— Действительно… Ладно, давайте дальше. Вы убили этих ребят? — спросил Гордеев. — Скажите мне то, что было на самом деле.
— Да, я убил этих подонков.
— Пистолет Макарова вы отобрали у одного из них?
— Совершенно верно. Вы же читали, наверно, все, что в суде происходило.
— В суде люди не всегда говорят то, что происходило на самом деле.
Великанов некоторое время молчал. Потом спросил:
— И адвокаты?
— Иногда.
— Понятно.
— Что вам понятно?
— Просто я так и думал, — пояснил Великанов. — У меня ведь уже был адвокат.
— Что вы делали в бане?
— А вы как думаете? Раз в неделю я ходил в эту баню после работы. Иногда один, иногда с сослуживцами. Она по дороге от больницы «Скорой» к моему дому. Это удобно. Я люблю баню.
— Расскажите, что произошло.
— Я уже одевался, когда услышал шум в одном из помещений. Вначале мне казалось, что это громкий мужской разговор, но потом я услышал женские крики. Тогда я пошел туда…
— И прихватили свой «макарыч»?
— Я был уже одет, а он лежал в кармане куртки, — объяснил Великанов. — Я открыл дверь и увидел троих молодых людей, которые избивали двух девушек. Я закричал…
Гордеев вздохнул. Великанов пер как по писаному. Это было все то же самое, что адвокат прочитал в материалах следствия и стенограмме заседаний суда.
Гордеев закрыл записную книжку. На сегодня разговор был завершен.
— Что вам нужно, Сергей? Может быть, сигареты? Ну и чай, конечно?
— Сигареты, пожалуй, а вот чай не нужно, меня пациент снабжает.
— Что за пациент? Вы его тут лечили или еще на свободе?
— Тут, конечно. Почему вы спрашиваете?
— Объясняю правила игры, — вздохнул Гордеев. — Сергей, если вы встречаете или уже встретили на зоне кого-то из своей прежней жизни, и не важно при этом, насколько случайной вам показалась эта встреча, вы обязательно должны мне об этом рассказать. Не имеет значения, хотели от вас эти люди чего-то или нет, и как себя вели — тоже не важно. Все рассказываете мне. — Тут адвокат чуть слукавил, чтобы подбодрить клиента: — Будем вместе анализировать. Понятно?
Великанов кивнул.
— Кто снабжает вас чаем?
— Человек по прозвищу Кудрявый. Фамилию его я не знаю, зовут Илья Моисеевич. Он во втором отряде. Лет сорока двух — сорока трех.
Гордеев записал и заметил:
— Скорей всего, он моложе. В тюрьме и на зоне люди часто кажутся старше своего настоящего возраста.
— Ему сорок два — сорок три, — монотонно повторил Великанов. — Не забывайте, что я врач, разбираться в людях — моя работа. В биологическом смысле, конечно, — поправился он после паузы.
«Ага, — подумал Гордеев, — сейчас я тебя расшевелю».
— Хотите пари?
— То есть?
— Я готов поспорить, что этому Кудрявому лет на пять меньше.
На лице Великанова появилось слабое подобие улыбки.
— Без анамнеза?
— То есть?
— Без сбора данных, по-медицински говоря? Не глядя?
Гордеев уверенно кивнул.
— На что будем спорить?
— Ну, Сергей, я могу опять-таки снабдить вас чем-нибудь насущно необходимым — теми же сигаретами, а уж что с вас требовать в случае проигрыша, даже и не знаю… — Гордеев лукаво улыбнулся. — А ведь вы проиграете.
— Я не проиграю. Но если проиграю, с меня причитается. Расскажу вам про одного местного жильца. Разочарованы не будете.
— Договорились. — Гордеев мельком подумал, что доктор, кажется, пытается вести себя так, как делал это на воле — снабжать людей нужной информацией. Или нет? — Как давно он сидит, этот ваш Кудрявый?
— Приехал одним этапом со мной из Москвы.
— Любопытно. А за что он сидит?
— Точно не знаю. Он аферист или мошенник.
— Это одно и то же.
— Разве? — удивился Великанов. — Хотя, конечно, я в этом ничего не понимаю, но мне казалось…
— Статья сто пятьдесят девять Уголовного кодекса. «Хищение чужого имущества или приобретение права на чужое имущество путем обмана или злоупотребления доверием». Так что сами понимаете. Слушайте, давайте перейдем на «ты», ей-богу, так нам обоим будет комфортней!
