— А ну-ка? — сразу заинтересовался Алексей.
— Ага, — кивнул ему Плетнев, — я чувствую, что и у тебя тоже мелькнуло. Давай проверим. Предлагаю жестко допросить задержанного и «повесить» на него два эпизода: убийство дипломата и нападение на спортсмена с целью нанесения тому тяжелых увечий. Там же какая-то арматура, кажется, фигурировала… Старуху, к сожалению, добавить не можем, он уже сидел в обезьяннике, когда ее того. Но все равно тянет под «вышку». Условно говоря. Паровозом его поставить. Если с уголовниками был связан, знает, о чем речь. Нет — охотно объясним. Раз подельников не называешь, сам потянешь срок и за них. А улики у нас, мол, имеются. До суда тебе их никто предъявлять не станет, да и знать не нужно, а в суде услышишь, когда уже отступать будет поздно, да и некогда. И — условие: называй того, кто за тебя «хлопотал»? А можно и дальше пойти: всю компанию называй. Взять на пушку: вас ведь четверо было?
— А что? — покачал головой Щеткин. — Ничего противозаконного мы не применяем. Я бы попробовал. Как, Леша?
— Я — за.
— Отлично, — подвел черту Петр. — Давайте посмотрим дальше, что мы тут еще можем иметь?
— Так уж вроде все? — пожал плечами Смородинов.
— Погоди, — хитро засмеялся Щеткин. — Ты, Леша, сам-то внимательно читал показания дежурного, других?
— Обижаешь, — усмехнулся тот.
— А тогда скажи: кто конкретно позвонил в милицию и сказал короткую фразу? А потом отключился. Ну? Есть идея?
— Помню про это. Но, по-моему, глухо, как в танке.
— А давайте сходим еще раз к сторожам? Вдруг и они чего вспомнят? Бывает же так? Давай и бомжей расспросим.
— Это бывает! — подтвердил Плетнев. — Даже в моей короткой практике случалось, Леша. Не помнит, не помнит, а ты вдруг дашь ему в лоб — и он мгновенно все вспоминает. Толчок нужен. И удивляется, как это он мог забыть? Провалы, говорит, в памяти. Знаешь анекдот?
— Ну? — Смородинов заинтересованно уставился на Плетнева.
— Ага. Приходит к доктору один перец. «Доктор, — говорит, — у меня провалы в памяти». — «Давно?» — спрашивает тот. «Чего — давно?» — «Провалы». — «Какие провалы, доктор, о чем вы?»
Смородинов со Щеткиным расхохотались. Вроде и не по делу, не к столу, что называется, но чуть-чуть напряжение-то сбросить тоже надо, расслабиться…
— Так что примеров у меня сколько угодно, — серьезно продолжал Антон. — Я имею в виду, примеров быстрого возвращения памяти. Если желаешь, еще приведу!
— Не нужно, — смеялся Алексей, окидывая взглядом крупную и накачанную фигуру Антона, — на слово верю… Пойдемте.
И пока шли по узкому проулку между гаражами в сторону сторожки, рассказал об этой последней «достопримечательности» прошлого.
Эта старая гаражная застройка, которую давно уже собирались снести к чертовой матери, имела, мягко говоря, диковатый вид да и нехорошую репутацию. Рядом с парком были проложены нормальные и хорошо освещенные проспекты, улицы, набережная, где постоянно движется транспорт, где всяческие развлечения и обширная, разнообразная торговля. И что именно сюда, к гаражам, где с тыльной стороны к ним вплотную подступали деревья, несло прохожих, какая острая нужда, понять было трудно. То есть, вообще-то говоря, объяснить можно, например, срочной «малой нуждой», но ведь и общественный туалет здесь тоже устраивать было бы как-то странно. А народ, между тем, бегал, срезая углы и сокращая таким образом расстояния от одной улицы к соседней. Но, опять же, днем — еще куда ни шло, а вечером, да во мраке? Тут по ночам нормального человека не встретишь, одни «лихие люди», и, тем не менее, лезут. Удалось-таки выяснить, почему.
