САНЧО: А, собственно, почему до сих пор не существует сериалов о Дон-Кихоте?
АВЕЛЬЯНЕДА: Любезный Санчо… Это были бы слишком печальные книжки. Жизнь слишком грустна сама по себе, чтобы читать романы с плохим концом… Читая книжки про Амадиса, мы радуемся его подвигам, а стало быть, получаем заряд положительных эмоций. Кроме того… ведь, если говорить откровенно, сам «Дон-Кихот» написан из рук вон плохо. Такое впечатление, что автор его ни разу не перечитывал… Оруженосец Санчо появляется в пятой главе, а пословицами начинает сыпать в девятой! А как меняются персонажи по ходу романа? В начале и в конце – это же абсолютно разные люди! Это авторский, извините меня, непрофессионализм, неумение раскрыть характер героя… И эти скучные вставные новеллы! Нет, романы про Амадиса пишут профессионалы, они думают о читателе, и читатель платит им доверием и любовью…
АЛОНСО: Книжки про Амадиса забываются на второй день. А Дон-Кихота помнит всякий, кто хоть раз слышал о нем.
АВЕЛЬЯНЕДА: А зачем тогда, сеньор Алонсо, вы собираете вашу замечательную библиотеку? Только ли это дань традиции, основанной вашим известным предком? Или все-таки сами нет-нет да и почитываете? А? Не смущайтесь, сеньора Альдонса, все мы грешим слабостью к рыцарским романам, и только сноб стыдится признаться в этом… Кстати, насчет Дон-Кихота, как он «живет в памяти народной». Знаете, что мне сказали мои племянники, десяти и одиннадцати лет, когда я однажды спросил их, кто такой Рыцарь Печального Образа? Они сказали – «такой сумасшедший смешной старик, который носил на голове бритвенный тазик»!
АЛЬДОНСА: Браво, сеньор Авельянеда. Устами, как говорится, младенца… только скажите мне, куда девать те письма, что пачками приходят к нам в дом накануне двадцать восьмого июля? Люди всей Испании восхищаются семейством Кихано и просят нового Дон-Кихота освятить своим пребыванием их кров…
АВЕЛЬЯНЕДА: Но ведь приходят и другие письма!
АЛЬДОНСА: Откуда вы знаете?
АВЕЛЬЯНЕДА(смутившись): Это естественно… Где слава – там и хула… Особенно когда слава сомнительного свойства. Поколения моих предков, носивших фамилию Авельянеда, жертвовали на приюты, на больницы, но дома призрения… Подавали бедным… Вообразите, скольким людям помогло мое семейство за века своей истории! Скольким людям оно реально, по-настоящему, помогло! Бескорыстно – не ради славы, не ради писем от восторженных поклонников… Благодарю за прием, господа Кихано. Значит, «Амадиса против Фрестона» можно у вас попросить?
АЛОНСО (поднимаясь): Я сейчас принесу…
Алонсо в библиотеке. Включает вентилятор; смотрит, как вертятся лопасти – будто мельничные крылья. Подставляет лицо сквозняку.
АЛОНСО: Скорей бы. Скорей бы двадцать восьмое, как вы мне все надоели…
Залезает на стремянку. Перебирает книжки, стряхивает с них пыль.
АЛОНСО: Скорей бы… Господи!! Как не хочется идти, если бы Ты знал, как неохота, Альдонса останется одна, а если со мной что-то случится… СОВСЕМ одна. Бедная Альдонса. Бедные Кихано.
Выбирает книжку. Тяжело слезает со стремянки.
АЛОНСО: Он… верил… Он на подвиги пускался, а не на унижения. Безумец, фанатик… герой. Верил в великанов… Но верил и в справедливость. Даже отец… еще верил. Не в великанов, конечно, но хотя бы в ту старую легенду… о том, что с каждым шагом Росинанта по дороге приближается Золотой Век… И что наступит время, когда не будет униженных нищих старух, ни брошенных детей, ни падчериц, которых избивает отчим… Господи, а я ведь не верю даже, что мне удасться разобраться с Панчитиным отчимом. То есть по морде я могу… Побить его я могу и сегодня, прямо сейчас… но что от этого изменится?! Нет, так я черт знает до чего додумаюсь, мне надо идти, а значит, надо верить. (Оборачивается к вентилятору). Слышишь, ты, чародей Фрестон?! Я верю!
