– Мой сын Гонсало гемофилик!
Доктор Михаэлис опустил стетоскоп. Спросил растерянно:
– Господи, почему же вы не сказали мне об этом сразу? Почему сразу не отвезли его в больницу?.. – И потом: – Каким местом принц ударился о приборную доску?
Беатриса молча показала на грудь Гонсало и на область желудка. Врач положил на нее руку.
– В области селезенки прощупывается большая опухоль, она все еще растет. Нет сомнения… – Он наклонился ниже над Гонсало и надавил руками на живот ниже ребер. – У него внутреннее кровотечение…
В этот момент у отца сдали нервы.
– Переливания крови его часто спасали, – произнес он. – Ведь нужен донор. Я предоставлю в ваше распоряжение все средства, деньги, автомобили…
Доктор Михаэлис посмотрел на отца снизу вверх невыспавшимися глазами.
– Ваше величество, – с трудом сказал он и покачал старой головой, – здесь не помогут ни автомобили, ни деньги…
– Помогут переливания крови. У нас довольно часто это случалось… Вы хотите умыть руки… Я не для этого велел вас позвать…
Врач опустил голову и посмотрел на молодое, почти девичье, белое лицо Гонсало…
– Можете позвать сколько хотите врачей, ваше величество, – сказал он жестко, – кровотечение слишком обширное… Здесь переливание уже не поможет. И для отчаянной попытки операции слишком поздно…
Доктор спросил:
– Он католик?.. – И поправился: – Ах да, конечно… Священник живет по дороге к кладбищу, налево, – продолжил он. – Но боюсь, что ему придется очень поторопиться…
Граф Хевенхюллер поспешил вниз по лестнице. Он знал, что у местного священника нет телефона и что его нужно поднять с постели. Дом священника стоял в полной темноте и тишине. Ни в одном окне не было света. Хевенхюллер позвонил. Ничто не отозвалось. Наконец он услышал, что открывается ставень. Было почти двенадцать часов ночи. Со второго этажа раздался хриплый женский голос:
– Кто там?
– Мне нужно поговорить со священником… – крикнул Хевенхюллер. – Умирающему нужен священник…
Окно наверху закрылось. Но ожидание еще не закончилось. Прошло немало времени, прежде чем открылась дверь.
Священник стоял одетый и недоверчиво рассматривал фигуру и лицо Хевенхюллера. Хевенхюллер не знал, что очень часто по ночам молодые фанатики, настроенные против церкви, дурачили священника и вызывали его к людям, которые не были при смерти.
– Прошу вас. – Хевенхюллер протянул руки. – Испанский принц Гонсало лежит при смерти. Принц болен гемофилией. Он находится на вилле Борн…
Священник сходил в церковь, чтобы взять все, что необходимо для соборования. Потом он пошел рядом с Хевенхюллером в ночной темноте. Хевенхюллер торопился так, что священник едва поспевал за ним. Где-то пробило четверть первого, когда они подошли к комнате Гонсало. Хевенхюллер быстро открыл дверь. Его первый взгляд упал на моего отца, который, съежившись, плакал, закрыв лицо узкими, бледными руками…
Они пришли слишком поздно. Мой брат Гонсало был мертв.
5
Звон разбитого стакана был не очень громким. Дрожащая рука Альфонса, протянутая за наполовину наполненным стаканом к откидному столику на приборной доске, прошла мимо стакана и столкнула его. Он упал между колен Альфонса на металлический пол старого автомобиля, покрытый рваным ковриком…
Стакан разбился.
Виски, которое еще оставалось в нем, брызнуло на белые ботинки Альфонса… Некоторые осколки разлетелись по полу, некоторые упали на ботинки Альфонса, другие пристали к его носкам, и за последними словами, которые сказал Альфонс: «Мой брат Гонсало был мертв…», наступило испуганное молчание.
Милдред была резко вырвана из сказочного испано-австрийского мира – сначала она погружалась в него неохотно, но позднее испытывала все нарастающее любопытство и расчувствовалась. Она снова услышала вокруг музыку и хихиканье в соседних машинах. Она снова видела в полутьме фигуры девушек-официантов. Она снова была в «МакАвто», во Флориде, на дороге из Майами на Ки Ларго. И рядом с ней сидел Альфонс, откинувшийся назад, неподвижный, словно оцепеневший. Она услышала, как он сказал:
– Я знал это… я знал это…
– Что ты знал? – спросила она.
– Включи свет… – Его голос настолько изменился, что к Милдред снова вернулись скованность и страх, которые притупила длинная исповедь Альфонса. Она снова видела перед собой все, что произошло час, или два, или три назад, – сначала клуб в Майами, бар, его лихорадочные просьбы не оставлять его в этот вечер в одиночестве, потом его комната, его страх перед смертью, ее собственный страх, ее напрасная попытка бегства, затем поездка сюда, где она не была с ним наедине, и, наконец, долгая, ничем не прерываемая исповедь.