Это было не то спонтанное эмоциональное предложение, каким оно выглядело. Все, что делал сейчас Гордеев, было математически выверено. Просто пришло время сделать такой крохотный шажок в сторону клиента, от которого он почувствует некоторую теплоту, может быть, чуть больше расслабится, будет откровеннее. Ну и, в конце концов, просто станет лучше себя чувствовать, а это всегда на руку его защитнику.
Не тут-то было. Великанов равнодушно пожал плечами.
— Вот и договорились, — сказал за него Гордеев, не выдавая своего разочарования. — Теперь что касается этого лагерного мецената. Ты продолжаешь его лечить?
— Нет, все прошло уже. У него был фурункулез. Очень неприятная штука, хотя, конечно, несмертельная.
— А он по-прежнему носит тебе чай?
— Да.
— Тебе не кажется, что это странно?
— Не знаю.
— Ладно. Любопытно, чем именно он занимался на свободе, я это постараюсь выяснить. И еще более важно, что ему сейчас нужно от тебя, если допустить, что все это делается не бескорыстно. Мошенники — отличные психологи, — заметил Гордеев. — Тут может быть какой-то тонкий расчет, которого ты пока не замечаешь.
— Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что они хорошие психологи?
— Если нагло и откровенно залезть в чужой карман, то пострадавший, долго не раздумывая, побежит в ближайшее отделение милиции. А если хитро обвести вокруг пальца, посулив, пообещав при этом манну небесную, то не каждый обведенный вокруг пальца осмелится выставить напоказ свою глупость, дав этому делу огласку. Кроме того, умные и ловкие проходимцы пользуются и тем, что обманутый даже вполне честный человек далеко не всегда будет искать защиты у власти… ну ты понимаешь почему.
— Нет, не понимаю, — покачал головой Великанов.
— Еще и по причине недоверия к этой самой власти, — интимно сообщил адвокат, внимательно наблюдая за реакцией своего клиента. Реакции не было никакой. «Ну и жук, — подумал Гордеев. — Ему бы в шпионы».
— Вообще-то неудивительно, — сказал вдруг Великанов.
— Что именно?
— Что доверяют больше проходимцам, чем государству.
— Почему же?
— Психологическая наука считает, что первое впечатление о человеке на тридцать восемь процентов зависит от тона голоса. А как у нас государство с людьми разговаривает? — Вопрос был, конечно, риторический.
— На сколько процентов? — заинтересовался Гордеев.
— На тридцать восемь.
— Ага. А остальное?
— На пятьдесят пять процентов — от визуальных ощущений. И только семь процентов — от того, что говорит твой новый собеседник. Словом, выводы, о которых говорят психологи, полностью соответствуют первой части пословицы — встречают по одежке…
— Что в совершенстве и используется мошенниками, — резюмировал Гордеев.
Свидание было окончено. Гордеев сказал, что придет завтра в то же время.
— Постарайся, чтобы у тебя в это время никто не болел, — пошутил он.
— Не обещаю, — вполне серьезно ответил Великанов.
Они попрощались, и адвокат ушел.
5Через несколько минут в комнате появился Ковалев. Внимательно посмотрел на зэка:
— Есть хотите?
Великанов кивнул. В самом деле, зачем скрывать?
— Пошли.
Они вернулись в кабинет опера, где уже ждал обед, явно не зэковский — наваристый борщ, гора котлет из баранины, салат из капусты с помидорами, минеральная вода. У Великанова второй раз за день закружилась голова. Садясь за стол, он спросил:
— Гражданин майор, может, объясните, что за запах стоит? Прямо как у нас в Химках.
Действительно, гарью несло все более ощутимо.
— Пожар на целлюлозно-бумажном комбинате, — после недолгого раздумья сказал Ковалев. — Только что звонил, выяснял. Так что не мечтайте, это не зона горит, — ухмыльнулся кум. — А Химки, кстати, смешное слово. Это, вообще, где?
— Вы в Москве были когда-нибудь?
— Обижаете, начальник.
— Кто здесь начальник? — горько улыбнулся Великанов.
— Ну и все же?
— Химки — это почти Москва, сразу за Кольцевой автодорогой — по обе стороны Ленинградского шоссе. Если вам нужен экскурс в историю, то в пятнадцатом — семнадцатом веках это была просто большая торговая дорога. В начале восемнадцатого века был проложен Санкт-Петербургский тракт, который соединил Москву с новой столицей. Вдоль тракта возникали новые деревни, развивались ремесла по обслуживанию путешествующих, строились почтовые станции. В первой половине девятнадцатого века закончилось строительство Санкт-Петербургского шоссе. По этому пути еще Радищев ездил.
— Это какой-то знаменитый спортсмен? — улыбнулся Ковалев. — Шучу-шучу. Так город старый?