Сбивает вентилятор на пол. Лопасти замирают. Алонсо вдруг смеется.
АЛОНСО: Ну вот, первую победу я уже одержал…
* * *Ночь. Наспех прибранная гостиная. Алонсо сидит в кресле, смотрит на улыбающегося с портрета Рыцаря Печального Образа. Пояаляется Фелиса.
ФЕЛИСА: Простите, что потревожила, сеньор… Я приберу здесь, сеньор?
АЛОНСО: Что? Прибери…
Девушка бесстыдно подбирает подол и принимается орудовать шваброй. Алонсо отвлекается от своих раздумий.
ФЕЛИСА: Сеньор Алонсо. Тут под кресло пробка закатилась от вина, позвольте, я достану…
АЛОНСО: Что?
ФЕЛИСА: Пробка от вина. Я достану. Пробка. От вина.
АЛОНСО: Пробка?
ФЕЛИСА: От вина! Вы сидите-сидите… Я так достану…
Фелиса лезет под кресло, соблазнительно оставляя снаружи филейную часть.
АЛОНСО: Нашла?
ФЕЛИСА (выныривает из-под кресла): Вот. Пробка. От вина.
АЛОНСО: От вина…
ФЕЛИСА: Сеньор… а хотите, я ее съем?
Откусывает кусочек пробки. Жует.
АЛОНСО: Перестань! Брось немедленно! Ты что!
ФЕЛИСА: Сеньор… вам правда будет жалко, если я умру?
АЛОНСО: Что ты мелешь!
ФЕЛИСА: Нет… Пожалуйста… не смотрите на меня так сурово! Вы не можете… вот так уйти, не оставив… наследника. Не бросив семени в плодородную почву… а не на камень, сеньор Алонсо! Так нельзя! Так неправильно! Должен быть новый Дон-Кихот… Должно быть ваше продолжение в мире! Что же вы за мужчина, если не оставите сына! Это несправедливо… вам не простят ваши предки!
Фелиса подползает к Алонсо, кладет руки на его колени.
ФЕЛИСА: Сеньор Алонсо. Верность даме сердца – нерушимая традиция. Но верность Дульсинее! А не сеньоре Альдонсе! Сеньор… я люблю вас так, что ради вас готова хоть ковриком под ногами. Вы скажете – «Фелиса, съешь эту пробку» – я съем… ради вас… и буду улыбаться…
Фелиса нежно гладит Алонсо; минутное замешательство, потом рука Кихано опускается девчонке на затылок. Соскальзывает на ухо, ласково треплет… дергает так, что Фелиса вскрикивает. Алонсо поднимается и выходит; Фелиса слушает его затихающие шаги, а когда оглядывается – в кресле уже сидит Санчо, неслышно выбравшийся из-за портьеры.
ФЕЛИСА: Ай! Как вы сюда… что это вообще за наглость? Я здесь мою полы… А вы натоптали!
Санчо молчит.
ФЕЛИСА: А что такого? Я полы мою, ясно?
САНЧО: Пробка. От вина.
Фелиса некоторое время елозит тряпкой по полу. Потом не выдерживает.
ФЕЛИСА: А вам все равно никто не поверит.
Санчо молчит.
ФЕЛИСА: Ничего вы не видели. Подумаешь, пробка! Так и что?
Санчо молчит. Фелиса моет пол.
ФЕЛИСА: Санчо… А хотите шоколада?
САНЧО: Совесть мою купить?
ФЕЛИСА: Какую… совесть! Это не ваш дом, это чужой дом… Хозяин в доме может делать что угодно, ясно вам? Что угодно и с кем угодно!
