— Почему нельзя? — возразил Дан. — Уж тебе-то грех жаловаться. У тебя все время появляются новые друзья.
— Но не такие, как Поэт. И не такие, как ты. И не такие, как Мит. Да и прочие…
Дан задумчиво смотрел на него, ему вспомнился тот миг, о котором только что говорил Маран, миг, когда машина с высунувшимся темным дулом пронеслась мимо, треск очереди, и у него оборвалось сердце, он ведь знал, что стреляли в Марана, и теперь даже не мог определить, чего было больше в его тогдашних ощущениях, ужаса видеть залитое кровью хрупкое женское тело или облегчения от того, что Маран, застывший у решетки, на ногах, а значит, уцелел… Ну а если б этого не случилось? Если б покушения не было, или убийцы промахнулись? Лана осталась бы жива, и это изменило бы все. Или нет?
— Маран, — сказал он, пытливо глядя на того, — а если б Лана не погибла? Что ты делал бы? Ты ведь мог не встретить Наи… То есть, наверное, встретил бы, но тогда… Она уже не стала б твоей…
— Что ты говоришь, Дан? — сказал Маран серьезно. — Как могла не стать моей женщина, которую Создатель вылепил из того же куска глины, что меня? Это исключено.
— Но…
— Не забивай себе голову исследованием параллельных пространств. Сейчас меня куда больше беспокоит, почему Мит не подает голоса.
Он встал и принялся расхаживать по комнате, что с ним случалось нечасто, обычно он старался скрыть волнение. То есть не старался, а скрывал.
Мит вышел на связь минут через пятнадцать, Маран остановился, поднял руку, призывая к тишине, сказал:
— Хорошо, жди в условленном месте, — и взял со стола пульт.
— По какому каналу у нас ловится местное радио? — спросил он Олбрайта.
— Двенадцатому, — ответил тот, выпрямляясь в своем кресле.
Радио забубнило, Маран остановился у закрытого окна и, как когда-то, присел на подоконник. Дан напряженно вслушивался в голос диктора, монотонно проговаривавший какую-то чушь насчет сева и погоды. Наконец тот сделал паузу, потом сказал:
— Мы только что получили важное сообщение из Крепости. Как стало известно, несколько дней назад в Бакне был похищен посол Земли Ричард Олбрайт. Внутренней Охране удалось раскрыть это преступление и обнаружить организаторов похищения. Выяснилось, что за спинами непосредственных исполнителей прятался член Правления Весу Верный. Похищение посла было частью задуманной им интриги, имевшей конечной целью захват власти. Сегодня на экстренном заседании Правления на основании неопровержимых доказательств, приведенных Начальником Внутренней Охраны Пестой, он был исключен из состава Правления и взят под стражу. Посол на свободе.
Маран коротко рассмеялся.
— Все, — сказал он. — Кончено. Песта надел себе веревку на шею. Осталось выбить табурет из-под его ног.
Олбрайт встал.
— Ты был прав, — признал он. — Давай действуй, как договорились. Я могу тебе помочь еще чем-то?
— Можешь, — сказал Маран. — Обеспечь охрану посольства. Я оставляю у тебя двух самых дорогих мне людей.
— Ну уж и самых, — проворчал Поэт.
— Двух из трех самых дорогих. Тебя устраивает это уточнение?.. Ладно, я пошел.
— Удачи тебе, — сказал Олбрайт, пожимая ему руку.
— Маран, — сказал Поэт дрогнувшим голосом. — Ради Создателя! Береги себя.
— Постараюсь, — ответил тот и добавил: — Но ты, надеюсь, не забыл своего обещания довести дело до конца, если что?
— Не забыл. Я свое слово сдержу. Но… Как ты выражаешься, если что… Пусть даже Бакния станет выглядеть, как после возвращения на Торену Создателя, мне это не доставит никакой радости. Я… Я больше не смогу спеть ни одной песни, так и знай.
