Гордеев пытался высмотреть мэра Терехина, но в зале было слишком много людей, они то вскакивали, то сбивались в какую-то плотную, машущую и вопящую массу.
Когда ударил гонг к объявлению победителя, публика разом стихла. Боксеры вышли на середину ринга; рефери стоял между ними, взяв их за руки, и ждал решения арбитров. Когда назвали имя, толпа опять взревела…
Гордеев вздохнул. Внутри зашевелилось что-то ностальгическое. Запах раздевалки, капа во рту, секундант, дающий бессмысленные советы, противник, готовый, как и ты, умереть, но не сдаться. Хорошее было время… Он и сейчас частенько захаживал в спортивный зал, чтобы поддержать форму, но это, конечно, был уже не тот градус напряжения и азарта, не тот драйв…
Через небольшой перерыв начался новый бой. Теперь на ринге были полутяжеловесы. Едва ударил гонг, возвещающий о начале первого раунда, Гордеев разглядел невысокого лысоватого человечка в третьем ряду, который размахивал сложенной газетой и вопил что-то вне себя от восторга. По описанию, которое дал Малышкин, он походил на мэра — сам Гордеев его никогда не видел.
Минут семь ушло у адвоката, чтобы постепенно, не привлекая внимания, протиснуться к нему, и вот до мэра было уже рукой подать, но дорогу вдруг жестко преградил телохранитель, выглядевший посерьезней ребят на ринге. Адвокат, готовый к чему-то подобному, сразу протянул свою карточку. От Терехина, который ее разглядывал, его отделяла пара метров, и они встретились взглядом. Терехин кивнул: пропустите, мол.
Гордеев подошел, поправил чуть помятую рубашку, кивнул на ринг:
— Хороший бой, а?
— А вы разбираетесь? — с интересом спросил Терехин и глянул в карточку. — Адвокат, значит, да? Гордеев? Что-то я про вас слышал…
— Немного разбираюсь. Сам когда-то боксировал.
— О, — сказал Терехин с уважением. — Присаживайтесь. Что у вас ко мне? Вы, кстати, по каким делам адвокат?
— По уголовным.
— Сейчас такое время, что все дела уголовные, — хмыкнул собеседник. — Олигархи вон на шконках сидят.
— И то верно.
— Я вас слушаю.
— Хочу сделать ставку, — со смехом сказал Гордеев. — Мне сказали, что вы держите подпольный тотализатор.
— Что?! — зарычал Терехин.
И телохранители начали вставать — теперь Гордеев увидел, что их два.
— Вы что себе позволяете?! — крикнул Терехин.
Один из телохранителей попытался заломить Гордееву руку за спину, но адвокат выскользнул, одновременно лягнув второго каблуком в голень, наверняка бедняге было очень больно — он натурально взвыл, удачно вписавшись в общий хор болельщиков. После этого пришлось врезать первому, он тоже рухнул с недоуменным выражением лица. Терехин вообще затрясся от ужаса.
«Хорошо начинаю, — подумал Гордеев. — Перспективно».
— Потом поговорим, — сказал он, собираясь делать ноги. И остановился. А когда, собственно, потом?! А, ладно, семь бед — один ответ! Он схватил парализованного страхом Терехина и толкнул перед собой.
— К-куда?! — пролепетал тот.
— На ринг! Шучу, на улицу давайте выйдем. Надо поговорить, это правда…
Через несколько минут они выбрались из Дворца спорта. В общем ажиотаже на них не обращали внимания.
— Какого черта вам надо? — зашипел Терехин, когда Гордеев затолкал его в свою машину.
Вместо ответа адвокат засунул руку в карман его пиджака и вернул свою карточку — Бог даст, все обойдется, ну а если так, то ни к чему оставлять свое имя таким вот материальным образом.
— Я же сказал: поговорить.
— Поговорить?! Вы что, рехнулись? Кто же так разговаривает?! И кто вам сказал про…
— Лучше молчите, — порекомендовал Гордеев. — Я честно пытался записаться к вам на прием. Но вы так заняты, что это совершенно невозможно.
— На прием? Ко мне на прием? — На лице мэра появилось недоумение. — Какой еще, блин, прием?!
— Слушайте, господин мэр, давайте не будем ссориться. Согласитесь, что никакого ущерба я вам не нанес. Ну потрепал немного ваших гавриков — так им это даже на пользу, а то они, кажется, форму растеряли, вы не находите?
Терехин сидел выпучив глаза и ничего не говорил. Потом открыл рот и вдруг засмеялся.
— Вы чего это? — удивился Гордеев.
Терехин замахал на него руками и разошелся пуще прежнего. Тут у него в кармане зазвонил телефон, он не глядя достал его и выключил, причем смеялся все больше.
