По сторонам от этих двух шли пацаны поменьше. Оба рыжие, но не одинаковые. Один – с волосами медно-красного оттенка, толстощекий и коренастый. Второй – золотисто-рыжий, с большим, как полумесяц, ртом и длинными, тонкими, словно бамбуковые удочки, ногами.
В голове у Володи совсем некстати запрыгали строчки забытого стихотворения:
Четверка дружная ребят
Идет по мостовой…
Дружная четверка приближалась с неторопливостью уверенного в удаче хищника. Володя тоже не спешил. Но все-таки они двигались, и наконец остался промежуток всего в пять шагов. Тогда «граф Монтекристо» сказал:
– Стой.
Неизвестно, кому он скомандовал: своим ребятам или Володе. Остановились все.
Белобрысый мальчишка в прожженной майке ощупал Володю светло-голубыми глазами и неторопливо спросил:
– Это ты, что ли, к Веткиным из города приехал?
Володя постарался спрятать за насмешливым тоном острую настороженность.
– Я, что ли… А что?
– Мы тебя сейчас лупить будем, – сообщил «граф». – Если у тебя оправдания какие-нибудь есть, давай говори. – Голос у него был басовитый и мрачный.
Оправданий Володя не имел. Был у него только вопрос:
– За что?
– Ты ваньку не валяй, – сказал «граф». – Смотри, Юрка, он как будто и не знает.
Голубоглазый Юрка спросил в упор:
– Ты Надьку зачем задеваешь?
«Ябеда, предательница!» – подумал Володя и ответил:
– Что-то не помню.
– Ну, сейчас припомнишь, – пообещал Юрка.
Рыжие адъютанты выжидательно глянули на своих командиров: «Уже начинать?»
«Туда же, малявки», – беззлобно подумал Володя.
Сзади была пустая дорога, и Володя знал, что никто его не задержит и никто не догонит. Но бежать по улице и думать, что, может быть, из каждого окна с насмешкой и любопытством смотрят на это незнакомые жители Белого Ключа!
А не бежать – излупят.
– Когда я ее задевал? – хмуро спросил он.
– Он ее утром два раза бил и вечером один раз. И стрелял из рогатки, – доложил Юрке медноволосый. При этом на Володю он не смотрел и жевал большое желтое яблоко. Интересно, где он достал такое яблоко в июне?
– Вранье же это, ребята! – самым искренним тоном сказал Володя. – Ну зачем я ее бить буду? Только из рогатки один раз, да и то мимо. И она же первая виновата!
– Гляди, как выкручивается! – сказал тонконогий мальчишка голосом писклявым и беспощадным.
Юрка втянул воздух и решительно поддернул штаны, давая понять, что разговор кончен.
– Четверо на одного? – спросил Володя и подбоченился. Не для фасону, а для того, чтобы легче было скользнуть правой ладонью в задний карман.
– А че? – поинтересовался «граф». – Нельзя?
– Даже семеро, – сказал Володя. – Вон еще к вам пополнение ползет.
Хитрость удалась. Они оглянулись, и Володя успел отскочить еще шагов на пять. А когда разозленные мальчишки развернулись для нападения, он уже стоял с растянутой и наведенной рогаткой. Он знал, что делает, но выхода не было.
– Ну? – сказал он, переглатывая от волнения. – Что встали? Давайте! Я успею выстрелить два или три раза. Два – это точно. Врежу между глаз без промаха. Так что двое – сразу с копыт. А с остальными видно будет.
– А если смажешь? – неуверенно спросил «граф».
Остальные промолчали, беспокойно поглядывая на Володино оружие.
– Ты, рыжий, подбрось яблоко, – резко сказал Володя.
– Зачем?
– Подбрось. Успеешь еще сжевать. Выше бросай.
Хозяин яблока вопросительно глянул на Юрку, но тот не отрывал взгляда от рогатки.
– Ну, бросил… – Яблоко темным мячиком взлетело в вечернее небо.