— Серьезная угроза, — сказал Маран без улыбки. — Не бойся за меня. Все будет в порядке. — Он быстро обнял подавленного Поэта, потом ничего не понимающего Дана, скомандовал: — Санта, за мной! — и вышел.
— Куда это он? — спросил Дан, когда дверь закрылась.
Поэт посмотрел на него несчастным взглядом.
— В Крепость, — ответил он глухо.
— Куда?! После вчерашнего?! Да вы что, с ума сошли?! Зачем?!
— Помнишь осенние события, Дан? Когда он вышел на трибуну.
— Ну?
— Сегодня ставка не меньше.
— Что он собирается делать? — спросил Дан тихо.
— Встретиться с Лайвой. Открыть тому игру Песты.
— Но ведь после того, что произошло ночью, Песта понимает, что мы раскололи Корсу и все знаем. Что встреча Марана с Лайвой — его конец. Он не допустит, чтобы Маран дошел до Лайвы.
— Если успеет. У Марана неплохие шансы. Он сядет на флайере в Крепости прямо перед Центральным зданием, сразу войдет и потребует, чтобы его немедленно соединили с Лайвой. А тому сошлется на Дика. Лайва не откажет в встрече, ведь дело касается его жизни, а не чьей-то. И Марану останется только…
— Только подняться на три этажа в здании, битком набитом офицерами Внутренней Охраны, каждый из которых может разрядить в него свой пистолет, — прервал его Дан.
— Не каждый. Не все же там люди Песты. Охрана Лайвы в него, разумеется, стрелять не станет. Да и люди Песты не отважатся на такое без приказа. А чтоб отдать приказ, Песта должен узнать о встрече, он и узнает, естественно, но времени у него, скорее всего, не хватит.
— А может и хватить? — спросил Дан.
Поэт не ответил, но в его глазах была такая мучительная тревога, что Дан замолчал.
— Не нервничай, Дан, — сказал Олбрайт бодро. — Дойдет. Его прикрывают Мит и Навер со станнерами. Послушайте, уже прошло пять минут. Пойдем ко мне в кабинет, передача будет на мою аппаратуру.
— Какая передача?
— У него техника. Ваша, Разведки. Он обещал включить камеру, когда дойдет до Лайвы.
— Почему, когда дойдет? — спросил Дан, но тут же понял. Маран не хотел, чтобы они видели это «если что».
— Пять минут, чтобы долететь до Крепости, три, чтобы прихватить по дороге Мита с Навером, две, чтобы связаться с Лайвой по телефону, и еще пять, чтобы подняться в его хоромы, — считал Поэт на ходу. — Итого пятнадцать.
— Мало, — возразил Олбрайт.
— Маран — человек быстрый. Хорошо, накинем еще три. От силы пять. Это уже предел. Он должен выйти на связь через пятнадцать-двадцать минут, не больше.
Олбрайт открыл дверь и пропустил их в кабинет. Поэт сел и положил перед собой хронометр. Посол перед тем, как занять свое кресло за письменным столом, сказал помощнику, возившемуся в смежной комнате с пластиковыми коробочками и футлярами, видимо, архивом:
— Адриано, свяжитесь с Полем, пусть он активирует оборону посольства и неотлучно находится у пульта.
Дан устроился напротив темного экрана и уставился на висевшие над ним большие настенные часы. Часы были двойные, один циферблат земной, другой бакнианский, с секундной стрелкой. Он смотрел на бакнианский, невольно вспоминая ожидание того тревожного дня, когда им сообщили с орбитальной станции про ядерный взрыв, и Маран дал всем пять минут на размышление. Тогда ему казалось, что стрелка бежит, как сумасшедшая, теперь было ощущение, что она примерзает к каждому делению.
— Десять, — сказал Поэт, не отрывавшийся от своего хронометра.
