От обиды нижняя губа у Мити чуть-чуть припухла. Молчание становилось тягостным.
— Вы не думайте, они все-таки неплохие ребята…
Сергей Николаевич повернулся к нему и с живостью сказал:
— Хорошие ребята! Особенно этот… Трубачев и его товарищи.
* * *Васек шел один. После сбора в темной раздевалке его поймал Грозный и, легонько потянув за рукав, шепотом спросил:
— Проштрафился, Мухомор?
— Проштрафился, Иван Васильевич!
— Да, прочесали тебя, брат, вдоль и поперек… Раньше, бывало, ремнем учили, попроще вроде, а теперь — ишь ты! Ну, авось обойдется… Ступай домой. Макушку в подушку, а утром на душе легче.
Васек попрощался со стариком и вышел на улицу. Он устал, в голове было так много мыслей, что ни на одной не хотелось останавливаться.
В конце своей улицы Васек увидел тетку. Она, суетливо и неловко обходя лужи, шла вдоль забора, придерживая обеими руками концы полушалка. Васек вспомнил, что тетка плохо видит, и бросился к ней навстречу:
— Тетя!
— Васек! Батюшки! Где ты запропал? Девятый час пошел…
— Я на сборе был… Нас вожатый собирал.
— «Вожатый, вожатый»! С ума он сошел, твой вожатый! Детей до полуночи держать!
— Да он не виноват. Дела у нас такие были… пока разберешься… Не сюда, не сюда, тетя. Давай руку!
— Погоди, не тащи… Это чего блестит?
— Тут лужа, — держа ее за руку, говорил Васек. — А вот камень… ставь ногу…
— Ишь ты, глазастый. А я шла, небось забрызгалась вся… Ну, какие же у вас дела разбирали? — благополучно минуя лужу, спросила тетка.
— Кто что натворил, — уклончиво сказал Васек.
— Кто что натворил… А ты бы домой шел.
Васек засмеялся.
— Да меня, тетя, больше всех ругали там, — сознался он. — За поведение и всякие разные слова дурацкие… за грубость…
— А-а, — подняв кверху брови, протянула тетка, — за грубость?
— Ну да. Вот и тебя я тоже обидел.
— Ну… это что… Мы свои — не чужие! — заволновалась тетка. — А вожатый, он, конечно, знает, что делает. Коли задержал, значит, нужно было… это на пользу.
Васек крепко прижал к себе теткину руку.
— Ладно, ладно… Идем уж. Там тебе ужин приготовлен, а под тарелочкой… — Она остановилась и подняла вверх палец: — Суприз!
Глава 34 Р. М. 3. С
Мазин сидел на берегу пруда и напевал свою любимую песенку:
Он смотрел, как у края берега в темной воде отражаются набухшие почками ветки березы, как, переплетаясь с ними, вытягиваются тонкие иглистые сосны и громадной тенью ложатся мохнатые лапы старой ели. Теперь под этой елью чернеет глубокая яма, залитая водой. Это бывшая землянка Мазина и Русакова. Когда снег начал таять, в нее хлынули со всех сторон ручьи. Хорошо, что к тому времени у мальчиков появился новый приют…
Мазин вспомнил, как они с Петей шли домой со сбора. Петя ждал, что Митя вызовет в школу отца. Наказания он не боялся — он боялся потерять свою новую мать.
— Она уйдет! — тоскливо повторял он всю дорогу.
— Не уйдет! — лениво утешал его Мазин: ему не хотелось заниматься Петькиными делами. Он хотел разобраться в настоящем товариществе, о котором говорил учитель, а потому, не глядя на расстроенное лицо Русакова, нехотя бубнил, идя с ним рядом: — Птичья голова у тебя, Петька… И вообще, ты только о себе одном думаешь. Брось ты с этим делом нянчиться… Уйдет — так другая найдется!
— Другая? — Петька даже остановился. — Другая?! — От волнения у него перехватило горло. — А ты себе другую мать хочешь, Мазин?
— При чем тут это? — тоже останавливаясь, недовольно спросил Мазин?
— А при том, что ты… ничего не понимаешь в моей жизни, — с усилием сказал Петя, — а я… один. И ты лучше ничего не говори, если так…
— Как — так?
Петя молчал. Мазин почувствовал, что Петька вдруг отделился от него со всеми своими горестями и теперь уже будет решать свои дела тихо, про себя, не обращаясь за помощью к товарищу.
— Ладно, — сказал он прежним снисходительным тоном. — Я пошутил. Сей — час придумаем что-нибудь…
— Не надо.
— Что — не надо? Собери ее вещи и спрячь, а пока она будет искать, отец сам уговорит остаться. Понял?
