– Дальше…
У него вдруг что-то случилось с голосом и с телом, все ослабло, лишилось силы и стержня. Стройная система его рассуждений летела в тартарары. Как он мог подумать, что хочет ударить Машу?! Как он мог подумать, что ему с какой-то блажи приспичило вдруг сделать ей больно?! Кретин, скотина, ублюдок бесславный!!!
Она же… Она же такая милая, нежная – и чистая, да! И чистая, как бы там Горелов ни острил по этому поводу.
Ее могли убить, она сказала?! Да, кажется, так. Если бы не Маринка – а Маша вышла на крыльцо в тот момент, когда там отиралась бывшая жена Горелова, – выстрелить могли в нее!!!
– Господи! – охнул Вениамин и начал заваливаться на диван, закатив глаза.
– Веник! Веник, что с тобой?! – взвизгнула Маша, вскочила с кресла и заметалась по квартире.
Он слышал, как сквозь ватную толщу, как шлепают задники ее тапочек по полу. Как хлопают дверцы шкафов в кухне, льется вода. Очнулся он, когда эта вода полилась ему на лицо и за шиворот.
– Машка, ну что ты делаешь? – слабым голосом заныл Вениамин. – Что ты со мной делаешь, а?
– Привожу тебя в чувство, – ответила она учительским тоном и уселась рядом. – Давай вместе подумаем, что все это значит.
Значить это могло все что угодно. Тот мерзкий человек мог прицелиться и не попасть в бывшую жену Горелова, как бишь там ее? Марго? Мог прицелиться – и попасть в Марину, потому что убить желал именно ее. Мог перепутать Маринку с Машей, поскольку та вырядилась в ее шубку.
Господи!!! Что же это такое?! Как со всем этим справиться?!
– А при чем тут твой Алекс? – вдруг вспомнил он.
– Так вот, что было дальше… – Маша села с поджатыми коленками в угол дивана, как бывало прежде. – Время от времени те самые друзья, странно себя именующие, собираются винца попить. И неделю назад они тоже собрались.
– И? – поторопил Вениамин притихшую Машу.
– Алекс приехал к Анастасии раньше всех. Напился, понятное дело…
Вениамин перебил ее злобным фырканьем.
Ему вот лично непонятно, как при такой красавице жене можно напиваться с чужими бабами? Что это за блажь такая?!
– Ладно тебе, Веник, – посопела Маша сердито. – Он с ними всю жизнь общается, а со мной – всего четыре года. Не изменять же традициям. Мне-то он не изменял.
– Что было дальше? – снова перебил он ее, слушать о добродетелях Алекса он не желал.
– Потом приехала Марго. Они снова пили. Потом Алексу кто-то позвонил, он не помнил точно кто, а номер телефона не определился. И вызвал его на встречу. Он поехал.
– Пьяный? За рулем?! Ужас какой!
– Ужас начался позже, Веня. Алекс уехал. По дороге он не справился с рулевым управлением и съехал в кювет, там и уснул. И проспал до утра. Телефон его разрядился.
– Понятно! – снова зло фыркнул Вениамин. – А в это время?
– А в это время, то есть сразу после его отъезда, кто-то вломился в квартиру, накачал девок наркотой, уложил их голышом в постель рядышком и…
– И теперь все хотят свалить на твоего Алекса?!
– Не хотят, а уже свалили. И тут еще эти фотографии! – Машин кулачок стукнул по диванной подушке. – Горелов как с цепи сорвался. Носится с идеей, что Алекс готовил покушение на Марго заранее. Но киллер-недоумок, мол, перепутал жертвы. Но Алекс не оставил эту затею и все равно убил Марго вот таким изощренным способом.
– Бред какой!
Нет, он, конечно же, не собирался защищать этого смазливого Алекса, в миру обычного Алешку, он просто за справедливость.
Каким же надо быть идиотом, чтобы совершить подобное?! Явиться в гости с тем, чтобы совершить убийство двух женщин, потом смыться, и причем так, что никакого алиби у него нет аж до самого утра. Спал в кювете! Хорошенькое объяснение!