Невыносимо. Дан отвел взгляд от часов и попробовал думать о чем-либо постороннем, но не смог. Тогда он стал представлять себе, как флайер вплывает в Крепость, опускается перед Центральным зданием… А если начнут стрелять прямо там, во дворе?.. Нет, Маран сядет резко, чтобы ошеломить, и дверь в дверь, потом войдет… Дан вспомнил первый этаж Центрального здания, он был там однажды, давным-давно, большой холл, полный охранников, вооруженных охранников… как он заставит их соединить себя с Лайвой, угрожать оружием такой массе людей бесполезно, это ведь не визор-центр… Нет, невозможно!.. Но допустим, заставит. А если Лайва попросит его полчасика подождать, и за этот время Песте донесут, что он в Крепости? Собственно, получаса и не надо, хватит десяти минут. Или Песта именно в этот момент окажется у Лайвы, он ведь нередко у него бывает?
— Пятнадцать, — сказал Поэт.
Дан смешался. Забыв обо всем прочем, он снова уставился на часы. Шестнадцать… Семнадцать… Теперь стрелка помчалась галопом. Восемнадцать… Девятнадцать… О боже, только не это! Только не это!.. Двадцать… Двадцать один… Двадцать два… Двадцать три… Поэт закрыл лицо руками… Двадцать четыре… Двадцать пять! Не может этого быть, хотел уже закричать Дан, и тут раздался спокойный голос Марана.
— Вели всем выйти, — сказал он. — Я хочу поговорить с тобой один на один.
И сразу появилась картинка. Дан с трудом оторвался от часов и перевел взгляд на экран, на котором было видно почти все помещение, огромная голая комната, бывший кабинет Изия, где Лайва после своего прихода к власти повесил его портрет… нет, портрета Изия не было, только Рон Лев… снял, что ли? Ну да, Поэт же говорил, что он сдал Изия… У стены стояли в ряд вооруженные офицеры, личная охрана Лайвы. А в кресле за большим, топорного вида рабочим столом сидел он сам. Он был один — не считая охрану, конечно. Ни Песты, ни кого-либо другого из членов Правления. Стол и Лайва за ним выплыли в крупный план — Маран подошел поближе. Его самого, к сожалению, видно не было, только голос.
— Не трусь, — сказал он. — Я безоружен.
— Ты молод и силен, — возразил Лайва, — тебе не нужно оружия, чтобы справиться с больным стариком.
Он действительно выглядел стариком, хотя ему не могло быть больше шестидесяти. Землистое лицо, мешки под глазами, синеватые губы…
— Верно, — ответил Маран. — Но я пришел не убить тебя, а спасти.
— Даже если убить, — сказал тот медленно, — это уже ничего не меняет. Месяцем раньше, месяцем позже…
— Хитрец, — заметил Поэт, — сразу пытается сбить цену. — Он уже успокоился и говорил даже насмешливо.
Маран молчал, и Лайва с трудом повернулся в кресле.
— Выходите, — приказал он. — Оставьте нас.
Охранники направились к выходу, а Маран, сделав, по-видимому, еще пару шагов, сел напротив Лайвы.
— Ты сказал, что пришел от земного посла?
— Да. Земля готова тебе помочь. Завтра утром туда летит астролет. Ты можешь отправиться на нем. Прямо в клинику, где лечат подобные болезни.
— И вылечивают?
— Да. Ты получишь жизнь и здоровье. Но… Не бесплатно.
— Посол не ставил мне условий, — заметил Лайва.
— Верно. Но это было до того, как его похитили.
— Это сделал не я.
— Знаю. Но спас его я. Он у меня в долгу. И заплатит тем, что отойдет в сторону и не помешает взять выкуп с тебя.
— Какой? — спросил Лайва.
— Сначала посмотри эту запись.
Маран положил на стол карманный плейер и включил его. Изображения видно не было, так как прибор лежал экраном к Лайве, но голос Корсы доносился вполне отчетливо. Лайва просмотрел запись, не шелохнувшись, потом поднял глаза на Марана.
— Это подлинная запись?
— А ты как думаешь?
