На территории же бывшего Советского Союза было веселее, потому как разнообразнее. Вслед за электромагнитным ударом какой-то пентагоновской пиротехники, которая вывела из строя всё, кроме паровозов, лошадей и ручной тяги, хотели того американцы или нет, бахнула половина действующих атомных станций. Чернобыль вспоминался теперь как детская шалость. От радиационного заражения переносимого обрушившимися на страну бесконечными дождями и ураганами, люди мерли как мухи. Но выжил. А, выжив, стал другим. Первые годы после Большого Баха (не Иоганна) мутации множились, пытаясь пожрать друг друга и окружающих. Я сильно сомневаюсь, что остался хоть один неповрежденный генокод. Однако равновесие установилось довольно быстро. А если не выходить за пределы городской черты – вообще мало что изменилось. Правда, черта эта заметно похудела. В трехмиллионном Киеве обитало ныне тысяч триста народа. И в целом пропорция «девять к одному» довольно точно отражала потери в живой силе по всей стране… А вот крыс стало больше. Спуск в метро, еще несколько лет назад считавшийся своеобразным экстремальным видом спорта, нынче превратился в особо извращенную форму самоубийства. Не так давно ведьмы наглухо замуровали входы на все центральные станции.
Как итог – полностью рухнувшая экономика, исчезнувшие в неизвестном направлении правительства, отсутствие какой-либо связи – и на этом фоне мор, чудища-мутанты и толпы мародеров. Последним штрихом стала Большая Стена. Многое, из того, что делается у нас в стране, хочется написать с большой буквы, но, пожалуй, единственная вещь которую с маленькой просто и не представить – это Большая Стена. Не знаю, в каком воспаленном мозгу родился этот проект, но факт остается фактом, пресловутый железный занавес, успешно разрушенный до основания, был возрожден в виде гигантского силового барьера вдоль бывшей границы великого и неделимого. Вероятно, больше всех смеялись прибалты. Они теперь тоже с нами. Как эта самая Стена работает – не знает никто. Она непроницаема ни для чего, сколько будет стоять, непонятно и на какой батарейке работает тоже неизвестно. В хрониках написано, что Стена опоздала на пять секунд. Появись она вовремя, однажды утром мы бы просто проснулись отрезанными от мира, чем все наши беды и были бы исчерпаны. В целом же ирония судьбы состояла в том, что нефть не досталась никому. Нам она особо и ни к чему, ввиду отсутствия того, что на ней работает, а остальному миру ее не достать. Разве что Стена рухнет.
Теперь о том, что делается в остальном мире, можно узнать только от обитателей Лысой горы. Уж не знаю зачем, но их телепаты слушают – и рассказывают. Собственно, все мною рассказанное происходит из того же источника. Информации не много, жизнь более или менее наладилась, нефть заменили углем, свое слово сказали и новые технологии. А больше всего они боятся того, о чем у нас многие мечтают – падения Стены. Мне тоже было бы страшно, они ж не приученные к нашей жизни.
Вроде бы ничего особенного – зверюшки и растения – мутанты, ведьмы с колдунами, да сотня пород некогда единого вида Homo Sapiens. Раньше пытались как-то систематизировать. Потом бросили. Каждый год что-нибудь новенькое появляется. Названий, что из всяких сказок брали, уже не хватает. В принципе, большинство наших братьев безобидны… Да и сказать, что кто-то из нас полностью нормален тоже никто не рискнет. У каждого своя беда. В городе остались жить те, кто больше склонен к цивилизованной жизни, так что тут относительная тишь да гладь. А что делается в трех километрах от Крещатика, мне лично даже думать не хочется. Вот Алиса так даже умудрилась в Москву съездить. Рассказывает, что пристроилась в ежегодный караван под охраной гвардии. Призналась бы, что на ступе слетала – я бы поверил.
В общем, всё, что Стеной окружено кличут Славянский Ад, ну а тех, кто за Стеной мы кличем чужими с Той стороны. И появление этих самых чужих здесь не более вероятно чем эскадрилья огнедышащих драконов. И если они нашли путь сюда, это значит… Ох, это много чего значит. Хотя про сибирских драконов я что-то такое слышал…
Глава пятая Справедливая цена
– Алиса, я правильно понимаю, что ты хочешь, чтобы я нашел эту парочку?
Железная леди на ходу проигрывала битву ржавчине. Нет, если я увижу слезы на этих алебастровых щечках, мне придется поверить, что Алиса – живая женщина из плоти и крови.