САНЧО: А вот посоветуемся с сеньорой Альдонсой. Тут тебе и жаба сиськи даст.
ФЕЛИСА: При чем тут… жаба… при чем тут сеньора Альдонса! Она и так все знает!
САНЧО: Что – все?
ФЕЛИСА: Вам все равно никто не поверит.
САНЧО: Посмотрим.
ФЕЛИСА: Санчо, чего вы от меня хотите?
САНЧО (отворачивается): Ничего.
ФЕЛИСА: Ну пожалуйста, Санчо! Скажите!
Санчо смотрит Фелисе в глаза – она удерживает слезы; Санчо улыбается, и Фелиса улыбается в ответ. Санчо хмурится и отворачивается; Фелиса начинает всхлипывать, тогда Санчо манит ее пальцем…
* * *С календаря, который висит на видном месте, сорван очередной лист. В гостиной Алонсо, Альдонса, Санчо; Альдонса отрывает лист календаря, открывается двадцать третье число.
АЛЬДОНСА: Я ходила к ним. Панчита опять в синяках… Я говорила с матерью.
АЛОНСО: И что?
АЛЬДОНСА: Ничего. Говорит – он пока трезвый, так работящий и добрый мужчина, а что падчерицу бьет по пьяни – значит, любит. Воспитывает.
АЛОНСО: А она? Мать?
Альдонса пожимает плечами.
АЛОНСО (глядя на календарь): Пять дней.
АЛЬДОНСА: Она сказала, если ты еще раз к ним придешь – она позовет алькада.
АЛОНСО: Хоть десяток алькадов.
САНЧО: Господин мой, а вы помните, что было с эти Андресом, там пареньком, которого Рыцарь Печального Образа… ну, за которого заступился? Так хозяин его потом… еще хуже… сорвал на нем злобу. Как бы с этой Панчитой… ну, то же самое не получилось.
АЛЬДОНСА: Санчо, а вы бы сами сходили к этим соседям… поговорили бы… без угроз, но по-свойски. Как-нибудь… а?
АЛЬДОНСА: Санчо, а вы бы сами сходили к этим соседям… поговорили бы… без угроз, но по-свойски. Как-нибудь… а?
САНЧО: Да-да, сеньора, разумеется, я схожу… может и не понадобится, копьем-то… может, по-хорошему получится. Говорят же – покраснеть не покраснеет, а подобреть, если хочет, так подобреет…
АЛЬДОНСА: Я пойду спать… Санчо, вам что, не нравится ваша комната?
САНЧО: Чудная комната, сеньора Альдонса.
АЛЬДОНСА: Почему же вам вчера на спалось и сегодня не спится?
САНЧО: Новое место, сеньора Альдонса. Непривычно…
АЛЬДОНСА: Когда вы отправитесь в странствия, каждая ночь будет заставать вас на новом месте.
САНЧО: Эх… Придется привыкнуть.
АЛЬДОНСА: Новая ночь под новой крышей, а иногда и вовсе под открытым небом – дождь, ветер… Признайтесь – вы по натуре домосед?
САНЧО: Эх… Но ведь мой батюшка назвал меня Санчо… А это такое имя, что…
Алонсо хлопает Санчо по плечу.
АЛЬДОНСА: Спокойной ночи… Алонсо, не засиживайся допоздна.
Уходит.
АЛОНСО: Санчо… а ведь у тебя тоже есть жена?
САНЧО: Конечно, господин мой.
АЛОНСО: И что… она тебя спокойно отпустила? Никаких… отпустила?
САНЧО: Да ну… Поплакала, конечно. Баба есть баба… только пацаны мои уже подросли, в хозяйстве управятся, хорошие хлопцы… А баба, она все уши мне прожужжала, чтобы какого-то жалования просил. Что оруженосцы жалование получают. Баба…
АЛОНСО: Сколько?
САНЧО (радостно) Что?!
АЛОНСО: Сколько у вас сыновей?
САНЧО (скрывая разочарование): А-а-а… Четверо.
Алонсо молчит.