— Не надо, — тихо повторил Петя. — Ничего не надо мне, Мазин! Это не такое, чтобы придумывать что-нибудь. — Он отвернулся и сломал голую ветку у забора. — Этого ты не можешь… и не надо.
— Да ну тебя! — рассердился Мазин. — «Не можешь, не можешь»! Я все могу!
Когда Петя ушел, Мазин долго стоял во дворе и смотрел на его окна.
«Есть прямое, честное товарищество, а есть мелкое, трусливое выручательство», — вспомнил он слова учителя.
«Эх, жизнь! Пойду завтра к его мачехе и напрямки начну действовать», — решил Мазин.
* * *За ночь решение окрепло. Мазин застал Екатерину Алексеевну одну. Она сидела за работой — подшивала Петины брюки. Изо рта ее торчали булавки, а в длинных ловких пальцах мелькала иголка. Мазин поздоровался и, оглядев новые Петины брюки, вежливо сказал:
— Симпатичные брючки.
Мачеха засмеялась с закрытым ртом, булавки запрыгали на ее губах.
«Еще подавится!» — с тревогой подумал Мазин и сказал:
— Выньте изо рта булавки. Я к вам по делу пришел.
С тех пор как Петя первый раз привел к себе Мазина, прошло много времени. Екатерина Алексеевна уже хорошо знала этого смешного, толстого, спокойного мальчика, товарища Пети. Она с интересом прислушивалась к коротким фразам, которые бросал Мазин Пете во время игры или занятий. Ей нравился Мазин, но где-то про себя она опасалась того влияния, которое он имел на Петю.
«Если хорошенько браться за Петю, то сначала нужно взяться за Мазина», — нередко думала она, наблюдая их вместе. Но до сих пор Мазин был неуловим, никогда не обращался к ней с вопросами и сам отделывался короткими ответами.
— Какое же у тебя ко мне дело? — опуская на колени шитье, спросила Екатерина Алексеевна.
— А вот какое. — Мазин придвинул стул и сел прямо против нее. — Я, как настоящий товарищ Пети Русакова, считаю, что нам надо прямо и честно объясниться. — Он заметил смешливые искорки в глазах Петиной мачехи и насупился: — Вы не смейтесь. Это не такое, чтобы смеяться. Это такое, что заплакать можно, если вы для Петьки как мать родная. Мазин вспыхнул и рассердился: — Мне тоже, как товарищу, не очень-то легко!
Екатерина Алексеевна сложила руки на коленях и умоляюще посмотрела на него:
— Коля, если что-нибудь случилось, ты говори сразу… ну, сразу!
— Не бросайте Петьку никогда, если даже отец его выпорет! Понятно? — выпалил Мазин.
* * *В темной воде один за другим исчезали камешки, брошенные Мазиным. От камешков расходились ровные спиральные круги.
«Плакала, — вспомнил Мазин. — И Петька плакал… — И, удивленно поглядев на свое отражение в воде, Мазин скорчил гримасу. — И я плакал… Эх, жизнь!»
Но зато не только Петина мачеха осталась навсегда в Петином доме, а и все имущество из землянки перекочевало в русаковский дом, который стал теперь самым прочным местом на свете. И даже Русаков-отец потерял свой грозный вид.
«Не то он был черный, а стал каштановый; не то он раньше с бородой ходил, а теперь усы у него. Петьку по плечу хлопает, смеется, шутит. Одним словом, наверно, его фабрика сто пар ботинок в секунду делает. Придется и нам себя показать, — озабоченно подумал Мазин, устраиваясь поудобнее на бревне и отводя глаза от темной глубины пруда. — Даешь учебу!»
Он вытащил из кармана свернутую в трубочку тетрадь. Но поучиться ему не пришлось.
Около прежней землянки послышались тихие голоса.
— Я думаю, что это нора лисы, — сказала девочка в белом фартуке, с пучком подснежников, торчащих из кармана на животе.
— А я думаю — медвежья, — серьезно ответил, приседая на корточки, стриженый мальчик с круглой головой и черными глазами. — Я даже сейчас потыкаю медведя палкой.
— Не надо. Он затонул, — сказала девочка.
Но мальчик достал прут и наклонился над ямой.
— Эй, ты, упадешь! — крикнул Мазин и, перескочив через бревно, пошел к детям. — Вам что тут надо? Это не нора, а землянка. Убирайтесь отсюда!
— Мы сейчас уберемся, — сказала девочка.
Но мальчик продолжал сидеть на корточках.
Мазин поднял его за шиворот и поставил подальше от ямы.
— А чья землянка? — спросил мальчик, нисколько не смутившись.
— Это землянка, — сказал Мазин, скрестив на груди руки, — двух знаменитых следопытов: Русакова и Мазина — Р. М. 3. С. Понятно? А теперь ступайте отсюда оба к своей бабушке!
