– А я знаю! – часом позже воскликнула Мари, недавно превратившаяся для мужа, лишившегося изрядной доли своего светского апломба, просто в Маню.
– Что знаешь?!
Захаров и Горелов хором перестали жевать. Соня как раз потчевала их вкусным ужином со сменой из трех сложных блюд и соусов. Мужчины уставились на Марию.
– Что ты знаешь, Маш? – Захаров недоуменно взирал, как его жена молча помахивает в воздухе листом бумаги и хмурит брови. – Что знаешь, я не понял?
– И я не понял, – поддакнул Горелов.
Нет, он понял, что она держит в руках детальный отчет по всем звонкам с мобильного и на мобильный. Отчет этот запросил сам Захаров, он же его и получил, и отчет этот пролежал на столе в его кабинете несколько последних дней. По номеру, который в тот роковой вечер не высветился в его телефоне, Алекс, узнав его наконец, регулярно звонил, но каждый раз нарывался на равнодушный ответ оператора. Номер этот ему был незнаком. Чтобы узнать, на кого он зарегистрирован, Горелову пришлось бы строчить запросы и подписывать их на самых верхах, а Захарову – попросить таких людей, которых ему не очень-то хотелось беспокоить. Об этом они сейчас как раз и говорили. И тут вдруг Маша бросила некую загадочную фразу, помахивая этим самым отчетом.
– Я, кажется, знаю, чей это номер, – неуверенно проговорила она и заметно смутилась под их взглядами. – Не уверена точно, но, кажется, знаю. Я сейчас!..
Она убежала из кухни, только пятки засверкали. Слышно было, как она бегом поднимается по лестнице, потом, стукнув о стену, отлетела в сторону дверь в спальне. Звуки возни наверху, и через пару минут Маша вернулась:
– Вот, смотрите!
Она положила на обеденный стол скомканную бумажку в клеточку, где в столбик были выписаны несколько телефонных номеров. Тот, который они обсуждали в течение последних двух часов, стоял в списке последним.
– Ну-ка, ну-ка… – Алекс, все еще ничего не понимая, но уже заранее подогревая себя негодованием, вырвал из ее рук клетчатую бумажку. – Так, девятьсот десять… Ага, последние три цифры – четыре-пять-четыре. Слышь, Иннокентий, все сходится! Это тот самый номер! Интересно…
– Очень интересно! – поддакнул Иннокентий, рассматривая Машу с недоумением. – А откуда у вас, Маша, этот номер? Кому он принадлежит? И как он оказался у вас? Кто вообще…
– Да погоди ты, Горелов! – заорал Алекс, резво выпрыгнул из-за стола, словно огромный разъяренный леопард, подскочил к жене и схватил ее за локоть, разворачивая на себя. – Отвечай, Машка! Ну!!! Ты хотя бы отдаешь себе отчет в том, что с этого поганого телефонного номера все и началось?! Вернее, не с номера, а с телефонного звонка с этого номера… Тьфу ты, запутался! Черт знает что творится в этом доме!!! Давай ты, у тебя лучше получается допрашивать мою жену!
Это он уже к Горелову обернул свой гневный лик и выкатил на него сумасшедшие глазищи. Машу он так из рук и не выпустил, прижал к себе, стиснув ее плечо.
– Спрашивай, Иннокентий Иванович!
– Маша, вопрос первый. – Горелов с сожалением покосился на тарелку, где в густой вкусной подливке плавал последний кусок утки, эх, минутой бы раньше съесть ее, теперь-то уж ничего ему в горло не полезет. – Откуда у вас этот номер телефона?
– С Маринкиной симки. Она хранила ее у меня, на всякий случай. Она постоянно теряла телефоны, и все контакты пропадали вместе с ними. Она бесилась, на восстановление сведений уходило время, и она бесилась еще больше. – Маша с тоской взглянула на мужа. – А ты что подумал, балда?