САНЧО: Бросьте, сеньор Алонсо… Бог детей либо дает, либо нет. Бог старый хозяин – больше придерживает, чем раздает…
АЛОНСО: Санчо. Вот ты – домосед… Жену оставил, детей… В губернаторство на острове не веришь… Жалования я тебе назначить не могу – не из чего, извини… Почему все-таки ты со мной идешь?
САНЧО: Так… это… традиция. Батюшка меня так назвал, Санчо… Традиция, говорит… И, опять же, все Панса, что с рыцарями уходили, домой живехоньки возвращались… не то что сами рыцари. Правда, вот, один мой родич без глаза вернулся, другому внутренности все отбили… Деду вот ногу переломали, так до конца дней и хромал… но ничего, главное – живехонек… Вот. А про губернаторство… Так легенда откуда-то взялась? Мы вот думаем, что легенда – брехня, а вдруг она не брехня? А вдруг да обломится мне губернаторство, а я в поход не пошел, на печи остался… Вот обидно будет, да?
Алонсо хохочет. Санчо смеется в ответ. В глубине комнаты, за спиной Санчо, возникает белая высоченная фигура.
АЛОНСО: Кто это там? Альдонса, ты?
Фигура неспешно пересекает комнату.
АЛОНСО: Альдонса?
САНЧО (оглядывается): Вы кому, господин?
АЛОНСО: Да вот же!
САНЧО: Где?!
Фигура маячит совершенно отчетливо.
АЛОНСО: Ты ослеп? Да вон же!
САНЧО (боязливо): Сеньор Алонсо… Нет там никого. Что вы…
АЛОНСО: Как нет?! Я своими глазами вижу!
Фигура исчезает. Алонсо вскакивает, осматривает комнату – никого…
АЛОНСО: Санчо… Ты что же, ничего не видел?
САНЧО: Господин мой… Господь с вами. Привиделось вам. Не зря этот, лекаришка, все твердил – наследственность…
АЛОНСО: Привиделось? Гм… Значит, привиделось. Бывает.
* * *Старый дом. Скрипы, стоны, шорохи. Покачиваются портреты. Колеблются портьеры.
Алонсо нервно оглядывается.
* * *Санчо и Фелиса. Рядом лежат самодельные ходули и белый балахон.
ФЕЛИСА: Какое у него было лицо! Вот умора… Я бы что угодно отдала, чтобы еще раз такое увидеть!
САНЧО: Увидишь. Теперь – ходи за ним, только так, чтобы он тебя не видел. Чтобы только слышал твои шаги… Сумеешь?
ФЕЛИСА: Ха! Еще как! Слушай, а давай еще что-нибудь для него придумаем? Давай, например, висельника привесим, он глянет за окно – а там будто бы висельник… Вот умора!
САНЧО: А ведь ты его не любишь. Ты ему врала.
ФЕЛИСА: Чего это? Ясен пень, люблю. Чего это я его не люблю?
САНЧО: Ты его не жалеешь.
ФЕЛИСА: Здрасьте. Мы же развлекаемся, играем… Это же шутка… Кстати, ты мне не сказал, зачем тебе все это надо?
САНЧО: Зачем? Вот такой веселый я человек, пошутить люблю. Понурая свинья, говорят, глубоко копает, зато веселой свинье желуди сами в рот валятся…
ФЕЛИСА: А я догадалась. Ежели сеньор Алонсо решит, что умом рехнулся – ни в какое странствие не поедет. И тебе, стало быть, никуда ехать не придется. Хитер ты, Санчо. Простой-простой, а свою выгоду знаешь.
САНЧО: Разве это моя выгода? Это его выгода… Мне-то что, призывают – пойду… Другое дело – сеньор рыцарь, ему и плевков достается больше, он и голову может сложить… Слушай, Фелиса. Вот ты ребеночка хочешь от сеньора Алонсо. Тебе действительно так хочется, чтобы твой сын был Дон-Кихотом? Чтобы тащился, как чучело гороховое, на Росинанте, получал тычки и пинки, валялся в дерьме и блевотине… ради какой-то там сомнительной славы?
