Отыскать в огромной Москве по любительским фотографиям двух неизвестных было непростой задачей. Но имелась одна зацепка. Гуров предполагал, что все трое могли быть сфотографированы там, где они появляются регулярно. Снимок господина Шестопалова вроде бы подтверждал эту мысль – он был снят возле своего магазинчика. Других фотограф также подкараулил на улице – как надеялся Гуров, где-то неподалеку от того места, где они обитали или работали. Теперь оставалось только определить, что это за место. Этим делом сейчас были заняты все, до кого Гуров мог дотянуться.
Осложняло дело то обстоятельство, что неизвестного фотографа не интересовало ничего, кроме лиц, и в кадр попало слишком мало каких-то приметных деталей пейзажа: стены, асфальт, посторонние люди – все это могло быть в любом районе города.
Однако к концу дня появились некоторые результаты. Эксперты с большой степенью достоверности предположили, что один из снимков сделан в Юго-Западном округе рядом с одним из филиалов Газпромбанка. Они предположили, что высокий, хорошо одетый господин с несколько безвольным подбородком и с новеньким ноутбуком в руке может быть работником этого банка. По второму мужчине, степенному, невысокому, с зачесанными назад волосами, которого объектив запечатлел на фоне молодого деревца и кирпичной стены с уголком какой-то витрины, никаких соображений пока не было.
На следующее утро Гуров поехал в тот самый банковский филиал, который ему назвали эксперты. Он захватил с собой весь набор фотографий, который имел отношение к мужчине с ноутбуком. У Гурова не было уверенности, что этот человек работает в банке, но, возможно, ему приходилось там часто бывать, и кто-нибудь из служащих мог опознать его. Разумеется, фотографии с веселыми девушками Гуров никому показывать не собирался, кроме самого «героя» этих снимков, но для этого сначала нужно было его найти.
И тут Гурову неожиданно повезло. Он подъехал к самому открытию банка и, уже поднявшись по ступеням, едва не столкнулся в дверях с человеком, которого искал. Тот явно спешил и поэтому мало обращал внимания на окружающих. Ноутбука в руках у него на сей раз не было, но вид у него был до ужаса деловой и солидный.
Столкнувшись с Гуровым, этот человек только мельком взглянул на него, раздраженно пожал плечами и тут же поспешил прочь, уверенно направившись к турникету, возле которого сидел охранник. Гуров понял, что, пока он будет объяснять цель своего визита и решать вопрос с пропуском, неизвестный скроется. Поэтому он тут же догнал его и придержал за рукав.
– Можно вас на минуточку?
Мужчина резко обернулся и негодующе уставился на Гурова. Кажется, он вообразил, что тот хочет потребовать от него извинений за столкновение на входе.
– В чем дело? – отрывисто спросил он. – Я тороплюсь.
– Я понимаю, – кивнул Гуров. – Но у меня к вам очень серьезный вопрос. Нашел я вас, можно сказать, совершенно случайно, и грех было бы упускать такую удачу. Позвольте представиться, полковник Гуров, опер-уполномоченный по особо важным делам.
Брови незнакомца полезли вверх. Он почти с ужасом отшатнулся и растерянно произнес:
– Как вы сказали? По особо важным делам?.. Что вы имеете в виду? При чем тут я?
Он принялся озираться по сторонам, словно выискивая кого-то, кто мог бы защитить его от неизвестного полковника. Сейчас он уже не был похож на того уверенного непрошибаемого бизнесмена, каким казался всего пять минут назад.
– Давайте отойдем в сторонку, – предложил Гуров. – Я постараюсь объяснить вам, в чем дело. Думаю, это не займет много времени.
– Ну-у, я не знаю... Давайте отойдем... Но вы наверняка что-то напутали... – пробормотал расстроенный бизнесмен. – У меня солидная репутация, я работаю в солидной фирме, мой тесть имеет огромные связи...
– Никто не покушается на вашу репутацию, – успокоил его Гуров. – Наоборот, мы хотим вам помочь. Простите, как вас зовут?
– Крапивин Петр Николаевич. Работаю здесь, в банке, в отделе менеджмента. Меня все здесь знают. А ваше появление...
– Ладно, не будем размазывать кашу по тарелке, – прервал его Гуров. – Перейдем сразу к делу. Скажите, Петр Николаевич, вы никогда в своей жизни не становились объектом шантажа?
– Что?! – не сдержавшись, воскликнул Крапивин так, что некоторые из спешивших на службу сотрудников начали на него оглядываться. – Откуда вы узнали?! Впрочем, ради бога, тише!.. И вообще...
Он нервно завертел головой, а потом умоляюще сказал Гурову:
– Здесь не место об этом разговаривать. Может быть, выйдем на улицу?
