Я бы хотел описать две драматичные сцены, которые последовали одна за другой, но происходили в двух далеких друг от друга местах. Первая — в физической лаборатории Университета Коллинза, в двадцатом столетии, где находился я. Джо отправился в магазин, чтобы купить моток прочной веревки. Я не был готов доверить свою жизнь бечевке, на которой вытащил обратно Нортона.
Итак, я сидел в пыльной душной лаборатории, слушал, как жужжат мухи и храпит в углу Нортон. С улицы доносился веселый смех очкастых училок, пытавшихся кого-то очаровать. Все казалось таким мирным и спокойным. Меня ужасно взволновало то, что произошло с Нортоном, и я предвкушал собственное приключение, но мне еще не было известно, что в будущем меня поджидает Джинни. Если бы я знал, то поторопился бы.
А далеко-далеко в будущем ты, Чарлз, хмуро вел веселую компанию в комнату для игр. Ее стены испускали слабое сияние, декор постоянно менялся. Ты сам его выбирал, и он получился весьма банальным. Это была последовательность картинок, на которых ты, в космическом скафандре, убиваешь гримвэлов — похожих на летучих мышей существ с реактивными двигателями, — а пышная блондинка с восторгом наблюдает за твоими подвигами. Какая самовлюбленность, но не будем об этом.
Ты показал им комнату для игр, где я — пока что — не появился. Лаки — милая девушка, если вам нравятся брюнетки, — возбужденно хихикала.
Стэн с веселым видом пересыпал монеты из одной руки в другую, чтобы показать, каким глупым ты оказался, не поверив своему прапрапра…прадеду. Харл с легким сожалением позвякивал мелочью — его ставка была слишком маленькой. А Джинни с нетерпением дожидалась человека, который, как она знала из письма, заберет ее в свое время, в те далекие примитивные дни, когда картины имели всего два измерения, а то, чем люди питались, выращивали на самой Земле.
Джинни была в зеленом платье и в ожерелье из блестящих синтетических камней, совсем недорогих кристаллов углерода, на шее. Ее крошечные ножки… впрочем, зачем я описываю тебе Джинни, Чарлз? Ты ее видел, а следить за моими мыслями тебе сложно и без упоминаний о девушке. Самым замечательным в Джинни было то, что она знала, как я к ней отнесусь. Кто, кроме меня, мог так ловко намекнуть об этом, говорю я ей сейчас. Вдобавок я сам еще ничего не подозревал тогда.
Ты ведь должен понимать, Чарлз, что это непременно случится, а с моей точки зрения, все уже произошло — конечно, если ты понимаешь, о чем я, — иначе бы я не писал сейчас это письмо. Впрочем, Джинни-то уже читала его раньше! Я очень рассчитываю, что у тебя не закружилась голова, Чарлз. Ты должен оставаться самим собой — рассеянным и погруженным в себя… Напряженная пауза…
Между тем в физическую лабораторию вернулся Джо с мотком веревки. С улицы по-прежнему доносился веселый смех. Жужжали мухи, а Нортон мечтал о коктейлях и сардинах на ломтиках поджаренного хлеба. Вокруг царили тишина и спокойствие. Время неспешно текло вперед, не подозревая о том, какое беспрецедентное событие должно вскоре произойти.
И в самом деле наступил напряженный момент. Мы приготовились к замечательному путешествию. Я отрезал длинный кусок веревки. Затем я почувствовал, как Джо тянет меня за ремень. Ему даже удалось сдвинуть меня с места. Однако я не поддался. Да, я готов доверить ремню свои брюки — но только не жизнь. Я не испугался, просто мне не хотелось рисковать понапрасну. Поэтому я завязал веревку вокруг щиколотки двойным морским узлом.
— А второй конец прикрепи к чему-нибудь понадежнее, Джо, — сказал я.
Я видел, как он привязывает веревку к батарее парового отопления. По спине у меня пробежал холодок, однако я воскликнул:
— Неужели я не осмелюсь отправиться туда, где побывал Нортон! Давай, Джо!
