Пешком я поднялся на третий этаж. Наша квартира оставалась единственной в подъезде еще не расселенной. Со мной жили еще две семьи. Во всех шести комнатах собрались патриоты старой Москвы, ни за что не желающие отбывать ни в какие Переделкино-Жулебино.
Я поддерживал их. Аура дореволюционного профессорско-адвокатского дома благотворно влияла и на меня – неофита, пришельца с рабочих московских окраин.
Отомкнул дверь своим ключом. В огромной квартире было тихо. Жильцы разъехались по дачам и отпускам. По прохладному сумеречному коридору я прошел в свою комнатуху. Отворил дверь, сделал шаг внутрь.
И – получил сильнейший удар по затылку. Страшная боль расколола голову.
Последнее, что я видел, перед тем как потерять сознание – высокого бритого парня, зачем-то роющегося у меня на книжной полке.
Очнулся я от того, что кто-то плеснул на меня холодной водой.
Страшно болела голова.
Я с трудом разлепил веки. Свет резал глаза. Прямо в лицо мне светила лампа.
Попробовал заслониться от света, но пошевелить руками было невозможно.
Я сидел в своем любимом кресле. Мои руки были прикручены к подлокотникам.
Я прикрыл глаза.
– Очухался, – услышал какой-то голос. Тут же меня наотмашь ударили по лицу. Не больно, но обидно.
– Где она? – раздался голос.
– Кто?
– Не придуривайся. Снова удар по лицу.
– Я не знаю. Еще удар.
– Я правда не знаю. – Серега, неси паяльник. Щас в жопу ему затолкаем – живо все вспомнит.
– Граждане…
Удар.
– Мы тебе не граждане! Прокурор, блин!
– Господа, я правда не знаю, где она. У нее в Москве куча друзей и подружек…
Я изо всех сил пытался выглядеть убедительным и жалким. Последнее, учитывая мое положение, удавалось убедительнее всего.
– А даже если вы ее найдете – она ведь ничего не знает. Ничего! – продолжал я. – Это объявление – блеф. Она просто хотела выйти на вашего босса.
И выкупить журналиста. Бля буду!..
– Туфту гонишь!
Еще удар по лицу, сильней прежнего. – Чтоб я сдох!
– Сдохнешь, не волнуйся.
Во время допроса я старался держать глаза полуоткрытыми. Постепенно они притерпелись к свету.
Похоже, моих мучителей было всего двое. Об этом также свидетельствовало количество звучавших голосов. Видно, после аварии на Вешняковской улице бандиты стали испытывать кадровое голодание. – Где она?
– Да не нужна вам она. Русским языком говорят! Тупые вы какие-то, ей-богу…
Меня изо всех сил звезданули в глаз. Этого я добивался. В голове зашумело, но сознания я не потерял. Однако прикрыл свои серые очи и повесил голову набок.
– Слышь, он отрубился.
– Хрен с ним.
– Думаешь, он не знает, где девка?
– А хрен его поймет.
– Может, отвезем к Липке? Тот расколет.
– На хрен он кому нужен! Мусор!
– А куда его? Кончим?
– Ага. Только поспрошаем еще маненько. Ну-ка, сгоняй за водой. Да мне принеси попить.
Так. Участь, уготованная мне, была совсем не завидной. Видать, мне предстояло отправиться вслед за Олей Климовой и Андреем Седых. И, судя по всему, за Димой Полуяновым.
Вот тебе и пятьдесят штук гонорара. Кажется, вместо новой двухкомнатной квартиры в центре у меня будет однокомнатная. Очень тесная, из сосновых досок.
Но…
На протяжении предшествующего допроса я незаметно напрягал и расслаблял правую руку. Веревки на ней я ослабил. Достаточно ли, чтобы вырваться? Это можно было установить только экспериментальным путем.
