У подножия лестницы ее приветствовал лорд-протектор. Он выглядел старше и серьезнее своего брата, к тому же не отличался приятной внешностью, но, с другой стороны, решила она, на нем лежало избыточное бремя ответственности. Недоставало ему и обаяния адмирала. Вместо того чтобы делать Элизабет комплименты, он тут же прочел ей длинную лекцию о протоколах, на которых настаивало его величество. Она не представляла, как можно было все это запомнить.
Осознав себя сестрой короля и второй в очереди на трон, Элизабет решила, что новомодными формальностями ее не запугать. В конце концов, она приехала в гости к брату, который любил называть свою милую сестренку именем Темперанс — «Сдержанность».
Сомерсет повел ее через величественный большой зал, где слуги расставляли обеденные столы, а затем в малые покои, где горел камин и стоял стол с закусками. Элизабет вспомнила, что уже бывала здесь, когда приезжала во дворец к отцу. К ней шагнули пажи, чтобы снять с нее дорожный плащ, а Кэт и фрейлины принялись суетиться вокруг, разглаживая ее юбку, разворачивая длинный придворный шлейф и поправляя головной убор.
Наконец она была готова. Герцог препроводил ее в большую комнату, где толпились придворные и просители, стояли на страже королевские гвардейцы и солдаты-наемники. Толпа расступилась, и они прошли к двери в дальнем конце, которая, как хорошо помнила Элизабет, вела в зал для приемов.
— Его величество в личных покоях, — объяснил Сомерсет. — Он ожидает общества вашей светлости за обедом.
— С нетерпением жду, когда смогу увидеться с его величеством, — ответила Элизабет. — Для меня большая честь трапезничать с ним.
Под завистливые взгляды роскошно одетых лордов в приемном зале она прошла в святую святых личных покоев — и внезапно остановилась.
Король сидел на троне за уставленным яствами столом, который поставили на помост. Над его головой сиял вышитый золотом на балдахине королевский герб Англии. Чуть дальше за столом, вне балдахина, сидела леди Мэри, любезно улыбнувшаяся вошедшей сестре.
Эдуард бесстрастно смотрел на Элизабет. Она, как ее учили, опустилась на одно колено и склонила голову, после чего встала, сделала три шага и снова с поклоном опустилась на колено. Этот ритуал она повторила трижды, прежде чем оказалась прямо перед помостом, не в силах поверить, что между ней и братом пролегла столь страшная дистанция.
— Добро пожаловать, дорогая сестра, — надменно произнес Эдуард. — Прошу садиться.
Он указал на место за балдахином с противоположной стороны от Мэри. Кресла не было, лишь скамеечка с подушкой. Элизабет подняла брови — со времен отца и впрямь изменилось многое. При Генрихе никогда не было стольких формальностей и важных гостей короля никогда не унижали. Казалось, что Эдуард подчеркивал их с Мэри статус незаконнорожденных.
Всячески стараясь не обращать внимания на такую неучтивость и гадая, не приложил ли к этому руку лорд-протектор, чтобы напомнить ей, кто здесь хозяин, она села со всем возможным достоинством.
— Надеюсь, ты в добром здравии, милая сестрица Темперанс? — спросил Эдуард.
— Лучше некуда, ваше величество, — ответила она.
— Рада, что ты так хорошо выглядишь, — вторила Мэри, которой пришлось почти кричать, чтобы ее услышали с другого конца стола.
— А я рада снова видеть тебя, сестрица, после столь долгой разлуки, — с улыбкой крикнула в ответ Элизабет. — Как у тебя дела?
— Честно говоря, не очень хорошо, — вздохнула Мэри. — У меня нелады со здоровьем, а хуже всего я себя чувствую зимой.
Бедная Мэри. Элизабет уже заметила, как та постарела со времени их последней встречи. Конечно, той было уже за тридцать, и не стоило удивляться, что она изрядно увяла, но королева Екатерина говорила, что Мэри страдает многими недугами, а во время месячных испытывает настоящие мучения.
— Я просила заступничества у Святой Девы, — молвила Мэри, чуть вызывающе глядя на короля.
Эдуард нахмурился, став похожим на своего отца, когда у того бывало дурное настроение.
— Я полагаю, ты зря тратишь время на эту папистскую чушь, сестра, — неодобрительно заявил он.
— Сир, вопрос религии — один из тех, которые мне необходимо с вами обсудить, — отозвалась Мэри.
Эдуард замер и сжал губы, выказывая непокорность.
