— Пути чего? — спросил слегка расслабленный алкоголем Гордеев.
— Пути следования предполагаемой жертвы. При задевании за нить «стакан» опрокидывается, граната вываливается, спусковая скоба высвобождается — и происходит взрыв. Все предельно просто.
— И что? — спросил абсолютно протрезвевший Гордеев. — Что с этим «стаканом»-то?
— Ничего. Мне подготовили такой сюрприз.
Турецкий с Гордеевым переглянулись и по молчаливому согласию больше никаких наводящих вопросов не задавали.
— С год назад у меня был роман с одной симпатичной женщиной.
— С кем это? Когда это? — удивился Турецкий. — Почему я ничего не знаю?
Гордеев сделал ему знак, и Александр Борисович замолчал.
— Даже не просто симпатичной — очаровательной. Мы оба были на седьмом небе и тщательно это ото всех скрывали. На всякий случай. Из суеверия. Дальше было так. Однажды утром мне на работу звонит какой-то доктор — секретарша передала. Ну мало ли что, у меня времени нет на всякую ерунду, я сказал, чтобы она его отфутболила. Но он не унимается, звонит снова и снова, и в конце концов, когда секретарша выходит, я беру трубку и нарываюсь на него. Это и был Великанов. Он говорит мне несколько слов, но таких, что я назначаю ему встречу.
— Где? — спросил Турецкий. — И какие слова?
— Слова — он называет фамилию и имя моей женщины. Встреча — в метро. Садимся в поезд и катаемся по Кольцевой. Там он мне сообщает, кто он такой и что у него есть сведения, что сегодня вечером меня убьют. Я интересуюсь, а почему я должен в это верить. Тогда он говорит, что меня убьют не одного, а вместе с этой самой хорошенькой женщиной — у нее на даче. Тут я велю ему замолчать. Мы выходим из метро порознь, но я держу его в поле зрения. Вызываю машину. Она приезжает через пять минут. Я даю Великанову знак сесть в нее. Мой водитель отвозит его ко мне на работу и запирает в моем кабинете. Таким образом, кроме нас троих, никто ничего не знает. Собственно, водитель ничего и так не знает, кроме того что шеф приказал кого-то отвезти и запереть, — велика важность, и не такое бывало. Я еду на дачу, перед тем, правда, заглядываю к Денису в «Глорию» и беру у него такую английскую штучку — миноискатель, ноу-хау. Очень компактный и не нуждается в отдельном источнике питания. Энергия образуется от постоянного движения миноискателя влево-вправо. Еду к ней на дачу и думаю: «Может быть, еще рано, сяду в засаде, срисую субчиков». Не тут-то было. На всякий случай проверил дорожку к дому миноискателем — там сад заросший такой, очень живописно. Ну и в трех метрах от порога нашел «стакан». Отпечатков пальцев на нем не было — на следующий день я проверил. Сделан был очень грамотно и рационально. В принципе это чеченская фишка, но такое уже кто только не делает. После этого звоню ей, говорю, что сегодня задержусь в городе и чтобы на дачу она не ездила. Сам всю ночь сижу в засаде. Нет, вру. Часов в пять утра все-таки отрубился. Но никто больше не пришел. Утром я поехал отпирать Великанова. Мы с ним выпили, и я его отпустил.
Все молчали. На Турецкого произвело впечатление, что его друг так ни разу и не назвал ни имя женщины, ни даже географическое направление, в котором находится ее дача.
Гордеев осторожно сказал:
— Слава, ты только не сердись, но тебе не приходило в голову, что он сам мог такую штуку сделать, а потом тебе о ней сказать, чтобы завоевать доверие?
— Приходило, — кивнул Грязнов. — Первым делом. Но я быстро от этой мысли отказался. Денег он не брал и ни разу не попросил ни о какой услуге. Ни ра-зу! Более того, еще дважды снабжал меня полезной информацией о подмосковных преступных группировках.
— Ну и дела, — присвистнул Турецкий. — Как это у него получалось?
— Я организовал за ним наблюдение в Химках. На месяц. Бесполезно. Врач «Скорой помощи». Разговаривает с десятками людей. С сотнями. Не уследишь. И потом, самое главное! Дача ведь не моя! Это же надо было знать, с кем я встречаюсь, когда туда поеду, в какое время… А роман, между прочим, короткий был — до того три недели и после того одна, вот и все.
— Что же так? — не удержался Турецкий.
— Не знаю, — сознался Грязнов. — Сам себе не могу объяснить. Просто не смог ей в глаза после этого смотреть. Не рассказал, конечно, ничего, но наплел всякий вздор: работы много, то да се.
— Обиделась?
— Не то слово. Но пережила.
— А она кто? — спросил Турецкий.
Грязнов молча прикурил и стал пускать кольца в потолок.
