- Всегда невозмутим и ровен,
Вдруг лавку бьёт – и я ему дивлюсь.
Но если дело так дойдет до бревен,
Тогда за терем я не поручусь!
Но молится-то как: ни слов, ни вздоха,
А весь он там, и слышит его Бог!
И, как сейчас бы ни было нам плохо,
Не верю я, чтоб Бог нам не помог!
(Мономаху)
- Да я хоть завтра, то есть, нынче в бой!
В Степь – значит, в Степь, без разговоров пряных.
Я – русич, и пожертвую собой,
Лишь бы скорее перебить поганых!
За дверью неожиданно слышится топот, крики: «Стой!», «Куда?!», затем шум борьбы и жалобный стон.
Мономах:
- С ума сошли – побудят же детей!
Нашли, когда и где повеселиться…
Ратибор
(виновато):
- Охрана – трое молодых людей.
(повышая тон и растирая на ходу кулак)
Сейчас у них постарше будут лица!
Ратибор выходит, и за дверью слышится его грозный голос:
Голос Ратибора:
- Что тут еще? И это еще кто?
1-й молодой голос:
- Да вот, вбежал и ну ломиться в терем!
2-й молодой голос:
- Мы думали, это из наших кто…
3-й молодой голос:
- А это раб – глазам своим не верим!
Голос Ратибора:
- И я не верю собственным глазам -
Какой-то раб навел на гридней страху!
А ну-ка, дайте, я займусь им сам…
Кто ты? Куда?! Зачем?!!
Слабый, сдавленный голос:
- Я – к Мономаху…
Ратибор возвращается, вталкивая перед собой в гридницу худого, изможденного человека. На шее у того – обрывок грязной веревки, на драном половецком халате следы запекшейся крови.
Ратибор:
- Вот, княже, говорит, прости, к тебе!
А кто, зачем – пока не отвечает…
Прикажешь попытать его в избе?
Мономах
(пряча в бороде улыбку):
- Ну кто же сразу так гостей встречает?
(оглядывает пленника)
По лику – не степняк…
Ратибор:
- По силе тоже!
Что, князь Владимир, будем делать с ним?
Беглец
(падая на колени, радостно):
- Ты князь Владимир? Слава Тебе, Боже!
Ратибор
(окончательно убеждаясь):
- И речью можно приравнять к своим!
Мономах
(с сочувствием пленнику):
- Да, вижу, нелегка была дорога!
Переяславльский? Мой? От половца беглец?
Беглец
(путаясь в словах):
- Нет, то есть да… Беглец! Но, ради Бога!
Дайте воды! Иначе мне конец…
Ратибор зачерпывает ковшом из кадки воду и подает его пленнику. Тот с жадностью припадает к нему.
Мономах
(беглецу - дождавшись, пока он напьется):
- Ну, говори! Зачем тебе я нужен?
(затем - Ратибору)
- А ты потом скажи, да и проверь,
Что б дали ему, что одеть и ужин…
Ратибор
(с усмешкой кивая на окно):
- Какой там ужин – завтрак уж теперь!
Беглец
(кланяясь, вздрагивает, как от резкой боли):
- Великий князь…
Мономах
(строго):
- Пока что не великий!
Беглец
(виновато прикладывая руки к груди и болезненно морщась):
-Прости раба за это, не губя!
Что мог я знать в Степи: забитый, дикий…
Так величают половцы тебя!
Я шел сказать – эти степные тати
Идут сюда на мирный договор.
Мономах:
- Как… Ханы? Сами?! Это очень кстати!
Ты недоволен этим, Ратибор?
Ратибор:
- Я понимаю с половцем сближенье,
Когда лишь звон оружия кругом.
По мне – так лучше горькое сраженье,
Чем сладкое братанье со врагом!
Мономах
(тихо, одному Ратибору):
- Негоже воеводу, как мальчишку,
Учить мне, но подумай, рассуди:
Получим время мы на передышку,
И силу наберем…
Ратибор:
- Но…
Мономах
(не желая слушать возражений):
- Погоди!
Нам это время – золота дороже,
Милее ласки любящей жены!
Мир, Ратибор, и никакой войны!..
Беглец
(пошатнувшись):
- О, Боже…
Мономах
(с участием)
- Устал, трудясь для князя и страны.
Давненько сердце не было так радо!
За весть такую – щедро награжу!
Беглец:
- Твоей награды мне уже не надо…
Послушай, князь, что дальше я скажу!