– Включи свет… – повторил он голосом, в котором звучал глубокий страх перед любым движением.
– Сейчас, – сказала она. Лампочка под приборной доской загорелась. Она осветила пол машины.
Милдред увидела разбитый стакан, осколки между его ногами, на его ботинках и носках… Теперь она поняла, почему он не двигался. Его сковали предчувствия и страх пораниться.
Она наклонилась над его коленом, готовая увидеть кровь. Но ни один осколок не коснулся его кожи.
– Ничего нет, – сказала она. – Ничего не случилось…
Он произнес, не двигаясь:
– Убери осколки. Пожалуйста, убери осколки…
Она сделала это со всей осторожностью, на какую только была способна, и выбросила осколки из машины. Закончив, она выпрямилась, волосы упали на лоб, лицо покраснело от неожиданно вспыхнувшего гнева.
– Ну, все, – сказала она. – Теперь ты доволен?.. Ничего не произошло. Ни единой царапины. Ты зря сводишь себя с ума этими глупостями. Если бы с тобой должно было что-то случиться, то это случилось бы сейчас… Но ничего нет. Ты не в себе…
Однако вспышка досады и грубости не подействовала на него. Он сказал:
– Это был знак. Мне грозит беда. Я должен вернуться в отель… Я знал это с самого начала. Надо было остаться дома, и ты должна была остаться со мной.
И вдруг неожиданно он сказал:
– Пусти меня за руль. Я еду назад…
Она видела, как сильно дрожат его руки.
– Ты дрожишь, – сказала она. – Ты же не можешь вести машину…
Она подумала, не выйти ли из машины. Милдред была уверена, что найдется не одна дюжина мужчин, готовых подвезти ее до Maйами. Но она чувствовала себя каким-то образом связанной с ним.
– Разве ты не видишь, как ты дрожишь… – произнесла она. – Если ты поведешь, ты наверняка получишь именно то, чего боишься. С тобой будет то же, что и с твоим братом.
– Хорошо, ты права, – сказал он. – Езжай, езжай ты. Но езжай сейчас же. Езжай…
Она включила зажигание. Мотор завелся. Но, включив первую передачу и прикоснувшись к рулю, она заметила, что сама дрожит. Она почувствовала, что вспотела всем телом. Ей казалось, будто пот течет даже по векам и не дает раскрыть ресницы, и потому она не может отчетливо видеть.
Милдред медленно свернула на дорогу к Maйами. Она почувствовала себя увереннее только после того, как встречный ветер охладил ее вспотевшее лицо и плечи. Но она не решалась снять руку с руля и стереть влажную пелену, стоявшую у нее перед глазами.
6
В начале третьего ночи на обратном пути с вечеринки доктор Кадерно уже проехал половину бульвара Бискейн, когда вдруг сильно нажал на тормоз.
– Простите, – сказал он своей спутнице, – но тут машина наехала на телефонный столб…
Он взялся за ручку двери, чтобы выйти. В этот момент его спутница положила свою смуглую ладонь на его руку.
– Но ведь это та машина, которая отъехала перед нами, когда мы два часа назад…
Однако Кадерно, несмотря на свой вес, уже выпрыгнул из машины и бежал к потерпевшему аварию седану. Его спутница спешила за ним, как только могла. По-видимому, авария произошла только что: у машины стояло всего несколько прохожих, и один побежал вызывать полицию…
Кадерно растолкал людей и взглянул через стекло на место рядом с водителем.
– О боже… – сказал он.
Альфонс склонился в сторону, хотя Милдред руками, испачканными кровью, пыталась выпрямить его и отстранить от ветрового стекла, в которое он ударился лицом. Кровь текла с его лба в несколько ручьев и капала на костюм и на руки, которые он, очевидно, вытянул вперед, пытаясь защититься. Они тоже попали в разбившееся ветровое стекло.
– Принц Альфонс… – крикнул Кадерно. – Граф Ковадонга…
Он поспешил к другой стороне автомобиля и открыл дверь. В этот момент он увидел, что Альфонс открыл глаза и неподвижно смотрел на него. Его губы с трудом выговорили несколько слов.
– Доктор… – прошептал он, – я это знал… Я это знал…
Затем его голова откинулась назад. Кадерно в первый раз осознанно посмотрел на Милдред.
– Как это случилось? – прокричал он. – Разве вы не знали, что с ним нужно было ехать с двойной осторожностью…
Но она только смотрела на него и не произносила ни слова.
Но она только смотрела на него и не произносила ни слова.
– Говорите же! – требовал он.
