- Нет, Лена, это ты много на себя берешь. Не угадать тебе.
Фрау Дёрр непременно и еще что-нибудь сказала бы, но тут они услышали, как покатился шар, как он глухо ударился о борт, и все стихло.
- Промах! - воскликнула Лена. Так и оказалось.
- Ну, это чересчур легко,- сказал Бото.- Чересчур. Это бы и я угадал. Подождем следующего.
И верно, второй и третий шар проследовали своим чередом, а Лена не сказала ни слова, даже не шелохнулась. Только глаза у фрау Дёрр все больше выкатывались из орбит. Но вот - и Лена тотчас привстала - покатился маленький, уверенный шарик, ударился о доску и отскочил резко, но в то же время плавно.
- Все девять! - воскликнула Лена, и тотчас раздался звук падения, и голос мальчика подтвердил ее правоту, хотя в этом не было уже никакой надобности.
- Будем считать, что ты выиграла. Теперь давай съедим еще на пару двойной орешек, чтоб уже все было одно к одному. Вы согласны со мной, госпожа Дёрр?
- Еще бы не согласна,- подмигнула та.- Еще бы не одно к одному,- и, снявши шляпку, принялась ею размахивать, словно завлекала покупателей.
Солнце тем временем скрылось за вильмерсдорфской колокольней, и Лена предложила отправиться домой, потому что становится свежо, а по дороге можно поиграть в салочки, она, к примеру, убеждена, что Бото ее не поймает.
- Ну, это мы еще посмотрим.
Тут началась возня, беготня, Бото и впрямь не мог поймать Лену, пока сама она, обессилев от смеха и возбуждения, не спряталась за дородную фрау Дёрр.
- Вот и дерево как раз по мне! - воскликнула она.- Теперь-то уж тебе ни за что меня не поймать.- И, держась за края длинного, расклешенного книзу жакета фрау Дёрр, она так ловко и искусно вертела добрую женщину то вправо, то влево, что ей удавалось еще довольно долгое время укрываться за спиной приятельницы. Но вдруг Бото непонятно как очутился рядом, схватил ее в свои объятия и крепко поцеловал.
- Так нечестно,- протестовала Лена.- Мы еще не доиграли.
Тем не менее она с радостью взяла Бото под руку и нарочито отрывистым, как на учении, голосом скомандовала: «К церемониальному маршу… товьсь!» - от души радуясь на добрую фрау Дёрр, которая сопровождала всю эту возню восторженными возгласами.
- Я просто глазам не верю,- твердила фрау Дёрр.- Да и как тут поверишь. Все-то у них по-другому. Как вспомню про своего… Нет, нет, не верю, да и только. А ведь и мой был не хуже других. И все старался…
- О чем это она? - тихо спросил Бото.
- Всё вспоминает… Ты же знаешь… Я тебе рассказывала.
- Ах, об этом. О нем… Надеюсь, он был не так уж плох.
- Как знать. В конце концов все они на одну колодку.
- Все?
- Нет, не все.- Она покачала головой, и во взгляде ее мелькнула нежность. Но она не дала ходу этим чувствам и поторопилась предложить: - Давайте споем, госпожа Дёрр? Согласны? Только какую песню?
- «На заре»?
- Нет, «На заре, на заре мне в могилу сойти…» - это слишком печально. Лучше «Через год, через год…». Или нет, еще лучше: «Ты помнишь ли?..»
- Вот это в самый раз. Это и красиво и приятно. Моя любимая-разлюбимая.
Слаженными голосами все затянули любимую песню фрау Дёрр и подошли уже к садоводству, а над полями все еще отдавалось: «Я помню все, ты спас мне жизнь однажды», да с другой стороны дороги, где стояли сараи, доносилось эхо.
Фрау Дёрр пришла в неописуемый восторг. А Лена и Бото что-то призадумались.
