Инцидент в Сакаи
В первом месяце первого года Мэйдзи войско Токугава Ёсинобу было разбито при Фусими и Тобе, его сподвижникам не удалось удержаться и в Осакском замке — морским путем они бежали в Эдо. Должностные лица в Осаке, Хёго, Сакаи тоже покинули свои посты и разбежались кто куда: на какое-то время эти города лишились всякой власти. Распоряжением императорского двора они были переданы в управление трем княжествам: соответственно Сацума, Нагато и Тоса.
*Эпоха Мэйдзи. — В феврале 1868 г. был свергнут феодальный дом Токугава и реставрирована власть императора. Время правления императора Муцухито (1868-1912) получило наименование эпохи Мэйдзи (букв.: «Просвещенное правление»).*
*Ёсинобу (Кэйки; 1837-1913) являлся последним сегуном токугавской династии. Его армия была разгромлена силами кланов Сацума и Тёсю, сторонниками императорского лагеря, в битвах при населенных пунктах Фусими и Тоба. Последний военно-феодальный правитель отрекся от своих прерогатив в апреле 1868 г.*
В начале второго месяца в Сакаи вступил шестой пехотный отряд Тосы, а следом за ним — восьмой. Они были расквартированы в двух усадьбах — Ёрики-ясики и Досин-ясики на Итня-тё. Княжество Тоса стало осуществлять управление Сакаи. Прибыли глава Государственного надзора Суги Кихэйда и его помощник Икома Сэйдзи, а на Одорикусиятё в помещении бывшей городской управы расположилось военное ведомство. Здесь служили семьдесят три бывших чиновника «Бакуфу», которые тоже сбежали, но вскоре были разысканы и возвращены к исполнению обязанностей. В городе быстро восстановился порядок, начал даже функционировать закрывшийся было театр Кидо.
203
Пятнадцатого числа второго месяца распространился слух, что из Осаки в Сакаи должны прибыть французские солдаты. Об этом было доложено в военное ведомство. В те дни на рейде в Иокогаме стояли шестнадцать заморских кораблей, в бухте Тэмподзан залива Сэцу бросили якорь не только английские и американские, но и французские суда.
Вызвав командиров шестого и восьмого пехотных отрядов, Суги приказал занять позиции у моста Яматобаси. Если бы у французских солдат имелось официальное разрешение на визит из Управления иностранных дел, возглавляемого Датэ Мунэки, бывшим князем Увадзимы, об этом уведомили бы заранее. Уведомления, однако, не поступило. Правда, оно могло и запоздать, но все равно: пропуска нет, следовательно, разгуливать по внутренней территории не положено. Суги и Икома выжидали с отрядами у моста Яматобаси.
Когда появились французские солдаты, через толмача у них потребовали пропуск. Такового не оказалось, и французам пришлось повернуть назад.
Пятнадцатого числа второго месяца с наступлением темноты, когда пехотинцы были сняты с поста у Яматобаси и возвращены в казармы, прибежал некий горожанин и сообщил, что в порту разгуливают французские моряки. Корабль бросил якорь в заливе и часть его команды — человек двадцать — сошла на берег. Командиры привели отряды в боевую готовность и двинулись к месту происшествия.
Как выяснилось, ничего предосудительного моряки не совершали. Заходили, правда, весьма бесцеремонно, в синтоистские и буддийские храмы, заглядывали в жилища, заговаривали с девушками. Город не был открытым портом, и жители Сакаи не привыкли к иностранцам, поэтому, завидев на улице французов, они разбегались по домам и не казали на улицу носов.
*Город не был открытым портом... — Речь идет о Сакаи близ Осаки. В ту пору насчитывалось пять открытых для иностранных судов японских портов: Иокогама, Хакодате, Нагасаки, Ниигата, Хёго. Сакаи, таким образом, в их число не входил.*
Командиры отрядов хотели предупредить иностранцев, чтобы те возвращались к себе на корабль, но не нашли переводчика. Пытались объясниться на пальцах — ничего не получилось. Тогда они распорядились вести французов в
204
казармы. Схватили первого попавшегося и стали его вязать. Остальные французы бросились бежать к гавани. При этом один из них схватил оставленное кем-то у дверей ближайшего дома отрядное знамя. Вслед были посланы солдаты, но догнать шустрого длинноногого француза не удалось.
В те времена пехотным отрядам Тосы придавались пожарники. Вот и сейчас группа пожарников во главе со своим командиром Умэкити обходила дозором город. Умэкити хорошо знал цену знамени, так как сам ведал флагом своего дозора. К тому же он слыл превосходным бегуном. Когда вызывали на пожары в Эдо, он бежал вровень с хорошей лошадью, не отставая ни на шаг. Сейчас Умэкити ринулся вперед и настиг-таки матроса, захватившего знамя. При этом он привычным движением опустил на темечко матросу свой пожарный багор. Тот вскрикнул и повалился на землю. Умэкити отбил знамя.