– Ты должен мне помочь, Веня! – вдруг заплакала Маша, подползла на коленках к нему по дивану и уткнулась лицом в его плечо. – Пожалуйста, помоги! Он уже под подпиской о невыезде, а это очень плохо! Даже адвокат говорит, что это очень плохо!
– А сам-то он где теперь, Машунь?
Он сидел, словно деревянный, боясь шевельнуться. Ее волосы скользили по его лицу. Он слышал, как бьется ее сердце, будто птичка. Слышал ее запах, такой родной, такой знакомый – его никаким дорогим ароматам не перебить. И знал, что он сделает для нее все и даже больше.
– Он пьет! Пьет, как извозчик, Венечка! Выгнал мать и сестру из дома и велел больше к нему в дом не соваться, когда они посмели что-то сказать. Адвоката тоже погнал! Орал на него, обзывал бездарем! Тот обиделся, я еле уговорила его не бросать нас. Он ломался просто жутко, пришлось ему денег добавить. Но Алекс не желает с ним говорить. И опять гонит и гонит его прочь!
– А тебя он не гонит? – с надеждой спросил Вениамин.
– Меня пока нет, не гонит, но и не особенно-то замечает, – пожаловалась она, схватилась за его руку, прильнула к нему. – Мне так страшно, Веня! А вдруг… Вдруг это он?
Она разрыдалась. Наконец-то она разрыдалась. В слезах ее он увидел не столько горечь, сколько облегчение.
Она сказала это, как ни боялась! Сказала ему, поделилась с ним своими страшными сомнениями. Как же тяжело ей, однако, все это – мучиться из-за мысли, что убийцей или заказчиком мог быть ее Алекс. Будь Маринка жива – дело другое. Та где с руганью, где с хохмами, но растормошила бы ее, вытащила из кровати, уволокла бы в город. Там, сидя за чашкой кофе, она и пожалела бы Машу, и, подумав, выдала бы какой-нибудь вердикт: виновен типа или нет.
Маринки нет. Алекс в запое. Остался Веня. А примет ли он Мари, поймет ли ее…
Принял и понял.
– Не плачь, Маша.
Он осторожно высвободился из кольца ее рук, боясь, что у него сердце не выдержит и попросту остановится от ее близости. Слез с дивана, прошелся по комнате. Посмотрел на нее, съежившуюся на его диване, с зареванным лицом и несчастными глазами.
– Это не он, Маша.
– Что?! – Она не расслышала, потому что он произнес это почти шепотом.
– Это не он, Маша.
– Точно?! Ты уверен, Веня?! Господи, счастье-то какое! Венечка, счастье-то какое!
Она врала, когда сказала ему, что никогда не любила его, вдруг понял он. Она любила его, но не так, как хотелось бы ему, не так, как любила теперь Алекса. Но – любила.
Как быстро она поверила ему, а! Она бы во все что угодно поверила, что бы он ни сказал ей теперь. А почему? Потому что любила! Пусть как друга, но все же.
– Он же не дурак, твой Алекс, чтобы так подставляться.
– А Горелов говорит… – всхлипнула она, задирая коленки к подбородку и обхватывая их руками.
– А вот Горелов этот – дурак! Ему же все равно, кого на костре спалить! Соперника своего, овдовевшего недавно, или твоего мужа. Ухватился, зацепился и… А подумал бы своей башкой: справился бы пьяный вдрызг Алекс одновременно с двумя женщинами? Их же требовалось не только наркотой накачать, но и раздеть и в койку уложить!
– Ага, ага! – закивала она, опуская подбородок к коленям. – И Алекс ему то же самое сказал, и адвокат. А он и слушать ничего не хочет, Венечка!
– А попробовать уточнить, с какого номера поступил звонок на мобильный твоего мужа, у Горелова ума хватило?
– Не знаю.