Резина щелкнула с резкостью пастушьего кнута. «Мячик» в небе дернулся, и от него отлетел осколок. Потом яблоко упало на дорогу, и четверо мальчишек бросились к нему.
Володя обошел их и зашагал к дому, на ходу перезаряжая рогатку. Он шел и очень боялся услышать за собой топот. Но топота не было.
Надежда оказалась дома и вела себя так, будто ничего не случилось. Расспрашивала родителей про концерт и жалела, что пришлось им смотреть такую сонную дребедень. Улыбалась Володе, когда ужинали, и подливала ему в кружку холодного молока.
– Все в порядке? Дипломатические отношения установлены? – спросил дядя Юра.
– На высшем уровне, – сказал Володя.
Надежда улыбалась.
– Слушай, Надя, – сказал Володя, – есть тут такой Юрка. Ходит в майке с дырой на пузе. Как его фамилия?
– А, это, наверно, Перевозчиков, – невинным голосом откликнулась Надежда. – А что?
– А ничего, – нежно сказал Володя. – Привет тебе от него.
Перед сном он вышел за калитку, сдернул с рогатки резину и забросил ее в крапиву. Потом зажал в кулаках гладкие деревянные рожки и рванул их в разные стороны. С громким хрустом рогатка разломилась. Это было очень грустно, однако ничего другого сделать Володя не мог. Еще в прошлом году, когда появилась опасность, что Большая Игра перерастет в Большую Войну, Володя вместе с другими мальчишками пообещал, что не поднимет рогатку ни на человека, ни на зверя, ни на птицу. Это случилось на берегу ручья, когда Сережа Вересов поднял с земли своего белого почтаря, перемазанного кровью, и, ничуть не скрывая слез, сказал:
– Сперва в голубей стреляете, потом в людей будете? Фашисты…
Вот после такого случая обе стороны и приняли «Закон об оружии».
А сегодня Володя нарушил этот закон дважды…
Утром Володя вышел на улицу.
Больше всего на свете в любых делах он не терпел неясности. Поэтому все неприятные вопросы старался решать как можно быстрее. Жить так было спокойнее и проще.
Сейчас его беспокоила мысль о здешних мальчишках. Драться с ними со всеми он не мог. А жить здесь целый месяц и прятаться все равно нельзя. Глупо это. Хуже всего именно то, что это глупо и смешно. Через несколько дней все ребята со смехом будут говорить, что в доме Веткиных живет новый мальчишка, которого надо поймать и отлупить. Многие даже не спросят, зачем это надо.
Может, и не поймают, но от насмешек все равно не скроешься, а они страшнее кулаков…
Володя шел серединой улицы, зорко поглядывая по сторонам. Он ступал неторопливо и твердо, как человек, уверенный в своей безопасности.
Но улица была пуста.
Лишь на следующем квартале он увидел первого местного жителя. Житель этот, лет пяти или шести, в длинных, разлохмаченных внизу штанах и голый до пояса, сидел на верхнем бревне золотистого нового сруба. Он был погружен в мысли.
– Эй! – окликнул Володя. – Ты там что делаешь?
– Сижу, – последовал ответ.
– Высоко там у тебя?
– Ага.
– А дом, где Юрка Перевозчиков живет, тебе видать оттуда?
– Его откуда хочешь видать, – сообщил местный житель. – Вон он, ихний дом, с ведром на трубе.
– Ясно. – Володя направился к дому с ведром на трубе.
– Драться будете? – оживился малыш. Видно, он был в курсе дела.
– Там посмотрим, – откликнулся Володя.
– Я отсюда буду глядеть, – сообщил мальчишка.
Володя двинулся вдоль низкого, сколоченного из березовых жердей забора и неожиданно увидел во дворе Юрку. Тот вытаскивал из сарайчика рогатые деревянные козлы, на которых пилят дрова. Юрка тянул их за «рога», и козлы упирались нестругаными ногами, как живой упрямый козел.