Но она продолжала молчать. Ужас словно парализовал ее язык… Потом она наклонилась вперед и зашлась в судорожных рыданиях.
Кадерно попытался сжать шейные артерии Альфонса, чтобы хотя бы приостановить кровотечение на лице. Потом он заметил, что его спутница стоит позади него. Он сказал:
– Скорее достаньте мою сумку из машины.
Она механически повторила:
– Это ведь…
– Да, да, – сказал он с досадой, – это Альфонс, бывший кронпринц Испании, гемофилик. Бегите скорей и достаньте мою сумку.
Когда она убежала, Кадерно услышал сирены полиции и скорой помощи. Через несколько секунд первые полицейские стояли рядом с ним и смотрели на него как на убийцу, который душил истекающую кровью жертву.
– Мое имя – доктор Кадерно, – сказал он, – я врач и случайно проезжал мимо. А это граф Ковадонга, бывший кронпринц Испании. Он неоднократно лечился у меня. Граф гемофилик – он умрет от потери крови, если вы потратите хотя бы секунду на ненужные расспросы.
Он показал на Милдред.
– Займитесь вон той девушкой. Она все знает. Принца нужно доставить в ближайшую больницу. Ему необходимо сделать переливание крови. Я останусь с ним. Быстрее…
Он кричал, как будто перед ним стояли не полицейские, а его ассистенты:
– Вы не слышите? Быстрее, черт побери…
Наконец полицейские и приехавшие врачи поняли, в чем дело. Кадерно не снимал рук с артерий Альфонса, когда его вынимали из машины. Когда один из несущих взял его за ноги, он громко и болезненно застонал. Кадерно посмотрел на правую ногу. Он увидел вздутие, которое натянуло легкую ткань брюк, и догадался, что там: перелом и внутреннее кровоизлияние, которое быстро распространяется…
7
За окнами больницы «Герленд» в Майами брезжило утро 8 сентября 1938 года. Кадерно и врач больницы с изможденными лицами стояли в ногах белой кровати, на которой с закрытыми глазами лежал Альфонс. Справа от него сидел уже четвертый донор за эту ночь. Из его руки кровь медленно, капля за каплей перетекала в вену Альфонса.
В дверь тихо проскользнула сестра.
– Доктор Кадерно, – прошептала она, – там полицейский, который хотел бы переговорить с вами, и еще некий господин Флеминг. Сказал, что он секретарь принца…
Кадерно устало кивнул.
– Я иду, – сказал он.
– Вы теперешний секретарь принца? – выйдя, спросил он.
– Да, – ответил незнакомец, который стоял рядом с полицейским. – Меня зовут Джек Флеминг. Вы просили меня прийти…
– Да, – сказал Кадерно. – Вероятно, у вас есть возможность сообщить его матери, отцу, сестрам и братьям…
Флеминг побледнел.
– Это так серьезно? – спросил он.
– Серьезнее, чем обычно, – сказал Кадерно устало. – Серьезнее быть не может. Вы знаете, где сейчас его мать?
– Ее величество королева находятся в замке Кэрисбрук на острове Уайт. Ее величество гостят у своей матери, принцессы Великобритании Беатрисы…
– Так телеграфируйте ей…
– Конечно. Но что именно?
– Телеграфируйте, что для спасения жизни принца делается все, что в силах человека. Но надежды нет… Если королева хочет еще раз увидеть своего старшего сына… Ну, дальше вы знаете сами. А где находится отец?
– Его величество король Альфонс XIII живут в Риме.
– У него были сложные отношения с принцем…
– Ну, в данной ситуации… – Флеминг не стал продолжать. – Я телеграфирую в Рим. Но – я хотел бы еще раз удостовериться – вы сказали, что надежды нет?..
Кадерно опустил свою большую голову.
– Я могу сказать только то, что не выходит за пределы медицинских знаний, – отвечал он. – Но я знаю принца. Думаю, что я знаю, когда для него есть надежда и когда нет. Если королева полетит на самолете – она еще сможет увидеть его живым. На большее у меня надежды нет…
Он повернулся к полицейскому.
– Вы все слышали, – сказал он.
– Да, – ответил полицейский. – Пожалуй, нет необходимости расспрашивать принца. Что нужно было сказать, сказала девушка. Впрочем, как принц оказался с ней…
– Принцы – тоже люди, – сказал Кадерно. – Я думаю, не нам судить о том, что делает человек, всегда живущий в ожидании смерти и желающий еще немного насладиться жизнью. Не так ли?
Полицейский опустил глаза.