Лайва помолчал.
— Зачем это ему понадобилось? — спросил он.
— Песте? Неужели такому знатоку интриг нужны мои объяснения, — сказал Маран. — Он хотел лишить тебя помощи земных врачей, чтобы…
— Чтобы получить возможность занять мое место, — закончил тот. — Я это подозревал. Но сегодня ему удалось направить мои подозрения в иное русло. Однако он просчитался. — Лайва едко усмехнулся. — Я еще не назвал его своим преемником… Итак? Я слушаю.
— Еще один вопрос. Как ты намереваешься поступить с Пестой?
— Снять его с должности и выкинуть тем самым из Правления. Для начала. Если у тебя нет других предложений.
— Нет, — сказал Маран.
— Я жду, — сказал Лайва, глядя прямо на Марана. — Твои условия?
— Ты уходишь в отставку. После лечения пенсия и тихая старость. Я думаю, это лучше, чем смерть на троне через месяц.
— И все?
— Нет. Ты немедленно ставишь свою подпись под этим документом и выступаешь по визору, подтверждая, что поставил ее добровольно.
На стол перед Лайвой лег лист бумаги с недлинным текстом. Тот прочел его и сказал резко:
— Нет! Это невозможно!
— Лайва, — спросил Маран ледяным голосом. — Ты хочешь жить или нет?
Наступило молчание. И послышались глухие удары.
— Что это? — спросил Лайва с испугом.
— Песта, — ответил Маран насмешливо. — У Песты не осталось выхода. Только убрать нас обоих. Его люди пытаются взломать бронированные двери твоего отсека.
— Ты подставил меня…
— Полно! Так или иначе жизни у тебя оставалось на месяц. Даже с Пестой в качестве преемника. Выбирай. Торопись, они могут принести взрычатку.
— Значит, ты хочешь власти?
— Да, Лайва, я хочу власти.
— Однако ты ее не получишь, даже если я подпишу. Ты не член Правления…
— Это не имеет значения. По уставу. Сам знаешь.
— Да, но ты и не член Лиги. Тебя изгнали…
— Извини, Лайва. — Маран, очевидно, протянул руку, перед камерой появилась его ладонь, на которой лежал переливавшийся разными оттенками зеленого стеклянный диск. — Вот мой членский знак. Ваши изгнания ничего не стоят. По уставу из Лиги можно выйти только добровольно.
— Но ты все равно не наберешь… Мои три голоса — всего лишь три из девяти.
— С сегодняшнего дня из восьми. Или ты забыл про утреннее заседание Правления?
— Да, верно…
— Минус Песта.
— Три из семи. Но это все. Больше ты не получишь ни одного.
— Ты уверен? — спросил Маран с иронией.
Лайва минуту смотрел непонимающе, потом медленно сказал:
— Тонака. Это конец.
— Странный ты человек, — сказал Маран спокойно. — Если ты не хочешь пустить меня во власть, пожертвуй жизнью. А если ты ценишь свою жизнь выше, чем… — в его голосе прорвалось скрытое бешенство, — чем право Лиги топтать и унижать страну и народ, тогда подпиши и устранись.
Еще одна пауза, потом Лайва медленно потянулся к ручке.
— А как мы отсюда выберемся?
— Это уже моя забота.
— А гарантии?
— Тебе придется положиться на мое слово.
Дан ожидал, что Лайва выскажет какое-то сомнение, но тот молча подписал и отдал бумагу Марану. Маран сложил ее, спрятал и сказал:
— Вставай. Иди к окну.
Потом быстро прошел к двери кабинета, приоткрыл ее и позвал:
— Мит, Навер, сюда. — И сразу: — Санта, спускайся. Время.
Все остальное заняло не больше двух минут. За окном повис флайер, открыли створку, перетащили Лайву, перелезли сами, дверца флайера закрылась, и Маран сказал:
— Тонака! Слышишь меня? Все идет по плану. Начинай действовать. Дик! Как у тебя там, все тихо? Об охране посольства не забыл?