— Наш отец — да упокоит Господь его душу — оставил королевство в добром порядке и спокойствии, — невозмутимо продолжила Мэри, — но боюсь, что лорд-протектор и его правительство делают все для поощрения ереси и беспорядка, вводя новомодную протестантскую разновидность веры. Английский сменяет латынь в богослужении, нам более не следует почитать образы и реликвии, отменены законы против ереси, и ходят ужасные слухи, будто запрещена сама святая месса. Сир, я вынуждена протестовать. Это недопустимо.
Эдуард холодно взглянул на нее.
— Меня поражают твои тревоги, сестра, — изрек он. — Эти изменения произошли по моей воле, и большинство моих подданных — верных подданных — их одобряют.
— Сир, — пылко воскликнула Мэри, — при всем уважении к вам напомню, что вы еще дитя, а ребенок не способен принимать зрелые решения, касающиеся религии. Послушайте тех, кто старше и мудрее вас, умоляю. Как быть тем, кто многие годы преданно исповедовал истинную веру и должен посещать мессу, чтобы облегчить душу? Католическая вера существует с тех пор, как Господь наш сам ходил по земле; она основана Его властью. Кто вы такой, чтобы ее ниспровергать?
Она зашла чересчур далеко. Взгляд юного короля стал ледяным.
— Ты не вправе оспаривать мою власть, — заявил он. — Учти, сестра, что это измена. Я не намерен тебя преследовать и позволяю тебе мирно исповедовать твою религию, но ты не должна подвергать сомнению мои законные указы. Будь уверена, я полон решимости положить конец папистскому учению.
Повисла напряженная тишина. Мэри склонила голову, стараясь сдержаться. Элизабет хотелось, чтобы брат и сестра были не столь упрямы. Почему бы им не позволить друг другу поклоняться Богу по-своему? Зачем лезть в чужую душу? Им никогда друг друга не убедить…
Эдуард сурово посмотрел на Элизабет.
— А ты, дорогая моя сестренка, как относишься к религии? — требовательно спросил он.
— Я следую слову Божьему и воле короля, — искренне ответила она.
Эдуард удовлетворенно кивнул. Видя, что Мэри глядит на нее с нескрываемым смятением, Элизабет подцепила кусок мяса и уставилась в тарелку. Пришла пора сменить тему.
— Будут ли празднества на Рождество, сир? — спросила она брата.
Торжества были, но они ее разочаровали. Какой-то человек в маске изображал папу развратным злодеем, выступили несколько акробатов. В остальном придворные развлекали себя сами, объедаясь, пьянствуя и играя в азартные игры на глазах у юного короля, наблюдавшего за ними с высоты трона.
Элизабет вдруг очень захотелось домой.
— Что случилось со двором? — спросила она Мэри однажды вечером, когда они шли по длинной галерее. Элизабет только что вырвалась из любовных объятий какого-то барона, настолько пьяного, что он ее не узнал. — При жизни отца такого разврата не было. Да и празднества совсем никакие.
— Что верно, то верно, — пробормотала Мэри, с содроганием вспомнив кощунственное представление, по ходу которого папа резвился с монахинями. — Королевы нет, а потому нет и женщин, в присутствии которых мужчины обычно не столь склонны к излишествам. И денег тоже нет. Война с Францией опустошила казну. Королевство разорено!
— Честно говоря, я жду не дождусь, когда смогу уехать, — призналась Элизабет. — И это я, которая всегда тосковала по дворцу!
— Меня не столько беспокоит состояние дел при дворе, как опасная чушь, которой заразили нашего бедного брата, — прошептала Мэри. — Умоляю тебя, сестренка, заботься о своей душе. Не дай этим еретикам сбить тебя с пути истинного.
Элизабет скромно склонила голову, но оставила свое мнение при себе, не желая обидеть сестру.
— Спасибо тебе за заботу, Мэри, — молвила она. — Не бойся, я буду следовать слову Божьему.
Мэри смерила ее ледяным взглядом.
— А как ты, сестра, воспринимаешь слово Божье? — парировала она.
— Я следую учению Иисуса Христа, как и все правоверные христиане, — тихо ответила Элизабет.
— Как у меня уже был повод убедиться, ты весьма умна, — гневно уставившись на нее, язвительно бросила Мэри. — Ты отлично притворяешься. Но Господь знает истинную душу, и Его не проведешь.
Они остановились у двери покоев Мэри. Сестра исчезла внутри, не сказав больше ни слова.
— Доброй ночи, сестра, — произнесла в пустоту Элизабет.
Глава 14 1548
Элизабет радовалась возвращению в Челси и предстоящей встрече с мачехой, но, едва ступив из экипажа на запорошенную снегом землю, она узрела серьезное лицо королевы.
Они остановились у двери покоев Мэри. Сестра исчезла внутри, не сказав больше ни слова.
