Важно к тому же не забывать, что люди — тоже часть природы. Я всегда смотрю на природные системы, как на модель. Природа очень экономична. Даже если за животным не охотятся, его тело вскоре после его смерти съедят. В природе животные неизменно пожираются другими животными, либо хищниками, либо теми, кто питается падалью. Мы даже пару раз замечали, что наши коровы грызут кости оленя, хотя крупный рогатый скот считается исключительно травоядным. Когда исследования, которые несколько лет па-зад провела Служба геологии, геодезии и картографии США, выявили, что олени поедают много яиц из гнезд наземных птиц, ученые были потрясены! Природа гораздо сложнее, чем мы думаем. Но совершенно ясно, что для животных нормально и естественно поедать других животных, а поскольку мы, люди, — часть природы, совершенно естественно для людей поедать животных.
Однако это не означает, что мы должны поедать животных. Я убеждена, что имею право на личный выбор — воздерживаться от употребления в пищу мяса по собственным резонам. В моем случае это обусловлено особой связью с животными, которую я чувствую всегда. Не думаю, что мне неприятно есть мясо. Мне просто от этого как-то неуютно. Для меня промышленное фермерство неприемлемо не потому, что они производят мясо, а потому что они отнимают у животных даже крупицы счастья. Иными словами, если я что-то краду, это будет на моей совести, поскольку это в основе своей грешно. Но мясо — в основе не грешно. И если я поем мяса, наверно, испытаю лишь сожаление.
Я привыкла думать, что вегетарианство естественным образом освобождает от ответственности за то, как обращаются с животными на ферме. И считала, что, если буду воздерживаться от мяса, я тоже не буду за это в ответе. Теперь мне кажется это глупостью. Мясная промышленность влияет на всех нас в том смысле, что мы, абсолютно все, живем в обществе, где производство продуктов питания основано на промышленном фермерстве. Мое вегетарианство не снимает с меня ответственности за то, как наше государство выращивает животных, особенно в то время, когда общее потребление мяса растет, как в нашей стране, так и по всему миру.
У меня много друзей и знакомых веганов, некоторые из них связаны с РЕТА или с Farm Sanctuary*, и многие из них допускают, что гуманность, в конце концов, разрешит проблему промышленного фермерства и люди перестанут есть животных. Но мы, во всяком случае, этого уже не увидим. Если такое и возможно, то нескоро, для этого, думаю, должно смениться не одно поколение. А потому следует сделать хотя бы так, чтобы все поняли, как много страданий происходит на промышленных фермах. Альтернативы им необходимо пропагандировать и поддерживать.
* Американская организация по защите прав животных, выращиваемых на фермах.
К счастью, есть, и проблески надежды. Основа — возвращение к более здравым методам фермерства. Возникает коллективная воля — политическая воля, а также воля потребителей, оптовиков и рестораторов. У них разные требования, но в чем-то они начинают сходиться. Одно из этих требований — лучше обращаться с животными. Над нами смеются, что мы, мол, ищем шампунь, который не был протестирован на животных, а в то же самое время (и много раз в день) покупаем, мясо, которое было произведено в совершенно зверских условиях.
Существуют также предпосылки к переменам в экономике в связи с постоянным повышением цен на нефть, ростом использования химикатов в сельском хозяйстве и оборота зерна. И работа на ферме угасает: то, что десятилетиями поддерживало промышленное фермерство, становится все более непригодным, в особенности в свете нынешнего финансового кризиса.
А мир, кстати, и не нуждается в производстве такого количества животных, которое производится сейчас. Промышленное фермерство родилось и продвинулось вперед не из необходимости производить больше еды — «накормить голодных», но для того, чтобы производить так, как это выгодно компаниям агробизнеса. Промышленное фермерство — это только деньги. Вот почему система промышленного фермерства терпит неудачи и не работает па долговременной основе: она создана пищевой промышленностью, чья главная забота вовсе не накормить людей. Неужели у кого-то есть сомнения, что корпорации, которые контролируют большую часть животноводства в Америке, занимаются этим ради выгоды? В большинстве индустрии это идеальная движущая сила. Но когда предмет потребления — животные, фабрика это сама земля, ее продукты физически потребляют, и выгоды тут не одинаковы, и образ мыслей не может быть одинаков.
Например, выращивание животных, которые могут воспроизводиться лишь искусственным путем, имеет смысл, если ваша цель вовсе не накормить людей, а лишь делать на этом деньги. У нас с Биллом на ранчо есть несколько индюшек, эти птицы — раритет, той же породы, которую разводили на заре двадцатого века. Чтобы вывести породу, выгодную для продажи, нам следовало бы ох как далеко отойти от нашей. Ведь современные индейки едва могут ходить, не говоря уже о том, чтобы естественным образом спариваться или выращивать своих птенцов. Вот что вы получаете в системе, где только краем интересуются вопросами питания людей и полностью игнорируют самих животных. Промышленное фермерство — последняя система, которую будешь создавать, если заботишься об обеспечении людей пищей на долговременной основе.
