Гордеев помолчал немного, покивал понимающе. Потом сказал:
— А вы ничего не знали ни о каком пистолете? О «макарыче» или о пистолете Макарова?
Он вполне допускал, что Малышкин сейчас взорвется, но — ничуть не бывало.
— Об обоих ничего не знал. Я слышал, что Сергей говорил на суде о том, что это не его оружие, но…
— Но — что? Но вы не знаете, так ли это на самом деле? Не надо смущаться, это нормальная реакция.
— Я не знаю, в самом деле, — растерянно повторил Малышкин. — Я правда не знаю… Вот помню, например, как он посоветовал фельдшеру Архипову носить с собой баночку с молотым перцем или баллончик с дихлофосом. Это было при мне.
— Зачем? — удивился Гордеев.
— Как — зачем? Все затем же. Дело в том, что бедняга Саша Архипов однажды подвергся нападению. На него напали двое каких-то подонков, просто когда он за сигаретами из машины вышел. Ударили в лицо, нос сломали. Архипов боялся потом на вызовы ездить, вот Сергей ему и посоветовал.
— Значит, Великанов пользовался среди коллег авторитетом не только в силу своей медицинской квалификации?
— О, можете не сомневаться. Со всякими подонками он действительно очень быстро управлялся. — Кажется, Малышкин почувствовал, что сказал что-то не то. — Как мне жаль, что все так обернулось, я вам передать не могу. Вы поможете ему, Юрий Петрович? Знаете, я был в суде, видел, как все это… Все, конечно, было против него, я понимаю… Но все-таки…
— Что — все-таки? — осторожно спросил Гордеев. — Не знаете, чему верить?
Малышкин кивнул.
— Владимир Анатольевич, как вы сами думаете, как чувствуете, какой из двух пистолетов был у него первоначально? Ведь вы же слышали в суде: Великанов утверждал, что «макарыч». А это ведь совсем не оружие, это все меняет, правильно? А все остальные говорили, что «макарыч» был у одного из убитых…
— Юрий Петрович, извините, перебью вас. Вы знаете, кто он?
— Этот парень, которого он застрелил первым? Сын мэра Терехина.
— Да, — кивнул Малышкин.
— Вы думаете, он как-то мог давить на суд или следствие? Вы что-то знаете про это, Владимир Анатольевич?
— Нет, ничего, к сожалению.
— Но вы знакомы с ним? С нашим мэром?
— Да… Формально. Один раз пришлось коротко общаться, но и только.
— Так, ну вы же, наверно, психолог неплохой — профессия все-таки обязывает. Какое он на вас произвел впечатление?
— Если честно, — вздохнул Малышкин, — никакое. Очень уж занятой человек.
— Ладно, вернемся к Великанову. Вы помните, что я говорил?
Кивок.
— Вы его знаете лучше, чем многие другие. Как вам показалось, он говорил правду, когда утверждал, что пистолет Макарова ему не принадлежал? Насколько он был искренен?
Малышкин снял очки, молчал встал, подошел к холодильнику и вынул оттуда… бутылку пива. Гордеев слегка удивился: все-таки доктор, находится «при исполнении» и — Гордеев глянул на часы — до конца рабочего дня еще далеко.
— Жарко, — объяснил Владимир Анатольевич. — Хотите?
— Нет, спасибо. И вроде не жарко…
— Да? Значит, это у меня внутри. — И Малышкин припал к горлышку. — Что вы так смотрите осуждающе? Пиво — это лекарство, если правильно и вовремя употреблять. Я вам как врач говорю.
— Да я наслышан, в общем, — скромно отреагировал Гордеев. — Итак… Почему же вам стало жарко, доктор?
— Дело в том, что это самый больной вопрос — насчет искренности Великанова.
— Подробней, пожалуйста.
— Конечно, я расскажу, я же понимаю, как это важно. Сергей — очень специфический человек. Я бы сказал, что он патологический врун.
— Вот тебе раз, — изумился адвокат.
— Не торопитесь с выводами! Его ложь обычно не имеет какой-то материальной цели. Это его способ находить контакт с внешним миром. Мне кажется, для него все люди — пациенты. Просто реальные и потенциальные. И он заранее ищет к ним ключик. Ничего лично для себя он от этого не получает. Я думаю, посторонний человек поймать его на лжи вряд ли сможет. Если не знать его лично, очень трудно заподозрить что-то такое. Я знаю это, просто поскольку знаю его уже лет шесть-семь и знаком с какими-то фактами его собственной жизни. Я думаю, он мог бы быть уникальным психотерапевтом!..
Малышкин оживился, и Гордеев с неудовольствием предположил, что доктор оседлал любимого конька. Надо его остановить.
— То есть конкретно в суде он всем морочил голову?