Все произошло на глазах у французов, оказавшихся в шлюпке, и те немедленно открыли пальбу из пистолетов. Командиры отрядов, в свою очередь, тоже отдали приказ стрелять, и стосковавшиеся по делу солдаты пальнули по шлюпке из семидесяти с лишним стволов. Человек шесть упали замертво, кто-то, раненный, вывалился из шлюпки и пошел на дно. Остальные бросились в море — пытаясь укрыться от пуль под водой. Цепляясь за борта шлюпки, они спешили увести ее подальше от берега. В результате перестрелки тринадцать французов оказались убитыми, и среди них один младший офицер.
Тем временем подоспел Суги. Приказал прекратить стрельбу и возвращаться в казармы, командиров же вызвал в комендатуру. Он желал знать, почему без приказа начальства была открыта пальба.
Вечером поступило донесение: в гавань вошла французская лодка с несколькими матросами. На берег они не высаживались. Судя по всему, пришли за телами убитых.
Шестнадцатого числа на рассвете приказом иностранного управления клан Тоса был отстранен от обороны Сакаи.
205
Комендатура распорядилась дислоцировать солдат в осакской усадьбе-кураясики.
*Кураясики - торговые склады в период Токугава (1600-1868) имелись во всех крупных транспортных и торговых городах (Эдо, Осака, Цуруга, Оцу, Нагасаки). Удельные князья (даймё), вассалы сёгуна (хатамото), клановые чиновники и храмы через них продавали рис, который получали за свою службу. Подобных «кураясики» в Осаке в конце XVII в. насчитывалось девяносто. При каждом имелись постоялые дворы.*
По тракту Сумиёси отряды пехотинцев проследовали до Осаки и расположились в усадьбе торговца-поставщика княжества Тоса по адресу Миикэдори, шестой квартал. Был час Овна.
Икома Сэйдзи, посланный комендатурой Сакаи с докладом в иностранное управление, был выслушан небрежно. Там пожелали видеть самого Суги и одного из отрядных командиров. Когда Суги явился, ему вернули рапорт об инциденте в Сакаи, составленный Исикавой Исиноскэ из осакской усадьбы клана Тоса, и велели составить подробную реляцию заново. Бумагу, написанную Суги, скрепили подписями командиров обоих отрядов.
Предстояло дознание, на которое вызывались все участники инцидента. Прибыли представители бывшего главы клана Тоса — старейшина Фукао Канаэ и глава Государственного надзора Коминами Гороэмон. Они должны были участвовать в переговорах на французском судне «Venus», стоявшем в Осаке. Консул Леон Рош требовал от Управления иностранных дел компенсации за нанесенный ущерб.
Претензии консула рассматривались на экстренном Дворцовом совете при дворе. Совет постановил: во-первых — главе княжества Тоса лично явиться на «Venus» и принести извинения. Во-вторых — отрядных командиров и двадцать солдат, виновных в гибели французов, казнить. Приговор привести в исполнение в течение трех дней с момента поступления жалобы в Киото и на том самом месте, где произошел инцидент. И в-третьих — главе клана Тоса выплатить французам денежную компенсацию в размере ста пятидесяти тысяч долларов.
Прибывший с Фукао его помощник вызывал по очереди солдат шестого и восьмого отрядов — все семьдесят три человека — и каждого допрашивал: стрелял или не стрелял. Это было подлинным испытанием мужества солдат и наглядным выявлением людских слабостей.
Двадцать девять человек ответили, что стреляли.
206
«Не стрелял»,— ответили двадцать человек из шестого отряда и двадцать один человек из восьмого отряда, всего сорок один человек.
Девятнадцатого числа с наступлением темноты ответивших «не стрелял» перевезли в дом торговца на улице Миикэ в шестом квартале. Их обещали отправить на родину при первой же возможности. Иначе поступили с теми, кто ответил «стрелял». Им было приказано сдать оружие и патроны «на хранение». Шестой отряд поместили в прежнюю усадьбу Нагабори, восьмой — в усадьбу Ниси под надзор артиллерийского подразделения.
Двадцатого числа тех, кто не стрелял, переправили из усадьбы Нагабори на пароход. Дальнейший их путь пролегал через Маругамэ, затем по тракту Китаяма они прибыли к себе в Тосу. После дальней дороги им предоставили несколько дней отдыха. Жизнь постепенно должна была войти в привычную колею. К тем же, кто стрелял, приставили солдат-стрелков, оружие у них отобрали. Прошел слух, будто их собираются казнить. Люди задумались: не лучше ли погибнуть, предприняв нападение на французский корабль, чем ждать казни сложа руки? Дои Хатиноскэ из восьмого отряда урезонил их, назвав такой план безрассудством. Кто-то предложил заколоть друг друга мечами. Тут как раз пришли отбирать оружие.
