Кэти уставилась на него с гневом и недоумением. Только минуту назад она была уверена в своем будущем и в том, что желанна и любима. Теперь же она во всем сомневалась и досадовала на Рамона за то, что он несправедливо вылил на нее свое разочарование. Кэти придумала дюжину возмущенных возражений, но они застряли у нее в горле. Она взглянула на Рамона, и ее переполнило нежное сочувствие. Господи, да он бесится потому, что иначе разревелся бы как ребенок! Сердце Кэти трепетно забилось.
— И ты сам веришь в то, что говоришь? Тогда, извини, ты очень низкого обо мне мнения.
Отвернувшись от окаменевшего Рамона, Кэти подошла к сводчатым дверям, ведущим в правую половину гостиной, и заглянула внутрь. Две спальни, одна большая — в передней части дома, и другая, поменьше, — в глубине.
— Из окон обеих спален прекрасный вид, — объявила она.
— Ни в одном из окон не вставлены стекла, — кратко отозвался Рамон.
Кэти не обратила на это внимания и подошла к другой двери. Как будто бы ванная, предположила она с горькой усмешкой, увидев ржавую раковину. Она невольно вспомнила мраморную ванну в доме родителей. В ее квартире тоже неплохая. Она храбро отогнала эти воспоминания и щелкнула выключателем.
— В доме есть электричество! — пришла она в восторг.
— Которое не включено, — огрызнулся Рамон. Кэти понимала, что говорит, как продавщица, расхваливающая негодный товар, но не могла себя остановить.
— А здесь, должно быть, кухня, — сказала она, пройдя к старомодной фарфоровой раковине, стоящей на стальных ножках. — И есть горячая и холодная вода. — Чтобы доказать это, она дотронулась до крана.
— Ни той и ни другой, — сказал Рамон бесстрастным голосом, наблюдая за ней из двери. — Кран не работает.
Кэти попыталась собраться с духом, чтобы повернуться и посмотреть ему в глаза, но задержалась у широкого грязного окна над раковиной.
— Рамон, — выдохнула она, — кем бы ни был тот, кто построил этот дом, но ему этот вид нравился так же сильно, как и мне. — Прямо перед ней простирались зеленые холмы, склоны которых были покрыты желтыми и розовыми цветами.
Когда она отвернулась от раковины, на ее лице появилось выражение подлинного восхищения.
— Это потрясающе, действительно потрясающе! Я буду мыть тарелки и любоваться этим пейзажем.
Ее взгляд нетерпеливо скользнул по огромной прямоугольной кухне. Одновременно это была и терраса: две стены были застеклены. В центре кухни стоял грубый деревянный стол со стульями.
— Можно будет есть и смотреть в обоих направлениях, — объявила она, заметив слабый, неуверенный свет в глазах Рамона. — Слушай, эта кухня может стать светлой и просторной!
Старательно избегая смотреть на изорванный линолеум, Кэти повернулась и пошла обратно в гостиную. Она подошла к большому окну и слегка стерла грязь. Небольшое пятно стало пятном в мир.
— Я вижу деревню! — в благоговении воскликнула она. — Я даже могу разглядеть церковь. Отсюда, сверху, все это кажется игрушечной деревенькой с почтовой открытки. Эти окна, должно быть, специально расположены так, чтобы отовсюду можно было увидеть что-нибудь прекрасное. И знаешь что? — Не подозревая, что Рамон подошел к ней, Кэти резко повернулась и коснулась лицом его груди. — У этого дома есть реальные возможности! — Она встретила скептическое выражение на его лице яркой улыбкой. — Все, что нужно, — как следует все отмыть, покрасить и повесить новые занавески.
— А также пригласить армию плотников, — едко ответил Рамон. — А еще лучше — квалифицированного поджигателя.
— Ну хорошо — свежая покраска, новые занавески, химикаты и ты с молотком и гвоздями. — Она прикусила губу, когда у нее появилась беспокойная мысль. — Ты действительно умеешь плотничать?
Впервые за то время, когда они появились в доме, Кэти заметила, как слабая улыбка коснулась его красивого лица.
— Полагаю, что знаю о плотничьих работах ровно столько же, сколько ты о том, как шьют занавески.
— Замечательно! — сказала Кэти, у которой были достаточно туманные представления о том, как шить занавески. — Тогда у тебя не будет проблем с мелочами типа дверей, не так ли?
Казалось, что Рамон колеблется, затем он скользнул презрительным взглядом по запущенной комнате. Черты его лица потяжелели.
Кэти положила руку на его плечо:
— Этот дом может стать уютным и светлым. Я понимаю, как ты смущен тем, что я увидела его в таком состоянии, но это лишь сделает его еще более дорогим для нас, когда мы приведем его в божеский вид. Я действительно буду рада помочь тебе восстановить его, честное слово, Рамон, — умоляюще прошептала она, когда он просто уставился на нее. — Ну, пожалуйста, сделай это ради меня.