— Что вы, я вовсе не это имел в виду! Я хотел сказать, что он в состоянии это сделать.
— Да, — сказал Гордеев, — но он оказался не в состоянии убедить всех в своей невиновности.
— Это правда, — вздохнул Малышкин.
— Я вот только не совсем понял, он лгал или манипулировал людьми?
— Любопытно, что вы это уточнили. С точки зрения психологии ложь и манипуляции являются разными механизмами, правда, преследующими по преимуществу одну и ту же цель — избежать изменения значимых отношений. В случае Сергея все немного иначе. Он действительно скорее не врал, а манипулировал людьми, но как раз для прямо противоположной цели — для изменения отношений с ними. Для завоевания доверия, которое он как врач использовал исключительно в благих целях.
— Просто добрый самаритянин.
— Напрасно иронизируете. Вы намерены с ним познакомиться?
— Конечно.
— Тогда сами все поймете. Знаете, Юрий Петрович, я сейчас вспомнил, Сергей говорил, что настоящему врачу необходимы всего лишь три качества — интуиция, милосердие и знание.
— Именно в таком порядке?
— Не понял?
— Именно в таком порядке? Знание — в последнюю очередь?
Малышкин задумался. Потом сказал:
— Я никогда не обращал на это внимания, но, пожалуй, что так он имел в виду. По крайней мере, фраза у меня эта в голове отложилась уже давно, и… мне кажется, Сергей относится к тому редкому типу врачей, которые используют свои знания в случае крайней необходимости. Он действовал на пациентов успокаивающе. А для врача «скорой» это бесценное качество.
— Ну конечно, — скептически сказал Гордеев. — Все врачи — волшебники. Знаю я вашего брата. Приходилось сталкиваться.
Малышкин посмотрел на адвоката прищурившись.
— Я вам, Юрий Петрович, ничего доказывать не буду. Вы вообще намерены с Великановым встретиться? Вас к нему пустят?
— Конечно.
— Хорошо. Вот вы голос его услышите — и сразу меня вспомните.
Гордеев кивнул и добавил:
— Я думаю, мне стоит пообщаться еще с кем-нибудь из коллег Великанова. Кроме Архипова кого еще порекомендуете?
— Да любого из тех двух бригад, в которых он ездил. Составы не очень тасовались, насколько я помню. Только вот… — Малышкин замялся.
— Что?
— Как раз к Архипову я бы вам не советовал обращаться.
— Почему же?
— Ну, — неопределенно сказал Малышкин, — он, видите ли, ушел из «Скорой», и вообще…
— Ушел? А чем он сейчас занимается?
— Я слышал, щенков на продажу выращивает. Или что-то в таком духе.
— Это разве причина, чтобы с ним не говорить?
Малышкин был чем-то смущен.
— Ну говорите же, Владимир Анатольевич! — потребовал адвокат.
— Мне кажется, Саша Архипов не совсем адекватен.
— О господи. — На самом деле Гордеев уже ничему особенно не удивлялся. — С ним-то что случилось?
— Может быть, я и ошибаюсь. Но из «Скорой» же он ушел, — снова повторил Малышкин.
— Для вас это показатель того, что человек не в себе?
— Не надо ерничать. Я знаю о чем говорю, — тихо, но твердо сказал Малышкин.
Однако на Гордеева это впечатления не произвело — с психами он, что ли, никогда не общался? Но он все же понимающе покивал, демонстрируя свое уважение главврачу «Скорой».
— Давайте подведем некоторый итог, — предложил адвокат. — Итак, что мы имеем? Сергей Сергеевич Великанов — натура честная, деятельная и романтичная. Ради правды и справедливости умышленно идет на нарушение закона, по его мнению несовершенного, и оказывается на скамье подсудимых. Он взял на себя роль следователя, прокурора и судьи. Но за это поплатился тюрьмой. Черт его возьми, дурака такого.
— Кто вас нанял, Юрий Петрович? — с интересом спросил Малышкин. — Я как-то слышал о вас, если не ошибаюсь, вы довольно дорогой адвокат, а?
— Откуда вы это можете знать? — буркнул Гордеев.
— Нет, ну все же, кто вас нанял?
Гордеев с улыбкой покачал головой.
— А можно еще спросить? — сказал Малышкин. — Сложно ли защищать человека, когда приговор уже вступил в силу? Когда он уже сидит?
— Это называется — в поздней стадии надзора, — усмехнулся Гордеев. — Вопрос неоднозначный. Только суд на него и ответит. Новый суд, надеюсь.
Они встали, и тут у Малышкина зазвонил телефон. Гордеев рукой показал, что его не нужно провожать.