— Слава, женщина твоя кто? Чем занимается?
Грязнов в очередной раз глубоко затянулся, выдохнул и сказал:
— Работает в отделе по борьбе с экономическими преступлениями.
— Черт! — сказали Гордеев и Турецкий одновременно.
— В каком округе? — зачем-то спросил еще Турецкий.
— Какая разница, — огрызнулся Вячеслав Иванович. — Ну в Западном округе!
И Турецкий замолчал уже надолго. Все понимали, что это значит. Покушение могло быть организовано совсем не обязательно на Грязнова, учитывая род занятий его пассии и то, что на даче этой Грязнов стал появляться только за пару недель до установки «стакана».
— Ты ее прикрыл после этого? — спросил Гордеев.
— Спрашиваешь! Организовал круглосуточную охрану, полгода по пятам ездили, она ничего не знала.
— Что же ты раньше в колокола не бил?
— О посадке доктора я узнал вообще случайно и совсем недавно, к стыду своему.
Турецкий разлил водку и сказал:
— За Великанова.
Выпили.
— Короче, ни хрена он, Славка, не стукач, — резюмировал Турецкий. — Развел ты меня по полной программе!
— А кто говорил, что он стукач? — удивился Грязнов. — Я говорил, что человек снабдил меня ценной информацией.
— О чем это вы? — с интересом спросил Гордеев.
— Это, Юра, наш давний философский спор…
— Не надо лапшу вешать, — возмутился Турецкий. — Лучше разливай еще, выпьем Юрке на посошок.
— Я никуда не ухожу, — напомнил Гордеев. — Это моя квартира.
— Ты уезжаешь, — напомнил Турецкий, — спасать человека. А ключи от квартиры можешь оставить мне.
Грязнов, разливавший водку, засмеялся. Друзья чокнулись и выпили.
— На хрена это, Саня, я тебе ключи оставлю? — с подозрением в голосе спросил Гордеев.
— А ты как думаешь? Буду приходить, поливать тебе кактус.
— Так ведь нет у меня никакого кактуса!
— Заведу, — пообещал Турецкий.
Грязнов уехал, а Турецкий предупредил жену и заночевал у Гордеева.
На следующий день, собирая вещи, Юрий Петрович обратил внимание, что временно исполняющий обязанности заместителя генерального прокурора по следствию не слишком-то торопится их исполнять. Иначе говоря, валяется на диване и не собирается вставать.
Друзья позавтракали, в который уже раз обсудили диспозицию.
Гордеев глянул на часы. Турецкий тоже посмотрел на его часы — это была «Омега», которую никакой высокопоставленный сотрудник Генпрокуратуры позволить себе не мог — посмотрел без зависти, но со смешанным чувством.
— Ну все, я помчался, — сказал Юрий Петрович.
— Экий ты торопливый, — с укоризной сказал Турецкий. — Куда торопиться-то? Никуда не надо торопиться. «Все приходит к тому, кто умеет ждать», — гласит древняя восточная мудрость.
— Забавно, — сказал Гордеев. — Кто тебе рассказал про эту мудрость? Грязнов?
— Почему — Грязнов? — немного обиделся Турецкий. — Чуть что-то хорошее — так сразу Грязнов, да?
— Ладно-ладно, и это он сказал, что мудрость — восточная?
— Ну он, — помявшись, признал Турецкий. — А что?
— Ничего, — успокоил Гордеев. — Это он от меня услышал. И Восток тут ни при чем. Есть, Саня, и другой вариант по поводу того, что не надо суетиться. Просто сиди спокойно на крылечке, и тогда ты увидишь, как труп твоего врага пронесут мимо.
— А ты у нас, выходит, старый мудрый адвокат, сидишь на крылечке, — ехидно заметил Турецкий, — и наблюдаешь нон-стоп похоронные процессии. Кто твой враг-то? Скажи мне, кто твой враг, Гордеев, и тогда я скажу, кто твой друг! — Турецкий засмеялся, вполне довольный собой.
— Да вроде пронесли уже всех, — не без облегчения признался Гордеев.
— Рад за тебя, — сказал Турецкий, думая о холодной войне между Меркуловым и генеральным.
2Котлас, городок, рядом с которым располагалась зона, был еще тот — Гордеев это понял, едва ступил на перрон. В сущности, это была маленькая железнодорожная станция.
Гордеев огляделся и увидел маневровые пути, громоздкие туши порожних товарных вагонов, фонари путевых обходчиков, два темных здания с разбитыми окнами и со старыми рекламными плакатами, которые трепал дождь. С погодой ему не подфартило. И такси, надо думать, тут не разыщешь.
Гордеев поднял воротник куртки (зонтик остался в офисе в Химках), забросил сумку на плечо и прошел через символическое здание вокзала. Ан нет! На небольшой привокзальной площадке — язык не поворачивался назвать ее площадью — дежурили три машины с зелеными огоньками. Первая из них сразу же поехала навстречу Гордееву.