Володя взялся за березовую жердь и махнул через ограду. Юрка воевал со зловредным деревянным зверем и ничего не заметил.
Володя остановился у него за спиной.
– Привет, – сказал он.
Юрка обернулся, медленно разгибаясь и опуская руки. Он заулыбался растерянно и даже виновато.
– Здорово… – наконец ответил он. – Ты как это… не через калитку.
– Да так вот. Через забор, – не отвечая на улыбку, объяснил Володя. – Поговорить надо. Время есть?
– Да… есть…
– Ну вот… Тогда послушай, – начал Володя, старательно подбирая слова. – Я здесь буду жить целый месяц. Драться с вами мне неинтересно. Вас много… Я не боюсь, но получится плохо: вы меня каждый раз станете разделывать так, что будь здоров. Приеду я такой разукрашенный домой… Ну что я нашим ребятам скажу? Они же не поверят, что тут все на одного нападают, потому что они до сих пор про такое свинство не слышали. В общем, если хотите, давайте один на один. По очереди.
Во время этой речи Юрка неуверенно моргал и все время хотел что-то сказать. А когда Володя кончил, он опять растянул в улыбке толстые губы и махнул рукой.
– Да брось ты это… Мы же просто так. Мы сперва не тебя, а Надьку бить хотели, а она повстречалась и разнылась. Говорит, мне от этого приезжего Володьки и так досталось, а тут еще вы. Говорит, заступились бы лучше… Мы и пошли заступаться. Ее-то мы всегда отлупить успеем.
– А за что? – с облегчением спросил Володя.
– За многое, – сказал Юрка и снова яростно вцепился в деревянного зверя.
– Подожди, – вмешался Володя. – Надо набок повернуть, а то не пролезет. Давай… А, черт, по ноге въехало. Вчера этим же местом об ведро треснулся…
Юрка, поднатужившись, притащил березовое бревнышко, принес из сарая пилу. Одну ручку пилы начал приматывать к старой диванной пружине, прибитой к стене.
– А за что? – с облегчением спросил Володя.
– За многое, – сказал Юрка и снова яростно вцепился в деревянного зверя.
– Подожди, – вмешался Володя. – Надо набок повернуть, а то не пролезет. Давай… А, черт, по ноге въехало. Вчера этим же местом об ведро треснулся…
Юрка, поднатужившись, притащил березовое бревнышко, принес из сарая пилу. Одну ручку пилы начал приматывать к старой диванной пружине, прибитой к стене.
– Техника, – объяснил он с неловкой усмешкой. – Может, полегче будет.
– Еще не пробовал?
– Не пробовал. Вчера только придумал.
– Ну и плюнь на эту технику. Ничего не выйдет. Я дома тоже устраивал. Все зря.
– Разве у вас дома тоже печка есть?
– Раньше была. Потом новую квартиру получили, с батареями.
– Да еще небось газ? А тут, чтоб обед сварить, и то пилишь, пилишь…
– А ну, давай, – сказал Володя.
Пилили молча. Тайком испытывали силу друг друга. Когда бревно распалось на два чурбака, Юрка заметил:
– А стреляешь ты классно.
«Отстрелялся теперь», – подумал Володя. И сказал:
– Тренировка.
– Долго тренировался?
– С прошлого года… Игра такая была. У нас в квартале три дома, и наш как раз посередине. А из тех домов ребята против нас были. Им между собой надо связь держать, а мы не даем. Тогда они придумали бутылки с записками по ручью пускать. Есть позади домов овражек с ручьем. Сначала еще почтовых голубей посылали, да не вышло, вот они и придумали эти записки. А с нашей стороны к ручью не подойти: берег высокий и скользко. Весна была. Тогда и пришлось нам тренироваться: бутылки в воде расстреливать…
– Ловко, – одобрил Юрка. Покатал ногой березовый чурбак и спросил: – Ты на наших озерах не был?