И Джо отошел подальше, к рубильнику. Он сглотнул, а потом с несчастным видом включил установку.
Джо, лаборатория, пол, потолок, батарея и весь знакомый мне мир — все исчезло в облаке мерцающего красно-коричневого тумана. Я стоял неподвижно. Ничего не происходило. Итак, я существую. Похоже, ничего нового уже не произойдет. Вокруг меня клубилась коричневато-пурпурная пустота. Я не замечал никаких движений, до меня не доносились звуки. Я перестал слышать радостный смех училок, но, если не считать ощущения, что я забрался в красно-коричневую дыру, я не чувствовал ничего. Тогда я решил поискать пивную бутылку, исчезнувшую перед этим. И не нашел. Точнее, я ничего не сумел разглядеть. С тем же успехом я мог не находиться вообще нигде. Возможно, так оно и было.
Не слишком похоже на приключение. Если честно, это ни на что не похоже. Я определенно был разочарован. Мне даже захотелось, чтобы Джо вытянул меня обратно. Конечно, я мог бы немного прогуляться в тумане, выяснить, есть ли здесь хоть что-нибудь, но меня не оставляла убежденность, что лучше оставаться на месте. В этот момент я был совершенно спокоен, Чарлз. Максимально спокоен. Но по мере того как проходили минута за минутой, я начал понемногу потеть.
Наконец мое терпение лопнуло, я наклонился и взялся за привязанную к ноге веревку. Я слегка подергал ее, подавая Джо сигнал, чтобы он меня вытащил. Никакой реакции. Тогда я решил потянуть сильнее, чтобы Джо понял: пора что-то предпринять.
Веревка по-прежнему провисала. Все дело в том, мой дорогой Чарлз, что я допустил небольшую ошибку. Однако это была одна из ошибок, которыми я буду наслаждаться бесконечно. А все, что случилось потом, определило посетившее меня вдохновение. Когда мы с Джо готовили мое исчезновение в красно-коричневом тумане, он хотел прикрепить веревку мне к ремню. Не слишком удачная мысль, но я благословляю Джо за нее, хотя в тот момент я решительно воспротивился его намерению. Я отрезал кусок веревки и завязал на щиколотке. Крепко. Это, решил я, будет моим спасательным леером, ведь другой конец Джо примотал к батарее.
Но он прикрепил к батарее совсем другую веревку — а я этого не заметил. Ошибка, которая подарила мне счастье.
Но не в ту минуту. Итак, я потянул за веревку, что была у меня на щиколотке, а не за ту, которую — как потом выяснилось, не слишком прочно — присоединил к моему ремню Джо. И без всякого сопротивления второй конец веревки появился из коричневато-пурпурного тумана. Когда я его увидел, меня охватил такой гнев, что я не пожелаю испытать его даже тебе, мой прежний соперник и прапрапра…правнук. Волосы у меня на голове встали дыбом, глаза едва не вылезли из орбит. Я находился в месте, про которое и сказать-то было нечего. Мне хотелось выбраться отсюда. Однако я только что втянул вслед за собой единственную нить, связывавшую меня с миром училок, котов-алкоголиков и Джо.
Я испытывал чисто истерическое отвращение к веревке. Мне не следовало втаскивать ее сюда, ведь теперь Джо не сумеет вызволить меня отсюда. Поэтому я размахнулся и зашвырнул свободный конец веревки в красно-коричневый туман…
И он задел твой затылок.
Вот он, критический момент, Чарлз. Когда ты, Лаки, Стэн, Харл и, конечно, Джинни стояли в твоей подвальной комнате для игр, все уже успели прочитать мой рассказ. Но ты, Чарлз, был готов самым решительным образом доказать, что это — откровенный бред.