– То есть? Эй, погодите, погодите! – замахал на них руками Горелов – супруги полезли друг к другу обниматься, а это совершенно не входило в его планы. – То есть вы хотите сказать, что этот телефонный номер принадлежит кому-то из знакомых вашей покойной подруги?!
– Ну да, это Генкин номер.
– Какой еще Генка?!
Горелов встал с места, Алекс отступил на шаг.
– Что за Генка?!
– Я точно не знаю. Был у нее какой-то знакомый мальчик, то ли студент, то ли дворник. Звали его Гена. Я очень мало знаю о… о другой ее жизни. Честно! – Она обхватила ладонями покрасневшие от гнева щеки мужа, чмокнула его в переносицу и повторила: – Честно! В ней была другая Марина, и это была ее другая жизнь! Знаю только, что какой-то солидный мужчина содержал ее. Еще – несколько женщин, с которыми у Маринки были то ли дружеские, то ли деловые отношения, и Симон.
– Симон?! – Захаров вырвался из рук жены и снова закружил по кухне. – Симон… Симон… Я знаю одного Симона. Неужели это он?!
– Кто такой? Давай, давай, говори, не молчи, Алексей!
Горелов уже забыл и про кусок утки, застывающий в жирной подливке, и про Новый год, о котором не знал, с кем и чем его «разбавить», чтобы не захлебнуться в собственной тоске. И про Сизых с его расправленной от праведного гнева спиной Горелов тоже позабыл.
– Я знаю одного Симона. Не уверен, конечно, что это он, но… Но не так уж много в нашем городе Симонов, так ведь? Этот тип… Дрянь он порядочная, – неуверенно сказал Захаров, на мгновение прекратив свои метания по кухне. – Баб использует, как хочет. О нем просто легенды слагают!
– Альфонс? – подсказала Маша.
– Еще какой!
– А чем, кроме соблазнения женщин, он еще занимается? Или это основной род его деятельности?
– Он модный фотограф. У него студия где-то в центре города. Где точно, не знаю. Но я выясню, если нужно.
– Нужно! Звони! – и Горелов зачем-то протянул ему свой мобильный.
– Я со своего уж как-нибудь. – Алекс напоследок укоряюще покосился на жену и вышел из кухни.
Горелов снова потянулся к листку в клетку с ровно выписанным столбиком цифр.
– Чьи еще тут номера, Маша?
– Номер этого самого папика, так Марина его величала. – Маша ноготком ткнула в верхнюю строчку цифрового столбца. – Потом номера двух женщин, с ними Марина особенно часто контактировала. Еще – Симона и Гены.
– Ага, понятно… – и тут его вдруг словно по темечку ударило, и он взглянул на Машу, оторопев: – А зачем вам, Маша, весь этот список понадобился?!
– То есть?
Она поняла! Он сразу уловил, что она поняла его вопрос, но хочет потянуть время, чтобы придумать ответ, не способный навредить. Кому?
– Зачем вы выписали эти номера, Маша? Для кого вы их выписали?!
– Да! – тут же чертом табакерочным выпрыгнул из-за двери ее муж. – Зачем, Маня, тебе весь этот список?! Звонить им собралась? Проверить? Или что?
– О господи, мужчины! Ну, какие же вы все…
Она взглянула на них с укоризной и вдруг подошла к плите. Сдернула с крючка на стене турку, достала пачку кофе из шкафа, пустила из крана воду. Все неторопливо, методично, привычно. Но Горелов спинным мозгом ощущал ее неуверенную неловкость. О чем-то ей очень не хотелось рассказывать. Что-то она точно скрывала. Что и почему?
– Маша, кто просил вас переписать с сим-карты эти номера? – спросил Горелов, еле удержав ее мужа за шиворот.
– Скажите, Иннокентий Иванович… – Маша повернулась к ним, забыв зажечь огонь под туркой. – Вам разве не удалось из Марининого телефона информацию извлечь? Там наверняка были сообщения, а это очень важно! Не удалось? Телефон пострадал при выстреле?