«Истерика у него, что ли, — подумал Гордеев. — Да вроде бы нет».
Адвокат тяжело вздохнул, нашел в бардачке фляжку с коньяком и сделал хороший глоток. Посмотрел на Терехина:
— Хотите?
— Н-не… от-кажусь, — через силу сказал тот и тоже отпил. Поперхнулся и наконец смеяться перестал.
— Что за коньяк?
— «Кремлевский».
— А такой есть?
— Есть.
— Да, понтов и там немерено, — совсем уж странно для мэра выразился Терехин.
Гордеев в подобных ситуациях себя некомфортно чувствовал. Сидит человек, ржет как лошадь и ничего не объясняет. Собственно, кому охота ощущать себя дураком? А у Гордеева почему-то невольно возникло такое чувство, и чем больше его «пленник» смеялся, тем больше оно росло. В сущности, действительно веселого для него было мало — взял и выкрал мэра города, да еще и накостылял его телохранителям.
— Может, объясните, что вас так развеселило?
Вместо ответа Терехин сунул телефон в карман, а вместо него вытащил какую-то синюю корочку и протянул ее Гордееву. Тот открыл и узнал, что предъявитель сего является председателем попечительского совета благотворительного фонда «Ольвия» Щукиным М. М.
— Не понял, — вполне естественно сказал Гордеев. — Щукин — это вы?
Щукин улыбался. Но трудно было определить, доброжелательно или напротив. Гордеев не нашел ничего лучшего, чем спросить:
— А Эм Эм — это что значит?
— Михаил Михайлович. К вашим услугам. — Щукин М. М. насмешливо склонил голову. — Так, значит, вы меня за мэра приняли? — Он снова хихикнул. — Как же это вас угораздило?
— Да уж угораздило, — проворчал Гордеев. — По-другому и не скажешь.
— Ну возраст, лысина — это я понимаю… Но все же как-то глупо.
— А что такое «Ольвия»?
— Благотворительный фонд, вы же прочитали. Помогаем людям жить.
— Так вы меценат?
— Совершенно верно.
Гордеев молчал, пытаясь сообразить, не нажил ли он себе неприятностей больше тех, на которые рассчитывал. Теперь он вспомнил, что у телохранителей председателя попечительского совета был слегка «прибандиченный», как это сейчас говорится, вид.
— А что от мэра-то было нужно? — спросил меценат.
— Это я ему лично объясню.
— А я не смогу тебе помочь? — Меценат окончательно ожил и начал тыкать.
Гордееву это не понравилось. «Этим меценатам, — подумал он, — палец в рот не клади, считают, весь мир им обязан».
— А вы чем занимаетесь? Сказали, людям помогаете? Адвокатам тоже, что ли? — Гордеев всем своим видом показывал, что контакт окончен.
— Как знаешь. — Щукин М. М. окончательно обрел уверенность в своих силах и открыл дверцу машины. — Ну повеселил, не скрою. Ты не дергайся, я не в обиде, ответку бросать не стану.
Гордеев посмотрел на него с интересом. Щукин М. М. все не торопился уходить.
— Слушай, парень, ты здорово моих орлов раскидал, — вполне серьезно заметил он. — Не хочешь сменить работу? Мне такие ребята нужны. И мозги у тебя на месте — это же видно.
— Благодарю покорно, — кисло улыбнулся Гордеев. — Я пока что занят.
— Ладно. Надумаешь — знаешь, где меня найти.
— Знаю, — вздохнул Гордеев. — На боксе.
— Карточку-то все-таки дай, мало ли что.
Гордеев подумал немного, потом решил, что этот господин при желании все равно наверняка его найдет, и снова вручил свою визитку — будь что будет.
Не дожидаясь, пока Щукин позовет своих орлов, чтобы оторвать ему голову — вдруг переменится настроение у мецената, — Гордеев развернулся, но потом все-таки остановился, ему интересно было, куда Щукин пойдет. Оказалось, к белоснежному «линкольну», припаркованному в привилегированном месте. Дальше Гордеев смотреть не стал, поехал к себе в офис. Там он посмотрел почту, принял душ, сменил рубашку и позвонил Малышкину. Малышкин был в своей любимой психушке, но сейчас вел прием, и Гордеева попросили перезвонить.
Делать больше было нечего, и Юрий Петрович отключил телефон и прилег вздремнуть.
4«…Химкинский район — самый маленький район в области, обладает высоким промышленным потенциалом, высокой плотностью населения, большей частью городского. Несмотря на то что город и прилежащие районы находятся за пределами столицы, экология в нашем регионе далеко не самая лучшая. В химкинском районе много лесов, парков и других зеленых территорий, но они бессильны даже против того, что выбрасывают в атмосферу только химкинские заводы и фабрики, такие как „Энергомаш“ например…»
Дожил, подумал Гордеев почти еще во сне, дожил — не сон, а политинформация, надо просыпаться, что ли? Он открыл глаза и понял, что практически не спал — это работало радио.