– Я имел в виду лишь вот что, – сказал он смущенно, – мы думали сначала, что девушку надо отправить в сумасшедший дом. Так она себя вела… Лишь постепенно она успокоилась и описала аварию. По-видимому, она не виновата. Выяснилось, что справа ехал грузовик. Девушка попыталась уклониться. И при этом отказало управление. Мы обследовали машину. Так и есть. Машина довольно старая. Принц должен был бы ездить на чем-то получше… Девушка теперь дома, – продолжал он, – и не выходит из квартиры. Или она его любила, или было еще что-то, что не дает ей покоя. Но ведь это нас не касается…
– Да, – сказал Кадерно, – это полицию не касается. Благодарю, что пришли…
Альфонс, граф Ковадонга, бывший кронпринц Испании, принц Бурбон и Баттенберг, умер в полдень 8 сентября 1938 года, не увидев перед смертью ни мать, ни отца.
Часть II ВАЛЬДЕМАР
Профессор Хьюперт Гранд, Нью-Йорк:
«До сих пор остается малоизвестным тот факт, что гемофилия, пришедшая из Англии, проникла и в немецкие княжеские семьи.
Если бы в области наследования болезней можно было говорить о сортировочных станциях, то в прошлом столетии такой сортировочной станцией была династия герцогов Гессен-Дармштадских. Отсюда гемофилическое наследство, полученное из Англии, отправилось Гогенцоллернам в Киль и русским царям в Санкт-Петербург».
1
– Сдать кровь? – спросил санитар. – Господин капитан, вы сказали – сдать кровь?
Перед санитаром стоял капитан медицинской службы с лицом, бледным от бессонной ночи. Его звали Гертрих. Это происходило во второй половине дня 29 апреля 1945 года в коридоре лазарета в городе Тутцинг у озера Штарнбергер в Верхней Баварии. Американцы и немцы перестреливались где-то неподалеку. С немецкой армией было покончено. И капитан медицинской службы больше не мог приказывать. Капитан просил – просил помочь старому человеку.
– Господин капитан, – сказал санитар, – знаете, я уже немало крови отдал. Я придержу пока ту кровь, что еще осталась при мне. Приказать-то вы мне не можете хотя бы потому, что речь идет о гражданском. Простите, господин капитан, но я больше не хочу.
Гертрих молча повернулся и пошел по коридору. Он открыл одну из дверей и посмотрел в спину другого санитара, который стоял у шкафа с медикаментами.
– Мильтенбергер, – сказал он, – вы мне нужны.
– Зачем? – спросил Мильтенбергер, медленно оборачиваясь. В его движении уже было заметно сопротивление. Значит, он тоже больше не хочет. Американцы всего в двух километрах. Конец близок. Что тут потребуешь? Война закончилась. Но все-таки – чем виноват умирающий старик?..
– Мне нужен донор вашей группы крови, – сказал Гертрих, – умирает один гражданский. Господин майор хочет, чтобы ему оказали помощь.
– Гражданскому?! – спросил Мильтенбергер.
– Одному старому принцу, который бежал сюда из Силезии, – ответил Гертрих. – Принцу Пруссии. Я с ним не знаком и не знаю, как его зовут. Он лежит на вилле Трутц, у него, по-видимому, тяжелые внутренние травмы, и ему нужна кровь. Я не могу вам приказывать в этом случае, но…
– Господин капитан, – сказал Мильтенбергер, – я видел несколько сотен наших ребят, которые истекали кровью, – кто быстрее, кто медленнее. Тут речи быть не может о каком-то старом принце. Простите, господин капитан, об этом нечего и говорить… – Он не глядел на Гертриха.
– Очень жаль, – голос Гертриха звучал устало. – Если бы у меня была кровь нужной группы, я сделал бы это сам. Но у меня, к сожалению, другая…
Он вытер рукавом пот со лба и пошел дальше. У лестницы он остановил ефрейтора Бранда. Бранд тоже был из старых знакомых, которых Гертрих знал по меньшей мере год, – он помнил группу крови каждого из них.
– Бранд, – сказал он, – идемте, пожалуйста. Надо помочь одному гражданскому. Ему срочно нужна кровь
– Моей группы, господин капитан? – спросил Бранд в нерешительности.
– Да, иначе я и не стал бы вас просить!
– Кому?
– Одному старому человеку, беженцу с востока, прусскому принцу…
– Тогда нет, – сказал Бранд. – Для какого-нибудь бедняги я бы еще согласился. Но господа хорошо перенесли войну. Пускай поразмыслят, как им быть дальше…
– Вы подумали, что вы сказали, Бранд?
– Господин капитан, мне не надо ничего думать, времена прошли…
«Доктор Тисс, – вспомнил Гертрих, – доктор Тисс – последний шанс». Он стал подниматься по лестнице и обогнал бледную сестру.
– Где доктор Тисс? – спросил он.
Медсестра не знала. Гертрих пошел быстрее. Другая сестра шла ему навстречу.