— Доброй ночи, сестра, — произнесла в пустоту Элизабет.
Глава 14 1548
Элизабет радовалась возвращению в Челси и предстоящей встрече с мачехой, но, едва ступив из экипажа на запорошенную снегом землю, она узрела серьезное лицо королевы.
— У меня печальные новости, — объявила Екатерина, обняв и поцеловав падчерицу. — Гриндал умер. Он поехал на Рождество к сестре, но в той округе была чума. Он заразился, и в считаные часы его не стало.
Милого доброго учителя больше не было в живых — его безвременно забрали к праотцам. На глаза Элизабет навернулись слезы.
— Как жалко, — тихо проговорила она.
— Пойдем в дом, — мягко пригласила королева. — Нужно согреться. Адмирал уже ждет. Он говорил, что ему не терпится тебя увидеть. Как поживает его королевское величество?
Они были к ней очень добры — и королева, и адмирал. Усадив Элизабет у огня, они угощали ее дымящимся вином Гиппократа и вафлями. Элизабет вновь потрясло учтивое обаяние адмирала, но в скорби ей было не до него, да и ему приходилось играть роль верного мужа. Мысли Элизабет были заняты несчастным Гриндалом, которого она никогда больше не увидит.
«Кто теперь будет меня учить?» — думала она за полночь, засыпая.
— Миледи Элизабет, вам письмо, — сообщила Кэт, поспешно войдя в спальню, где уже несколько дней лежала, мучимая недугом, ее подопечная.
Элизабет приподнялась на подушках, отложила книгу и сломала печать.
— Это от мастера Эшема! — воскликнула она, сразу почувствовав себя лучше. — Он хочет меня навестить. Письмо написано два дня назад. Кэт, он может появиться в любой момент!
Вскочив с постели и не обращая внимания на протесты Кэт, она немного постояла, пошатываясь, а затем принялась рыться в сундуке в поисках одежды.
— Тише, миледи! — воззвала Кэт.
— Все в порядке, мне уже лучше, — ответила Элизабет. — Принеси мое зеленое платье, хорошо? То самое, с меховой оторочкой.
Ближе к вечеру, как она и предполагала, прибыл Роджер Эшем, которого Элизабет встретила с распростертыми объятиями.
— Королева с адмиралом в Лондоне, мастер Эшем, так что придется вам обойтись мной в качестве хозяйки! — весело заявила она.
— Сударыня, я не могу вообразить более сладостной чести, — сердечно ответил тот со знакомым йоркширским акцентом.
Кэт принесла вино, и они, расположившись в зимней гостиной, где полыхал большой камин, принялись обсуждать недавно вышедшую книгу Эшема об искусстве стрельбы из лука, а после перешли к предметам, которые изучала Элизабет.
— Ладно, хватит, — наконец сказала она. — Вы ведь приехали не затем, чтобы беседовать о моих скромных успехах в учебе, мастер Эшем. Что привело вас в Челси?
На морщинистом лице ученого появилась печальная улыбка.
— Я слышал, вы остались без учителя, мадам, и пришел предложить свои скромные услуги.
Элизабет просияла.
— О большем я не могла и мечтать, — отозвалась она.
— Для меня большая честь учить особу столь признанных способностей, — молвил Эшем.
Элизабет знала, что он не льстил.
— А для меня большая честь — иметь столь выдающегося учителя, — ответила она, — и я уверена, что королева не будет против. Я сегодня же напишу ей и скажу, что мне нужны только вы, мастер Эшем, и никто другой.
— Вам, разумеется, придется подчиниться решению вашей опекунши, — согласился Эшем.
— Именно так я и намерена поступить при условии, что она одобрит мой выбор! — возликовала Элизабет. — Я сама поеду в Лондон и буду ее убеждать, если потребуется! А вы, мастер Эшем, возвращайтесь в Кембридж и попросите отпуск на время вашего пребывания в доме королевы.
— Вы так уверены, что у вас все получится, миледи? — удивился Эшем.
— Вне всякого сомнения! — ответила Элизабет.
— Хлопот не оберешься, — с сомнением заметила Кэт, глядя на груды книг в классной комнате.
Роджер Эшем улыбнулся.
— Вовсе нет, сударыня, — возразил он. — Этого нам хватит надолго. Вам следует знать, что я не сторонник зубрежки. Если вливать слишком много вина в кубок, большая часть его выльется через край.
Кэт удовлетворенно кивнула.
Уроки с мастером Эшемом доставляли Элизабет неподдельную радость. Она с удовольствием обнаружила, что его любимым латинским автором был Цицерон. Ей нравилось читать письма, полученные Эшемом от широкого круга европейских интеллектуалов, с которыми он переписывался. Он превозносил познания девушки в классике и владение латынью и греческим, приводя ее в благоговейный трепет.