Господи! Ну, при чем тут это?! При чем тут эта ее Марина?! Все, что сейчас Горелова интересовало, – что за тип этот Гена, позвонивший Захарову в вечер убийства Маргариты и выманивший его этим звонком из квартиры. А затем вошел туда, совершил это страшное дело, скрылся и…
Ну да, да, Горелов совсем перестал заниматься убийством Машиной подруги. Нет, что-то поначалу они делали. Опрос свидетелей и жильцов дома, сотрудников кафе и друзей погибшей – все это они провели на первых этапах следствия. Ни к чему это не привело. Вернее, завело – в тупик.
Потом в деле появились эти фотографии с камеры наружного наблюдения. Горелов увидал на заднем плане свою бывшую жену Риту – и все! Он уже ни о чем другом и думать не мог. Он только и делал, что рассуждал: а за что же хотели убить его жену, да промахнулись?..
С расследованием убийства Марины Стефанько с того момента было покончено.
– Я так и знала! – с горечью воскликнула Маша, безошибочно угадав его настроение. – Вы и не собирались искать ее убийцу! Этот телефонный номер… Господи, да Генка этот мог за это время сто тысяч раз потерять свой телефон и… Это просто случайность! А Марина… Она никому оказалась не нужна! Ее смерть вы тоже сочли случайностью, так?
– Так, – не стал он спорить. – В момент убийства позади нее находилась моя бывшая жена. Я и подумал – кстати, не я один так думал, – что…
– Что убить хотели ее, а не Марину, – кивнула Маша, зачем-то посмотрела на свои ладони, отерла их о джинсы. – Потом ваша бывшая жена действительно погибает при загадочных обстоятельствах, и… И Маринкина смерть вообще стала бессмысленной.
– Смерть и не несет в себе никакого смысла, – нехотя возразил ей Горелов.
– Это философия. А тут – проза жизни. И она весьма неутешительна. Вы сочли…
– Это философия. А тут – проза жизни. И она весьма неутешительна. Вы сочли…
Маша покусала губу, чтобы не разреветься, а зареветь-то хотелось. Веник был прав, никто не станет дергаться из-за нелепой смерти девушки, попавшей под прицел случайно. А они ведь так и думают!
– Вы сочли, что Марина погибла из-за вашей жены.
– Вместо нее, – поправил Горелов.
– Пусть так. Поэтому вы даже не удосужились проверить ее телефон, прочесть сообщения!
– Телефон пострадал при выстреле, – пробормотал Горелов, чувствуя себя очень неуютно. – Нашим техникам не удалось ничего восстановить.
Он, конечно, сказал правду, но подозревал, что техники не очень-то и старались.
– Пусть так, но ведь вы могли послать запрос, чтобы все восстановить. Алексу удалось получить распечатку своих телефонных разговоров. Почему вы не сделали того же с Маринкиным номером?! Вы же власть! Вам все можно!
Запрос он сочинил и даже распечатал. Более того, подписал его у Сизых, получил разрешение свыше и даже отправил, но вот пришел ли ответ или нет…
Закрутилось со смертью Ритки такое, что ему стало не до выстрелов у дверей кофейни. Да и смысла он не видел – целились-то в его Ритку! Попали в Маринку, Машину подружку, но целились-то ведь… Да, он думал, что в Риту.
– Почему, Иннокентий Иванович, вы совершенно забросили расследование убийства Марины?! Почему?!
Стало ли Горелову стыдно? Наверное. Но не настолько, чтобы этот стыд вытеснил мысль о том, что Алекс наверняка уже узнал адрес фотостудии Симона. И фотографа они бы реально уже через четверть часа навестили, выбили бы из него все, что только возможно. Этот модный фотограф, привыкший жить за счет женщин, вероятно, сумел бы их направить по верному следу…
– А ведь Марина с кем-то говорила по телефону, когда в нее стреляли, – продолжила Маша тихим, укоризненным голосом. – А если ей звонил именно этот убийца?