— Если не умрем сейчас, потом такой возможности не будет.
Такэути Тамигоро из восьмого отряда заметил:
— Сделаем как приказано, — а сам написал пальцем на циновке: «Я спрятал два меча».
Оружие сдали.
Двадцать второго их собрал глава Государственного надзора Коминами и сообщил:
— Старый господин изъявил желание видеть шестой и восьмой отряды в полном составе, пожалуйте в большую залу.
Старый господин — это Яманоути Тоёсигэ, который уже удалился от дел, передав власть Тоёнори, нынешнему правителю Тосы.
207
Двадцать пять человек — все, за исключением двух отрядных командиров и двух их помощников, выстроились в большой зале. Вскоре появились чиновники во главе с Коминами, сели на подобающие каждому места. Раздвинулись обтянутые золотистой бумагой фусума, и в залу вошел Фукао. Присутствующие застыли в почтительном поклоне.
*Фусума — легкие, съемные перегородки внутри японского дома.*
— Старый господин, — сказал Фукао,— намеревался лично беседовать с вами, но ввиду недомогания поручил это мне. Из-за инцидента в Сакаи французы дошли до императорского двора и добились выдачи двадцати виновных. Старый господин глубоко огорчен и выражает надежду, что каждый из вас с готовностью пожертвует своей жизнью.
Произнеся эту краткую речь, Фукао удалился во внутренние покои.
Тогда выступил вперед Коминами и изложил распоряжение главы клана:
— Требуется двадцать человек, кто именно — не сказано. Пусть сейчас все пойдут в храм Инари и, помолясь, определят по жребию, кому жить, а кому умирать. Кто вытащит чистый билет, тому суждено жить, а кто — билет с начертанием высочайшей воли, тот будет казнен. Ступайте же к храму.
Двадцать пять человек покинули дворец и отправились в храм Инари. Коминами был уже там, он сидел в притворе под колокольцами, с билетами наготове. Справа от него расположился чиновник Государственного надзора, на приступках со списками стояли два помощника Фукао. Прибывшие из Киото артиллеристы и пехотинцы построились шагах в десяти.
По знаку Коминами один из помощников Фукао развернул список и стал выкликать по порядку всех двадцать пять человек, каждый из которых, подойдя к нему, тащил жребий и, узнав о своей участи, передавал его второму помощнику, который делал соответствующую отметку в своем списке. Находившиеся в храме люди поначалу не понимали, что происходит. Когда же суть жеребьевки стала ясна, заволновались, на глазах у некоторых появились слезы.
208
Билеты со знаком высочайшей воли достались десятерым из шестого отряда и шестерым — из восьмого. К ним прибавили двух отрядных командиров — Миноуру и Нисимуру и двух старших солдат — Икэгами и Оиси.
Чистые билеты вытащили в шестом отряде пятеро и четверо — в восьмом. По окончании жеребьевки все снова пошли во дворец. Вытянувшие чистые билеты составили коллективное прошение:
«Жребий разделил нас на две группы, одним выпала жизнь, другим — смерть. Однако помыслы наши с начала и до конца были едины, поэтому просим и нам определить участь, равную с теми, кому выпала смерть».
Прошение было отклонено на том основании, что требовалось определенное число людей.
Всех отмеченных жребием доставили в главную усадьбу. Вытащившие чистые билеты были исключены из отрядных списков и переданы в распоряжение общевойскового командования княжества Тоса. Их расквартировали отдельно. А через несколько дней пришел приказ переправить всех на тюремном судне в родные места. Каждый был препровожден в свою провинцию, передан на поруки родственникам и должен был ждать дальнейших указаний.
Доставленные же в главную усадьбу писали вечером прощальные письма родителям, братьям — кто у кого был; каждый вложил в завещание свою отрезанную косичку-мотодори.
*Прическа «мотодори» — со лба волосы выбривались, а на затылке заплетались в короткую косичку — символизировала принадлежность к самурайскому сословию.*
Охранявшие усадьбу воины пятого отряда принесли сакэ и устроили прощальный пир, в котором участвовали все — и командиры и рядовые солдаты. Шестнадцать человек, обреченных на казнь, изрядно захмелели. Дои Хатиноскэ из восьмого отряда пить не стал, а когда воцарился всеобщий храп, он не выдержал.
— Слушайте, вы! Завтра нас ждет смерть! — Он вцепился в плечо Сугимото из шестого отряда, растолкал его. — Послу-
209
шай, им сейчас ничего не втолкуешь, но ты-то, надеюсь, поймешь? Ради чего нам завтра умирать?