Позволь мне сесть…
(садится на лавку)
Мономах и Ратибор недоуменно переглядываются.
Беглец:
- Идут сюда два хана!
Нет – лучше лечь…
(ложится)
Кидан и с ним – Итларь!..
Ратибор
(присвистнув):
- Такая сила – с миром?! Очень странно…
Беглец:
- По их словам, за выкупом, как встарь.
Ратибор
(передразнивая):
- «Как встарь»! Не покраснели даже!
«За выкупом» на Русь? Два наглеца!
Да я… да мы… Ты это слышишь, княже?
Мономах
(внимательно глядя на беглеца):
- Постой, дай-ка дослушать до конца!
Беглец
(через силу поднимается и кратко и быстро, словно боясь, не успеть):
- Я бежал, князь
Быстро, как мог
Через кровь, грязь…
Видит Сам Бог!
Среди гор-рек
Долго, с трудом,
Не сомкнув век,
Брел я потом.
Под волков вой,
Днем и во мгле,
Полз по чужой -
К отчей земле!
Я прошел путь,
Богом храним,
Чтоб сказать суть –
Ты не верь им!
Их слова – мёд,
А дела – яд.
Я сказал всё!
Гаснет мой взгляд…
Ратибор:
- Ай, молодец! Хоть ты не воин справный,
И я тебя, пожалуй, отличу:
За то тебе и ужин будет славный,
И волчий полушубок по плечу!
Ратибор хлопает беглеца по плечу, и тот снова падает на лавку, уже не вставая.
Мономах:
- Постой хвалить! Пусть лучше скажет
Как самым лучшим из друзей,
И еще лучше нам докажет:
А не подсыл ли он князей?
Ратибор:
- Каких князей?
Мономах:
- Каких угодно!
Всем им не выгодно, чтоб мы
Могли прийти в себя свободно
За время нынешней зимы!
(обращаясь к беглецу)
Смотри, на пытку ведь отправлю!
Да так, чтоб зайцем задрожал.
Ты моему Переяславлю
Действительно принадлежал?
Я это все могу проверить
Предупреждаю наперед!
Беглец
(с горечью усмехаясь):
В такой момент мне можно верить!
Из-под Чернигова мой род…
Мономах:
- Я так и знал! Земля Олега!
Узнав про мир, он тот же час
Придумал хитрый план «побега».
Чтоб с половцем рассорить нас!
Летописец
(поднимая, наконец, перо и продолжая писать):
- Олег Черниговский… Красавец и герой
Был баловнем судьбы, того не зная,
Что солнце его сядет за горой,
Тепло и свет навеки отнимая.
И брат двоюродный, и самый лучший друг,
Лишившись разом и отца и права
На собственный удел, Олег стал вдруг
Изгоем, по закону Ярослава.
Немало слез и горя приведет
На Русь вслед за собою Святославич,
И потому в историю войдет
Сей Святослава сын – как Гориславич…
Мономах
(продолжая):
- Олег-Олег… Никак неймется
Как видно, брату моему.
То он разбоями займется,
То – этим, судя по всему…
Рассорив нас со степняками,
Он обессилит нас вконец,
Придет и голыми руками
Возьмет Переяславль…
Ратибор:
- Наглец!
Беглец
(обращаясь то к Мономаху, то к Ратибору):
- Князь Мономах…ты, воевода!
Всех тех, кто знал меня, спроси:
Ведь я же – для всего народа!
Для нашей матушки-Руси!..
Я не подсыл! Как волчья стая,
Когда мороз придавит снег,
Взяв дань, пойдут, стыда не зная,
Два хана все равно в набег!
Мономах:
- Докажешь чем, что все неложно?
Ратибор:
- Да, чем?
Беглец:
- Свидетельства во мне -
Они упрятаны надежно!
Молю вас, этим ханам не…
Перекрестившись бессильными руками, пленник умирает…
Мономах и воевода набожно крестятся.
Мономах:
- Вот и отмучился бедняга…
В храм отнести сегодня ж днем!
Ратибор:
- Вроде бы раб, а ум, отвага -
Недюжинные были в нем!
Мономах
(задумчиво):
- Кто знал, кем был он до полона:
Монахом? Смердом? Кузнецом?..
Я не расслышал из-за стона –
Что он сказал перед концом?
Ратибор
(охотно):
- Что все равно обманут ханы!