— А виноваты во всем, наверняка, оказались самые беззащитные люди — студенты, — предположил Антон и оказался прав. Да, это они беспечно пробегают тут от общежития до остановок транспорта, который идет на ту сторону города, к университету. Студент — известно, с него и взять нечего, кто его грабить-то станет?
— Сами утверждаете, — возразил Смородинов, — что иностранный студент — не чета нашим. Поэтому действительно не понятно, отчего не ограбили?..
Как однажды, еще в годы воинской службы, говорил Плетневу один местный шофер, петлявший неизвестно зачем по степи, когда можно было вполне ехать прямо, человек, как тот баран: где один побежал, туда по его следам и все остальные ринутся. Психология такая. Один, может, и сдуру прошел, а за ним остальные потянулись, глядишь, уже и тропинку протоптали. Тоже объяснение.
Кстати, используя именно эту непредсказуемую особенность человеческого характера, смеясь, заметил Петр Щеткин, любивший всяческие исторические казусы и приколы, хитрые англичане в своих парках уже несколько веков тропинки для пешеходов прокладывают по такому принципу: где человеку удобно ходить — вопреки всяким правилам. Вот и тут, вероятно, та же история.
Ну хорошо, а помимо политики, которую, в общем, все трое готовы были отложить в сторону, не рассматривая всерьез, помимо бандитизма, или злостного хулиганства, — называй, как хочешь! — вопрос с которым все-таки еще не решен окончательно, могут быть еще дельные версии?
Заговорили о той, которую, собственно, и привезли с собой москвичи. Версию эту высказал Меркулов. Она базировалась на предположении, что причиной происшествия могли быть наркотики. Правда, ее категорически отвергают в посольстве Нигерии. Но тогда почему представитель — секретарь посольства — поначалу категорически отказывался комментировать причину появления здесь своего сотрудника? Нет, ну, конечно, позже ответил, что советник посольства по имени Джума Бакете приехал в Воронеж, чтобы навестить своего, говоря по-русски, земляка, родственника, оба — из одного племени. Вроде бы даже — сыновья вождя. У него их много, а эти — старшие, в большие люди вышли. Он что, этот секретарь, сразу этого не знал? Или ждал, когда кто-то подскажет? Последнее — рассказывал Смородинов. Он сам задавал вопросы секретарю посольства, но их разговор являлся беседой, а не допросом, есть там свои, чисто дипломатические тонкости, касающиеся статуса неприкосновенности и прочего. Официально, скорее, это он пошел навстречу следствию. Однако сие обстоятельство вовсе не помешало господину секретарю тут же публично обвинить российские власти в потворстве националистам, в расизме и шовинизме. Известный демагогический набор, особенно перед микрофонами журналистской братии, скорой на сенсации. Опять чертова политика.
— Но, — возразил Щеткин, — между прочим, именно политика всякий раз становится тем щитом, которым прикрывают свои грязные и темные делишки такие вот ребята, «огораживая» себя всякими «неприкосновенностями», пока их четко не поймаешь за руку. Так что из данной версии мы по-прежнему не можем ничего исключить. А того, к кому приезжал Джума, допрашивали?
— Это студент третьего курса Политеха по имени Симба. Или это фамилия у него, черт их разберет. А Симба, узнал я…
— Я знаю, — усмехнулся Антон. — Симба — на их языке означает «лев». Между прочим, не какой-нибудь там Лев Моисеевич, а тот, который — самый грозный зверь и царь зверей в Африке.
— Тоже без протокола? — спросил Щеткин.
— А его просто не было. Или не нашли. Или он прятался. Может, уехал куда-то, темная какая-то ситуация. Сегодня хотел снова подъехать в общежитие с утра, но тут вы прибыли.