«…Наибольший ущерб окружающей среде наносит автотранспорт, мебельное объединение „Россия“, керамический завод, завод древесно-стружечных плит. На сегодняшний день в очень плохом состоянии с точки зрения экологии находится и канал имени Москвы…»
Он поднялся, сполоснул лицо, сварил кофе. Сделал пару глотков — и мозги более-менее прочистились.
Гордеев снова позвонил Малышкину и, удостоверившись, что он находится в больнице, уже не раздумывая поехал туда. Ему просто надо было с кем-нибудь поговорить, а Малышкин был ему симпатичен.
Гордеев сказал ему, что с боксом вышла накладка — мэр туда не пришел. Или уже ушел. Однако Малышкин подбросил новую идею. Достав из своего доисторического холодильника традиционную бутылочку пива, он протянул было ее Гордееву, потом прищурился:
— Вы же за рулем, наверно?
— Ну да…
— Не дам. — Малышкин решительно убрал пиво назад и заменил его апельсиновым соком. Гордеев особо и не возражал. — Так вот, Юрий Петрович, пока вы ехали, я вспомнил! Мне кто-то говорил про него, про Терехина нашего, что он охотник.
— Вы издеваетесь? То любитель бокса, то охотник… У меня же здоровье не казенное!
— Я точно помню! Завзятый охотник! И когда выдается свободное время…
— Ну, — совсем затосковал Гордеев, разглядывая обои на стене, — леса вокруг вон какие. Поди отыщи его там…
— Кто же мне это говорил? — вспоминал Малышкин. — Слушайте, Юрий Петрович, а ведь мне это… это Сережа и говорил.
— Какой еще Сережа? — вздохнул Гордеев.
— Да наш с вами, Великанов! Он и говорил, я сейчас точно вспомнил! Мы прошлым летом как-то на пикник за город выехали. Сидим с ним, помню, шашлычок делаем, и он говорит: а мэр-то наш сейчас где-нибудь рядом с берданкой бродит. Как выскочит — мало не покажется. А он знал, что говорил, это точно.
— Я уже слышал, что ваш Сергей Сергеевич умел добывать самую разнообразную информацию.
— Это точно, — совершенно серьезно подтвердил Малышкин.
Гордеев вдруг улыбнулся.
— Что-то придумали? — спросил доктор.
— Есть идейка.
— Поделились бы, а? Глядишь, подняли бы настроение.
— Подождите, надо еще, чтобы она сработала… — Гордеев достал телефон и задумался. — А номера-то я и не знаю, — сказал он сам себе.
— Чьего номера?
— Пару недель назад у меня была клиентка, у нее муж — егерь. Я точно помню, она говорила, что он организует охоту всяким шишкам. Стоп! Так она же у вас работает!
— У меня? — захлопал глазами Малышкин.
— Да, точно! Она сказала, что медсестра на станции «Скорой помощи». Феофанова. Знаете ее?
Малышкин кивнул:
— Кажется, она тоже одно время в бригаде с Сергеем ездила.
— Ну так вот вам и ответ, откуда Великанов знал, что мэр — охотник. Непонятно только, почему это его забавляло, а?
— Я почем знаю? — сказал Малышкин, берясь за телефон.
Оказалось, что Феофанова сейчас на выезде. Малышкин попросил связать ее с ним, как только медсестра вернется.
Чтобы как-то скрасить ожидание, Гордеев рассказал доктору про то, как обознался на боксе и вытащил из зала какого-то Щукина.
— Вы что, правда не знаете, кто это такой? — поразился Малышкин.
— А что, я всех должен тут знать? Я в городе без году неделя.
— Да бросьте заливать, Юрий Петрович!
— А что мне заливать? Я день в Химках — два в Москве, в архивах роюсь. Живу тоже в Москве. Так что о вашем замечательном городе и о его славных гражданах у меня самые туманные представления. Так кто такой Щукин Эм Эм? Сказал, что благотворительностью занимается.
— В некотором роде… — замялся Малышкин. — Крестный отец в некотором роде.
— В самом деле?
— Ну да.
— Вор в законе? Криминальный авторитет?
— Я уж, простите, не знаю разницы, да и вообще в подобные нюансы не посвящен. Я только знаю, что Щукин — серьезная теневая фигура. Наши сплетники говорят так: если бы Щукин не захотел — Терехина бы мэром не переизбрали. Да и вообще не избрали бы.