Глава десятая
Уже смеркалось, когда они подошли к домику фрау Нимпч, и Бото, вновь обретший привычно веселое расположение духа, хотел заглянуть на минутку и сразу откланяться. Но тут Лена прямо напомнила Бото все его обещания, а фрау Дёрр - намеками и подмигиваниями - о несъеденном на пару двойном орешке, и потому он сдался и изъявил готовность провести у них весь вечер.
- Вот и хорошо,- сказала фрау Дёрр.- Я тоже тогда останусь. Конечно, ежели мне позволят остаться и ежели я не помешаю, когда вы будете есть двойной орешек. Заранее нельзя знать. Я только шляпу отнесу домой и мантильку. А потом сразу вернусь.
- Непременно возвращайтесь,- сказал Бото, протягивая ей руку.- И не мешкайте, время-то бежит.
- Ваша правда,- рассмеялась толстуха.- Время, оно не стоит на месте. Хоть мы завтра повстречайся, и все уже будет не то. День, он день и есть, день - это тоже срок. Вот и выходит, по-вашему, что к другому разу мы станем старше. Тут уж ничего не попишешь.
Никем не оспариваемый факт, что люди с каждым днем становятся старше, произвел на фрау Дёрр такое впечатление, что она все не могла расстаться с полюбившейся темой. Лишь высказавшись до конца, она ушла. Лена провожала ее в сени, а Бото подсел к фрау Нимпч и, поправляя сползшую с плеч старушки шаль, осведомился, не сердится ли она, когда он надолго уводит Лену. Погода до того хороша и так славно было им сидеть и разговаривать на куче пырея, что они совсем забыли про время.
- Да, счастливые часов не наблюдают,- сказала старушка.- А молодежь всегда счастливая, так оно есть, так и должно быть. Вот в старости, господин барон, часы становятся долгие, так что уж и не чаешь, когда кончится день,- да и вся жизнь.
- Это только так говорится, госпожа Нимпч. Старый ли, молодой ли, всем хочется жить. Ведь правда, Лена, тебе хочется жить?
Лена только что вернулась из сеней. Пораженная этим вопросом, как стрелой, она вдруг бросилась к нему, обняла его и осыпала поцелуями с несвойственной ей пылкостью.
- Лена, Ленушка, что с тобой?
Но Лена уже пришла в свое обычное состояние и быстрым движением руки отмахнулась от него, словно хотела сказать: «Только не спрашивай». Покуда Бото продолжал свою беседу с фрау Нимпч, она подошла к шкафчику, порылась там и снова вернулась к присутствующим с какой-то тетрадочкой в синей обертке из сахарной бумаги, по виду вроде тех, куда хозяйки записывают ежедневные расходы. Тетрадочка и была предназначена главным образом для этой цели, но, кроме того, Лена записывала туда вопросы, которые возникали у нее порой из чистого любопытства, порой из более серьезного интереса. Она раскрыла тетрадочку на последней странице, и глаза Бото тотчас заметили жирно подчеркнутые слова: «Что необходимо узнать»,
- Бог ты мой! Да это выглядит как заглавие трактата - или целой комедии!
- Так и есть. Ты читай, читай. И он прочел:
«Кто были обе дамы на корсо? Которая из них, старшая или младшая? Кто такой Питт? Кто такой Серж? Кто такой Гастон?»
Бото рассмеялся.
- Ну, если отвечать на все твои вопросы, я здесь до утра пробуду.
Счастье еще, что доброй фрау Дёрр не случилось поблизости, не то бы Лене опять пришлось краснеть. Но ее обычно проворная приятельница - по меньшей мере тогда, когда дело касалось барона - еще не возвращалась, и потому Лена спокойно ответила:
- Ладно, тогда я начну действовать. Дам оставим до другого раза. Но что значат эти чужие имена? Я уже спрашивала прошлый раз, когда ты приносил хлопушки, но ты ответил просто так, чтобы отвязаться. Это тайна?
- Нет.
- Тогда говори.
- Хорошо. Итак, это не имена, а прозвища.
- Знаю. Ты уже говорил.