– Нигде я еще не был…
– Завтра пойдем, – предложил Юрка. – У нас маленький бредешок есть. Он самодельный, из мешковины, да ничего, таскать можно. Караси с тарелку попадаются…
И в эту секунду, наверно, волшебник, который командует временем, сорвал какую-то пружину. Время рванулось и понеслось, как лыжник с трамплина. И когда Володя вспоминал потом Белый Ключ, ему казалось, что все события произошли за один день, только день был долгий. И вспоминалось все не по порядку: стук дождя по перевернутой лодке; костры и маленькие золотые караси; месяц, тоже похожий на золотого карасика; вечерние улицы поселка и стремительный бег по огородам – игра в разведчиков; хохот в полутемном клубе: киномеханик Антипов пустил ленту задом наперед; звонкие удары по мячу; хрипловатый шепот Кольки Пальмина – «граф» рассказывает на сеновале страшную историю… И опять костры, отражение месяца, черные вершины леса…
И Надежда.
Была она какая-то разная. То гоняла футбол с мальчишками и ходила на рыбалку, то вдруг вскипала не из-за чего и, отругав ребят, убегала домой. То вдруг начинала жаловаться Володьке на остальных мальчишек и на свою скучную жизнь. А потом опять как ни в чем не бывало мчалась вместе со всеми в клуб, чтобы захватить в кинозале места получше. А когда помогали ремонтировать школу, взяла и вдруг мазанула Володю по щеке голубой масляной краской. А кисть была большая, шириной в ладонь…
И все-таки Володя вспоминал об этой девчонке без обиды. Попрощались они хорошо, и Надежда шепотом попросила:
– Ты еще приезжай…
А осенью он получил письмо:
"Здравствуй, Вовка!
Ты не сердись, что я все время ссорилась, ладно? Это из-за Катьки. Она такая дура. Я боялась, что она смеяться начнет, что мы все время вместе. Помнишь, когда мы на пруду сидели, когда ты только приехал, я разозлилась и убежала. Это я Катькин голос в кустах услыхала и думала, что она следит за нами. Это глупо, конечно. Надо было ее отлупить, вот и все. А когда ты уехал, я шла со станции и Катьку встретила. Я думала, она смеяться будет, что я тебя провожала, а она стала вздыхать и говорит, что хорошо, что ты уехал, а то она боялась в тебя влюбиться. Вот дура! Верно? Без тебя скучно. Ты приезжай на будущий год, все ребята про тебя спрашивают, и я говорю, что приедешь…"
Это было такое письмо, будто и не девчонка писала. Без хитростей и ужимок, честное. И Володе вдруг до чертиков захотелось опять в Белый Ключ. Больше всего на свете захотелось. Если бы его тогда спросили, куда он больше хочет: в кругосветное путешествие или в Белый Ключ, он бы, наверно, махнул рукой на кругосветное путешествие.
Володя дочитал письмо и засмеялся. Он подумал, что даже не помнит, что это за Катька, о которой пишет Надежда.
А поехать на будущий год в Белый Ключ не удалось. В мае у Надежды умерла бабушка, и, конечно, Веткиным было не до гостей.
Володя уехал в лагерь «Синие Камни». Он оказался здесь впервые, и ему даже понравилось. Лагерь был небольшой. Никто не гонял ребят строем в столовую и на прогулку. Никто строго не следил, чтобы спали в тихий час. По-настоящему запрещалось только то, что действительно было опасно: купаться в одиночку и уходить далеко в лес. Река крутила воронки, а лес чем дальше, тем делался глуше и темнее.
Воспитателей в отрядах не было, были только вожатые. Жизнь у них оказалась нелегкая, и, наверно, поэтому особых развлечений придумать они не могли. Но от скуки никто не страдал, потому что на лагерь накатывали «волны».
И последней накатила стрелковая волна.
Глава шестая
Ночью во сне Кашка сбросил одеяло. А утром из росистой травы скользнул в палатку холод и разбудил оруженосца.
