тот вовсе не скрывает этого! Князь Мстислав обещал поставить снаружи поруба самых лучших дружинников. Но все равно неспокойно моей душе…
Она подняла лицо и торопливо принялась говорить:
- Ты погоди, не отрицай, только дослушай меня до конца! Я уже обо всем договорилась с твоим охранником. Он согласен! Ты легонько, чтобы не до смерти, оглушишь его кулаком, переоденешься в мою одежду, на мне ее сейчас столько, что на обоих хватит… И мы с тобой незаметно выйдем из поруба, а там и за ворота терема!
Князь Илья на мгновенье задумался. С одной стороны, ему не хотелось огорчать любимую отказом, но с другой – он обязан был отказаться. Но что, как сказать ей? И такой выход, к счастью, нашелся.
- А цепь? – напомнил, кивнув на свои ноги, князь.
Но Гориславу не так просто было сбить с толку.
- А я и об этом подумала! – тут же сказала она. - Охранник сейчас приведет кузнеца, и тот освободит тебя от оков…
- Да ты что, звона ведь будет – на всю округу! – попытался остановить ее князь и снова услышал уверенное:
- И об этом я не забыла! Охранник, будто похваляясь своей удалью, предложит игровой поединок на целую золотую монету с двумя внешними стражниками. Они, чтобы согреться и заработать, конечно же, согласятся. И за звоном мечей никто не услышит ударов молота!
- Надо же, как у тебя все складно! - только и смог подивиться князь Илья. – И чем это ты моего охранника так заворожила, что он на все согласился?
- Так он же ведь же не задаром, Илюшенька! – опустив глаза, прошептала Горислава.
Князь Илья внимательно посмотрел на нее и только тут заметил, что в ушах княжны не сверкают сапфиры, а на пальцах не горят смарагды и жемчуга.
- Ах, вот оно что… - сразу все понял он, в гневе оглянулся и, увидев, что в порубе они только одни, хрипло спросил: - Где он?
- Да ведь я тебе объяснила! Уже за кузнецом побежал!
- Вернется, - сквозь зубы процедил князь Илья. – Убью.
- Нет, Илюшенька, я договорилась, что ты ударишь его только не до смерти! – думая лишь о своем, попросила княжна и, торопясь, сбросила с себя шубу. Под ней оказалась другая. Сбросила и ее. Под ней уже был сарафан.
Горислава взялась за подол, подняла его, чтобы снять с себя женскую одежду и отдать ее любимому… Но тут дверь поруба вновь распахнулась, и раздался разъяренный рев князя Бориса:
- Ах, вот оно что?! Бесстыжая!!!
Князь Борис схватил за руку Гориславу и потащил к двери.
- Пусть все видят, какая-сякая ты есть на самом деле! Тогда меня ни твой отец, ни какой другой князь не посмеет упрекнуть за то, что я отказался брать тебя в жены!
- Илья… - протягивая руку назад, в отчаянии простонала Горислава.
- Горислава… - эхом отозвался князь и закричал: - Немедленно отпусти ее, негодяй!
Что было сил, он рванулся вслед за Борисом Давидовичем и, упиравшейся Гориславой… Но цепь натянулась и, как он ни старался, ни бился, не позволяла ему даже на перст двинуться дальше.
- Оставь ее! Мерзавец!! Подлец!.. – хрипел он, не прекращая своих отчаянных попыток помочь любимой.
- Кричи-кричи! Все равно скоро умолкнешь навеки! – оглянувшись, прорычал ему князь Борис и, рванув своей мощной рукой вконец обессилевшую девушку, выволок ее вон из поруба.
Князь Илья с минуту простоял, не зная, что ему делать дальше, а затем рухнул на пол и ударил по полу обоими кулаками, даже не почувствовав боли в обожженной руке.
5
- Отче! – звеня цепями, рванулся Илья навстречу игумену.
Немного придя в себя, князь Илья даже представить себе не мог, что он скажет обобравшему Гориславу и предавшему его воину. Но к счастью, в поруб вошел сменивший его второй охранник.
Войдя, он сразу же принялся что-то искать, заглядывая под лавку и во все углы.
- И ты потерял что-то? – наконец, не выдержал князь.
- Да… - пробормотал охранник, вороша сено, которым был застлан пол.