Когда малыши удалились, Мазин вынул перочинный ножик и на толстом стволе березы вырезал четыре буквы: Р. М. 3. С.
Когда малыши удалились, Мазин вынул перочинный ножик и на толстом стволе березы вырезал четыре буквы: Р. М. 3. С.
Полюбовавшись своей работой, Мазин сделал еще один глубокий надрез на белом стволе березы и припал к нему губами.
Он напился свежего березового соку, вытер рукавом рот и смачно сказал:
— Эх, жизнь!
Глава 35 ОТЕЦ
«Супризом» тетки была телеграмма от отца. Павел Васильевич приехал ночью. Васек долго ждал, сидя одетый в уголке широкой кровати, и прислушивался к каждому шороху на дворе. Тетка тоже не спала, она все что-то прибирала и хлопотала в кухне.
— Ты ляг. Я тебя тогда разбужу, — уговаривала она племянника.
— Ничего. Я не хочу спать, — с трудом приподнимая отяжелевшие веки, говорил Васек.
Ему хотелось первым встретить отца на пороге. Но он все-таки не выдержал и заснул, ссутулившись и уткнувшись головой в спинку кровати. Ему снился дремучий лес и колючие ветки, снилось, что он ползком пробирается через поваленные бурей деревья и занозил себе коленку.
И вдруг теплые большие руки осторожно прижимают его к себе и мягкие усы, похожие на зеленые водоросли, щекочут лицо.
— Ну, Рыжик… Глянь-ка на меня, Рыжик!
Васек еще крепче зажмуривает веки, потом сразу открывает их и горячи — ми от сна руками гладит отца по заросшим, небритым щекам. И оба они мол — чат, потому что нет слов, которые можно было бы сказать в такую минуту.
— Скажи пожалуйста, ведь какой парень привязчивый! Это что! — бормочет в кухне тетка, тихонько сморкаясь в платочек.
Прежние, светлые дни наступают для Васька. В длинные вечера уже все переговорено и рассказано, все пережито сначала вместе с большим, настоящим другом — отцом. Ему не надо много говорить — он все понимает с первого слова.
Ссора Васька с Сашей взволновала Павла Васильевича. Он никак не мог успокоиться и все повторял:
— Как же так? Такой парнишка хороший…
Васек хмурился:
— Я, папа, этот сбор никогда не забуду!
— Ничего, ничего, сынок! Теперь нам нужно будет себя во как поднять! Мы это сделаем, сделаем… — задумчиво говорил Павел Васильевич, даже не замечая, что вместо «ты» говорит «мы».
Один раз Васек сказал:
— Я, папа, теперь с Мазиным и Русаковым занимаюсь. Мы вместе к экзаменам готовимся. Они, знаешь… — Васек нагнулся и зашептал отцу на ухо: — Должны на «отлично» выдержать. Мазин хочет Сергею Николаевичу доказать, какой он товарищ. Понимаешь?
— А!.. — таинственно кивнул головой отец. — Это надо, надо.
— А я им помогаю… Я тоже хочу доказать. Мне хочется, чтобы они оба лучше всех на экзамене ответили.
— Себя-то, смотри, не упусти с ними, — забеспокоился отец.
— Нет, нет, что ты! Я ведь и сам в это время учусь.
Васек отогнул пальцы и сосчитал:
— Две недели осталось. Вот еще только Первое мая отгуляем, а тогда будем друг дружку по всей программе гонять.
Глава 36 ЭКЗАМЕНЫ
Первое мая отгуляли весело. Вся школа вышла на демонстрацию. Шли стройными колоннами, несли большие портреты вождей, украшенные первыми полевыми цветами. Несли знамена.
— Шире, шире развертывайте, чтобы такой красивой, широкой лентой они были! — возбужденно командовал Митя, поворачивая к ребятам сияющее веснушчатое лицо.
Ребята старались шире развертывать знамена и не сбиваться с ноги. А из всех домов торжественно и весело присоединялись к ним люди, на ходу подхватывая знакомый мотив любимой песни:
Васек Трубачев, воодушевленный всеобщим праздником, пел вместе со всеми, а Мазин, шагая с ним рядом и устремив на голубое небо глаза, пел громче всех, не считаясь с общим хором и забегая далеко вперед:
Маленький городок утопал в зелени. На всех подоконниках стояли первые весенние цветы. Кусты в палисадниках кудрявились и в полдень, отяжелев от набухших почек, ложились на забор. На ночь люди настежь открывали свои окна, чтобы дышать свежим, ароматным воздухом. Это было время весеннего праздника, когда все люди кажутся особенно добрыми и приветливыми.