Сугимото наконец уразумел, в чем дело:
— Ладно, давай всех будить.
Люди очнулись и стали слушать. Смерти никто не боялся, с мыслью о ней смирились в тот день, когда стали солдатами и покинули родные края. Но за что, в самом деле, позорная смерть? Порешили добиваться разрешения на харакири.
Шестнадцать человек облачились в хакама и хаори и отправились в самурайский приказ.
— У нас неотложное дело, — заявили они дежурному служащему, — просим аудиенции у главы Городского магистрата.
Дежурный исчез во внутренних покоях и через некоторое время вернулся с ответом:
— Ваша просьба резонна, но не может быть удовлетворена. Каждому определено свое. Являться среди ночи и требовать аудиенции не подобает.
— Что значит «каждому свое»? — возмутились шестнадцать человек. — Мы те, кто завтра отдаст жизнь за отечество! Если не можете помочь нам, уйдите с дороги, мы пройдем сами. — И, не снимая обуви, двинулись по циновкам во внутренние покои.
*...не снимая обуви... — В Японии принято оставлять обувь у входа в дом.*
— Пожалуйста, подождите минуточку. Начальство вас примет, — взмолился дежурный.
Фусума раздвинулись, и тотчас же появились Коминами, Хаяси и еще несколько человек.
Такэути выступил вперед:
— Мы те, кто, повинуясь высочайшей воле, прощается с жизнью. В Сакаи мы выполняли приказ отрядных командиров и вины за собой не чувствуем. Трудно смириться с приговором к смертной казни. Но, если иного выхода нет, мы хотели бы услышать, за что подвергаемся такому наказанию.
Коминами нахмурился, был явно недоволен, но перебивать говорившего не стал, а когда тот умолк, обвел всех суровым взглядом:
210
— Хватит! Считаете себя безвинно пострадавшими? Командиры отдавали глупые приказы, вы совершали глупые поступки!
Такэути не сдавался:
— Трудно поверить, что это говорит глава Государственного надзора. Солдаты обязаны повиноваться приказу командира — глупого или умного для них не существует. Была команда «Огонь!» — мы и стреляли. Если каждый станет рассуждать, разумный или неразумный приказ, как же можно будет воевать!
За спиной Такэути поднялся ропот:
— По нашему твердому убеждению, в Сакаи мы не преступление совершили, а проявили доблесть. Если вы считаете иначе, то объясните — в чем наша вина.
Коминами несколько смягчился.
— Тогда ждите, мы посовещаемся и вынесем решение, — с этими словами он удалился во внутренние покои.
Люди напряженно смотрели на дверь и ждали. Наконец он появился и торжественно изрек:
— Инцидент вызвал серьезные осложнения в верхах. Самому правителю, невзирая на недомогание, пришлось срочно явиться с извинениями на французский корабль, стоящий в Осаке. Он не успел даже привести себя в порядок. Только за одно это унижение господина вассалам следует умереть. Окончательное решение таково: инцидент в Сакаи осложнил отношения с иностранными государствами. Согласно международному праву, мы обязаны принять меры. Завтра же в Сакаи вы совершите харакири. Исполните сей долг с благодарностью, все мы принадлежим родине. Продемонстрируйте высоким должностным лицам и иностранным послам дух императорских воинов.
Говоря о правителе, Коминами имел в виду тогдашнего правителя Тосы, Тоёнори.
Все шестнадцать воинов восприняли сообщение Коминами с удовлетворением. И опять выступил вперед Такэути:
211
— Милостивый приказ принимаем с благодарностью. Позволим себе лишь высказать просьбу. Видимо, ее следовало бы передать в установленном порядке, но, пользуясь присутствием высоких лиц, мы осмелимся изложить ее прямо здесь. Как явствует из возвещенного приказа, наши сокровенные помыслы были милостиво приняты во внимание. И поскольку мы удостоены обращения, подобающего воинам, просим предоставить нам право последнего слова.
Коминами задумался.
— Коль скоро разрешено харакири, возможно, и эта просьба резонна. Подождите ответа. — И снова удалился.
Через некоторое время появился его помощник и объявил:
— Решением совета вам предоставляется воинский статут. Всем положено по паре шелкового обмундирования... — И он вручил им соответствующий письменный приказ.
Воины отправились навестить в последний раз своих командиров и старших солдат. Те спали после угощения, устроенного охраной. Но тотчас поднялись и оказали им подобающий прием. До этой минуты обреченные на смерть воины были как бы отделены от командиров невидимой стеной. Теперь же, после аудиенции главы Государственного надзора, разрешения на харакири и признания их самурайского достоинства, они как бы уравнялись в правах.