Твои друзья часто устраивали довольно необычные розыгрыши — тебе всегда казалось, что у них весьма своеобразное чувство юмора. Ты с выразительной гримасой указал на полное отсутствие в помещении людей из прошлого и торжествующе заявил, что вся эта история — полнейший вздор и что твой прапрапра…прадедушка не посетит вас, забравшись в наше время из далекого прошлого. Когда ты закончишь свою тираду, Чарлз, веревка ударит тебя по затылку.
Ты резко развернешься и увидишь в воздухе незнакомый предмет. Ты решишь, что Харл и Стэн сыграли с тобой шутку. Твое лицо станет пунцовым, и ты дернешь за веревку, завопив, что все это ужасная глупость.
И тут я, появившись из пустоты, свалюсь тебе на голову, ты упадешь, а я останусь сидеть у тебя на животе. Должен признаться, Чарлз, что я испытываю к тебе чувство благодарности исключительно за то, что ты смягчил мое падение, — если вообще испытываю, конечно. Иначе я рухнул бы на пол с шестифутовой высоты, к чему совершенно не был — точнее, не буду — готов. Несомненно, здесь самое подходящее место, чтобы порассуждать, почему кусок веревки из двадцатого столетия попал тебе по затылку, находившемуся в тридцать четвертом. Но я сразу признаюсь, что не имею ни малейшего представления об этом. Машина времени профессора Хэдли работала именно таким образом. Больше мне добавить нечего.
Я сидел и разглядывал тебя. А ты пришел к выводу, что меня наняли твои друзья — то ли заплатили, то ли просто заставили играть неблаговидную роль. Ты бросал на меня свирепые взгляды. А я немного смутился, поскольку передо мной был не Джо, который, как я надеялся, вытащит меня обратно. Более того, ты оказался совершенно незнакомым мне человеком. Твое лицо ужасно покраснело, так что моему взору предстал глупый незнакомец, который набирал воздух, чтобы разразиться длинной тирадой не самого дружелюбного содержания.
Я сидел и разглядывал тебя. А ты пришел к выводу, что меня наняли твои друзья — то ли заплатили, то ли просто заставили играть неблаговидную роль. Ты бросал на меня свирепые взгляды. А я немного смутился, поскольку передо мной был не Джо, который, как я надеялся, вытащит меня обратно. Более того, ты оказался совершенно незнакомым мне человеком. Твое лицо ужасно покраснело, так что моему взору предстал глупый незнакомец, который набирал воздух, чтобы разразиться длинной тирадой не самого дружелюбного содержания.
Поэтому я вежливо тебя опередил:
— Доктор Ливингстон, я полагаю?
Для тебя мой вопрос стал лишь новым доказательством того, что все это подстроено. Ты приподнялся и постарался меня столкнуть. Я слез с твоего живота и протянул руку, чтобы помочь тебе подняться. Однако ты ударил меня, и я отлетел к стене. Когда твоя прапрапра…прабабушка возмущенно попыталась тебя урезонить, ты схватил стул с намерением хорошенько мне съездить. Едва ли следует так обращаться со своим знаменитым предком, Чарлз, вот что я должен тебе сказать.
Именно в этот момент твоя прапрапра…прабабушка впервые поняла, что ты совсем не такой добросердечный человек, каким казался ей раньше. Более того, зная, что я намерен ухаживать за ней, а затем и жениться, она решила устранить возможные препятствия, которые могли бы повредить ее нежным чувствам. Она ударила тебя битой для хартли, схватив ее с полки, где та лежала вместе с другими приспособлениями для этой замечательной игры. А когда ты упал, она с поразительным чутьем, характерным для маленьких красивых женщин в критических ситуациях, обнаружила веревку, свисавшую с моего ремня, распутала узел и привязала ее к стулу для дальнейшего изучения.
Возможно, на этом месте письмо следовало бы закончить. Дело в том, что все остальные события, произошедшие в твоей игровой комнате, твоем времени и твоем историческом периоде, были уже совершенно неизбежны.