— В гостиницу, — сказал адвокат. — Есть у вас тут гостиница?
— Есть, конечно, — сказал водитель, лысый мужчина за пятьдесят, — только в такое время она закрыта, даже внутрь не войдете.
— А что делать одинокому страннику? — поинтересовался адвокат. — Где кров и очаг? Куда подевались добрые люди?
— А деньги у одинокого странника имеются? Я могу вас к своей теще отвезти, — предложил лысый. — У нее дом немаленький. Она берет жильцов. — Он почесал лысину. — Иногда…
— Деньги, само собой, есть. Только скажите, далеко ли оттуда до колонии? Да не пугайтесь вы, — заторопился Гордеев, почувствовав назревающую проблему. — Я адвокат, приехал к своему клиенту. Сейчас удостоверение покажу… Вот, пожалуйста, — протянул он солидную корочку члена Московской коллегии адвокатов.
— Круто. У меня сын хотел в адвокаты, — сказал лысый, возвращая документ и отъезжая от вокзала. — Не получилось, ветеринаром стал, свиней всяких теперь вот лечит.
— И замечательно, — одобрил Гордеев. — Что же нам, больную свинину, что ли, жрать? Ваш сын стоит на страже наших интересов похлеще любого адвоката.
— Вы считаете? — обрадовался водитель.
— Конечно, — подтвердил Гордеев. — Вот я, например…
— А что — вы? Вы людей защищаете — это важно.
— Я не о том. Однажды за границей съел бифштекс с кровью и отравился. А у нас, тьфу-тьфу, такого пока не случалось. А то привыкли все ругать. А зачем? Есть возможность похвалить себя любимых — я считаю, упускать нельзя.
— Я скажу — теща завтра бифштекс приготовит! — пообещал водитель. — Пальчики оближете. Вы любите с кровью или прожаренный? И вообще, вы надолго к нам?
— Не знаю пока, но возможно, что приеду еще. А как вас зовут?
— Виталий Витальевич.
— Хорошее сочетание, — одобрил Гордеев, сейчас он был настроен хвалить решительно все, лишь бы поскорее добраться до койки.
— Вот! — еще больше обрадовался лысый. — А многие не понимают! А я и сына так назвал! А он — внука!
Гордеев подумал немного и решил, что мужик ему нравится.
— Виталий Витальевич, а давайте я вас найму на завтра, отвезете меня к зоне, заберете потом. Как, по рукам?
— Если по деньгам договоримся, — с надеждой поскреб затылок Виталий Витальевич.
— Не обижу, — пообещал Гордеев. — И кстати, лучше прожаренный.
— Что? — не понял водитель.
— Бифштекс.
3— Великанов! — В открытое окно санчасти заглянула стриженая голова Федьки Крикунова в тот момент, когда доктор заваривал себе чай покрепче, не чифирь, но все же на воле он такого никогда не пил. — Лети к куму, к тебе на свидание приехали. Только он сначала потолковать с тобой хочет, так что поторопись…
— Пошел ты, — вяло сказал Великанов, не глядя выталкивая непрошеного гостя растопыренной пятерней.
Кум — это заместитель начальника зоны по оперативной работе майор Ковалев. Толковать ему с Великановым было определенно не о чем, если только… Да нет, ну в самом деле, кто может приехать к нему на свидание?
Тут Великанов обратил внимание, что, размышляя, он, оказывается, встал и отодвинул чашку. Пойти, что ли, правда, проверить?
Зазвонил телефон. В санчасти был телефон, конечно внутренний, ни в город, ни куда дальше по нему позвонить было невозможно. А вот сюда звонили часто — начальство интересовалось разнообразными больными, или, как оно (начальство) их называло, симулянтами. На самом деле, с появлением в санчасти Великанова количество таковых резко уменьшилось. Обычно это были зэки, желающие закосить пару деньков от той или иной работы и устраивавшие себе мелкие членовредительства. Но Великанов, неулыбчивый, уравновешенный, всегда неизменно хладнокровный и буквально голыми руками вытащивший с того света нескольких человек, оказывал на симулянтов замечательно терапевтическое воздействие.
Майор Ковалев это оценил и оставил свои попытки завербовать его в стукачи. Все равно, несмотря на равное к нему уважение со стороны воров и мужиков, окончательно своим Великанов нигде не стал. Ходил белой вороной по зоне, дымил своей папироской, правда, с некоторых пор и «Кентом», ну так и что же? «Наверное, благодарные больные подсуетились», — рассуждал Ковалев.
Великанов снял трубку.
— Ну сколько тебя можно ждать? — возмутился Ковалев. — Ноги в руки — и через шесть секунд у меня!