– Рассказывай, подробненько, все что знаешь… Кажется, Алиса снова затвердела:
– Я их видела один раз. Такие смешные: маленькие, толстенькие. Я их сначала за мумиков приняла (Есть такая порода мутантов, правда, в городе редко обретаются, не нравится им тут), потом вижу – люди. Радостные… Такими молодожены бывают, пока медовый месяц не кончился.
– Ну, что еще?
– Всё.
С детства люблю ничего не сообщающие ответы. Правда, приводят к ним обычно идиотские вопросы.
– Что значит «всё»?
– Всё… Привела сюда, отдала ключ – и больше их не видела.
Действительно, а чего на них смотреть, если они уже деньги заплатили. Я бы вот заплатил – так Алиса, наверное, уже и не вспомнила бы, как меня зовут.
– Понятненько… Почему сама в номер не заходила?
– Алекс, я же не дурочка – ломиться в одиночку после такого письма!
Ну да, зачем самой ломиться, если можно найти Алекса и послать его вперед тралить минное поле.
– Алиса, а я похож на дурочку?
– На дурочку – нет, не похож, у тебя щетина и руки волосатые…
И язычок у нее острый, нескучно будет ее мужу, ох нескучно.
– У меня не только руки волосатые, и вообще я не половые признаки имел в виду. Я похож на идиота, который будет рисковать своей шкурой ради месячной отсрочки квартплаты? К тому же зная, что хозяйку через пять дней будет и не сыскать.
– Чего ты хочешь?
Если я скажу, чего я хочу, то либо наша беседа моментально оборвется, а я окажусь в состоянии поиска квартиры, либо мы беседу эту продолжим – в другом месте. Где есть большая упругая кровать.
Ладно – совру.
– Денег хочу. Много. Сколько стоит здоровье и благополучие Алисы Сергеевны Копачевской?
– Алекс, когда ты успел стать рвачом?
Странный вопрос, а когда я им не был?
– Алиса, когда ты решила сэкономить на собственных похоронах?
Вообще, жадность это одна из степеней глупости. Я, конечно, крутой мужчина, но, как и каждый нормальный представитель сильного пола, вряд ли смог бы отказать барышне, пришедшей с просьбой о помощи. Был бы Алиса умнее, я бы без всякой платы рыл носом землю, дабы сохранить это холеное тело в неприкосновенности… Или наоборот – надеясь к нему прикоснуться. Но если уж меня решили купить, то цена должна быть адекватной. (Ничего, что я такое сложное слово употребил?)
– Тысяча. Тысяча золотом.
Судя по выражению ее лица, мне следовало просить пожертвовать ее своей белоснежной коленкой. Эта плата далась бы ей легче. Однако я был неумолим:
– Аванс сейчас!
– Сотня?
– Сто шестьдесят!
– Заметано
– Шестьдесят пойдут в зачет долга
– Я поняла, – с кислой улыбкой ответила Алиса.
Путь на первый этаж показался раза в три короче, чем с первого на третий. Ганса мы оставили сторожить квартирку. Кисель обещал прислать на смену кого-нибудь из проверенных бойцов. В офисе я получил обещанные деньги, миновав очередную попытку подвергнуть меня пыткой с помощью табуретки. Самым сложным было улизнуть от Алисы, которая, видно, полагала, что, взяв аванс, я тут же, прямо на глазах у изумленной публики, извлеку чужих – с помощью некоего хитросплетения рук и ног, блестящего черного цилиндра и белоснежных перчаток. Нет. Не извлек – наверное, только потому, что нет у меня ни цилиндра, ни перчаток.
Прошел час с момента обнаружения пропажи таблички. У меня нет долгов. У меня есть деньги. У меня есть первый заказ в качестве частного детектива, кстати, от зрелой брюнетки, и… И большое желание кинуться в бега. Даже не знаю, что удержало меня от того, чтобы «сделать ноги» – то ли желание подержать в руках восемьсот сорок золотых, то ли врожденная порядочность. Боюсь, все же первое.
Глава шестая В гостях у человека-добермана
Курить я не люблю. Но, чтобы не впасть в прострацию, когда мозг окаменевает и вместо мыслей выдает лишь сигнал «Рота, отбой!», беру трубку и методично прохожу ритуал раскуривания. Здесь важно не пропустить ни одного этапа. Сначала я разбираю трубку на части и каждую часть тщательно чищу. Обычно в этом месте мне в голову приходит умная мысль, и прибор для курения, вновь собранный, прячется на свое законное место в ящике стола. В этот раз я дошел до рекордной стадии – табак был погружен в чашечку трубки. Оставалось только взять с полки спички – а умные мысли в голову так и не приходили.