- Другими словами, это прозвища, которые мы дали друг другу для удобства, иногда - заслуженно, иногда - случайно.
- Что значит Питт?
- Был такой английский министр.
- А твой друг тоже министр?
- Никоим образом…
- А Серж?
- Это русское имя, у них есть такой святой, и много русских князей носили это имя…
- Хотя сами они были далеко не святые… Ну, а Гастон?
- Это французское имя.
- Да, помню, помню, я еще девчонкой, до конфирмации, кажется, видела пьесу «Человек под железной маской». И того, который в маске, звали Гастон. Ну и плакала же я на представлении…
- Зато теперь будешь смеяться. Гастон - это я.
- Нет, я не буду смеяться. Ты тоже носишь маску.
Бото хотел полушутя-полусерьезно заверить ее в противном, но тут вошла фрау Дёрр и прервала разговор, извинившись за задержку,- были покупатели, и ей пришлось срочно плести венок.
- Большой или маленький? - спросил фрау Нимпч, которая любила поговорить о похоронах, а того больше - порасспрашивать обо всем, что с этим связано.
- Да как сказать,-ответила Дёрр.- Средненький венок. Люди не богатые. Плющ и азалия.
- Господи! - воскликнула фрау Нимпч.- Дался людям этот плющ с азалией, а я так против. Плющ где хорош? На могиле. Обовьет все зеленью, и могиле спокойно, и тому, кто в ней лежит,- тоже. Но для венка плющ не подходит. В мое время на это шли иммортели, желтые или кремовые, а коли кто хотел поблагородней - брали красные и белые. Из иммортелей плели венки или, скажем, один венок и вешали его на крест, он и висел всю зиму, бывало, уж весна придет, а он себе висит. Другие и дольше висели. А плющ с азалией - это же курам на смех. Почему? Да потому, что век у него больно короткий. А я так рассуждаю: чем дольше висит на могилке венок, тем дольше и родные покойника помнят. К примеру, вдова, если она сама не молоденькая. Нет, я за иммортели, пусть желтые, пусть красные, пусть белые, а если кто хочет еще и другой венок повесить - пожалуйста. Для шику пусть висит. Но главное - чтоб были иммортели.
- Мама,- перебила ее Лена,- ты опять все про венки да про могилы.
- Да, детка, у кого что болит, тот о том и говорит. Кто про свадьбы думает, тот о свадьбах толкует, а кто про похороны - тот о могилках. Да и не я этот разговор завела. А почему я вечно об одном твержу? Потому что тревожусь: а мне-то кто венок принесет?
- Ах, мама…
- Доченька, я знаю, что ты у меня хорошая, добрая девочка. Только человек-то предполагает, а бог располагает, сегодня за столом, завтра - на столе. Ты тоже под богом ходишь и в любой день можешь помереть, хоть и тяжело мне об этом думать. И госпожа Дёрр может помереть или жить будет в другом месте, когда я помру, или я буду жить в другом и помру сразу, как перееду. Ленушка ты моя дорогая, ни за что нельзя поручиться, даже за то, будет ли у тебя венок на могилке.
- Нет, дорогая моя госпожа Нимпч. За это как раз можно. Венок у вас будет.
- Рада бы поверить, господин барон.
- Если я, к примеру, буду в Петербурге или в Париже и услышу, что моя дорогая госпожа Нимпч приказала долго жить, я пришлю венок, а если я буду в Берлине или где неподалеку, я сам его принесу. Лицо старушки просветлело от радости.
- Вам я верю, господин барон. Значит, венок у меня будет, до чего ж я рада, просто слов нет. Терпеть не могу голой могилки, все равно как сиротское кладбище, или тюремное, или того хуже. А теперь, Ленушка, завари чай, вон чайник-то как расшумелся, и земляника здесь, и молоко. И простокваша тоже. У бедного господина барона, наверное, уж живот подводит. Хуже нет, как глядеть на еду - до смерти проголодаешься, это-то я еще помню. Да, госпожа. Дёрр, я ведь тоже когда-то молодая была, хоть и давненько это было. Но люди тогда были такие же, как и нынешние.