Мономах
(морщась):
- Нет, позже – речь его была
О доказательстве…
Ратибор
(склоняясь над умершим):
(склоняясь над умершим):
- Есть – раны!
(показывает обломок стрелы)
- И половецкая стрела!
Мономах:
- Гляди, уже поверил прочно!
А ведь подумать бы пора б:
Что может знать, да еще точно,
О ханских планах русский раб?
Ратибор:
- Но ты же сам сказал, возможно,
Он был монахом, кузнецом…
Мономах
(торопливо):
- Иль смердом! Верить ему сложно.
Ратибор
(с надеждой):
- А может быть, он был купцом?
Мономах
(машет рукой, давая понять, что разговор окончен):
- А! Что теперь? Конечно, скверно
Так говорить, когда он стих,
Но, думаю, что и, наверно,
Не будет ханов никаких!
Ратибор
(глядя на пленника):
- Вот так живешь, ешь, пьешь, воюешь…
И вдруг – пожалуй на ответ
За то, о чем и в ус не дуешь,
Покуда мнишь, что смерти нет…
Мономах
(задумчиво):
- И одинаково ведь спросят:
Будь раб ты или господин!
Иди… И пусть его уносят!
А я побуду тут один!
Мономах опять остается один, но уже не ходит, а стоит посередине гридницы, между троном и летописцем.
Мономах
(как бы продолжая разговор с Ратибором):
- Нет, половцу не поклонясь,
Русь не спасти нам от разброда!
Ты – воевода. Я же – князь,
Ответственный за жизнь народа!
И должен я любой ценой -
Ковать мечи, латать кольчуги,
И для дружин – да не одной! -
Собрать мужчин со всей округи.
Мне нужен мир. Не после, а сейчас.
Сейчас, пока что еще можно
Объединить разъединенных нас,
Хоть это тоже невозможно…
Мой мир – это не золотой кумир,
Тельцом стоящий предо мною.
Мне нужен мир… мир…мир…мир…мир!
Любым путем! Любой ценою!
Мономах смотрит на дверь, на окно, словно опасаясь, что кто-то может услышать самые потаенные его мысли.
Мономах
(понизив голос):
- Я больше обрету, чем потеряю,
И в этот час, когда все видят сны,
Я, Мономах, монахом повторяю:
Мне нужен мир… (после долгой паузы) для будущей войны!
Мономах снова начинает ходить и останавливается неподалеку от быстро пишущего летописца.
Мономах:
- Я просто виду не давал…
Конечно, раб тот что-то ведал:
Быть может, яства подавал,
А хан сказал, когда обедал…
Или молва по той стране
Прошла тайком, а он решился
Один – один! – прийти ко мне
Сказать, чтоб я посторожился…
И, если раб тот не солгал,
Мне мир сулить те ханы станут,
Которого я так желал!
А после… все равно обманут!
Уж голова идет кругом.
Пора пойти вздремнуть бы, что ли
Работы много нынче днем
А завтра и того поболе!
По совести и правде суд!
Вершить я людям своим буду
Летописец
(вставая и подходя к князю):
- Ты звал меня?
Мономах
(оглядываясь):
- Я? Нет! Кто тут?
А-а… это ты…
Летописец:
- Да, как и всюду!
Мономах:
Все пишешь, отче?
Летописец:
- Все пишу!
Мономах:
- И до всего тебе есть дело -
Как я хожу, дышу, грешу?..
Признайся честно: надоело?
Летописец:
- Да нет! Отвечу, без похвал,
Чтоб не отнять венцов небесных,
Всегда, я с радостью писал
О всех делах твоих полезных!
Мономах:
- И что же, скажем, сделал я,
Иль сделать не успел, сегодня?
Мономах направляется к столику, но летописец преграждает ему путь.
Летописец:
- Нельзя. То тайна не твоя.
Мономах:
- Как не моя? А чья?!
Летописец:
- Господня!
Мономах:
- С ума сошел! Ведь я же – князь!
Летописец:
(невозмутимо):
- Я знаю.
Мономах:
- Но тогда – как смеешь?
Летописец:
- Дана мне власть! И буквиц вязь
Моих прочесть ты не сумеешь!
Мономах:
- Ну, хорошо… Я не терплю
Коварства, трусости и фальши.
Но тех, кто помнит долг – люблю!
Даю добро творить им дальше.
Ты только вот что мне скажи
Да честно, как у аналоя…
Летописец:
- Уста мои не терпят лжи,
Глаголь, себя не беспокоя!