Глава шестая
В гостях у человека-добермана
Курить я не люблю. Но, чтобы не впасть в прострацию, когда мозг окаменевает и вместо мыслей выдает лишь сигнал «Рота, отбой!», беру трубку и методично прохожу ритуал раскуривания. Здесь важно не пропустить ни одного этапа. Сначала я разбираю трубку на части и каждую часть тщательно чищу. Обычно в этом месте мне в голову приходит умная мысль, и прибор для курения, вновь собранный, прячется на свое законное место в ящике стола. В этот раз я дошел до рекордной стадии – табак был погружен в чашечку трубки. Оставалось только взять с полки спички – а умные мысли в голову так и не приходили.
Может, я и придумал бы, как найти чужих, но сам факт их появления загонял мои мозги в состояние глубокого сна. Стена – непреодолимое препятствие, и это такая же непреложная истина, как и то, что воздухом дышат, а вода мокрая и жидкая. Однако они здесь. Значит, то ли в Стене дырка, то ли дырка у меня в мозгах, то ли вода не такая уж и мокрая. О горе мне, горе! С другой стороны, если брешь в Стене и есть, она должна быть небольшой и незаметной, иначе… Не знаю, как насчет наплыва сюда… Знаю, что было бы довольно сильное движение отсюда.
Думай, Алекс, думай!
Думать, однако, было лень, и я решил пересчитать деньги. Сто золотых рублей – сумма не бог весть какая, но даже в самые удачные времена у Киселя столько денег сразу я в руках не держал. Тем более – в гвардии. После Большого Баха бумажные деньги прекратили свое хождение. Слово «рубль» снова обрело свое исконное значение. Нынешние деньги изготавливали из золотой и серебряной проволоки путем рубления на куски. Кучка, возвышавшаяся передо мной, радовала взгляд и грела душу, на несколько секунд я даже забыл, что эти деньги мне еще придется отрабатывать. Если бы сейчас кто-нибудь вошел, он решил бы, что я помешался на почве богатства. Разложив рубли по всей поверхности стола, я пытался найти отличия между ними. Попутно я поочередно прикусил каждый, чтобы убедиться, что это золото. Впервые я видел такое количество золотых рублей без характерных следов человеческих зубов…
К деньгам не присматриваешься – их знаешь на ощупь. И это не случайно, сама технология их изготовления подразумевает что грани, которые образуются в результате рубки, весьма своеобразны. Но только не у тех рублей, что дала мне Алиса. Их явно не рубили. Эти кусочки золота то ли выплавлены, то ли тщательно отшлифованы. Но удивительно даже не это. Они абсолютно одинаковые. И ребенок знает, что не бывает двух одинаковых рублей. Даже абсолютно новенькие рубли немного отличаются, а уж двух одинаково затертых рублей не может существовать в принципе.
У меня же их – сотня.
А ведь я, пожалуй, знаю, где их взяла Алиса.
* * *Майор Яковлев был страшным человеком. Всегда. Нормальная реакция на окружающих у него была лишь в те моменты, когда окружающие были врагами и были обнаружены, но еще не уничтожены. К несчастью для всех остальных и счастью для Короны Яковлев уничтожал своих противников очень быстро. Я уверен, что у власти и вовсе не было бы врагов, если бы им (врагам) просто вовремя рассказывали о существовании жуткого майора. Полковник – верховный главнокомандующий нашей гвардии – обожал таких людей. Вероятно, в детстве он увлекался разведением доберманов и теперь надеялся вывести новую породу людей, которые с таким же усердием реагировали бы на команду «фас». Я думаю, Яковлев мог бы дать фору любому доберману. К несчастью, в то же время майор был единственным чином в верхушке гвардии, которого я знал лично.
– Фальшивые деньги, Алекс… – он захохотал. Его рука уверенно сгребла со стола десять золотых рублей. Когда рука вынырнула из-под стола она была уже свободна от тяжести благородного металла. – Фальшивые деньги подлежат конфискации, а распространители фальшивок подлежат повешенью, ты в курсе Алекс?
Я был в курсе. И два гвардейца нарисовавшиеся за моей спиной тоже были в курсе.
Строго говоря назвать эти рубли фальшивыми было не за что. Какая в конце концов разница как именно золото приобрела форму рубля? Главное, чтобы оно оставалось самим собой.
– Ладно, не трусь, детектив хренов, будь проще. Чего ты хочешь, и что мы за это получим?
Гвардейцы, уловив смену настроения, моментально улетучились. Я глубоко вздохнул и порадовался возможности так легко и свободно дышать.