Лаки пронзительно закричала. Ее крик услышал твой отец и примчался с аптечкой скорой помощи. Он влетел в комнату и увидел Джинни — да благословит ее Бог. Она стояла надо мной с битой для игры в хартли, готовая сражаться до последнего. Ты лежал на полу.
— Что… Что?.. — вскричал твой отец.
А Джинни ответила совершенно спокойно и хладнокровно:
— Он прапрапра…прадедушка Чарлза, сэр, а Чарлз его ударил. Это очень недостойный поступок, и я треснула его битой.
Слово «треснула» редко используется в речи тридцать четвертого столетия. Джинни узнала его из моего послания, отправленного тебе. Она смутно представляла, что оно означает, но, когда возникла необходимость, не только поняла, что нужно делать, но и нашла подходящее слово. Твоя прапрапра…прабабушка — незаурядная женщина, Чарлз! У нее есть ум, решимость, интуиция, ясность мысли, к тому же она бывает невероятно привлекательной. И хотя я женат на ней уже достаточно давно, я очень, очень ее люблю!
— А это еще что такое? — ошеломленно осведомился твой отец. — Прапра…
Харл и Стэн одновременно попытались объяснить, что произошло. Я открыл глаза, и передо мной возникла Джинни. Последнее, что я видел перед этим, был здоровенный кулак, летящий мне в нос. Джинни выглядела намного привлекательнее. Я сел, не сводя с нее глаз и широко раскрыв рот.
И тут я услышал свой вполне серьезный голос:
— Посмотрите, ангел! Неужели в раю нельзя жениться? Какая ужасная несправедливость!
И Джинни поцеловала меня. Все получилось именно так, как нужно. Джинни читала мое письмо и знала, что должна выйти за меня замуж, — знала наверняка, как только меня увидела, — и даже почти два года спустя я готов этим похвастаться. На самом деле я еще буду злорадствовать из-за случившегося самым неприличным образом, чем, собственно, сейчас и занимаюсь, пока пишу рассказ. Так что твоя с ней помолвка, Чарлз, была автоматически аннулирована в момент моего появления. И на ее месте возникла договоренность о чувствах куда более серьезных. И хотя я, как правило, не верю в длительные отношения между людьми, наша с Джинни любовь — на протяжении четырнадцати столетий — выдержала все испытания.
Ты пошевелился и неуверенно поднялся на ноги. Я все еще оставался сидеть. Джинни находилась рядом со мной. Ты зарычал и прыгнул на меня. Я встретил тебя удачным ударом в нос — кстати, твой нос очень похож на мой, — после чего Харл, Стэн и твой отец схватили тебя, а Джинни — меня. Как только она прикоснулась ко мне, вся моя агрессия исчезла. Я ощутил бесконечную любовь к миру. Я даже мог бы временно простить тебя, Чарлз, за то, что ты был моим соперником, а также прапрапра…правнуком в 52-м колене.
— Дайте мне во всем разобраться! — в отчаянии воскликнул твой отец.
Он заставил тебя сесть на стул и с тоской посмотрел на меня. Мой костюм был весьма необычным. Харл и Стэн снова попытались все ему объяснить.
Но ты, Чарлз, взревел:
— Это ложь! Обман! Дурацкий розыгрыш! Я убью…
— Мне кажется, нужно позвать полицию, — дрожащим голосом проговорила Лаки. — Если он действительно тот, о ком написано в книге.
Ты вскочил на ноги и заорал:
— Я приведу полицию! А ты задержи мошенника, отец, я покажу этим идиотам, как устраивать такие фокусы!
И ты выбежал из комнаты. Твой отец вытер лицо. Я кротко спросил у стоявшей рядом Джинни:
— Куда я попал? Впрочем, это не имеет особого значения.
Джинни протянула руку в сторону Стэна. Он, словно сомнамбула, вложил в нее книгу — ветхий, рассыпающийся от старости сборник рассказов. Джинни открыла его дрожащими пальцами. Я прочитал:
«Чарлзу Фабиусу Грэнверу
Сектор 233, Зона 3,
Дом 1254, Рэдли.