В приемной Малышкина его поманила наманикюренным пальчиком секретарша:
В приемной Малышкина его поманила наманикюренным пальчиком секретарша:
— Вам нужно встретиться с Калерией Астафьевой, — шепотом сказала секретарша.
— Откуда вы знаете, что мне нужно? — спросил Гордеев тоже шепотом, внимательно разглядывая симпатичное веснушчатое лицо, которое немедленно покраснело. — Подслушивали, понятно. И кто такая эта ваша Калерия?
— О, она большой человек…
— Можно конкретней?
— Можно и конкретней. — Секретарша кинула взгляд на дверь в кабинет Малышкина. — Она тут вроде главного доктора в городе.
— В вашей больнице работает?
— Да нет, нигде она не работает. — Секретарша опасливо посмотрела на дверь своего шефа. — У нее нетрадиционные методы лечения. Сергей Сергеич Великанов с ней дружил. Может, она что-то про него важное знает?
— Где же мне ее найти?
— Она ведет занятия в группе «Сам себе Гиппократ».
— Как?! — Гордеев решил, что ослышался.
— «Сам себе Гиппократ».
— Что это такое?
— Объяснить невозможно, вам надо самому посмотреть. Что-то вроде групповой терапии.
— И где же это можно посмотреть?
— А тут по соседству, в двух кварталах, я сейчас напишу адрес… Только не говорите Владимиру Анатольевичу, он это не поощряет.
— Ясное дело, — усмехнулся Гордеев. — Неофициальная медицина. А вы, значит, барышня, интересуетесь?
— Просто я однажды к ней ходила, и она меня вылечила, — объяснила секретарша.
От чего именно, Гордеев спрашивать не стал, какая разница, да и деликатный мог оказаться вопрос.
— А откуда вы знаете, что Великанов с ней дружил?
Секретарша еще раз покосилась на дверь Малышкина и быстро сказала:
— Сергей Сергеич ее встречал несколько раз после занятия группы, я сама видела!
— А во сколько у них занятия?
— Через полтора часа начнутся…
Гордеев решил времени не терять и пока что представиться официальным, так сказать, лицам.
В секретариате городской прокуратуры полная симпатичная блондинка лет тридцати пяти не выказала никакого удивления, что приехал адвокат из Москвы. Гордеев сказал несколько раз, что он местный, что у него в Химках офис, но это не возымело действия, из чего он сделал вывод, что утечка информации уже произошла, — например, в тот момент, когда он затребовал в архиве Мособлсуда дело Великанова. Ну что же, нормальное положение вещей. Только вот незадача — следователя, который вел дело Великанова, сейчас нет.
— Его фамилия, кажется, Ротань? — спросил Гордеев.
— Приходите завтра, — дружелюбно предложила блондинка.
Ну что же, завтра так завтра.
14Занятия группы «Сам себе Гиппократ» проходили в помещении физкультурного техникума.
Гордеев осторожно заглянул в аудиторию. Полтора десятка человек, сидевших в двух первых рядах, внимали молодой женщине с огненной гривой волос, которая величественно расхаживала по кафедре и бросала в аудиторию пронзительные взгляды и странные фразы. Публика была не то чтобы загипнотизирована ею, но слегка намагничена. Рыжая ведьма, кажется, знала, как управлять людьми. Присмотревшись, Гордеев пришел к выводу, что не так уж она молода. Умелый макияж, удачная прическа, безупречная фигура — вот слагаемые успеха.
Он постарался, не привлекая к себе внимания, пробраться в зал.
Женщина тем временем провозглашала с кафедры:
— И личность, и даже организм русского человека подвергаются посягательствам со стороны! Природа, государство, семья, другой человек всегда хотят сделать вас больным и немощным недоумком. Так?
— Да-аа… — одобрительно завыли зрители.
— Архетипическая ситуация: у вас что-то болит. Скажем, ноет шея. От недостатка фантазии вы приходите к врачу. Доктор проводит беглый осмотр и, потирая руки, говорит: «У вас диффузный зоб третьей степени!» И что же делать? Ответ один: «Резать». Что вы делаете? Вы мчитесь к народному целителю! Да?
Аудитория с удовольствием закивала головами.
— Целитель с удовольствием, жмурясь как кот, подтверждает, что да, действительно диффузный зоб, но к вам на выручку из холодных алтайских болот спешит замечательный борец со всеми болезнями. И это сабельник-декоп. Боже! — И тут Астафьева вдруг упала на колени и стукнулась головой об пол. — Сабельник-декоп! Сабельник-декоп! Сабельник-декоп!!!
— Сабельник-декоп! Сабельник-декоп! — скандировала аудитория.
Гордееву стало не по себе.