— Не забыл, — ответил Олбрайт коротко.
— Мне показалось, что я слышу голос посла, — заметил после небольшой паузы Лайва.
— Это и был посол.
— Но его зовут не Дик, а Ричард Олбрайт.
— У землян принято сокращать свои имена. Так его называют друзья и близкие.
— Друзья и близкие? — Лайва помолчал, потом сказал: — Ты изменился, Маран.
— А ты думал, перед тобой тот мальчишка, который с почтением взирал на соратников Рона Льва? Я видел, как живут люди на четырех планетах.
— Да, я слышал. А еще поселился на лучшей из них, женился на дочери очень влиятельного человека…
— Вот скот, — пробормотал Поэт.
— Ты пользуешься тем, что стар и болен? Полагаешь, что у меня не поднимется рука дать тебе пощечину? Но еще одно слово о моей женитьбе и…
— Я ведь не в порицание, — сказал Лайва примирительно, и тут связь выключилась.
— Что случилось? — спросил Дан тревожно, но Поэт, встав с места, успокоил его: — Ничего. Просто Марану стало неприятно… Ну и скот! Есть же люди, которым жизнь дана, чтоб все пачкать.
— Он действительно не порицал, — усмехнулся Дан. — Наоборот, по-моему, такая ловкость вызывает у него уважение.
— Возможно. Но ты ведь знаешь Марана. Он же в своей гордости доходит до абсурда. Я в свое время даже побаивался втихомолку, что он откажется от Наи, дабы не дать повода… К счастью, на столь бредовый поступок он оказался все-таки неспособен. — Поэт подошел к окну, выглянул и заметил без удивления: — Ну вот! Третий ход Песты он тоже предсказал.
— Третий?
— Первый был с урезанием доли. Помнишь, он говорил об этом вчера утром, когда я пришел с газетой? Второй — ты еще спал, Маран сказал, что сегодня Песта предпримет атаку на кого-то из членов Правления, чтобы свалить на него похищение Дика. Угадал. И теперь третий.
— А именно?
— Он предположил, что, упустив его в Крепости, Песта попробует напасть на посольство. Шаг отчаяния. Бессмысленная затея все потерявшего человека. И вот они здесь. Иди, посмотри.
Дан подошел к окну. Кабинет Олбрайта, как и их с Мараном комнаты, выходил на площадь Расти, и было прекрасно видно, как за ажурной решеткой, отделявшей цветущие кусты каоры перед Малым дворцом от мостовой, снуют группы охранников в ярко-зеленой форме. Дан почувствовал за спиной Олбрайта, который тоже смотрел на приготовления охранников, хоть он недавно и обвинил себя в трусости, но то, очевидно, была возведенная на себя напраслина, он не выказывал никакой тревоги, а спокойно заметил:
— Действительно акт отчаяния. У них ведь нет даже уверенности, что Маран здесь. — Он вернулся к столу и взял пульт. — Поль, у тебя все готово? Видишь охранников перед дворцом?
— Вижу и позади дворца, — флегматично ответил незнакомый Дану голос.
— Ах окружают? Вот как! Если попробуют ворваться на территорию посольства, без колебаний пускай в ход станнеры.
— А дипломатических осложнений не будет? — спросил голос.
— Не будет, — успокоил его Олбрайт.
— Он справится один? — спросил Поэт. — Может, надо помочь?
— Не надо, — сказал Олбрайт. — Автоматика. Ему надо только нажать на кнопку и задействовать автоматику.
— Хорошо живете, — вздохнул Поэт.
— А что дальше? — спросил Дан.
— Дальше? Наверно, будут атаковать, раз собрались.
— Я не о том. Что будет делать Маран?
— То, что сказал. Повезет Лайву в визор-центр, чтобы тот подтвердил свое отречение. Нам остается только храбро сражаться и ждать начала интересной передачи. Может, включим визор, Дик?