Гуров не возражал. Они вышли из банка и довольно быстрым шагом пошли прочь. Гуров просто следовал за Крапивиным, который был едва ли не в панике. Кажется, он готов был сейчас бежать куда глаза глядят.
– Что вы так нервничаете, Петр Николаевич? – спросил Гуров, когда они наконец остановились возле большой цветочной клумбы и смогли отдышаться. – Вы чего-то боитесь?
Крапивин устремил на Гурова отчаявшийся взгляд.
– Ни один человек! Ни один не должен знать про это! – простонал он. – Вы не представляете, в каком я нахожусь положении! Я связан по рукам и ногам. Шаг вправо, шаг влево – и я пропал, погиб! Меня сотрут с лица земли.
– Мне кажется, вы преувеличиваете, – заметил Гуров. – Неужели ваши дела так уж плохи?
– Не то слово! – переходя на шепот, сказал Крапивин. – Я уже упоминал про тестя. Это могущественный человек. Он просто раздавит меня, как букашку, понимаете? Я признаюсь в этом не стесняясь, потому что речь идет о жизни и смерти – тут не до экивоков.
– Про тестя я понял, – ответил Гуров. – Я про вас никак не пойму. Может быть, вы все-таки ответите на мой вопрос?
– Я готов, – трагически сказал Крапивин. – Да, меня шантажировали. Да, я отдал шантажистам деньги. Да, для меня это было сложно, но я сделал все возможное, чтобы заплатить, потому что иначе я терял все.
– Вот как? – серьезно сказал Гуров. – А вы не могли бы рассказать об этом подробнее?
– Мне просто позвонил какой-то тип и сказал, что нужно встретиться. Намекнул, что кое-что про меня знает. Я согласился.
– Почему? – спросил Гуров. – Вам есть что скрывать, Петр Николаевич?
– Каждому есть что скрывать, – уныло сказал Крапивин. – И я не исключение. Не скажу, что мои тайны какие-то особенные, но в тех условиях, в которых я существую, любая мелочь имеет значение. Я живу в клетке, господин полковник! И не имеет никакого значения, что эта клетка золотая.
– Может быть, есть смысл поменять среду обитания? – поинтересовался Гуров.
Крапивин махнул рукой.
– Поздно, – убежденно заявил он. – Остается только терпеть.
– Ну, здесь ваша грядка, вам виднее, – сказал Гуров. – Расскажите, что было дальше.
– Дальше я пошел на встречу. Она состоялась в парке Лефортово, то ли двадцать девятого, то ли тридцатого июня, поздно вечером. Я поехал туда на машине, жене сказал, что еду навестить больного дядю. Чтобы не было никаких подозрений, я действительно собирался заскочить к дяде, когда все это кончится... Но когда в парке этот тип показал мне... Одним словом, у него была одна фотография... как бы это сказать...
– Случайно, не эта? – спросил Гуров, находя в конверте нужный снимок.
Крапивин с ужасом посмотрел на фотографию, а потом на Гурова.
– Вы его взяли! – с отчаянием воскликнул он. – Значит, теперь все всплывет, и я погиб!
Гуров с некоторым сомнением покосился на него и хмыкнул.
– Что-то я никак в толк не возьму, Петр Николаевич, по какой причине вы так нервничаете? – сказал он. – Может быть, проясните ситуацию? Вы эту фотографию хорошо смотрели?
Крапивин схватился за голову и закачался на месте, словно боксер, пропустивший хороший удар.
– Хорошо ли я смотрел! – выдавил наконец он. – Да разве так стоит вопрос? Важно то, увидят ли эту фотографию моя жена и мой тесть. Этого я не мог допустить ни в коем случае...
– Это я понял, – перебил его Гуров. – Но я все-таки еще раз спрашиваю, вы хорошо рассмотрели эту фотографию?
Крапивин поднял на него глаза, и на его лице появилось недоуменное выражение.
– Ну да, я ее видел, – неуверенно сказал он. – Мерзость, согласен. Но я мужчина, и некоторые соблазны мне, увы, не чужды...
– Дело не в соблазнах, – возразил Гуров. – Вы знаете женщин, которые изображены на снимке?
Крапивин словно бы опешил.
– Ну-у... Честно говоря... Наверное, я в тот раз немножко перебрал, – запинаясь, сказал он. – Кое-что я, конечно, помню. Это было в клубе «Конек», по-моему...
– Не буду вас томить, Петр Николаевич, – сказал Гуров. – Снимок фальшивый. Ваше лицо в него просто вставлено. Наверное, вы не слишком вникали в детали, иначе наверняка бы заметили какие-то несоответствия.
Краска бросилась Крапивину в лицо. Он несколько секунд молчал, пряча глаза, а потом сказал глухим голосом:
– Это правда? Я заплатил бешеные деньги за фальшивку? Какой идиот! М-м-м! Какой же я идиот! – Он зажмурился и что есть силы двинул себя кулаком по лбу.