— А что такое сабельник-декоп? — совершенно нормальным голосом сказала Астафьева, поднимаясь с колен. — Казалось бы, просто трава, болотная поросль. Но нет! Это чудо-богатырь, народный заступник! Потому что сабельник-декоп собран, во-первых, исключительно в пору цветения; во-вторых, при растущей луне; в-третьих, только в окрестностях Барнаула. Это оживляет даже мумии, высохшие от тяжести лет и сомнений! А теперь скажите мне, кто из вас поедет в Барнаул собирать сабельник-декоп?!
Все присутствующие в едином порыве подняли руки и так и застыли. Но, видно, что-то было не в порядке, они начали переглядываться, да и взгляд у Астафьевой был почему-то суров. Тут только Гордеев разглядел, что руки подняли не все.
— Вот ты, Анастасия, как живешь теперь? — сурово спросила Астафьева у тощей как вобла молодой девушки в первом ряду, которая сжала пальцы в побелевшие кулаки.
— Я… я… не могу ехать, — плачущим голосом сказала вобла. — У меня бабушка, ее нельзя одну оставлять.
Остальные возмущенно зашумели и отодвинулись от отщепенки.
— Я спрашиваю, как ты живешь? — еще более грозно повторила Астафьева.
— Езжу на велосипеде, — смиренно сказала девушка. — Сплю на фанере. Если смотрю телевизор, то топчусь на мелкой острой щебенке, тем самым массируя внутренние органы. Утром — молитва под классическую музыку.
— При всей универсальности воздействия аскеза, однако, не каждому помогает, — вздохнула Астафьева. — Смерть — всегда одна, а жизнь — крайне разнообразное и поучительное занятие.
— А почему вы уверены, что знаете это наверняка, — рискнул спросить Гордеев. — Про смерть?
Удивительно было, что к нему не повернулся ни один человек, а еще говорят, что самый гениальный актер не может переиграть открывающуюся дверь.
— Я же все-таки доктор, — абсолютно серьезно сообщила Астафьева. — Много чего видела. Храни нас всех Господь. Хватит на сегодня…
Наконец все разошлись, последней выходила Анастасия, несколько раз она оглянулась на Гордеева. Юрий Петрович, наконец разглядев барышню в профиль, увидел, что она в самом деле очень юная и хорошенькая. Слово «вобла» к ней не подходило.
Астафьева возилась со своей сумкой. Бросила косой взгляд на Гордеева.
— Частный прием? Тарифы знаете? — спросила целительница.
— Калерия, я к вам по делу.
— Это понятно.
Астафьева снова внимательно посмотрела на адвоката, подошла к нему вплотную и тихо и внятно сказала:
— Если вы подцепили гонорею, или, проще говоря, триппер, не пугайтесь.
— Да? — растерялся Юрий Петрович.
— Да. Сделайте так, — деловито объяснила Астафьева. — Расколите пять грецких орехов, выньте перегородки, просушите их на солнце и разотрите в ступке. Затем вылейте в кастрюлю бутылку пива, всыпьте порошок и вскипятите. Остудите и пейте в течение дня. В результате вы не только избавитесь от триппера, но заодно прочистите простату, ублажите поджелудочную железу и убережетесь от обычного при медикаментозном лечении осложнения — простатита.
Гордеев ужаснулся:
— Неужели я произвожу такое нехорошее впечатление?
— Честно?
— Ну конечно, — попросил-потребовал адвокат.
— Тогда — намного хуже.
Врет, сообразил Гордеев с большим облегчением. Да и какой она доктор, в конце концов?! Настоящие доктора, как известно, нынче на зоне парятся. Знает дамочка как пугать, знает и умеет. Только вот зачем?
— Я хотел поговорить с вами о Великанове.
— Не знаю такого, — отрезала целительница.
— А у меня другие сведения. Мне говорили, что вы были друзьями.
— Кто говорил? — вскинулась она и прикусила губу — сообразила, что допустила оплошность. — Ладно, это не важно. У меня сейчас совершенно нет времени. Я сегодня уезжаю. Оставьте мне свой телефон, я перезвоню, когда приеду.
— В Барнаул? За своим сабельником? В холодные алтайские болота?
Она презрительно молчала.
Гордеев протянул карточку и снова переменил мнение о ее возрасте. Макияж макияжем, но все же едва ли ей можно было дать больше тридцати пяти. Некоторые женщины кажутся старше благодаря низкому голосу.
— А эта девушка, Анастасия, она…
Он не договорил, потому что Астафьева приблизилась и зловеще зашипела:
— Может, оставите в покое бедняжку?! Мало она на суде натерпелась?!
«Так она из тех двух девчонок, за которых вступился Великанов!» — сообразил Гордеев. Вот где он ее встретил, надо же… Ну что же, вполне объяснимо — психологическая травма и все такое.