— Знаешь, Леша, — сказал Антон, — давай-ка я к нему подъеду. Объясни только, куда. А я ведь бывал в Африке-то, кое-что знаю, и слова какие-то помню, глядишь, и найдем общий язык. Симба, значит? Ладно, — многозначительно улыбнулся он.
— С удовольствием! — прямо-таки обрадовался Смородинов, которому все эти иностранцы, видно, давно уже торчали острой костью в горле. — Однако давайте продолжим по поводу «наркотической» версии…
То, что советник категорически отрицал участие своего сотрудника в торговле наркотиками, тем не менее, не исключало этой версии. Что говорило в ее пользу? Во-первых, в последние годы в России особенно активизировались наркокурьеры из Нигерии, перевозящие героин, кокаин, опий в собственных желудках. Так называемые «глотатели». И почему не мог быть задействован в подобном «наркотрафике» дипломат? А дальше можно легко предположить, что произошла «разборка» между курьером, к примеру, и местным барыгой, держащим в своих руках сеть мелких дилеров. Или между тем, кто курирует курьеров, с одной стороны, а с другой — осуществляет контакты уже с российскими торговцами «дурью»? Варианты могут оказаться самые разные. Доказать трудно, а предположить — почему же нет, что мешает? Уверенность господина советника посольства? Тогда чего темнил? Нет, ребятки, есть тут своя логика…
Пойдем дальше. Почему «разборка» произошла именно здесь, в ночном парке? Другого, более цивильного места не нашлось? Напротив, место как раз глухое и удобное. Студенты, правда, постоянно бегают, но среди них много африканцев, азиатов, так что и подозрений такая встреча, «стрелка», ни у кого практически не вызовет. А что произошло на самом деле? Курьера убили, а груз забрали. Остальное не успели, потому что нападавших кто-то спугнул. Кто — это подходящий вопрос. Местные жители? Так они же сюда по ночам наверняка не ходят. Значит, те из них, кто держит здесь свои автомобили. Не исключено, что кто-то и мог оказаться невольным свидетелем избиения и убийства человека. Узнать бы, кто… Потому что бомжиха та — разумеется, никакой не свидетель. И не могла им быть. Вот разве что приятелям сказала… Но это опять возврат к уже отмеченному, первому пункту розыска, к самим бомжам. Ладно, пусть пока будет и «дурь» рабочей версией, даже условно нельзя ее сбрасывать со счетов…
И они отправились заниматься своими конкретными делами. В ближайший РЭУ, в опорный пункт милиции, в гаражную контору, к сторожам. Эту часть дела взяли на себя Петр Щеткин и Алексей Смородинов. А на переговоры со студентами, выявлять контингент тех, кто постоянно здесь бегает, особенно среди ребят из Африки, — этим занялся Антон Плетнев. Ему, что называется, и карты в руки, недаром же немалую часть своей военной деятельности он отдал именно этому, Черному континенту, в частности Анголе и Мозамбику. И с кое-какими обычаями знаком, и разговаривать с местным населением по-своему научился. Словом, к концу дня сыщики решили встретиться в прокуратуре, чтобы подвести хоть какие-то первоначальные итоги.
Глава восьмая Варианты решений
Александр Борисович узнал Корженецкого по беспокойному, ищущему взгляду, который он бросал на каждого мужчину, проходившего после паспортного контроля в общий зал прилета. Невысокий, достаточно плотный, с заметной лысиной и заметно выпирающим брюшком, но выглядевший при этом даже как-то элегантно, он производил впечатление очень нервного.