Тридцать четвертое столетие.
Мой дорогой прапрапра…правнук Чарлз!..»
Джинни прошептала мне на ухо:
— Читай! Быстро!
Я прочитал.
Затем я услышал, как твой отец с тревогой произнес:
— Его лицо мне и в самом деле кажется знакомым… Я протянул ему книгу и благожелательно поклонился.
— Сэр, — сказал я, — счастлив познакомиться с вами. Это редкая честь.
Так и было. В смысле, будет. Не каждый день удается встретить правнука в пятьдесят первом колене.
Послышался легкий скрежет. Харл побледнел, а Стэн подскочил на месте. Вероятно, до настоящего момента они до конца не верили в случившееся. Но этот звук… Я уже сказал, что Джинни ловко сняла веревку с ремня у меня на спине и привязала к стулу. Та уходила куда-то к потолку. Я говорил раньше, что не заметил, как Джо — еще в лаборатории — неумело привязал веревку к моему ремню «бабьим» узлом, поэтому я не должен объяснять, почему не принимал это в расчет. Во всяком случае, в тот момент. Но Джинни знала обо всем с самого начала. Читала в рассказе, который я сейчас пишу. Она привязала веревку к стулу, а четырнадцать столетий назад мой коллега Джо потянул за нее. Он не слишком торопился!
Джинни нервно сказала:
— Пожалуй, нужно спешить…
Она была немного напугана. И я подумал — ну, Чарлз, быть может, ты так никогда и не поймешь, как чудесно я себя чувствовал, когда Джинни улыбнулась, взяла меня за руку и сказала Лаки:
— Потом ты попробуешь все объяснить дяде Сераю, ладно?
Стул и веревка вновь пошевелились. Я поднял Джинни на стол, а потом и сам встал рядом с ней. Харл, явно не отдавая себе отчета в том, что делает, протянул мне стул. Я тщательно обмотал веревку вокруг тела и сделал надежный узел — гораздо лучше того, который так легко развязала Джинни. Дрожащая девушка позволила мне взять ее на руки. Я встал на стул, бережно держа Джинни, и дернул за веревку.
Твой отец, Харл, Стэн и Лаки — она показалась мне очень симпатичной, — игровая комната, движущиеся картинки на стенах и даже бита для игры в хартли — все исчезло в красно-коричневом тумане. Я чувствовал, как веревка тащит меня наверх. Но на несколько мгновений мы с Джинни остались вдвоем, окруженные клубящимся маревом. И тогда я поцеловал Джинни, а она мне ответила.
Затем я вошел в лабораторию с Джинни на руках и задумчиво сказал Джо, чья челюсть отвалилась почти до земли:
— Джо, мне гораздо больнее, чем тебе.
И с этими словами я разбил машину профессора Хэдли. Пока я уничтожал ее, Джо ошеломленно смотрел на Джинни. У меня были причины на то, чтобы сломать прибор. А как же! Если другие начнут путешествовать по времени, они могут оказаться не такими умными, как я, а их потомки — не такими глупыми, как ты, Чарлз. И что-нибудь пойдет не так. Вдруг за прошедшие четырнадцать столетий кто-нибудь захочет жениться не на той женщине — и тогда Джинни не родится на свет. Я не стану так рисковать!
Вот почему, Чарлз, я счастлив доложить, что история закончилась — или закончится — благополучно. Для всех, кроме тебя, правда, и я должен извиниться. Но ты ведь не можешь не понимать, что все это только к лучшему, Чарлз, не так ли? Конечно, было бы интересно выйти из твоей игровой комнаты и погулять по улицам тридцать четвертого столетия, посмотреть, как выглядит город, космические корабли, наземные автомобили и маленькие личные флайеры, о которых рассказывала мне Джинни. Но это не имеет значения.