Большая удача была в том, что мои ноги и вовсе оставались свободны. Мои мучители работали по-русски небрежно. Когда я изобразил из себя уснувшую гусеницу, один из бандитов – судя по всему, младший – отправился на кухню за водой.
Коридор в нашей квартире длинный. Минута, а то и две в моем запасе имелись.
По-прежнему притворяясь бездыханным чуть приоткрыл глаза.
Бандит с лампой в руке – моим бра, между прочим – стоял рядом с креслом в опасной (для него) близости.
Резко разогнув ногу, я изо всех сил ударил его в пах.
Удар получился. Бандюга сдавленно заорал. Глаза его вылезли из орбит.
Лампа выскользнула из его рук, грохнулась на пол и разбилась. Сам он скорчился. Сейчас для него ничего, кроме дикой боли, не существовало.
Из далекой кухни я слышал плеск воды. Похоже, второй не слышал нашей возни.
Не теряя ни миллисекунды, я изо всех сил рванул правую руку. Веревки держали, но стало свободней. Еще раз! Я был по-прежнему связан, но, казалось, цель близка. Бандит по-прежнему корчился на полу.
Еще!
Правая рука освободилась.
И вовремя. Бандит очухался от моего удара ниже пояса, разогнулся и надвинулся на меня.
Удара кулаком в кадык он от меня, связанного, не ожидал. Захрипел и повалился набок.
В дверях возник второй. Я видел его в свете сумерек. В руках он держал кастрюлю с водой.
Правой рукой я подобрал с пола осколок с плафона. Полоснул им по веревкам на левой рук. Разрезал их – судя по боли, вместе с кожей – рванулся.
Наконец-то я освободился от проклятущего кресла. Вскочил.
Второй, пришедший в себя от изумления, не нашел ничего лучшего, как швырнуть в меня кастрюлей. Я увернулся, и кастрюля загрохотала, разливаясь, по полу.
Я нанес бандиту удар ногой в живот, а затем, тут же – ребром ладони по шее. Он свалился как подкошенный.
Второй еще не приходил в себя.
Не теряя времени, я обыскал их. У первого изъял «Макаров», у второго – заточенную железную расческу. «Макаров» я сунул себе за пояс, заточку выбросил в окно.
Затем связал обоим бандитам руки за спиной, а рты залепил скотчем. Я постарался не повторять их ошибок и поработал на славу.
Ноги им связывать не стал.
Будем надеяться, что, когда я вернусь, их уже здесь не будет.
Я направился в ванную.
В маленькое потускневшее зеркало с выщербленной амальгамой на меня глянул разбойный тип с залитой кровью головой. Рука также кровоточила. Рубашка пострадала так, что никаким «тайдом» не отстираешь – выбирай не выбирай.
Я скинул сорочку и засунул голову под струю ледяной воды. Сперва обожгло, а потом стало легче.
Не теряя времени на перевязки, я сменил сорочку. Похоже было, что бандиты вот-вот очнутся.
Я выбежал из квартиры. Дверь запирать не стал.
Сбегая по лестнице, ощупал затылок. На нем вспухала шишка величиной с яйцо динозавра. Сотрясение серых клеточек я, кажется, получил, но черепушку мне вроде не пробили. Спасибо, ребята, вечно буду бога молить.
* * *На пустынной Пушкинской недреманным оком горела пара окон в Генеральной прокуратуре. У здания Совета Федерации рядом с моим домом прогуливался милиционер.
Внимание правоохранительных органов мне сейчас было явно ни к чему.
Я поднял руку.
Первая же машина, едущая в сторону Пушкинской площади, затормозила.
– В Выхино, даю триста!
– Садись!
Я плюхнулся на заднее сиденье. За три сотни московский «бомбила» готов возить кого угодно – даже человека с явными следами только что совершенного преступления.
На светофоре у пересечения со Страстным бульваром частник, дедок с кустистыми бровями, обернулся, участливо оглядел меня и спросил:
– Кто ж тебя так?
– Муж застукал.