— Сделать это ради тебя? — закричал он, хватаясь за голову. — Сделать ради тебя? — Без предупреждения он бросился к ней, и Кэти очутилась в его крепких объятиях. — Я знал, что не должен был привозить тебя в Пуэрто-Рико, Кэти, — сказал он охрипшим голосом. — Я понимал, что это эгоистично с моей стороны, но тем не менее я это сделал. И теперь я понимаю, что должен отправить тебя домой. Я знаю это, — сказал он, переводя неровное дыхание. — Но, прости меня. Господи, я не вынесу этого!
Кэти обняла его за талию и прижалась к его могучей груди.
— Я не хочу возвращаться домой, я хочу остаться здесь, с тобой. — И вдруг она поняла, что действительно хочет этого.
Она услышала, как он затаил дыхание, внезапно весь напрягся. Он медленно отстранился и ласково приподнял ее голову.
— Почему? — прошептал он, а его черные глаза пристально всматривались в нее. — Почему ты хочешь остаться здесь со мной?
Лучезарная улыбка осветила лицо Кэти.
— Потому что я смогу доказать тебе, что этот дом сможет стать домом твоей мечты!
Ее ответ вызвал у него необъяснимую печаль, которая омрачила его лицо. Она сохранилась, когда Рамон медленно наклонил к Кэти голову.
— Вот истинная причина, по которой ты хочешь остаться здесь со мной, Кэти. — Его теплые и дразнящие губы обрушились на нее, его руки легли ей на плечи, а затем скользнули по спине.
У Кэти в предвкушении ласк затрепетал каждый нерв. Казалось, что прошли недели, а не дни, с тех пор как Рамон целовал и ласкал ее с неистовой страстью. Теперь он умышленно тянул время, заставляя ее ждать, поддразнивая ее. Но Кэти не хотела, чтобы ее дразнили и подвергали танталовым мукам. Обвив руками его шею, она прильнула к его могучему телу и страстно поцеловала, пытаясь заставить его потерять над собой контроль. Она почувствовала растущее давление его бедер, но, как бы желая еще больше возбудить ее, Рамон отнял губы от ее губ и начал целовать уголок ее рта, водить губами вниз по щеке, к чувствительной коже шеи, а затем снова вверх, возвращаясь к уху.
— Не надо! — умоляюще вскрикнула Кэти, трепеща от страстного желания. — Не дразни меня, Рамон. Не сейчас.
Она сказала это, но не хотела, чтобы он послушался. В ответ его губы накинулись на нее с неистовым голодом и грубой настойчивостью, которая превосходила ее собственную. Его руки прижимали ее, скользили по затылку и по плечам, ласкали ее жаждущую грудь, а затем спустились ниже, прижимая ее к своим напряженным бедрам.
Дрожа от наслаждения, Кэти радостно утоляла ненасытный голод его рта и с готовностью отвечала на требовательные ритмичные удары его тяжелой возбужденной плоти.
Спустя вечность давление его губ уменьшилось, а затем и прекратилось, и Рамон медленно приподнял голову. Кэти узнала страсть, горящую в его глазах, — то же самое было и с ней. Все еще дрожа от быстрых, пронизывающих волн желания, она поймала страстный взгляд, устремленный на ее мягкие полуоткрытые губы. Его руки судорожно сжались, когда он начал склоняться к ней. На миг он остановился, пытаясь бороться с искушением.
— О Боже! — тяжело вздохнул он, и его губы еще раз жадно коснулись ее.
Время от времени он отстранялся, чтобы перевести дыхание, и вновь были долгие, дурманящие поцелуи.
Когда это кончилось, Кэти была беспомощной, ничего не понимающей и вместе с тем счастливой от страсти и удовольствия. Рамон коснулся щекой ее прекрасной головы, его руки нежно ласкали ее спину, а Кэти слабо прижималась к нему, держа руки все еще вокруг его шеи.
Прошло несколько минут, когда Кэти показалось, что Рамон что-то прошептал. Ей удалось поднять голову, открыть свои томные голубые глаза и посмотреть на него. Потерянная, в сладостной эйфории, она в который раз восхитилась мужественным лицом Рамона. «Он действительно безумно красив», — подумала она. Кэти приподнялась и скользнула рукой по его виску, затем по щеке, и ее большой палец лениво коснулся ямочки на подбородке.
Темные глаза Рамона неотрывно смотрели на нее, захватив в сладкий плен. Он взял ее руку и скользнул губами вверх и вниз по чувствительной ладони. Он заговорил, и его голос был хриплым, но звучало в нем не только сексуальное возбуждение:
— Ты делаешь меня очень счастливым, Кэти. Кэти попыталась улыбнуться, но ее глаза наполнились слезами. После трех дней суматохи и после ужасного открытия последнего часа она была слишком слаба, чтобы остановить их.