Мономах:
- Допустим, в чем-то я не прав,
Так что же, все про то пусть знают?
И в хартии твоей средь слав
Моих былых, о том читают?
Летописец:
- Н-не думаю…Пока что ты
Все делал право и достойно.
И, эти исписав листы,
Я чувствовал себя спокойно…
Мономах:
- А коль что сделаю не так,
Переписать потом ты сможешь?
Летописец:
- Нет.
Мономах:
- А велю?
Летописец:
- Нельзя никак!
Мономах:
- Так значит, просто уничтожишь?
Летописец:
- Нет, княже, нет – я не могу!
Да и что сделал ты худого
Ты - милость даже ко врагу
Оказывавший, право слово?
Мономах:
- Ну, скажем, людям не помог,
Иль злом за зло воздал сторицей…
Летописец
(качая головой):
- То может вычеркнуть лишь Бог,
По милости Своей велицей!
Мономах:
- Ни изменить, ни даже сжечь,
Что в жизни сделал я беспечно…
Ну, хорошо – дела. А речь?
Мои слова?
Летописец
(жестко, отрезая):
- И то навечно!
Дверь, скрипнув, приотворяется.
Мономах
(с сожалением, разводя руками):
- Потом продолжим разговор!
Видать, пора для дел настала –
Пришел с докладом Ратибор…
Дверь открывается, входит Гита.
Мономах:
- Ты? Почему не спишь?
Гита
(с заметным акцентом):
- Уж встала!
Летописец возвращается за столик и, перебирая листы, отыскивает нужное место.
Летописец:
- Гита – английская принцесса,
Дочь Гаральда, что пал в бою,
Когда кровавая завеса
Закрыла всё в ее краю.
Жена и друг незаменимый,
Мать сыновей и дочерей,
Пряма, умна, и муж любимый,
Бывало, всем делился с ней…
Гита:
- Всю ночь я плохо провела,
И мысли были неспокойны.
Мне снилось, я тебя ждала,
И всюду – войны, войны, войны…
А после - крики наяву… Или во сне?
Скажи на милость!
Мономах:
- Скажу-скажу… Иди ко мне!
(обнимая жену):
Тебе – пригрезилось, приснилось!
Видать, болела голова,
Вот и попритчилось усталой…
Гита:
- Какие трудные слова!
Но я запомню их, пожалуй…
Летописец продолжает, пользуясь тем, что супруги замолчали – Мономах думая о своем, а Гита, запоминая незнакомые слова, шевелит губами.
Летописец:
- Приятных первых отношений
Им не испортили года,
И радости, и скорбь лишений
Здесь были общими всегда.
Союз с такой женой прекрасен,
И это - ясного ясней!
С одним лишь князь был не согласен -
Что был во всем согласен с ней!»
Мономах:
- Что дети?
Гита
(потягиваясь и зевая):
- Спят! Так сладко-сладко…
Мономах:
- И ты еще поспи пойди!
Гита:
- Утро! Не будет же порядка…
Мономах:
- Тогда скорее их буди!
Гита:
- Да пусть поспят… Совсем немножко!
Наш Святослав вчера упал -
Я это видела в окошко.
Как бы теперь не захромал!
Мономах:
- Не захромает, иль забыла,
То, что его, как и меня
Судьба впервые посадила
Уже в три года на коня!
Гита
(жалобно):
- Да ведь ему одиннадцати нет!
Да и Мстислава не жалел ты тоже…
Мономах:
- Я князем стал в двенадцать лет!
А дед мой – и того моложе!
Гита:
- Да-да, я помню, кто твой дед!
Ты – царский внук, и, Боже правый,
Наследник всех его побед,
В тебе – частица римской славы!
Мономах:
- Я русич! И сказал тебе сейчас
О князе - Ярославе Мудром!
Ну, чем твои ромеи лучше нас?
Гита:
(пытаясь остановить мужа):
- К чему такие речи утром?
Мономах:
- Что грамотны они, так что ж?
И мы читать-писать умеем.
Их град красив? И наш на их похож.
Они храбры. Мы тоже не бледнеем!
У них история? Немало лет и нам!
И если перейти к победам, -
Мы щит прибили к их вратам
Чтоб вечно помнили об этом!
А наши русские купцы?
Они так честно всё считают,
Что с ними всей земли концы
Иметь дела предпочитают!
Гита:
- В моей далекой стороне
Я слышала про вашу честность.