— Ага, — пробормотал Гордеев. — Это уже теплее.
— Юрий Петрович, сгораю от нетерпения! Расскажите про вашу с ним беседу!
Гордеев рассказал, но просил не распространяться.
— И вы его телохранителям по мордасам надавали?! — никак не мог поверить Малышкин.
— Ну да. А что мне оставалось? — пожал плечами Гордеев. Вообще-то в его обширной практике и не такое бывало. Случалось и клиентов колотить для пользы дела, хотя об этом он мало кому рассказывал. Подавляющее большинство коллег-юристов считали Юрия Петровича Гордеева интеллигентнейшим адвокатом.
Малышкин расхохотался. Потом забеспокоился:
— А вы уверены, что он вас не тронет?
— Он мне ясно сказал: ответку кидать не станет. Это означает…
— Я понял, — кивнул Малышкин. — Ну вы даете! — Он смотрел на Гордеева с восхищением. — Так в чем разница между авторитетом и вором в законе?
— Чтобы стать вором в законе, мало быть уголовным авторитетом и чтить воровской кодекс. Нужно пройти коронацию, или посвящение в законники. Это непросто — нужно соблюсти ряд формальностей, которые сохранились и по сей день.
Например, если авторитет, входящий в окружение законников, замахнулся на воровской титул, ему нужно заручиться двумя письменными рекомендациями от воров в законе. Причем законный стаж поручителей должен быть не менее трех лет. После этого кандидат сообщает ворам о своих намерениях… Ну и так далее, — спохватился Гордеев. — Ни к чему вам эти нюансы. Лечите людей лучше. Великанов с зоны придет — все в подробностях расскажет. Книжку напишет.
— Ему еще девять с половиной лет сидеть.
— Посмотрим, — сквозь зубы сказал адвокат.
И тут зазвонил телефон.
— Ну вот, — удовлетворенно сказал Малышкин. — Ваша Феофанова прорезалась. — Он взял трубку, сказал «Малышкин» и дальше напряженно молчал, только брови его все больше сдвигались к переносице. Наконец доктор положил трубку и снял очки — стекла в них запотели.
— Что-то случилось? — спросил Гордеев.
— В Новоподрезкове три человека скончались.
— От чего?
— Страшно сказать. Стеклоочиститель выпили…
Через четверть часа стали известны подробности. Девять мужчин решили отметить день рождения одного из них. Старшему из них было шестьдесят лет, а младшему — двадцать три. Вместо алкогольного напитка компания, бог знает почему, решила выпить алкогольсодержащий стеклоочиститель. В результате трое участников мероприятия умерли через несколько часов после застолья, остальные шестеро с признаками тяжелого отравления госпитализированы в райбольницу.
— Что же это они, а? — растерянно спросил Гордеев. — Разве у нас водка дорогая?
— Это необъяснимо, — мрачно сказал Малышкин. — Такая жизнь, такая работа.
Гордеев не нашелся что ответить.
5— Александр Борисович, — звонил генеральный, — что вы скажете, если я предложу сегодня вечером вместе поужинать?
— Работы много. — Турецкий со вздохом выудил из почтового ящика очередное «антиникотиновое» послание от Грязнова.
— Ну, как освободитесь, дайте знать.
«Для детей, путешествующих в Интернете, приобрести запретные табачные изделия проще простого. По крайней мере четыреста сайтов во всемирной паутине предлагают курево, не интересуясь возрастом покупателей. Следует отметить, что даже владельцы порносайтов интересуются возрастом посетителей.
Преподаватели и студенты Государственного университета культуры в Химках провели поучительный эксперимент, суть которого свелась к тому, что подростки-добровольцы смогли разжиться куревом из Интернета в девяноста двух процентах случаев из восьмидесяти трех попыток. При доставке покупок упаковки с сигаретами нередко просто подбрасывались к дверям заказчика. В общем, цены на сигареты в Интернете сравнительно невысоки, что делает он-лайновые покупки ядовитого табачного зелья очень привлекательными для подростков, стесненных в денежных средствах, но имеющих доступ ко всемирной паутине».
Чертовы Химки! Турецкий немного подумал и позвонил дочери. На последний день рождения они с женой презентовали ей мобильный телефон — исключительно ради собственного спокойствия. Девчонка, правда, комплексовала: все одноклассники давно были «омобилены» и круглосуточно обменивались сообщениями эсэмэс, так что подарок пришелся кстати.
— Нинка, — строго сказал Турецкий, — чем занимаешься?
— Английский зубрю, — немного невнятно сказала дочь. — Пап, ты это чего?
— А во рту у тебя что? — потребовал ответа бдительный отец.
— Яблоко вообще-то…
— Ладно, до вечера, целую.