Фрау Нимпч, на которую сегодня нашел разговорный стих, еще долго философствовала, покуда Лена обносила всех ужином, а Бото, по обыкновению, подшучивал над фрау Дёрр. Хорошо, мол, что она вовремя уложила свою шляпу на покой, такая шляпка для выездов или для театра, а не для Вильмерсдорфа. Откуда только госпожа Дёрр раздобыла такую красоту? Ни у одной принцессы нет ничего подобного. Сказать по совести, он такой роскошной шляпы вообще никогда не видывал, о себе он, конечно, говорить не станет, но будь на его месте принц, тот бы сей же миг потерял голову.
Добрая толстуха смутно догадывалась, что Бото просто шутит. Тем не менее она отвечала:
- Да, уж коли Дёрр чего задумает, он молодец молодцом, просто откуда что берется, не поймешь. По будням-то от него хорошего не жди, и вдруг его словно подменят, совсем другой человек становится, и я не зря говорю: чего-то в нем такое есть, просто он показать это не умеет.
Такие разговоры шли за чаем, пока не пробило десять. Тут Бото стал прощаться, а Лена и фрау Дёрр пошли провожать его. Когда они подошли к калитке, фрау Дёрр спохватилась, что они так и не съели двойной орешек, но Бото пропустил ее слова мимо ушей и намеренно заговорил о том, как они прекрасно провели время.
- Лена, давай почаще так гулять. Вот я приду в другой раз, и мы придумаем куда. Я непременно отыщу какое-нибудь местечко. Тихое и красивое, и подальше, и чтоб дорога шла не только полем.
- А с собой мы возьмем госпожу Дёрр,- сказала Лена.- Попросим ее идти с нами. Правда, Бото?
- Правда, Лена. Куда мы, туда и госпожа Дёрр. Как же мы без нее?
- Ах, господин барон, это уж вы слишком. Этого я и требовать не могу.
- Полноте, дорогая госпожа Дёрр,- засмеялся Бото.- Такая женщина, как вы, может требовать все, чего пожелает.
С этим они и расстались.
Глава одиннадцатая
Загородная прогулка, о которой было договорено или по меньшей мере шла речь после Вильмерсдорфа, стала на несколько недель излюбленной темой, и каждый раз, когда приходил Бото, вставал вопрос: куда? Обсуждались всяческие варианты: Эркнер и Кранихберге, Швилов и Баумгартенбрюк, но все были отвергнуты, поскольку туда ездит слишком много народу. Наконец Бото предложил «Ханкелев склад» - местечко, о красоте и уединении которого ему прожужжали все уши. Лена не возражала. Ей хотелось лишь одного: уехать на лоно природы, как можно дальше от суеты большого города и погулять там с возлюбленным. А куда именно - не играет роли.
Поездку назначили на ближайшую пятницу.
Вечерним гёрлицким поездом они поехали к «Ханкелеву складу», где собирались переночевать, а затем в тишине и уединении провести субботу. Поезд состоял всего из нескольких вагонов, да и те были полупустые, так что Лена и Бото оказались в купе одни. В соседнем шел оживленный разговор, из которого можно было понять, что пассажиры там сидят дальние, стало быть, не попутчики и в «Складе» не выйдут.
Лена была счастлива, дала Бото руку, а сама молча глядела в окно на проносившиеся мимо леса и поля. Потом она спросила:
- А как отнесется госпожа Дёрр к тому, что мы не взяли ее с собой?
- Она даже и не узнает ничего.
- Мама непременно проговорится.
- Коли так, дело худо, но иначе мы поступить не могли. Видишь ли, на лугу, в тот раз - это еще куда ни шло, поскольку там не было никого, кроме нас. Но в «Складе», как ни безлюдно, но, уж верно, есть хозяин и хозяйка, а может, еще и кельнер-берлинец в придачу. Не выношу таких кельнеров, которые вечно ухмыляются про себя или по меньшей мере прячут улыбку, это портит мне все удовольствие. Госпоже Дёрр цены нет, когда она сидит возле твоей матери или учит старого Дёрра уму-разуму, но только не на людях. На людях она заставит нас краснеть.