— Вы за день читаете на греческом больше, чем многие доктора богословия за неделю! — похвалил он ее.
Утренние часы они проводили в обществе Софокла и Исократа, днем же читали Ливия и Цицерона или изучали теологию. Когда уроки заканчивались, учитель и ученица часто предавались общей страсти к верховой езде и охоте, выезжая в поля за дворцом, невзирая на дождь или снег. По вечерам Элизабет упражнялась в игре на лютне и клавесине — Екатерина Парр подарила ей прекрасной работы инструменты, принадлежавшие ранее матери Элизабет, с эмблемой Анны в виде белого сокола. Они стали самым ценным имуществом Элизабет наряду с портретом Анны, теперь открыто висевшим в спальне, и той, самой первой подвеской в шкатулке для драгоценностей.
Элизабет быстро заметила, что мастер Эшем часто внимательно разглядывает ее одежду.
— На что вы так смотрите, сэр? — спросила она однажды, увидев, как он хмурится на ее розовое шелковое платье и дорогие золотые цепочки, подарок королевы.
— Могу я быть откровенным, миледи?
— Конечно, — кивнула она.
— Благочестивые протестантские девушки обычно носят простые наряды, — молвил Эшем.
Элизабет взглянула на свое платье, и внезапно оно показалось ей довольно нелепым — с серебряными подрукавниками, украшенным драгоценными камнями поясом и жемчужной каймой вдоль выреза. И еще пять колец на ее изящных пальцах… Внезапно смутившись, Элизабет вдруг вспомнила, что маленькая набожная Джейн Грей неизменно предпочитала черную одежду без особых украшений, хоть и была родом из богатой семьи. И королева Екатерина тоже — в последнее время она носила одежду неброских тонов, хотя и из дорогой ткани, и меньше драгоценностей. Что подумает мастер Эшем о ней, Элизабет, до сих пор разряженной столь вызывающе? Мнение учителя она считала крайне важным.
— Погодите! — порывисто воскликнула она и бросилась в спальню. — Где мое черное бархатное платье? — спросила она у ошеломленной Кэт.
— Что, миледи, кто-то умер? — с тревогой спросила гувернантка.
— Нет, я просто взялась за ум, спасибо мастеру Эшему. Женщины, следующие слову Божьему, должны одеваться скромно.
Она сорвала ожерелье и кольца. Кэт покачала головой. Девочка явно склонна к причудам и странным идеям, подумала она. Но спорить с Элизабет, если она что-то решила, было бессмысленно. Лучше уж потакать ее прихотям, чем нарваться на скандал. Сняв черное платье с вешалки в шкафу, она помогла Элизабет переодеться и зашнуровала платье на спине.
Когда Элизабет вновь появилась в классе, мастер Эшем был рад случившейся в ней перемене, но и немало встревожился. В строгом, но элегантном черном платье, с низким квадратным вырезом без украшений, тугим лифом и длинной юбкой, с падающими на плечи рыжими волосами, Элизабет выглядела воплощением благочестивой протестантской девушки — и притом весьма соблазнительной.
Она заметила его пристальный взгляд.
— Достаточно ли благочестиво я выгляжу, мастер Эшем? — спросила она.
— Воистину, миледи, — ответил он. — Вы воплощение добродетели.
— Да, — кивнула она, слегка стыдясь того, что недавно ее искушали сойти с пути добродетели. Нельзя быть внешне иной, чем в душе. И потому она добавила: — С сегодняшнего дня я решила не только одеваться, но и жить скромно, не поддаваясь нечестивым чувствам и желаниям, возникни они у меня.
Она не подозревала, как скоро ее решимость подвергнется испытанию.
— О миледи Элизабет, — сказал адмирал, встретивший ее на лестнице, — вы прекрасно выглядите!
Взгляд его упал на ее частично открытую грудь.
— Спасибо, милорд, — ответила она, купаясь в лучах его неприкрытого восхищения и вместе с тем желая, чтобы он как можно скорее прошел мимо.
Элизабет знала, что не сможет долго оставаться с ним наедине, не выдавая своих чувств. Ибо безумие — а здравомыслием это никак нельзя было назвать — все еще требовало постоянного общения с возлюбленным, наслаждаясь одним его видом и звуком голоса. После встречи в саду, едва не закончившейся катастрофой, адмирал держался поодаль и больше не приходил к ней в спальню. И все же, хоть он и играл перед королевой роль преданного мужа, Элизабет понимала по его жгучим взглядам, что он все еще пылает к ней любовью — как и она сама, несмотря на всю свою решимость, да поможет ей Бог.