- Не этого ли медведя? – кивнул на лежавшую рядом с собой деревянную фигурку князь и услышал:
- Нет – нож. Небольшой такой, засапожный. Ты случайно не видел его?
- Да куда ж я могу уйти из своего угла? – мрачно усмехнулся князь Илья.
- И то верно… - согласно кивнул охранник. - Ничего не понимаю! Вчера только был. Куда он мог запропаститься…
- Ничего, получишь жалованье, новый себе купишь!
- Новый? – Охранник резко разогнулся и в его голосе неожиданно послышалась боль: – Да где я теперь второй-то такой найду? Ведь это же не простой нож. Мне его - жена подарила. Это единственное что у меня от нее осталось. Там даже ее метка на память есть, в виде сердечка…
Он спросил вошедшую в поруб женщину, не видела ли та, убираясь, где засапожного ножа. Но она тоже не знала где он. Сказав, что последний раз видела его, когда воин вырезал фигурку медведя, она подошла к пленнику посмотрела на нетронутый хлеб, похлебку, заглянула в кувшин и покачала головой:
- Так и не ел, не пил ничего с самого утра! Боишься – отравим? Зря!
Женщина заменила миску на новую и сказала:
- В городе теперь о тебе люди совсем по-другому говорят. Во всем осуждают тех, кто сбивал тебя с истинного пути. Одного из них, бледного такого, как смерть, узнали, так он еле сбежал! Потом опять же твой друг Радим немало чего хорошего о тебе людям рассказал. А после того, как ты холопа на волю освободил и снова его человеком сделал, так многие уже стали раскаиваться, что думали о тебе плохо. Да и потом, у нас на Руси всегда принимают сторону слабого и обиженного. А с тобой же вон – как несправедливо обошелся князь Борис…
Услышав про главного своего врага, пленник дернулся и зазвенел цепью.
- За Гориславу досадно? - понимающе посмотрела на него женщина. - И это тоже напрасно! Ничего с ней худого не сделалось.
- Как это? – недоверчиво посмотрел на нее князь Илья.
- А вот так! Кривда она как ни сильна, а правда - все равно сильнее! Когда князь Борис ее из поруба на всенародный срам за собой потащил, по счастью, Мстислав Мстиславович со своими дружинниками поблизости оказался. Ну, как князь ни силен, те мигом его скрутили. Гориславу молодой князь отправил к своей жене, а Бориса Давидовича – да не ко сну будет помянут! - предупредил, что тому не бывать живым, если он не оставит Гориславу в покое! Еще он пригрозил, что не простит ему, коли и с тобой что случится, но… в ответ на это князь Борис только зубами проскрежетал. Ох, и люто зол он на тебя, ох и зол!
Князь Илья благодарно посмотрел на женщину и, глядя на огонь свечи, стал думать свою нелегкую думу.
В том, что его завтра ждет казнь, он не сомневался. Была, правда совсем небольшая надежда, что князю Мстиславу удастся отложить ее на два-три дня. Но в таком случае уж лучше бы сразу!
Пленник пошевелился, меняя позу. Цепи снова зазвенели, и он вдруг подумал о том, что вот даже эти цепи могут держать так, что не только небесного, а и самого дорогого земного достать не можешь…
Вспомнив о небесном, он взял Евангелие, полистал, выборочно читая, несколько страниц и вдруг застыл глазами на вдруг поразивших его строчках:
«Аминь бо глаголю вам: елика аще свяжете на земли, будут связана на небеси: и елика аще разрешите на земли, будут разрешена на небесех.»1
Эти слова тоже хорошо были знакомы ему. Но на этот раз его поразило в них то, что… куда же пойдет его душа, с таким множеством неразрешенных грехов?! Завтра, перед началом Божьего суда он вправе позвать игумена, исповедаться и очистить свою душу перед смертью. Ну, а если князю Борису удастся этой ночью совершить задуманное?
Князь Илья покосился на переставшего искать свой нож и сидевшего на лавке с потерянным видом охранника. А что если это вдруг сделает он, и прямо сейчас?.. Да нет, вроде, его отношение к нему тоже поменялось в лучшую сторону. А может, это притворство, чтобы никто ничего не смог заподозрить? Нет, нельзя было рисковать вечностью!