Васек Трубачев шел к Русакову. Там сегодня была назначена репетиция экзаменов. Учениками были он, Мазин и Петя Русаков, экзаменатором — Екатерина Алексеевна.
Трубачев торопился. Он только что встретил Митю и узнал от него замечательную новость: сразу же после экзаменов начнется подготовка к походу.
К походу! Ура!
Васек бежал по улице, взволнованный этим сообщением. Если бы хоть с кем-нибудь скорее поделиться своей новостью! Но никто не попадался навстречу… И только из одних ворот прямо на него вышел Саша.
«Булгаков! Эй, Булгаков!» — хотел крикнуть Васек, но запнулся и неловко замедлил шаг. Саша тоже остановился. Они посмотрели друг на друга и отвернулись. Потом каждый пошел своей дорогой. На душе у Васька померкла радость, и даже ноги в легких сандалиях стали цепляться за все бугорки. Дойдя до угла, он оглянулся. Саша тоже оглянулся.
Васек тяжело вздохнул и пошел к Русакову. Круглое, доброе лицо Саши с открытыми черными глазами было так знакомо и близко ему. Почему-то вспомнились даже руки Саши, с заусенцами около ногтей, такие ловкие и быстрые в работе.
У Русаковых уже все было приготовлено к экзамену. На середину комнаты был выдвинут большой стол, на стене висела чистая фанера, а под ней лежал кусок мела. За столом торжественно сидела Екатерина Алексеевна в темном платье с белым воротничком. Лицо у нее было такое, как будто она всю жизнь экзаменовала школьников.
Мазин и Русаков в чистеньких новых костюмчиках, приготовленных для экзаменов, шепотом переговаривались между собой в ожидании Трубачева.
— Ты что же? Иди скорей! — встретил его в дверях Петя. — Смотри, она сидит уже, — кивнул он в сторону мачехи.
Васек почувствовал всю торжественность обстановки, чинно поклонился и сел на скамейку рядом с Мазиным и Русаковым.
Первым отвечал Петя.
— Русаков! — вызвала Екатерина Алексеевна.
Петя взял со стола билетик и, прочитав его, сказал:
— Это я все знаю! Можно другой?
— Можно.
— Это я тоже знаю! — радостно крикнул Петя. — Смотрите, разбор по частям речи! — Он оглянулся на мальчиков.
— Отвечай, — сказала Екатерина Алексеевна. — Дай пример.
Петя написал на доске: «Не бросай товарища в беде» — и начал бойко разбирать. Екатерина Алексеевна кивала головой. Петя закончил стихами Пушкина к няне:
В дверь тихо просунулась мощная фигура. Русаков-отец на цыпочках подошел к столу и сел рядом с женой. Петя вспыхнул и взволнованно продолжал:
Пушкин в детстве был очень одинок. Самым дорогим и близким человеком ему была его няня, Арина Родионовна, — рассказывал Петя, глядя прямо в глаза своим экзаменаторам.
Петю похвалили. Вторым вышел Мазин.
Он спокойно брал один за другим билеты и со словами: «Знаю, знаю…» — бросал их на стол.
Русаков-отец вопросительно посмотрел на жену и, наклонившись к ее плечу, шепнул:
— Что за система?
Но она сделала ему знак не вмешиваться. Наконец Мазин выбрал себе билет и ответил по нему все, кроме стихов.
— Стихи не знаю, надо будет выучить, — спокойно сказал он.
Трубачев отвечал бойко, с видимым удовольствием.
Русаков-отец спросил:
— Если обыкновенные мастера в смену выполняют сто процентов задания, скажем пять пар обуви, то сколько пар обуви сделают стахановцы, выполняющие двести пятьдесят процентов задания.
— Это вопрос из арифметики, — смутился Трубачев.
— Это вопрос из жизни, — ответил Русаков-отец. — Ну, кто сообразит?
— Я! — крикнул Петя. — Двенадцать с половиной пар!
— Верно, сын, — сказал Русаков.
После экзамена по русскому начался экзамен по другим предметам. Мальчики разошлись усталые, но довольные собой.
* * *Школа притихла. Она стояла торжественная, праздничная, полная цветов и света. В коридорах ходили на цыпочках, говорили шепотом. В классах сидели учителя и какие-то новые, приезжие люди с большими портфелями. Мягкая ковровая дорожка устилала лестницу и спускалась с крыльца, на котором стоял Грозный в черном сюртуке, с новым галстуком в голубых горошинах.
В школе шли экзамены. Они шли уже не первый день. Митя, с торчащей из кармана зеленой тюбетейкой, взволнованно спрашивал ребят из четвертого класса «Б»:
— Ну, как у вас тут дела?
— Хорошо! Хорошо!
— Ой, Митя! Русаков на «отлично» по русскому!