Вздрагивая, Кашка натянул одеяло до носа и стал смотреть на парусиновый потолок. Солнце светило сквозь кусты и отпечатало на палатке запутанный узор ветвей и листьев. Потом на ветке появилась озорная тень воробья. Покачалась и улетела. Это было совсем как кино.
Кашка полежал, согреваясь, откинул одеяло до плеч и повернулся к Володе.
Володя крепко спал, разбросав худые коричневые руки. Кашка подполз на коленках и наклонился над своим командиром.
Сейчас командир не казался таким взрослым и суровым. У него тихо вздрагивали ресницы, а припухшие губы чуть приоткрылись, и лицо было немножко жалобным.
«Он хороший, только он вчера рассердился», – решил Кашка. Но тут его взгляд упал на стрелы. Оперенные хвосты стрел пучком торчали из-под Володиной подушки. Повыше перьев на фиолетовых древках краска была соскоблена, и дерево желтело неровными полосками. Кашка поежился и торопливо отполз к своей постели. Все вспомнилось…
Но ведь Володя не прогнал его все-таки. Он даже не ругался почти. И у костра остаться разрешил. У костра было так хорошо… Да, а что случилось потом? Кашка помнил только танцующий огонь и горящие искры в небе…
Он посмотрел на свою одежду, аккуратно сложенную рядом с подушкой. Никогда он так ее не складывал…
Володя зашевелился, повернулся на бок, сунув ладонь под щеку, и улыбнулся, не открывая глаз.
Кашка тоже улыбнулся и выбрался из палатки.
Роса уже высохла, но было еще прохладно. Кашка затанцевал и задергал плечами, однако за одеждой не вернулся, побоялся разбудить Володю. Рыцарский стан мирно спал под утренним солнцем. Чтобы согреться, Кашка пробежался по кругу. У входа в палаточный городок, привалившись друг к другу, бессовестно дрыхли часовые.
Из центральной палатки вылез заспанный горнист Алешка Званцев в картонной мушкетерской шляпе и красной ситцевой мантии. На изнанке мантии были заметны следы меловых букв: «ДОБ… ПОЖ…» Алешка сердито глянул на малька-оруженосца, расставил босые ноги и хрипло затрубил.
Часовые ошалело вскочили и вытянулись.
Начинался турнирный день.
Сначала слышалось повизгивание блоков, потом из-за кустов появлялся олень. Он пересекал поляну и через несколько секунд скрывался в чаще.
Красный фанерный олень… Он скользил по проволоке ровно и не так уж быстро. Попасть было нетрудно. Однако с первого выстрела Володе не повезло.
Нет, он не промахнулся. Фиолетовая стрела красиво ударила в длинную оленью шею. Она пробила фанеру насквозь и осталась торчать, покачиваясь вместе с оленем. Выглядело это великолепно, и над кустами вознесся восторженный рев болельщиков. Но Володя-то знал цену этому выстрелу!
Он целился не в шею! Глупо было бы рисковать ради красивого попадания. Володя хотел вогнать стрелу прямо в корпус, но она скользнула выше и лишь случайно воткнулась в тонкую шею оленя. Это было все равно что промах. По крайней мере для Володи. Уверенность ушла от него, и, взяв из рук оруженосца вторую стрелу, Володя уже не знал, попадет ли она в цель.
Обидно! Если бы это случилось раньше, когда еще стреляли по круглым мишеням, Володя бы и не переживал. Ну, проиграл и проиграл. Победа казалось тогда еще далекой и недоступной. Райка успела выпустить одиннадцать стрел и выбила восемьдесят шесть очков. А Юрка Земцов, совсем неожиданно, восемьдесят пять. Догнать их казалось невозможным. Но Володя потом догнал. За счет скорости. Он шел очко в очко с хладнокровной, не знающей промаха Райкой. И поэтому волновался. Если бы отставал – наплевать. Если бы обогнал – значит, и переживать нечего. Но сейчас все решал олень, решали последние выстрелы. И тут дрогнула рука.