Дед понимающе промычал и вопросов больше не задавал.
Из города еще тянулись последние дачники. Рязанский проспект был забит.
«Копейка» тянула, погромыхивая, изо всех сил и кое-где разгонялась даже до 50 километров в час.
Водила дозволил мне воспользоваться его аптечкой, и я в походных условиях, скрючившись на сиденье, перевязал кое-как левую руку.
Последний удар амбала рассек мне бровь, поэтому я порвал бинт и всю дорогу прикладывал марлевые тампоны к голове. Вскоре бровь перестала кровоточить, зато башка по-прежнему раскалывалась. Меня мутило.
Холодного пивка я дома так и не успел хлебнуть, а в офисе имелось только полбутылки теплой водки. Поэтому я попросил дедка остановить у ночного магазина. Купил две бутылки ледяного пива и не менее холодную «чекушку».
Когда мы снова двинулись, я залпом выпил бутылку пива. Никакого живительного действия не ощутил и сразу откупорил водку. «Эк тебя!» – сочувственно наблюдал за мной в зеркало заднего вида дедок.
После доброго глотка водки боль в голове наконец-то отступила, и я вновь обрел способность соображать.
Действовать я собирался так же, как намечал по дороге домой. Коли Таня вызывает огонь на себя (точнее – на нас обоих), то почему бы мне не устроить разведку боем?
Визит в мою квартиру двух амбалов ничего существенного в мой план не добавил. Разве что прозвучала в их диалоге одна то ли фамилия, то ли кличка…
Как там, бишь, они говорили? «Может, отвезем его к Липке – там расколется?»
Интересно бы знать, кто он, этот Липка? Их босс? «Бригадир»? Или заплечных дел мастер?
Может быть, именно к этому самому Липке отвезли несчастного Диму?
В 21.55 я снова, второй раз за сегодняшний день, подходил к своему офису.
Может быть, именно к этому самому Липке отвезли несчастного Диму?
В 21.55 я снова, второй раз за сегодняшний день, подходил к своему офису.
Коридоры НИИ, в котором я снимал помещение, были гулки и полутемны.
У своей двери я обнажил «Макарова». Железная дверь была закрыта.
Никакого движенья за ней не слышалось.
Я выждал пару минут, а затем отпер дверь, держа пистолет наготове.
В офисе все было тихо.
В темноте еще стоял Римкин дух – духов «Органза» и еще чего-то косметического.
До офиса мои оппоненты добраться пока не успели. Впрочем, учитывая скорость, с которой они вышли на мою квартиру, разведка у них поставлена что надо и ждать себя они не заставят.
Первым делом я достал из сейфа деньги – всю наличность фирмы.
Оказалось, что мы с Римкой довольно-таки богаты. В сейфе имелось четыре тысячи двести долларов и восемьсот рублей.
Затем я уселся В любимое кресло и потянулся к телефону.
«Только бы она была дома, – молился я. – Только бы не уехала к кому-нибудь на дачу. Не ушла бы в гости или в театр!»
Любочка оказалась на месте.
У этой девушки тридцати лет, лицом напоминающей обезьянку, было три неоспоримых достоинства: отсутствие мужа, пухлые губы и работа в главном управлении ГАИ (теперь ГИБДД) города Москвы.
– Солнышко, заинька, рыбонька! – заверещал я, когда она взяла трубку.
– О, пропащая душа! – весело откликнулась Любочка. – Куда ж ты провалился?
– Вот – звоню тебе.
– Когда мы увидимся?
– Сегодня в три утра к тебе приеду.
– В три утра? Как романтично! А раньше?
– Раньше – у меня дела.
– Какие?
– А это ты мне сейчас скажешь – какие.
– А, так тебе опять от меня что-то надо… – поскучнела Любочка.
– С меня огромный торт, цветы и коньяк.
– И тысяча поцелуев.
– Тысяча один.