И он сказал заканчивавшей вместо освобожденного раба протапливать печь женщине:
- Ты можешь выполнить мою последнюю просьбу?
Женщина выпрямилась и вдруг с вызовом уперла в бока кулаки:
- С чего это вдруг - последнюю? Или ты уже за Бога решил вершить человеческие судьбы, будь она даже твоей собственной? – она взглянула на не знавшего, что и ответить ей князя и уже мягче сказала: - Ну ладно, говори, что надобно! Все для тебя сделаю!
Князь Илья благодарно кивнул ей и, с несвойственной для него торопливостью, проговорил:
- Тогда сходи… нет, сбегай к отцу игумену. Скажи ему, что я прошу… нет, умоляю его поскорее прийти исповедывать и… если благословит – причастить меня!
- Ой! – радостно всплеснула руками женщина. – Да ради этого… да для такого я не то что бежать – я птицей лететь готова!
Бросив все у печи, она, даже не накидывая полушубка, выскочила из поруба.
Секунды казались князю Илье часами.
Игумена все не было. Он стал неотрывно глядеть на икону и, как было давным-давно, когда с отцом и дедом они после говения ходили в церковь на исповедь и причастие, стал припоминать свои грехи. Их было столько, что он даже испугался, что забудет большую часть из них, когда придет игумен. А того все не было, не было… Как будто сам Господь давал ему возможность вспоминать все новые и новые грехи.
Наконец, со словами: «Идет!» - вбежала женщина и тут же исчезла опять…
Зато в порубе появился тот, кого уже отчаялся ждать пленник. С крестом и… как сразу со вздохом облегчения заметил Илья, с мешочком на груди – в котором находилась Дарохранительница…
- Отче! – звеня цепями, рванулся навстречу к нему Илья.
- Вижу, все вижу и… радуюсь! - ответствовал ему тот и, глазами приказав охраннику оставить поруб, дабы не мешать таинству, неспешно подошел к пленнику.
Все дальнейшее для князя Ильи происходило, словно в каком-то тумане. Главное для него было не забыть ни одного греха, который навсегда мог встать между ним и Богом. Еще он боялся, что игумен устанет и скажет: «Все, достаточно, хватит!» или того еще хуже «Изыди, от меня, да разве такое прощается?!» Но тот терпеливо молчал, то ли качая, то ли кивая своей большой лохматой головой. И исповедь продолжалась…
Охранник мерз с внешней стражей за закрытой дверью поруба уже час, второй… На смену ему пришел первый охранник, а князь Илья все перечислял и перечислял все те злые дела, которые успел натворить за свои неполных двадцать лет…
Выслушав пленника до конца, игумен выждал еще немного, затем поднял над его головой епитрахиль, но тут же опустил ее и уточнил, а всех ли людей на земле простил князь Илья.
- Да! – кивнул ему тот.
- Даже… князя Бориса Давидовича? – с небольшим сомнением в голосе уточнил игумен.
- Да, да! – искренне прощая предавшего его самого и едва не оскорбившего его невесту человека ради того, чтобы Господь отпустил и ему все то зло, которое он только что перечислил, - убежденно повторил пленник. – Он ведь и сам не ведает, что творит!
- Тогда преклони свою голову перед Богом.
Стоявший на коленях князь Илья, покорно выполнив повеление игумена, замер в томительном ожидании…
На этот раз несколько секунд показались ему уже вечностью.
Наконец на голову долгожданно легла епитрахиль, и послышались знакомые с детства, но на этот вызвавшие у него невольные рыдания слова:
- Прощаются и отпускаются…
После исповеди игумен причастил князя Илью и каким-то незнакомым, прерывающимся голосом сказал:
- Много мне довелось исповедывать за свою жизнь людей. Но лишь сегодня я первый раз вдруг почувствовал, что даже ад содрогнулся от услышанного, и возопил от того, что не смог удержать уже, казалось бы, ставшею его собственностью жертву, а весь рай наоборот возликовал от того, что Господь простил даже такого кающегося грешника, как ты!
Князь Илья взглянул на игумена и увидел, что глаза того так переполнены слезами, что они давно уже катятся по щекам, запутываясь в густой бороде и сияя там яркими, в свете свечи бриллиантами…
И только тут понял, почему прерывался у него голос…