Если бы он дал себе труд войти в открытые файлы Генеральной прокуратуры, то, вероятно, без большого труда нашел бы там и фотографию Турецкого, о котором часто говорили и писали, брали у него интервью и приглашали на выступления в первые годы нового столетия. Не очень сильно изменился за два-три года Александр Борисович, узнать было бы нетрудно. И тогда даже сама встреча Корженецкого со своим, без преувеличения, спасителем, выглядела бы сейчас более… как бы сказать, интеллигентной, что ли. Но Георгий Витальевич не взял на себя такой труд, ибо думал лишь о том, как вытащить из капкана собственную задницу, и плевать ему было на все остальные условности. Но ведь — волновался! А мог бы и не волноваться…
Эти соображения легкой волной прошелестели в сознании Александра Борисовича, который спокойно прошел мимо Корженецкого, — да, теперь, уже вблизи, и портретно узнал его Турецкий, — подошел к тому со спины и небрежным таким, легким стуком по его плечу дал о себе знать. Корженецкий вздрогнул, резко обернулся, и по его вискам к подбородку покатились капли пота. Так жарко? Или так страшно? Турецкий, иронически усмехаясь, смотрел на него в упор. А у Георгия Витальевича даже челюсть отвисла.
— Господи, — прерывисто дыша, прошептал он, — простите, не узнал вас. Ну, конечно же… Здравствуйте, Александр Борисович.
— Неужели я так сильно изменился? За пятнадцать лет.
— Что вы, нет конечно, теперь-то я вижу. — Он бегло оглядел Турецкого, увидел небольшую сумку в руках. — А что, у вас… и все?
— А что, простите, вы хотели бы увидеть? Большой багаж? Так город того не стоит. Не в обиду вам будь сказано. Путешествую налегке, забот меньше. Ну-с, куда прикажете?
— О да, разумеется! — он подхватил Турецкого под руку и быстро потянул к выходу.
В машине, нехилом, надо сказать, «мерседесе» представительского класса, сидел водитель, отгороженный от задней части салона стеклянной перегородкой, — как в доброе старое время в правительственных машинах, в которых пару раз — по причине особого «везения», разумеется, — пришлось проехаться и молодому сыщику Турецкому. Нет, далеко не все было в прошлом так уж и плохо, ухмыльнулся Александр Борисович. И на вопросительный взгляд хозяина машины объяснил причину своей ухмылки, тот кивнул, но, видно, не понял, в чем соль сказанного.
— Да-да, это удобно, — ответил серьезно. — Нам же, вы сказали, поговорить надо? Так я вас внимательно слушаю, Александр Борисович.
— С удовольствием, — ответил Турецкий и полез в карман за сигаретами, а Корженецкий тут же открыл для него пепельницу в спинке переднего сиденья и протянул огонек зажигалки — ловко у него получилось! — С удовольствием, — повторил Александр Борисович, — как только выслушаю подробнейший ваш рассказ о том, что с вами произошло и во что вы вляпались. Правильнее сказать, во что вас «вляпывают», ну, втягивают. И кто втягивает? И на чем вы с ним остановились? Ну заплатили или нет — это ваше личное дело, хотя, думаю, поторопились немного, но, возможно, и успеем поправить. Тут может неожиданно обнаружиться одна опасность, хотя до этого пока не дошло. Короче, желательно все, включая подробный, как сможете, словесный портрет посетившего вас человека.
Хотел задать последний вопрос: «Или у вас с ним был только телефонный разговор?» — но не стал торопиться.
Корженецкий смотрел так, будто гость из Москвы читал открытую книгу его судьбы. Удивление, изумление — это только частности. Он был, кажется, по-настоящему ошарашен.
— Так вы ж, — зачем-то шепотом произнес он, — буквально все давно знаете? Но откуда? Почему? Как удалось?
«М-да, — сказал себе Турецкий, — мужик ты, наверное, и неплохой, хотя черт тебя знает, и успешный, видимо, но с мозгами у тебя не все на месте…»
— Не удивляйтесь, лучше рассказывайте, а посмеемся мы потом вместе, чтоб мне одному не скучно было. Ладно, это шутки. Давайте по делу. Итак, вам позвонили. Больше, если помните, вы мне ничего не рассказывали. Просто почувствовали серьезную опасность. А то, о чем вам только что говорил я, это всего лишь мои фантазии, имеющие под собой определенную основу… Но не берите пока в голову. Слушаю.