– Коварный соблазнитель! Давай говори, чего хочешь.
Я изложил ей свой вопрос, напомнил номер моего офисного телефона и попросил узнать все поскорее.
– Как сделаю – так сделаю, – сухо ответила Любочка и положила трубку.
Я откинулся в кресле, положил на колени пистолет и откупорил вторую бутылку пива. Не успел ее допить, как позвонила Любочка. Она была милой девочкой.
– Записывай, – сказала Люба со вздохом. —"Девятка" 18-34 МТ была угнана вчера от дома номер тридцать по Мартеновской улице. Сегодня в 20.15 найдена на улице Юности…
– Это я ее туда поставил.
– Все шутишь!
– Нисколько. Дальше!
– В результате ДТП, происшедшего сегодня в 17.35 на пересечении Вешняковской и Косинской, пострадал один человек…
– Один?
– Да, сказано – один. Это – водитель «Мерседеса» номер…
– Не надо номер.
– «Мерседес» был угнан примерно за десять минут до ДТП. За рулем в момент ДТП находился Ященко Валентин Никифорович, 1972 года рождения, москвич, ранее не судимый. В результате столкновения гражданин Ященко получил множественные ушибы, сотрясение мозга и переломы верхней и нижней левой конечности. Доставлен в Институт скорой помощи имени Склифосовского.
– А второй? – довольно глупо спросил я.
– Никакого второго в «Мерседесе» не было. Значит, дошло до меня, второй бандит совершенно не пострадал и до прибытия милиции смылся с места происшествия, бросив своего товарища. Очень на эту публику похоже.
– Спасибо тебе, Любовь моя!
– Спасибом не отделаешься.
– Я знаю. Жди. Любочка красноречиво вздохнула. В этом вздохе очевидно слышалось: приезжай. И чем скорей, тем лучше!
Я быстренько положил трубку.
Меня, кроме Любочки, ждали другие дела.
Гораздо менее приятные.
* * *Без пяти минут полночь все того же дня – пятницы, тринадцатого, – я входил в палату «Склифосовского», где находился Валентин Ященко, мой соперник по автопробегу.
Ященко помещался в отдельной палате. Видать, между группировкой, к которой он принадлежал, и «Склифом» был заключен договор о дружбе и взаимопомощи.
Я вошел в палату и прикрыл за собой дверь. Зажег, чтоб не травмировать больного, не верхний свет, а лампочку у изголовья.
Ященко спал. Выглядел он неважно. Загипсованная нога была приподнята.
Груз оттягивал ее вниз. Рука в гипсе покоилась на животе. Голова была перевязана.
Несмотря на бинты, я узнал его. Это был тот крепыш, которого я выставил из-за руля «девятки».
Я достал пистолет и легонько потрепал больного по щеке.
– Милый, пора вставать!
– Ну, чего тебе?! – сиплым спросонья голосом ответил гражданин Ященко.
«Здорово они тут в „Склифе“ врачей гоняют», – подумалось мне.
– Узнаешь? – так же ласково проворковал я. Ященко сфокусировал свой взгляд на мне потом на моем «Макарове». Ужас отразился на его довольно-таки невыразительном лице.
– Вижу, узнаешь – хоть и виделись мы мельком. Приятно, что узнаешь.
Вот, пришел навестить. Извини, что апельсинов не принес. Как, сильно болит? – спросил я участливо.
– Пошел ты!..
– Грубо. Раз тебе не нужно мое внимание, поговорим о деле. Во-первых: я – не мент. Хотя и был ментом. Причем служил в том районе, где мы с тобой так впечатляюще гонялись. Это понятно?
– Ну?
– Не «нукай», не запряг. Так вот – мы с тобой, милок, по разные стороны баррикад. Я бы вас – всю эту вашу братву – давным-давно бы перевешал. И тебя в том числе. Не выношу ваше гнилое племя. Потому есть у меня ба-альшое искушение.