– Скажете тоже! – фыркнул недоверчиво Горелов. – Ни разу не слышал, чтобы киллер в момент выстрела балабонил с жертвой по телефону!
– Но вы ведь даже не проверили!
– Не проверил.
Он покосился на Захарова. Алексей незаметно кивал ему на дверь и тыкал указательным пальцем в свое левое запястье, намекая на время. То ли выпроваживал его подобным образом, желая остаться один на один с супругой. То ли звал его куда-то. Следовало поторопиться. И он сейчас уйдет. Один или с Захаровым, но уйдет. Один вопрос только задаст.
– Для кого вы записали эти номера, Маша?
– Что? – Она вздрогнула, и не от его вопроса будто бы, а от яркой вспышки, замешкалась с горелкой, и пламя с сухим хлопком взметнулось из-под днища турки.
– Маня! Хватит притворяться глухой! – прикрикнул на нее Алекс, выжигая гневным взглядом в ее ссутулившейся спине дырки. – Для кого ты переписала номера из Маринкиной сим-карты, ну!
– Для Веника, – пробормотала она с виноватым придыханием.
– Для кого?! – Захаров поперхнулся и зашелся в сухом кашле. – Для этого… Белова?!
– Да, для Белова, а что? – Она резко выпрямилась и с вызовом посмотрела на обоих мужчин. – Если никому нет дела до смерти нашей подруги, а ему – есть, то почему бы и нет?
Вот оно как! Горелов помертвел. Вот почему так неуверенно мямлил этот увалень в ответ на его вопросы. Вот почему он так хитрил и изворачивался. На занятость свою ссылался. Вот гад! Они же сотрудничать собирались! (О том, что он сам манкировал этим сотрудничеством, причем довольно часто, Горелов и не вспомнил.)
– А ему есть дело?! – со злостью фыркнул Алекс. – Ему до тебя есть дело, а не до убийства твоей подруги! Ему лишний раз с тобой по телефону потрепаться захотелось, только и всего! Это – единственная причина, и только это! Ему просто хотелось тебе позвонить!
– Это не он.
– Что – не он?
– Я сама. Это я сама позвонила и попросила его о помощи. Позвонила, а потом приехала.
– Что?!
– О господи! – простонал Горелов и взглянул на Машу, тревожно кусающую губы у плиты. – Маша, где живет Белов? Назовите мне его адрес, пожалуйста.
Ну, некогда ему было рыться в деле и искать там паспортные данные Белова. Некогда! Он порывался рвануть, мчаться, полететь к нему домой и трепать этого хитреца за шиворот. Хотя с шиворотом, как он уже убедился, дело обстоит сложно.
– А теперь просто уйди и забудь о нас, – повысил голос Алекс, позволив Маше продиктовать адрес. – Забудь, хотя бы на время…
Глава 14
Начальник не звонил ему два дня. Белов весь истомился, изнервничался, но сам ему звонить поостерегся. Не стоит дергать человека, вызвавшегося помочь. Тем более что последняя просьба о помощи начальнику была уже навязана. Он выслушал ее молча и отключился, даже не попрощавшись. Вениамин потом долго сидел с телефонной трубкой в руке и размышлял на тему: а числится ли в штате на своей работе, а не послать ли ему все это дело к черту?
Потом он решил, что торопиться с принятием решения ему не следовало бы. Маша звонила ему два раза на дню и торопила с результатами, обещала даже заехать, когда дома стихнет буря. И он ждал…
Первый день ожидания он посвятил обработке раздобытых им сведений. Аккуратным почерком выписал каждый из телефонных номеров, продиктованных ему Машей, вверху отдельной страницы. А чуть ниже тем же самым неторопливым аккуратным почерком занес все то, что ему удалось узнать.