— Нет, до войны появился…
— Маленький?
— Не сказал бы. Там куча районов — Планерная, Подрезково, Ново-Подрезково, городок Сходня, Бутаково.
— А вы же москвич, Великанов, так что же вас в провинцию поперло?
— Доктор везде доктор.
— Ну-ну, — сказал Ковалев. — Чужая душа — потемки, это мы понимаем.
— Сомневаюсь, — сказал Великанов.
— В чем?
— Что вы понимаете.
— Слушайте, Сергей Сергеич, вы умудряетесь даже за едой хамить. Это же, наверно, не способствует пищеварению. Помалкивайте и на котлеты налегайте.
Великанов последовал совету относительно котлет, но все же не промолчал:
— Тут вы ошибаетесь. Хорошая застольная беседа как раз стимулирует пищеварение.
— Вот как? — удивился Ковалев. — А как же: когда я ем я глух и нем?
— Ерунда. Предрассудок. Когда в меру и доброжелательно.
— Вот, — с удовлетворением подчеркнул опер, — не зря я все-таки с вами общаюсь. Хотите вы или не хотите, а информацию я от вас получаю.
Великанов улыбнулся. Пожалуй, Ковалев ему сейчас даже немного нравился. Или это следствие вкусного, сытного обеда, переизбытка впечатлений и общей расслабленности? Пожалуй, что и так. Но ведь невозможно все время быть на стреме! Десяти лет так не прожить…
И как медик, и как зэк, Великанов знал, что содержание в тюрьме или на зоне — это постоянный стресс. Гнетущая обстановка может подтолкнуть неискушенного человека на поступки, о которых потом придется пожалеть. Поэтому всегда следует быть крайне предусмотрительным. Он часто вспоминал расхожую фразу из американских фильмов, когда полицейский говорит задержанному: «Все сказанное вами может быть использовано против вас».
Не стоило, конечно, утверждать, что исключительно все сотрудники, с коими приходилось общаться арестованному, а потом зэку Великанову были непорядочны, — наверное, процент мерзавцев среди работников СИЗО и колоний такой же среднестатистический, как и в любой другой отрасли. Однако всегда лучше действовать исходя из самого худшего варианта. Так, медики при случайных связях рекомендуют предохраняться; арестованному же надо проявлять здоровую настороженность. Великанов рассуждал так: порядочный следователь (надзиратель, опер и так далее) поймет состояние арестованного и не изменит к нему отношения. А на мнение непорядочного человека нет смысла обращать внимание вообще. К сожалению, правила игры и поведения он понял далеко не сразу. С адвокатом вот ему не слишком повезло. Рудольф Сладкий был глубоко пожилой человек, относившийся к происходящему слишком философски, и он не догадался (или не захотел?) предостеречь Великанова — ни в коем случае нельзя поддаваться на провокационное предложение доказать свою невиновность. А химкинский следователь Ротань, судя по всему, именно так и поступил. Любой человек и так считается невиновным до обвинительного решения суда, оправдываться он не обязан. И если у правоохранительных органов имеются подозрения, то им их и обосновывать, черт побери! Но теперь было поздно — приговор давно вынесен, и, значит, подозрения обоснованные, в общем…
6Когда Великанов вышел из административного здания и пошел в свой лазарет, по пути ему встретился чуть пошатывающийся молодой зэк с фиксой. Опытным взглядом Великанов определил, что пошатывание притворное. Никогда прежде он его не видел. И как Великанов ни менял траекторию движения, но зэк все врезался в него, едва не столкнув на землю. Великанов отступил, мельком подумав, что, если бы у этого типа в кармане была заточка, через несколько минут он бы умер от удара в печень, например.
— К куму ходил, — хмыкнул зэк, отступая и с интересом рассматривая Великанова.
Хотя в административном здании была еще куча всяких других людей, Великанов не стал спорить. Если это подстава, значит, так тому и быть. К тому же какой тут секрет, если его Крикунов к кому-то звал? Он-то небось и растрезвонил на всю зону.
— Ну и что? — сказал Великанов.
— Ты меня, парень, не бойся, — ухмыльнулся зэк.
— А я и не боюсь, — пожал плечами Великанов.
— А это ты зря! — повысил голос зэк, сверкнул фиксой и пошел своей дорогой, больше не раскачиваясь.
Невдалеке Великанов заметил Гнома, с интересом наблюдающего за этой сценой. Что-то давно старик меня не навещал, подумал Великанов. Может, я сам выдумал всю эту чушь про тюремного киллера? Дежа вю?
7Утром следующего дня Виталий Витальевич, давешний таксист, определивший Гордеева на постой к своей теще, заехал проведать клиента и узнать, когда потребуются его услуги.