– Мне нужно найти жуликов, которые расплатились с Алисой этим золотишком.
– Ну, а мне что с этого? – Вот он момент истины: шаг влево, шаг вправо – и гвардейцы, а вместе с ними и близкая перспектива виселицы вернутся, стоит только майору приподнять правую бровь.
– Если с вашей помощью я поймаю жуликов, то, согласно закону все фальшивые рубли вы должны конфисковать, ведь так? Что вы и сделаете. А так как хоть рубли и фальшивые, но при этом все же золотые, то вы вполне можете их употребить на пользу гвардии!
Ну да, как же, на пользу гвардии – я же видел, как за его зрачками пришел в действие механизм шевеления извилинами: извилины тяжело, но верно рисовали список покупок, в котором тут же проставлялись галочки, и подбивалась нужная сумма.
– Значит, так, – молвил Яковлев, судя по нахмуренным бровям, враг был избран. – Денежку твою фальшивую оставлю у себя… как образец (кто бы сомневался), а за информацией завтра зайдешь. Может, моя ребятня и найдет чего.
Если уж его ребятня не найдет чего, тогда остается на Лысую гору за советом бежать. Только мне уже не шестнадцать, чтобы верить в добрых волшебников. Что ж, дело двинулось. А Стена как стояла, так и стоит, и чужим в наших краях делать по-прежнему нечего.
А умные мысли у меня так и не появились…
Глава седьмая Золотые маршруты
Кто-то очень сильно ошибся. Будить меня подобным образом не рекомендуется даже любимой женщине, если я когда-нибудь докачусь до того, чтобы не только вместе ложиться, но и вместе вставать. У меня реакция неправильная. Майор Яковлев, тогда он еще был лейтенантом, вообще называл меня психом. Если он и был прав, то это касалось утренних часов. Процесс моего пробуждения должен происходить с той же деликатностью и мягкостью, что и транспортировка нитроглицерина. Мало кто знает, что такое нитроглицерин и как с ним надо обращаться. Мало кто выжил. Гвардеец об этом не знал. Алиса, которая его пустила в дом и любезно провела к моей квартире – тоже. Правда, эмоции у них были прямо противоположные. Алиса с видимым удовольствием наблюдала за изменением цвета моего лица, пока я соображал, что кроме семейных трусов, которые в силу своего возраста обрели известную степень прозрачности, на мне больше ничего нет. Эмоции гвардейца легко читались и были стандартны. Стандартные эмоции человека, которого только что стукнули черепом об пол. Чего-чего, а этого у меня не отнять – рукопашный бой всегда был моим любимым развлечением.
Алису мне удалось выдворить за дверь секунд за десять, правда, ее хихиканье я слышал значительно дольше. На умывание и одевание я потратил еще минуту. А вот с солдатиком пришлось повозиться дольше. Придя в себя, он все время пытался от меня спрятаться. Это в моей-то спальне в десять квадратных метров. После парочки тумаков и стакана воды гвардеец наконец заговорил. Парню досталось только за то, что майору Яковлеву захотелось со мной повидаться.
От моего дома до комендатуры два квартала. Комендатура располагается, вероятно, в старейшем здании города – в знаменитых Золотых Воротах. Яковлев сидит на самой верхотуре. Идти предстояло в гору, перепрыгивая провалы с одного островка асфальта на другой. Прорезная улица идет в гору достаточно круто для того, чтобы ни одна здравомыслящая лошадь не рискнула на нее завернуть. Потому-то покрытие на ней ни разу не чинилось: ремонт дорог у нас производится исключительно по случаю возросшего травматизма лошадей или поломок карет важных господ.
Рядом раздалось стократно усиленное кошачье урчание. Еще одна семейка урчалок появилась в городе. Урчалки в основном распространены в истоках Припяти, а в последнее время появилась мода селить их под домами. Они насекомых жрут в огромных количествах. Нажравшись, урчат как стая довольных котов – зато о комарах и мухах можно забыть. Гигантский язык, который они, видимо, унаследовали у своих предков лягушек, молниеносно выдергивает из воздуха все, что жужжит. На Припяти, кстати, водятся насекомые размером с кошку, но урчалки каким-то образом справляются и с ними. Сами урчалки тоже не маленькие, ростом с человека. А голова большая и круглая, говорят у них мозг больше человеческого раза в три. Им они, наверное, и урчат. Кстати, в городе я ни разу не слышал их знаменитого урчания: еды мало. Может, эта случайно крысу сожрала. Бедные крысы, еще одна напасть на них…