Краска бросилась Крапивину в лицо. Он несколько секунд молчал, пряча глаза, а потом сказал глухим голосом:
– Это правда? Я заплатил бешеные деньги за фальшивку? Какой идиот! М-м-м! Какой же я идиот! – Он зажмурился и что есть силы двинул себя кулаком по лбу.
Гуров сочувственно посмотрел на него.
– Ну, не стоит так убиваться, – сказал он. – Похоже, у вас были веские причины принять эту подделку за подлинную фотографию.
– Да, иногда я позволяю себе расслабиться, – пробормотал Крапивин. На лбу его выступили мелкие капельки пота. – Может быть, излишне часто... Надеюсь, это не преступление?
– Закон на этот счет снисходителен, – сказал Гуров. – Но что толку? Даже при отсутствии преступления вы продолжаете бояться наказания, верно?
– Это так, – сокрушенно сказал Крапивин. – Если моя жена узнает... Я погиб! Вы поймали этого мерзавца?
– Пока нет, – ответил Гуров. – Надеемся на вашу помощь. Кстати, какого числа вы расплатились с шантажистом и каким образом?
– Это я помню точно, – сказал Крапивин. – Первого июля я отвез пакет с деньгами на Введенское кладбище. Это было утром. Подозреваю, что за мной следили от самого дома. Я оставил пакет на могиле, которую мне назвали заранее, и ушел. С тех пор меня никто не тревожил, и я уже начал успокаиваться, но тут пришли вы...
– Вы не знаете того человека, с которым встречались в парке? Может быть, голос по телефону показался вам знакомым?
Крапивин задумчиво покачал головой.
– Н-нет, – сказал он. – Мне так не показалось. Хотя я был слишком напуган... У меня были подозрения, что это кто-то из того круга, где мы все расслабляемся. Ну, вы понимаете... Но раз вы говорите, что фото смонтировано... Значит, этот гад со стороны. Иначе какой ему смысл возиться с фотографиями?
– И никаких мыслей по поводу того, кто это мог сделать, не возникало?
– Мыслей у меня возникало множество, – признался Крапивин. – Но круг моего общения так широк, судьба одарила меня таким количеством родственников и знакомых, что даже припомнить всех их трудно. К сожалению, ничем вам помочь не могу, полковник!
– Жаль! – сказал Гуров и достал еще две фотографии. – А этих людей вы никогда в своей жизни не встречали?
Крапивин внимательно рассмотрел изображения антиквара Шестопалова и неизвестного мужчины в светлом костюме и отрицательно покачал головой.
– Совсем не знаю, – сказал он. – Ни разу не видел. Это точно. Но это ведь не те, кто вытянул из меня бабки? Тот, который встречался со мной в парке Лефортово, был молодой, сильный и широкоплечий. Вряд ли ему было больше тридцати лет... Но вы знаете, – вдруг оживился он. – Я теперь подумал... Вы спрашивали, не показался ли мне знакомым этот человек? Тогда точно не показался, а вот теперь я начинаю думать, что, возможно, видел его и раньше. Скорее всего, в какой-то большой веселой компании. Ну, знаете, как это бывает, – приятель приводит своего приятеля, ты – своего, и в конце концов получается сборная солянка, где все закадычные друзья, пока не протрезвеют... Наверное, и с тем человеком тоже могло так быть. Если хорошенько сосредоточиться, то, возможно, есть шанс вспомнить, где я мог его встречать...
– Попробуйте, Петр Николаевич, сосредоточьтесь! – предложил Гуров. – Вы очень нас обяжете, если что-нибудь вспомните.
– Я постараюсь, – промямлил Крапивин, которого внезапно напугала перспектива дальнейшего общения с Гуровым. – Но... Вы меня извините – ведь все, о чем мы с вами здесь говорили, рано или поздно станет известно моей жене?
– Не думаю, что мы станем посвящать вашу жену во все подробности, – ответил Гуров. – Но кое-что ей, несомненно, станет известно. Однако чего вам бояться? Если бы фотография была подлинной, тогда другое дело. Но ведь это фальшивка.
– Но если тесть узнает, что я выложил за эту фальшивку двадцать тысяч баксов... – потрясенно проговорил Крапивин. – Он меня уничтожит!
– Извините, здесь я вам ничем помочь не могу, – сказал Гуров. – Только могу выразить сожаление, что вы сразу не обратились в милицию.
– Если бы вы были в моем положении, – горько сказал Крапивин, – вы бы тоже никуда не обращались. Знаете, что я вам скажу? Никогда не женитесь на богатых женщинах, если сами не олигарх. Ваша жизнь превратится в ад!