– Это для них слишком хлопотно, думаю, он даже и не пробовал. Куда проще приобщить к числу подозреваемых людей, не имеющих на момент убийства никакого алиби. И все, дело сделано!
Он припомнил, как Горелов и под него копал и каким противным он ему в тот момент показался. И ничего-то для него не значили честные слова честного человека. Все буравил и буравил его глазами. Все-то он вынюхивал, намекал на что-то.
Нехорошим он Вениамину человеком показался, очень нехорошим. И о женщинах он думал и говорил очень скверные вещи. И ловил Веню на каждом слове. Это он потом уже немного оттаял, когда Алекса к стенке припер.
– Я тебе помогу, Маша.
– Правда?! Господи, Веня! Ты… Ты такой хороший! Я…
– Все, стоп! – Он звонко шлепнул в ладони. – Я помогу. Но сделаю это не для твоего Алекса, а для тебя. И, конечно, в память о Маринке. Ведь, думаю, никто теперь не станет искать ее убийцу. Никто…
Глава 6
Горелов нервно сигналил толстой неповоротливой тетке, усевшейся в крохотный автомобиль, размером с коробку из-под телевизора. Сначала тетка еле двигалась с пакетами из магазина, все время вполне удачно всякий раз преграждая ему путь. Куда он ни ступит, впереди маячит широченная спина, затянутая в кожаную куртку ядовитого зеленого цвета. Теперь же, еле втиснувшись в свою автомобильную коробку, она никак не могла выбраться с парковочного места. Рыкала, рыкала, мотором «удобряя» воздух выхлопными газами, и ни туда, ни сюда.
– Да что же это такое-то, а?! – злился он, нажимая на клаксон. – Накупят себе водительских прав по объявлению, мать их!!! Угораздило же меня заехать в этот магазин!
Он и правда никогда сюда не ездил раньше. Магазин был далеко от его дома, совсем не по пути на работу и обратно. Но вот заехал. А все почему?
А потому, что сначала он собирался опросить соседей погибшей Анастасии, а потом вдруг резко передумал. Как только колеса его машины подпрыгнули на «полицейском», преграждавшем въезд в ее двор, у него вдруг отпало всякое желание туда ехать. Развернулся и драпанул оттуда.
Именно драпанул! Трусливо, дворами, прижимаясь к обочинам в узких местах, где сложно разъехаться со встречным транспортом.
Почему, спрашивается, он сбежал? Не хотел, чтобы его машину заметили и запомнили?
Стоп, на фиг это все! А ведь машину Алекса тоже должны были увидеть и запомнить. Вся парковка – как на ладони. Хвала строителям, позаботились, не устроили стоянку в каком-нибудь непросматривающемся аппендиксе. Нет, она под окошками, напротив подъездов.
Ну, и отчего же он удрал? Поболтал бы с соседями, может, кто-нибудь что-нибудь и вспомнил бы.
С другой стороны, а надо оно ему?! Марго мертва. Подруга ее – тоже. Эксперт говорит, что никаких следов насилия на трупах не обнаружено. Вообще никаких! Может, и в самом деле девки… того, сами себе дурь в вену вогнали?
И опять – корежит его от этого! А как же быть с убийством Марины Стефанько? С какого хрена там Марго маячила на заднем плане? И, опять же, в обоих случаях Алекс – человек не посторонний этим двум женщинам.
– Пуф-пуф-пуф… – фыркнул Горелов, дождался наконец, пока неповоротливая толстуха уехала, и вновь повернул машину в Стаськин двор.
Нечего малодушничать! Да, пора признать, что ему небезразлична смерть его бывшей жены-предательницы. На похороны ее он не пошел, и это – его право. Теща звонила, он снова трубку не взял. Сева фонтанировал, извергая праведный гнев, и даже позволил себе назвать брата нехорошим словом.
– Отстань, старик! – ответил Горелов ему спокойно и нажал отбой.