— Ты тоже делаешь меня счастливой, — прошептала она, и две слезинки скатились с ее ресниц.
— Да, — сказал он с торжественным весельем, когда увидел мерцающие слезы. — Я вижу это.
Кэти чувствовала себя балансирующей на краю безумия. Десять секунд назад она могла поклясться, что в его голосе были слезы, а теперь он улыбается, а она плачет. Тогда она начала нервно смеяться.
— Я всегда плачу, когда счастлива, — оправдывалась она, стирая со щек слезы.
— Конечно! — воскликнул он в притворном ужасе. — И наверное, смеешься, когда несчастна?
— Вот именно, — согласилась она, и ее лицо озарилось лукавой улыбкой. — С тех пор как мы познакомились, я все время чувствую себя поглупевшей. — Она импульсивно приподнялась и поцеловала его в теплые, чуткие губы, а затем откинулась в его объятиях. — Гарсия, должно быть, гадает, чем мы занимаемся. Наверное, нам лучше пойти к нему.
Она вздохнула с таким сожалением, что Рамон усмехнулся:
— Гарсия — достойный человек, не думаю, чтобы он стал за нами подглядывать.
Рамон осторожно отпустил ее, обнял за талию, и они вышли под лучи солнца. Кэти собиралась спросить его, когда они смогут начать работы в доме, но обнаружила, что внимание Рамона было приковано к мужчине лет шестидесяти, который шел по двору.
Когда он увидел Рамона, на его загорелом, жестком лице медленно появилась улыбка.
— Твоя телеграмма пришла только час назад, как раз когда я увидел, что «роллс» проезжает по деревне. Старые глаза меня обманывают, Рамон, или я действительно вижу тебя, стоящего здесь?
Усмехнувшись, Рамон протянул ему руку:
— Твои глаза так же остры, как той памятной ночью, когда ты поймал меня с пачкой сигарет, Рафаэль.
— Это были мои сигареты, — напомнил ему мужчина, встряхивая руку Рамону и дружески похлопывая его по плечу.
Рамон подмигнул Кэти:
— К несчастью, у меня еще не было своих собственных.
— Ему было девять лет, — засмеялся Рафаэль. — Вы бы его видели, senorita. Он валялся на стоге сена, закинув руки за голову, лопаясь от гордости. Я заставил его тогда съесть три сигареты.
— Это исправило тебя?
— Да, — согласился Рамон. — С тех пор я курю только сигары.
— Следом за сигарами он пристрастился к девушкам, — сказал Рафаэль с комичной серьезностью. Он повернулся к Кэти:
— Когда сегодня утром на мессе падре Грегорио огласил имена вступающих в брак, все senoritos зарыдали от разочарования, а падре Грегорио вздохнул с облегчением. Моления за бессмертную душу Рамона всегда отнимали у него очень много времени. — Сделав паузу в этом добродушном монологе, он добавил:
— Но вам не следует беспокоиться, senorita. Теперь, после того как он обручился с вами, Рамон, несомненно, сойдет со своего безнравственного пути и не будет обращать внимание на тех легкомысленных женщин, которые преследовали его все эти годы.
Рамон бросил на Рафаэля взгляд, в котором были и гнев, и смех.
— Если ты наконец закончил во всех красках описывать мой характер, то я представлю тебе свою невесту, если, конечно же, Кэти согласится стать моей женой после того, как послушала тебя.
Она была ошеломлена тем, что оглашение имен вступающих в брак, формальное объявление о свадьбе, уже было сделано здесь в церкви. Как Рамон ухитрился провернуть это из Сент-Луиса? Тем не менее Кэти удалось слабо улыбнуться, когда Рамон представил Рафаэля как человека, который был для него «вторым отцом», но только лишь через несколько минут она смогла взять себя в руки и прислушаться к их беседе.
— Когда я увидел, что сюда едет машина, — говорил Рафаэль, — я обрадовался, что ты не постыдился привезти свою novia и показать то место, где ты вырос, несмотря на то что ты теперь…
— Кэти, — резко прервал его Рамон, — ты не привыкла к этому солнцу. Наверное, тебе лучше подождать в машине, там попрохладнее.
Кэти, удивленная этим грубоватым намеком оставить их наедине, попрощалась с Рафаэлем и послушно вернулась в «роллс»к кондиционеру. Она наблюдала из окна, как Рамон что-то рассказывал собеседнику, и была удивлена целой гаммой чувств, сменившихся у того на лице. Ироническое удивление, гнев, глубокая печаль. Но вот они обмениваются прощальным рукопожатием.