– Обязательно последую вашему совету, – серьезно сказал Гуров. – Тем более что сделать это будет совсем несложно. Но и вам посоветую на будущее – никогда не платите шантажистам. Попадете в такой ад, что и во сне не приснится. И вдобавок потеряете деньги. Возьмите карточку – здесь номер моего телефона. Звоните, когда вспомните что-нибудь.
– Хорошо, я буду иметь в виду, – безрадостно сказал Крапивин и спрятал карточку в карман. – А сейчас можно я пойду? Иначе у тестя возникнут вопросы, куда делся его родственник и деловой партнер, которого он, по сути, считает своим крепостным... Прощайте!
– А вы не думали о разводе? – спросил вслед Гуров.
Крапивин только махнул рукой.
– Из золотой клетки так просто не сбегают! – сообщил он на ходу.
Гуров задумчиво проследил, как он по-мальчишески вприпрыжку поднимается по ступеням банка, а потом исчезает за стеклянными дверями, и достал из кармана телефон.
– Стас! Это я, – сказал он, набрав номер. – Второй тоже нашелся. Он финансист и подкаблучник, но большой проказник по натуре. Однако, похоже, знает даже меньше Шестопалова, потому что деньги шантажисту заплатил безропотно и сразу. Происходило это на Введенском кладбище первого июля. Значит, на Медведковском был кто-то другой. Если отбросить вероятные варианты, о которых нам ничего не известно, то остается тот положительный мужчина, которого сняли на фоне молодого деревца. Эксперты ничего нового не придумали, нет? Значит, будем заходить с другого конца. Срочно вызывай на допрос этого самого Блонди. Он от нас не выйдет, пока не вспомнит всех друзей-приятелей Ложкина.
Глава 7
Открывая дверной замок, Чеков намеренно медлил – ему не хотелось, чтобы спутники заметили, как у него дрожат пальцы, и еще он малодушно надеялся, что кто-нибудь из соседей появится на лестничной клетке – тогда его не прикончат сразу, при свидетелях.
Но его «гостям», похоже, было все равно, увидят их здесь или нет. Они терпеливо и снисходительно ждали, пока Чеков справится с замком, и ни единым словом не выразили своего неудовольствия. Но это пугало Чекова еще больше. Он предпочел бы, чтобы его крыли матом и хватали за грудки. Когда вот так молчат – это хуже всего. Это означает, что от тебя уже ничего не ждут.
Наконец он открыл дверь, и они вошли. Костюков прислал к нему своих самых преданных людей – светловолосого, не знающего жалости Гарика и здоровяка, которого за его рост прозвали Шакил О’Нил. В баскетбол он, правда, никогда не играл, зато любого мог отправить в отключку одним-единственным ударом в зубы – это был его коронный номер, после которого человек всю оставшуюся жизнь работал только на стоматологов.
Такое внимание к Чекову могло означать лишь одно – дела его совсем плохи. «Кажется, опоздал я покаяться, – подумал он с тоской. – Кончилось у Костюка терпение. Неужели конец?»
Эта мысль наполнила его душу таким черным отчаянием, что ему захотелось, как в детстве, заплакать, размазывая по лицу слезы и надрываясь от крика, чтобы все оставили его в покое. Но он знал, что на Гарика и Шакила это не произведет впечатления, а потому выбросил эту мысль из головы. Нужно было придумать что-то поумнее. Если, конечно, у него будет время на придумки.
Долговязый Шакил не отходил от Чекова ни на шаг, дожидаясь, пока тот как следует запрет дверь, а Гарик по-свойски протопал по комнатам, заглянул в ванную и остановил свой выбор на кухне.
– Валите сюда! – распорядился он. – Здесь будем заседать.
Шакил легким тычком под ребра двинул Чекова в нужном направлении и сам пошел следом.
Гарик уже рылся в холодильнике, презрительно кривя губы.
– Живешь ты, Чек, как скотина! – осуждающе заметил он. – В доме жратвы приличной ни крошки. А мы, между прочим, всю ночь тебя дожидаемся – не жрамши и не спамши. А у тебя и пожевать нечего. Это как?
– По ночам жрать вредно, – глядя в окно, сказал Чеков хмуро. – От этого кошмары бывают.
Гарик, сидевший на корточках возле открытой дверцы холодильника, с интересом посмотрел на него снизу вверх.
– Да ты просто профессор, Чек! – изумленно сказал он. – В таких вещах разбираешься... Но я тебе скажу, у некоторых наоборот – с голодухи кошмары начинаются. Вот у меня, например. Или у Шакила. А ты представляешь, что будет, если у нас с ним начнутся кошмары?
– Представляю, – буркнул Чеков. – Лучше не надо.
– Так как же не надо, если ты сам напрашиваешься? – спросил Гарик, поднимаясь и захлопывая дверцу холодильника. – Жрать у тебя нечего, дома ты не ночуешь, долги не отдаешь...
– Я тебе ничего не должен, – сказал Чеков.