Турецкий откинулся на спинку скрипучего, кожаного сиденья и затянулся сигаретным дымом. А Корженецкий начал рассказывать…
Ну вот и куда его девать, опыт-то? А ведь Генеральной прокуратуре он не пригодился, им, вишь ты, физическое здоровье «следака» важнее. Однако, чуть что — бегут: Саня, ау?
Оказалось, что практически все то, о чем рассказал Корженецкий, Александр Борисович уже знал. За некоторым исключением. А почему, закономерно спросить? А потому, приятно ответить, что фактически уже не только дебютная часть, а вся шахматная партия, очень лихо задуманная, прямо надо сознаться, неординарным умом, была, по сути, уже сыграна Александром Борисовичем в собственном уме. Другой разговор, когда дело дойдет до конкретных фигур, там могут появиться трудности чисто оперативного свойства. Но ведь на каждое действие имеется и свое противодействие — закон. А в общем, даже скучно…
— Что скажете… Александр Борисович? — с откровенной тревогой в голосе спросил Корженецкий, закончив исповедь, но не дождавшись ответной реакции.
— Во-первых, перестаньте волноваться, никто в вас стрелять не будет. А во-вторых, у меня к вам есть предложение, которое, вполне возможно, покажется вам абсурдным, но если хорошенько подумаете, то будете мне благодарны по гроб жизни. И добавлю одну фразу, которая может вас поначалу сильно обидеть. Но вы не должны обижаться, потому что позже сами станете смеяться и девочкам своим на старости лет рассказывать. И вообще, я подумал, должна же быть в вашей семье какая-то страшно веселая тайна? Правда?
Турецкий говорил, как с ребенком. Но Корженецкий явно не понимал. Ну что ж, тогда, как говорил вождь мирового пролетариата, пойдем другим путем.
— Хорошо, вы еще не готовы понять меня. Пусть так. Давайте обсудим необходимые частности: условия нашего договора, определим круг обязанностей агентства «Глория», коего я являюсь представителем, и назначим примерные сроки, а также обговорим ваши конкретные действия и тему разговоров, которые вам, не исключаю, придется вести с господином киллером. И повторяю: за свою безопасность можете не беспокоиться. Просто придется вести себя разумно, подчиняясь моим распоряжениям, но, полагаю, такое полуподвешенное состояние у вас продлится не более двух, максимум, трех дней. Может, все закончится и раньше. Это будет зависеть от моего разговора с Москвой.
— Вы так уверены? — осторожно спросил Корженецкий.
Что-то с ним произошло, продолжал размышлять Турецкий. Или в самом деле в его биографии запрятался такой пунктик, оглашения которого он по-настоящему боится. Но в данном случае это не имеет отношения к «заочной дуэли» двух бывших партнеров, а ныне заклятых врагов, — копаться в биографии героя Александр Борисович вовсе не собирался.
Он время от времени оглядывался, но чего-то подозрительного сзади, какой-нибудь слишком «прилипчивой тачки» так и не обнаружил. Но это совсем не означало, что ее могло не быть. Автомобиль у Корженецкого слишком заметен, его легко проконтролировать и при въезде в город. Ну-ну…
Между тем машина въехала в жилые кварталы, и Корженецкий спросил у Александра Борисовича, как им придется строить свои дальнейшие планы? Где Турецкий собирается остановиться, и не лучше ли прямо на квартире у своего клиента? Ну и прочие вопросы, которые пока что «роились» только в напряженном взгляде Георгия Витальевича.
Турецкий ответил, что в настоящий момент в городе находятся двое его коллег, которые расследуют уголовное дело по поводу убийства нигерийского дипломата.