— Прости меня, что я попросил тебя уйти таким тоном, — сказал Рамон, скользнув в машину. — Нам с сеньором Виллсгасом нужно было обговорить работы в доме, а его смутило бы твое присутствие при денежных расчетах.
Нажав кнопку, которая открывала перегородку между ними и шофером, Рамон сказал что-то по-испански, затем снял пиджак, ослабил галстук, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки кремового цвета и вытянул ноги. Он выглядел, подумала Кэти, как человек, который только что прошел через суровое испытание, но был относительно доволен результатом.
В ее голове роились вопросы, и она начала с наименее важного:
— И куда мы теперь?
Рамон обнял ее за плечи, играя маленькими бирюзовыми сережками в ее ушах.
— Пока мы будем обедать, замужняя дочь Рафаэля приготовит тебе свободную спальню. Я-то думал, что ты останешься в этом доме, но он совсем не пригоден для жилья. Кроме того, я совсем забыл о том, что тебе нужна компаньонка, хорошо, что Рафаэль напомнил.
— Компаньонка! Ты имеешь в виду…. — возмутилась Кэти.
— Это необходимо, — помог ей Рамон.
— Я собиралась сказать, что это звучит по-викториански архаично и, в конце концов, глупо.
— Верно. Но в нашем случае без этого не обойтись. Брови Кэти поползли вверх.
— В каком случае?
— Кэти, здесь — провинция. Каждый шаг — пища для сплетен. Я холостяк, следовательно, являюсь объектом пристального внимания.
— Это я и так поняла из того, что сказал сеньор Виллегас, — резко заметила Кэти.
У Рамона дрогнули губы, но он это никак не прокомментировал.
— Конечно же, за моей невестой тоже будут следить десятки глаз. К тому же ты — американка, следовательно, мишень для критики. Здесь многие очень невысокого мнения о морали американских женщин. На лице Кэти явно читалась борьба. Ее высокие скулы порозовели, а голубые глаза яростно сверкали. Рамон успокоил ее, прижав к себе и коснувшись губами ее виска:
— Под «компаньонкой»я не имел в виду злобную старую мымру, которая будет ходить за тобой по пятам. Я только лишь хотел сказать, что ты не можешь жить одна. Иначе в тот же миг, когда я переступлю порог твоего дома, сплетницы скажут, что мы легли в постель, и все этому поверят. Сейчас тебе наплевать, но скоро эта деревня станет твоим домом. И тебе скорее всего не понравится, если даже спустя много лет ты не сможешь пройти по деревне, чтобы люди не шептались за твоей спиной.
— Я по-прежнему против этой идеи, из принципа, — сказала Кэти, но уже не так убежденно, потому что Рамон нежно исследовал ее ухо.
От его приглушенного смеха у Кэти по спине пробежала дрожь.
— А я-то надеялся, что ты против этой идеи, поскольку компаньонка помешает нам быть наедине.
— И из-за этого тоже, — лукаво согласилась Кэти. Рамон искренне развеселился:
— Я собираюсь жить у Рафаэля. Дом Габриэлы всего лишь в миле от него. — Проведя рукой по ее мягкой щеке, а потом по волосам, он хрипло произнес:
— Мы сможем найти время и место для того, чтобы встречаться и…
Кэти улыбнулась, гадая, научится ли она когда-нибудь понимать его. Это уникальное сочетание нежности и силы, необузданной мужской жажды и спокойного знания и опыта в области секса и потрясающего самообладания. Неудивительно, что она была смущена с первого дня их знакомства. Этих качеств она не встречала прежде ни у кого.
Гарсия остановился около деревенской площади.
— Мне показалось, что ты бы предпочла прогуляться, — объяснил Рамон, помогая ей выйти из машины. — Гарсия отвезет твои вещи в дом Габриэлы, а затем вернется к себе в Маягуэс.
Солнце начинало садиться, небо уже окрасилось в золотисто-красные тона, когда они пересекли площадь, в центре которой возвышалась величественная старинная испанская церковь.
— Вот здесь мы будем с тобой венчаться, — сказал Рамон.
Кэти посмотрела на церковь, а также на маленькие здания, окружавшие ее со всех сторон. Испанское влияние сказывалось в сводчатой форме дверей, окон и в черных металлических решетках, которыми были украшены витрины магазинов. В этих магазинах продавалось все — от свежего хлеба до маленьких, замысловато вырезанных статуэток святых. Повсюду были цветы: они свешивались с балконов и окон, росли в огромных кадках перед домами, и многообразие их красок дополняло очарование маленькой площади.
По площади прогуливались туристы с фотоаппаратами, некоторые останавливались взглянуть на витрины или сидели в кафе, потягивая прохладные спиртные напитки и глазея на деревенских жителей.