Часов около пяти поезд остановился на опушке леса… Действительно, никто, кроме них, из поезда не вышел, и оба, не торопясь, с удовольствием, побрели к маленькой гостинице, расположенной в десяти минутах ходьбы от станции, на самом берегу Шпрее. «Заведение», как оно именовалось на перекошенном указателе, было поначалу заурядным рыбацким домиком, но постепенно, скорее благодаря при-, нежели перестройкам, превратилось в настоящую гостиницу, причем вид на Шпрее с лихвой восполнял все изъяны и недостатки, если даже допустить, что таковые имелись, и служил главной причиной той поистине блестящей репутации, которой пользовалось это место среди немногочисленных посвященных. Лена тотчас почувствовала себя здесь совершенно как дома и уселась на пристроенной деревянной веранде, половина которой была осенена ветвями старого вяза, росшего между домом и берегом.
- Здесь мы и останемся,- сказала она.- Смотри, вон лодки, две… три… а там, повыше, целая флотилия. Хорошо, что мы приехали сюда. Глянь-ка, как они суетятся там на лодке и отталкиваются веслами. Бото, любимый, как здесь чудесно и как я тебе за все благодарна!
Бото от души радовался, видя Лену такой счастливой. Присущая ей резкость, почти суровость, внезапно исчезла, сменясь непривычной мягкостью, и эта перемена была в первую очередь благотворна для нее самой.
Немного спустя появился хозяин, принявший «заведение» от отца и деда, и осведомился, - намерены ли они остаться, а услыхав утвердительный ответ на последний вопрос посоветовал им не мешкать с выбором комнаты, которых у него сколько угодно, но, пожалуй, лучше всех одна на мансарде. Она хоть и низковата, но очень просторная и с видом на Шпрее - до самых Мюггельских гор.
Получив согласие гостей, хозяин удалился, чтобы сделать необходимые приготовления, а Бото и Лена снова остались одни и в полной мере наслаждались своим одиночеством. На поникших ветвях вяза покачивался зяблик, обитавший в соседних кустах, носились взад-вперед ласточки, и, наконец, черная наседка в сопровождении длинного ряда утят величественно проследовала мимо веранды и повела их по далеко заходящим в воду мосткам. На середине мостков она остановилась, а утята попрыгали в воду и поплыли.
Лена следила за всем с неослабным вниманием.
- Смотри, Бото, как вода проступает между бревнами. Но правду сказать, ее занимали не бревна и не вода, а две лодки, причаленные к мосткам. Она и так на них поглядывала и эдак, задавала всевозможные вопросы, делала всевозможные намеки, но, видя, что Бото остается глух ко всем намекам и ничего не желает понимать, заговорила более откровенно и напрямик сказала, что не прочь бы покататься на лодке.
- Нет, вы, женщины, неисправимы. Неисправимо легкомысленны. Припомни второй день пасхи. Ты едва…
- …едва не утонула? Помню. Но это одна сторона дела. А вот и другая: в тот же день состоялось мое знакомство с очень интересным молодым человеком, которого ты, верно, помнишь. Его звали Бото… Не станешь же ты утверждать, что второй день пасхи был для тебя несчастливым? Если да, значит, я любезнее, чем ты.
- Гм-гм… А грести-то ты умеешь?
- Разумеется. И грести, и править, и поставить парус. Из-за того, что я чуть не утонула, ты уже ни в грош не ставишь меня и мое искусство. А виноват был мальчик, да и утонуть в конце концов может каждый.
Спустясь с веранды, она прошла по тропинке, прямо к тем двум лодкам. Паруса у них были скатаны, но на каждой мачте развевался вымпел с вышитым названием.