Гордеев как раз завтракал обещанным бифштексом. Это было немного тяжеловато, но в самом деле, как и было обещано, очень вкусно. Виталий Витальевич не утерпел и тоже присоединился к трапезе. Теща, крепкая, худая старуха, сказала:
— Витал, я так и знала и сделала с запасом…
— Жаль, что у вас нет мобильного телефона, — заметил Гордеев. — Не пришлось бы вам вхолостую ездить.
— А что, мы разве сегодня не едем в колонию? — удивился Виталий Витальевич.
— Едем. Я вообще в принципе говорю. Это же очень удобно. Да и не так уж дорого. Позвонили по дороге, уточнили во сколько, куда — и все дела.
Виталий Витальевич поскреб лысину и покивал. Потом признался:
— Если честно, то, как говорит мой сын, жаба душит. Боюсь, в расход вгонит.
— Не вгонит, — заверил Гордеев. — Вы же все-таки средний класс. Как же жить без телефона?
— А вот так и жить — несуетно. И какой я средний класс, в самом деле? Я вот читал на днях, в Китае средний класс определяют по способности приобрести транспортное средство. Там — да, я был бы средний класс. А у нас…
— И сколько в Китае таких — с транспортным средством? — заинтересовался Гордеев.
— Десять миллионов.
— Ого, — одобрительно бросил адвокат.
— Да ведь это меньше одного процента всей страны… — Виталий Витальевич вдруг побледнел.
— Все в порядке?
— Да… кажется…
— Не знаю, как в Архангельской области, но в Москве и большей части Подмосковья сейчас операторы построили полноценные сети. Без мобильной связи люди уже просто себя не мыслят.
— Представляю… Миллионы людей пытаются говорить одновременно. Это же кошмар, наверно, не дозвонишься никуда.
Гордеев вспомнил свои недавние проблемы с компанией сотовой связи, но тут же и постарался забыть — все хорошо, что хорошо кончается.
Тут Виталий Витальевич вдруг со стоном схватился за живот.
— Витал, таблетку тебе надо съесть, — рассудительно сказала теща и вышла, очевидно за упомянутой таблеткой.
— Где болит? — спросил адвокат.
Водитель неопределенно показал чуть правее середины живота. «Неужели еще один аппендицит, — подумал Гордеев. — Может, эпидемия?»
— Может, ляжете?
— Кажется, мне лучше, — прислушавшись к собственным ощущениям, сказал Виталий Витальевич.
Тут в самом деле появилась теща с таблеткой на блюдечке и со стаканом воды. Виталий Витальевич махнул на нее рукой, но бороться был не в силах, проглотил и запил.
Гордеев решил, что лучше всего продолжать говорить — глядишь, водитель отвлечется и сам не заметит, как ему полегчает.
— Вы, Виталий Витальевич, ошибаетесь насчет того, что не прозвониться, — сказал он. — Будничные нагрузки если и создают время от времени для абонентов проблемы, то весьма незначительные. Тарифные войны также подходят к концу — резкого падения тарифов, из-за которого абоненты вдруг начали бы интенсивнее подключаться или говорить дольше, чем обычно, сейчас не происходит. Я думаю, пиковые нагрузки в сети сейчас бывают только на Новый год или в случае чрезвычайных ситуаций…
Через несколько минут водителю стало еще хуже. Теща немедленно принесла другую таблетку.
— Это что? — беспомощно спросил Виталий Витальевич.
— Пей, Витал, пей.
— Может, «скорую»? — предложил Гордеев.
— Не надо «скорую»! — в голос сказали родственники. И теща пояснила:
— У нас тут ужасная «скорая»…
Все закончилось тем, что Виталий Витальевич совсем занемог и отдал Гордееву ключи от машины, и тот сам поехал в колонию.
Вспоминая мучения бедного Виталия Витальевича, Гордеев подумал, что стоит зайти с другой стороны — поболтать с Великановым не о его жизни, а о жизни вообще, найти хоть какой-то общий язык, ведь, несмотря на то что они перешли на «ты», этого не происходило. Хотя бы о медицине. Есть такие области бытия, где все считают себя специалистами, — политика, воспитание детей, тот же футбол. Ну и медицина. Все знают, чем, как и от чего лечить — якобы. Гордеев себя специалистом в медицине не считал, даром что болел редко.
Так он Великанову и сказал и еще пожаловался, что вот недавно живот скрутило, и ни одна таблетка не помогала. Это было неправдой, но корчащийся Виталий Витальевич стоял у него перед глазами, и Гордеев почти чувствовал, как ему было плохо.