Даже Севке он не мог признаться в том, насколько больно для него было бы увидеть Маргариту мертвой. Прав тот увалень, как там его, Белов, кажется, сколько бы он ни жил с гневом и ненавистью в сердце, любить Ритку он не перестал. И – да, да, все равно он втайне надеялся, что она рано или поздно к нему вернется. Уж на каких условиях – о том разговор особый, но все равно он ждал ее возвращения через покаяние.
Теперь уже не ждал…
Горелов поставил машину у левого края и начал обход крайних подъездов, постепенно сужая кольцо, тем самым подбираясь все ближе и ближе к Стаськиному подъезду.
Почему он так поступил? Все просто. Он начал с самого безнадежного варианта, в душе надеясь, что уж там-то, в ее подъезде или близлежащих к нему, кто-то что-то да увидел. Начни он в обратном порядке и напорись сразу на неудачу, жильцы крайних подъездов так и остались бы неопрошенными. Он бы тогда точно бросил это гиблое дело. А так – надежда какая-то все же оставалась.
– Нет, что вы! Мы ничего не видели и не слышали! – в основной массе своей отвечали ему люди.
– Вы в своем уме?! Где жила эта наркоманка, а где мы?! – так отвечали грубияны.
– Даже если и видели мы что-то, теперь уж и не вспомнить! – И такой вариант ответа он тоже выслушал.
С этими неутешительными сведениями, так и не исписав ни одного листка в своем блокноте, Горелов добрался до подъезда, где жила Анастасия. Здесь он начал с первого этажа, подниматься сразу на верхний этаж и постепенно спускаться вниз, по его сегодняшней методике, ему что-то расхотелось.
Ему вообще выше третьего этажа подниматься не хотелось, но он все равно пошел.
Тот же результат. Вернее, никакого результата.
Кто-то в то самое время был на работе. Кто-то в окна не имеет привычки таращиться. Темно же на улице, зачем туда глазеть? Фонари горят? И что с них проку? В радиусе метра от них еще что-то видно, а дальше – темнота!
Он не то чтобы отчаялся, нет. В деле фигурирует вполне конкретный подозреваемый, начальству доложить есть о чем. Но…
Но не нравится Сизых эта версия, хоть убей.
– Ты что, Кеша, офонарел совсем, что ли, с горя?! – выкатил он вчера под вечер на Горелова глазищи. – Ладно, мужик этот тебе не нравится по вполне понятным причинам…
Хотел он спросить: это по каким же, но вовремя передумал.
– Но ведь он же не идиот конченый! – продолжал Валерий Иванович. – Убить двух девок и не обеспечить себе алиби? Так дела такие не делаются.
– А как такие дела делаются? – ядовито поинтересовался Горелов. – Он же в хлам был пьян, Валерий Иванович! Он вообще ничего не помнит!
– Вот именно! – подхватил радостно Сизых, словно одно это обстоятельство могло оправдать хренова Лесика.
– Вот именно, Валерий Иванович! Он натворил дел. Может, и вместе с кем-то натворил, кто его знает, а потом перепугался, смотался оттуда, укатил за город, съехал в кювет, уснул, проспался и…
– И ничего не помнит.
– Ага, а как звонил ему некто на мобильный, чей номер не определился, это он помнит? А как уезжал от Анастасии, не помнит? Причем сначала он излагал все ладно и складно, а теперь путается в показаниях.
– Да знаю я, – скуксился Сизых, подпер полную щеку кулачищем, вздохнул, а вторым кулаком ударил себя в грудь. – Но вот точит меня что-то, хоть убей! Не верю я, как бывалый театральный мэтр говаривать любил. Что делать-то, а? Поискать бы его, а, Кеша? Если уж совсем никого не откопаем, тогда будем работать Лесика этого самого. Придумают тоже кликуху, придурки!..
Вот и Горелова, в свою очередь, принялись точить сомнения. С одной стороны, все вроде сходится, а с другой…
Да, он нехотя сегодня утром послал запрос на распечатку всех разговоров и сообщений Лесика этого чертова, но почти не надеялся на результат. Соврал Лесик тот наверняка про тот звонок. В журнале входящих вызовов в телефоне не сохранилась информация об этом звонке. Либо он, боясь жены, стер его. Либо его не было, звонка этого.