Под телефонами двух женщин, с которыми чаще других общалась Марина при жизни, записей было немного. Существа они, на взгляд Вениамина, были совершенно безобидными, не способными причинить своей погибшей подруге какой-либо вред. Более того, одна из них сильно сокрушалась из-за того, что потеряла в ее лице постоянную клиентку.
Под номером телефона Симона Вениамин сначала крупно написал: «Жиголо и большой засранец». Затем изложил на бумаге кое-какие свои мысли, вспоминая подробности их беседы. «Чрезвычайно труслив», – записал он чуть ниже и чуть мельче. И дальше на тему: боится гнева Гольцова, поскольку какое-то время существовал на его деньги. Презирает неведомого пока еще Вениамину Гену. Как соперника его не воспринимает, так как никогда не считал себя Марининым мужчиной, но злится, что Гене перепадала львиная доля Маринкиных доходов. Называет его студентом. А студент ли Гена на самом деле – еще вопрос.
Следующая страница была посвящена Гольцу, то есть Гольцову Василию Степановичу, пятидесяти лет от роду, женатому, имеющему трех дочерей и одного сына, лицу весьма в городе влиятельному и известному. О нем Белов писал много и усердно. Вспоминал и фиксировал и былые его подвиги, надиктованные ему по телефону начальником. Пока писал, без конца задавался вопросами: а мог ли он, а нужно ли оно ему, а что он выигрывал в случае смерти Марины, а проигрывал что?..
К концу второй страницы этих рассуждений у него получалось, что Гольцову Маринкина громкая смерть была совсем ни к чему. У него было право злиться на нее, было право и наказать. Но чтобы так…
Нет, это не он! Ни к чему, незачем, и уж если было за что, то совсем не так бы все обставил, а гораздо тише и незаметнее.
Последняя страница с последним телефонным номером студента Гены осталась незаполненной. О нем Белову пока что не было известно ничего. Кроме того разве, что Марина была им чрезвычайно увлечена и шла на откровенный риск, снабжая бедного студента деньгами.
Все, «день первый» его ожидания закончился. Все он законспектировал и проанализировал. Результата – никакого. К разгадке Маринкиной смерти он не приблизился ни на шаг. Начальник не звонил.
К вечеру второго дня он едва ли не рычал на стены своего дома, впервые возненавидев все это за модный лоск и современные удобства. Включил свет во всей квартире, но декабрьские молочные сумерки, начавшиеся, кажется, с самого утра, словно бы и в дом заползли. Все его давило, угнетало, раздражало. И черная гребенка зимнего леса на горизонте, и грязный снег под окнами, и бестолковая подъездная суета. Дверь хлопала без остановки весь день. И отчего это народу не работается? До праздников еще ой как много времени, а они снуют и снуют! Туда-сюда, туда-сюда! Все с пакетами какими-то, сумками, коробками…
Варил себе кофе, готовил суп какой-то, с курицей, кажется, жарил омлет с помидорами и грибами. Жевал. Пил чай, снова жевал. Вкуса почти не чувствовал. И все ждал и ждал.
– Слушай, Белов… – Начальник позвонил ближе к десяти вечера и, так же как забыл в прошлый раз попрощаться, сегодня забыл поздороваться. – Я уже и не рад, что предложил тебе свою помощь.
– Извините, бога ради! Просто без вас я ну никак!
– Ты это… С тем большим парнем… Как его…
– Гольцов?
– Ну да, он самый. Ты с ним-то разобрался? Узнал, что хотел?
Вопрос был задан таким вкрадчивым, таким бесцветным голосом, что Белов даже усомнился на мгновение – а с начальником ли он говорит? Может, это кто-то из гольцовских боевиков его щупает, так осторожно и вкрадчиво?
– А зачем с ним разбираться? Что о нем такого узнавать? Там все в полном порядке. Уважаемый, приличный человек. Ну, завел интрижку на стороне, с кем не бывает, так ведь?