Шесть секунд — это, конечно, была фигура речи, эти пресловутые любимые людьми в погонах «шесть секунд» Великанов слышал еще в армии десять лет назад.
Он с сожалением посмотрел на свой чай, подумал, накрыл стакан блюдцем и убрал его в шкаф с медицинскими препаратами. Хорошо бы для таких случаев обзавестись термосом.
Через пять минут он был у Ковалева: чтобы добраться от санчасти до кабинета майора, нужно пройти едва ли не всю территорию зоны.
— Ну, — сказал Ковалев, — и что сей сон значит?
— Вы о чем? — осведомился Великанов. — Я не психиатр и сны не трактую.
— Я о том, кто к тебе приехал и кто тебя сейчас там, — Ковалев абстрактно кивнул в сторону двери, — дожидается.
Ковалеву было хорошо за сорок. Тучный, весь надутый, как мячик, веселые глаза-щелочки — словом, добряк-добряком, но каких неприятностей от этого добряка можно было ждать — вся зона хорошо знала.
— А кто?
— А ты, значит, ничего не знаешь? — вкрадчиво сказал Ковалев.
Великанов с тоской посмотрел в потолок. Еще больше девяти лет будет продолжаться этот бред.
— Слушайте, гражданин майор, давайте на «вы», я же просил вас уже об этом неоднократно. А вы словно бы забываете — то выкаете, то тыкаете. Определились бы, а?
Ковалев знал, что Великанов не зарывается — просто такой человек, так воспитан, так живет. Зона его не сломала и не прогнула, более того, он оказался тут исключительно кстати, потому что до приезда Великанова мало-мальски нормальные доктора из вольнонаемных работников не задерживались, а среди зэков приличных медиков, как на грех, не попадалось — все какие-то коновалы, уж сколько начальник колонии ни просил об этом вышестоящее начальство.
Ковалев вздохнул и показал Великанову на стул. Доктор сел. Ковалев испытующе посмотрел ему в глаза, но толку от этого было чуть — телепатическими способностями заместитель начальника зоны по оперативной работе не обладал.
За спиной Великанова висел плакат: девушка в красной косынке прикладывала палец к губам, ниже была надпись: «Болтун — находка!» Вообще-то, насколько помнил Великанов, в оригинальном варианте было «Болтун — находка для шпиона», но местный опер переделал классику на свой лад. Что ж, ему видней, конечно.
— Хотите чаю? — радушно предложил Ковалев.
Великанов отрицательно покачал головой, хотя предложение было в самый раз, учитывая, что именно от чаепития его и оторвали.
— Тогда, может быть, кофе? С круассаном, а, Сергей Сергеевич? Когда вы последний раз видели круассан?
Великанов едва не зажмурился — так натурально нарисовались перед ним горячий рожок, начиненный шоколадом, и чашка ароматно дымящегося кофе.
— Может, лучше скажете, что случилось? — сказал он с усилием. — К чему это все?
— Как хотите. К вам приехал адвокат, — сказал Ковалев, зевнул и инстинктивно прикрыл рот рукой.
— Зачем? — удивился Великанов. — Какой адвокат? Почему?
— Вот и я хотел узнать, — вкрадчиво заметил Ковалев. Он сейчас походил на кота, сомневающегося в том, что ему дадут отведать сметаны. — Дело ваше вроде давно закрыто, все ходатайства о пересмотре отклонены. Или я чего-то о вас не знаю, Сергей Сергеевич Великанов, доктор вы наш драгоценный, а? Если так, то это нехорошо, очень нехорошо, крайне нехорошо!
— Не мне судить, что вы обо мне знаете, а что нет. Да и вообще, мне это, честно говоря, до одного места.
— Та-аак, — протянул Ковалев и поднялся. — И Юрий Петрович Гордеев вам до одного места? Позвольте не поверить. — Он снова зевнул, на этот раз даже не успев прикрыть рот, а может, даже и не собираясь. И хохотнул: — Честно говоря, засиделся с приятелями до утра, в преферанс играли. Вам такое не знакомо, доктор? Я, конечно, понимаю, что на зоне играют в карты, иначе что за зона, верно? — Он подмигнул. — Но я бы мог предложить вам более человеческое существование, забрал бы вас как-нибудь с собой на ночь, посидели бы в приличной компании за пулькой…
Великанов отрицательно покачал головой.
— Нет?
— Нет.
— Почему?
— Новые исследования неоспоримо показывают, — невозмутимо заметил Великанов, — что медицинские последствия хронического недосыпания могут быть намного серьезнее, чем небольшая рассеянность, некоторое ослабление сообразительности, раздражительность или сонливость. Постоянное недосыпание может приводить к ожирению, способствовать развитию диабета или гипертонии. Вы как вообще, хорошо себя чувствуете, гражданин майор?