ФЕЛИСА: Дурень ты. Слава, рыцарь, донкихот… Кто тебе сказал, что мой сын попрется… в это их шутовское странствие?
САНЧО: Как это? Он же будет наследник Дон-Кихота? Должен…
ФЕЛИСА: Должен был мельник моей матушке! Мой сын… если только у меня будет сын… будет наследником Кихано. Будет идальго… даже если бастард, а все одно единственный наследник. Я у нотариуса спрашивала.
САНЧО: У нотариуса?!
ФЕЛИСА: За дуру меня держишь? Конечно… даже если Алонсо из путешествия не вернется – есть сейчас способ доказать, что малый – его сын. Берется кусочек кожи трупа – и кровь ребеночка, и под мелкоскопом сравнивается… И тогда дом, титул, все переходит малому. Понял?
Санчо не знает, что и сказать.
* * *Алонсо идет через комнату со свечкой в руке. Вздрагивает; оглядывается. К чему-то прислушивается; колеблется огонек свечи.
Алонсо подходит к календарю. Сверяется с часами; полночь уже миновала, Алонсо срывает очередной лист, открывается новое число – двадцать четвертое июля. Алонсо жжет сорванный календарный лист на пламени свечки; его окликают шепотом из темноты: «Алонсо! Алонсо!» Алонсо оглядывается, почти бегом осматривает комнату – никого…
АЛОНСО (шепотом): Санчо! Эй, Санчо!
Тишина.
АЛОНСО: Санчо!
Из противоположного угла появляется Санчо.
САНЧО: Господин? Вы не спите?
АЛОНСО: Да ты и сам не спишь?
САНЧО (оправдываясь): Не спится…
АЛОНСО: Санчо… Ты в детстве… ничего не боялся?
САНЧО: как это ничего? Папаши, бывало, боялся, особенно когда набедокуришь, а папаша возьмет хворостину…
АЛОНСО: Я не о том! В детстве… тебе не мерещился черный человек, который сидит под кроватью?
САНЧО (растерявшись): Э-э-э… Мавр? Под кроватью?!
АЛОНСО: Ты не понимаешь… Когда будто бы клякса на краю сознания… И хочется посмотреть, и страшно смотреть… И знаешь, что не вытерпишь и посмотришь, и тут тебе и конец… Не смотри!
САНЧО (крепко задумавшись): Сеньор Алонсо… Вы бы не принимали… так близко к сердцу.
АЛОНСО: Ничего… Ничего, Санчо. Ничего… Прости. Иди спать. И я пойду… Ты ничего не слышишь?
Оба прислушиваются. Тишина.
САНЧО: Ничего нет, сеньор Алонсо. И… все, больше ничего не будет! Это… это… (хочет что-то сказать, но не решается).
АЛОНСО: Ничего… Иди спать.
* * *Карраско и Алонсо. Дом неспокоен; колеблются портьеры, маячат тени, и не стихает постоянный ровный гул – гул надвигающейся катастрофы.
КАРРАСКО: Я так и знал. Я так и знал… Мой батюшка говорил мне, прежде чем сойти в могилу… Я так и знал…
АЛОНСО: И еще мне кажется, что за мной постоянно кто-то ходит. И окликает меня… Оглянусь – никого нет…
КАРРАСКО: Господи, я так и знал! Мания отношения, мания преследования… Это паранойя! Шизофрения! Следующий этап – вы из преследуемого превратитесь в агрессора, вы будете очень, очень опасны для окружающих…
АЛОНСО: Мне кажется, что кто-то рылся в моих вещах… Все книги на письменном столе лежат не так, как я привык… Смотри, что это там, в дальнем углу? Неужели мне снова кажется?!
КАРРАСКО: Бедный сеньор Алонсо… Вот таблетки (высыпает на стол груду ярких капсул). Немедленно начинаем усиленный курс… Эх, был бы жив мой батюшка! Сеньор Алонсо, вам надо в стационар!