А именно: завтра взять под ручку девушку, которую вы собирались похитить, пойти в ментовку и написать обо всем случившемся подробное заявление. Далее – учитывая, что в нашем районе половина ментов и «следаков» – мои кореша, делу моему они с радостью дадут ход. И поверят они – мне, а не твоему жалкому лепету оправданья. Тем более что друган твой с места происшествия смылся. И свидетеля у тебя нет. А у меня – есть…
Валентин Ященко внимательно слушал.
– Далее. Друзья мои – менты быстренько дельце твое размотают. Четыре статьи только после сегодняшнего на тебе висят. Начиная с угона «девятки».
Затем, как ты понимаешь, будет суд. И ты – причем один! – загремишь на полную катушку. Дет десять строгого режима я тебе обеспечу. Это как минимум.
Гражданин Ященко смотрел на меня как загипнотизированный.
– А ведь менты еще кое-что могут потянуть. Глядишь, вытянут убийство в Орехове-Борисове. На Новороссийской улице, помнишь?
– Ты мне дело не шей!.. – вдруг взорвался больной.
– Да ничего я тебе не шью! Я не мент, я ж тебе сказал! Я просто предупреждаю. Как партнера по автогонке… Может выплыть, говорю я тебе, убийство несовершеннолетней Ольги Климовой. И еще одно убийство – Андрея Седых , в Новогирееве… А коли дела эти вскроются – дадут тебе, братец, «вышку».
Посидишь ты в одиночке год-два – а там, глядишь, мораторий на казни отменят. И поставят тебя к стеночке…
Ященко слушал меня внимательно. Слишком внимательно для человека, не имеющего к двум убийствам, упомянутым мной, никакого отношения.
– Но! – сказал я. – Твоя поганая судьба перестанет меня интересовать – с сегодняшнего дня и навсегда! – ежели ты ответишь мне всего на один вопрос. А именно. Где находится журналист Дмитрий Полуянов?.. Ответишь – и я тебя не знаю. Ты меня – тем более. Итак?
– Да пошел ты!..
Гражданин Ященко выглядел довольно-таки затравленным.
– Я-то пойду, а вот тебе отсюда идти некуда. Ну, я тебе помогу. Он у Липки?
В лице у больного что-то дернулось. Готов был поклясться, что я попал в точку.
– Ты меня на понт не бери! – словно заглушая лицо, выдавшее его, закричал бандит. Вернее, это ему казалось, что он закричал. Его скулеж выглядел со стороны весьма жалко. Я понял, что победа близка.
– Да не беру я тебя на понт, Валя, – сказал я, стараясь быть максимально убедительным. – Ты мне просто скажи адрес Липки – и мы разойдемся. И никогда больше не увидимся. —А гарантии? – вдруг жалобно проговорил бандит.
– Да какие тебе гарантии! Я ж тебе сказал: я не мент. Мне тебя сажать – никакого интереса нет. За это мне не платят. А платят мне за то, чтобы я нашел журналиста Полуянова. Ты мне скажешь адрес Липки – и все. Больше никогда меня не увидишь.
– На окраине Кузьминского кладбища, – вдруг проговорил отморозок. – Двухэтажный белый дом. Заезд с улицы Скрябина.
– Полуянов там? – быстро спросил я.
– Не знаю, – мрачно вякнул бандит, и я склонен был поверить ему.
Я и без этих сведений получил от него больше, чем рассчитывал.
…Без четверти два ночи я уже звонил в дверь Любочки Гавриловой.
Я привык выполнять свои обещания. В обоих руках – и в зубах – я держал торт, коньяк и цветы. После некоторой внутренней борьбы я решил не включать эти расходы в счет Татьяны Садовниковой.
Любочка еще не спала, но была уже в шелковом халатике на голое тело.
– Пашенька! – кинулась она мне навстречу. Было приятно, что есть в Москве хоть одно место, где меня встречают отнюдь не ударом по голове.