Кстати, о жене!
Гражданка Белова Мария Николаевна в последнее время никаких чувств в Горелове, кроме восхищения, не вызывала. И ему даже не хотелось верить, что она, так же как и Марго, бросила своего мужа без всяких объяснений. Было в ней столько благородства, столько природного достоинства и в то же время великодушия, что ему всякий раз при встрече с ней хотелось ей руку поцеловать, честное слово. Герцогиня просто!
А как она за Алекса своего вступилась! Просто чуть в горло Горелову не впилась, когда следователь строго повелел ему никуда из города не отлучаться и обо всех своих перемещениях докладывать в отдел, тем самым давая понять Лесику-Алексу, что он в число подозреваемых попал.
– Как вы смеете?! – набросилась Маша на Горелова. – Эти две карги ему в уши с утра до ночи дуют и вы еще тоже!
Двумя каргами оказались мать и сестра Алекса. Они, со слов Марии Николаевны, явились к ним в дом через пару дней после этого страшного происшествия и начали наседать на Алекса, чтобы тот, перед тем как отправиться на нары, переписал весь свой бизнес на них.
– Не вздумай на Мари оформить бизнес! – верещала его сестра.
– Почему бы и нет? – пьяно скалился Алекс, разгуливая по дому в одних трусах и носках. – Машке все оставлю!
– Идиот!!! – подключалась мамаша. – Ее завтра убьют, а кто все унаследует?!
– Я! – кривлялся Алекс.
– Так тебе еще сидеть и сидеть, а дело погибнет!
– Так, стоп, а с какой это стати Мари убить-то должны? – пытался он встрепенуться, но голова его все время падала на грудь или запрокидывалась назад.
Доза выпиваемого им алкоголя день ото дня все росла. И завязывать он явно не собирался.
– Так в нее ведь уже стреляли, – резонно подмечала сестра свистящим шепотом, должным, по сути, звучать зловеще, но больше напоминавшим радостный. – Один раз не попали, перепутали. Так ведь добьют, непременно…
В таких вот условиях приходилось бороться за себя, за семью, за мужа своего гражданке Беловой Марии Николаевне.
Горелову сделалось жалко ее. Да и кто знает, в кого в тот день целился киллер, а попал в ее подругу?
– Здрассьте вам!
На пороге квартиры, располагавшейся на втором этаже и на одном стояке с Анастасией, стояла пьяная баба. Лет где-то под полтинник, одета в мужской тельник до колен, мужские тапки размеров на пять больше, чем надо, с почти лысым уже черепом и двумя живописными синяками под заплывшими мутными глазами.
– Мент? – ткнула она грязным пальцем в гореловский стильный плащик, и его аж передернуло. – Вижу, что мент, хоть и нарядный! Чего приперся? Соседи снова жаловались? Так пускай не подслушивают! У нас с Васькой любовь! Потому мы и орем по ночам. И не ор это вовсе, а стоны любви, во!
– И от стона этого у тебя все лицо так посинело? – хмыкнул Горелов, вознамерившись уйти.
Ловить в этих стенах нечего. Яснее ясного: эти люди либо все время спят, либо ищут то, от чего уснуть можно. Им-то уж точно не до машин, которые без конца паркуются на стоянке под окнами.
– Мое лицо – не твоя забота, – абсолютно не обидевшись, парировала баба и шмыгнула носом. – Я чё спросить-то хотела… Тут, когда Настюху выволакивали, ваши приходили, какую-то пургу гнали про наркотики, что будто лесбиянки там были какие-то… Чё, правда, что ли, Настюха голая с бабой в койке померла от передоза?
– Пытаюсь узнать как раз. – Он шагнул в сторону от ее двери.
– Брехня это, малый! Сто процентов брехня! – крикнула она ему в спину, заставив Горелова обернуться.