Ирония в том, что, хотя промышленные фермы пекутся о своих, а не о наших интересах, они, тем не менее, полагаются на нас, а мы не только их поддерживаем, но и платим за их ошибки. Они берут на себя расходы по утилизации отходов и перебрасывают их окружающей среде и тем жителям, поблизости от которых расположено производство. Их цены искусственно занижены, этого не видно на кассовых аппаратах, но за это годами платят все.
Сейчас нужно вот что — мы должны вернуться назад и выращивать животных на пастбищах. Эту идею нельзя назвать нереалистичной, существует исторический прецедент. До начала роста промышленного фермерства в середине века американское животноводство было тесно связано с пастбищами и меньше зависело от зерна, химикатов и механизмов. У животных, выращенных на пастбище, жизнь лучше, кроме того, они не наносят ущерба окружающей среде. Травяная система кажется все разумнее по мере ужесточения экономических условий. Рост цен на кукурузу вот-вот изменит наш образ питания. Крупный домашний скот будут больше держать на подножном корму, позволят есть траву, как и было предназначено природой. И когда промышленное фермерство поставят перед проблемой скопления навоза, а не будут перекладывать ее на плечи общества, тогда пастбищное фермерство станет более экономически привлекательным. Вот оно светлое будущее — не наносящее ущерб природе и гуманное фермерство.
Ей лучше знать
Спасибо, что разделили со мной расшифровку рассказа Николетты. Я работаю в РЕТА, она — производитель мяса, но я думаю о ней как о соратнике в битве против промышленного фермерства, и она — мой друг. Я согласен со всем, что она говорит о важности хорошего обращения с животными и об искусственно низких ценах на мясо, произведенное на промышленных фермах. Я, конечно, согласен с тем, что следует приобретать мясо только таких животных, которых кормили травой и выращивали на подножном корму — особенно это касается крупного рогатого скота. Но тут, как черт из табакерки, выскакивает вопрос: а зачем вообще есть мясо животных?
Сначала подумаем о связи между состоянием окружающей среды и дефицитом продуктов питания. С точки зрения этики, нет никакой разницы между употреблением в пищу мяса животных и выбрасыванием огромного количества еды в помойку, ибо в мясе животных, которое мы едим, лишь малая доля съеденной ими пищи превратилась в калории: чтобы произвести всего одну калорию животной плоти, животному надо съесть от шести до двадцати шести растительных калорий. Подавляющее большинство того, что выращивается в США, идет на корм скоту — это ресурсы, которые мы могли бы использовать для питания людей или сохранения дикой природы. И по всему миру происходит то же самое — с такими же ужасающими последствиями.
Особый представитель ООН по вопросам продовольствия назвал превращение 100 миллионов тонн зерна и кукурузы в этиловый спирт, когда почти миллиард человек умирает от голода, — «преступлением против человечества». В каком же виде преступления следует обвинять животноводство, которое тратит 756 миллионов тонн зерна и кукурузы каждый год, если таким количеством еды можно было бы накормить 1,4 миллиарда человек, живущих в ужасающей нищете? А ведь в эти 756 миллионов тонн даже не входит мировой урожай сои в 225 миллионов тонн (98 процентов), который тоже съедают животные с ферм. Вы поддерживаете невероятную неэффективность и взвинчиваете цены на еду для беднейших слоев населения в мире, даже если едите только мясо компании «Ранчо Нимана». Именно эта неэффективность — а не вопросы защиты окружающей среды и даже не благоденствия животных — в первую очередь толкнула меня на отказ от мяса.
Некоторые ранчеры любят ссылаться на то, что существуют такие области, где невозможно заниматься земледелием, но можно выращивать крупный рогатый скот, или на то, что скот может обеспечить необходимый запас пищи, если выдался неурожай. Эти доводы, однако, серьезно воспринимают только в странах третьего мира. Самый известный специалист по этому вопросу Р. К. Пачаури руководит Межправительственной группой экспертов по изменению климата. Он получил Нобелевскую премию мира за свои научные работы, и он убежден, что вегетарианство — это диета, которой должен придерживаться весь цивилизованный мир, хотя бы из соображений одного только сохранения окружающей среды.
Конечно, я вступил в РЕТА из убеждения, что нужно охранять права животных, но вот еще какая штука: фундаментальная наука утверждает, что животные тоже состоят из плоти, крови и костей, как и мы с вами. Один свиновод из Канады убил дюжину женщин, подвесил их на крюки для мяса, где обычно висят свиные туши. Когда его привлекли к суду, публика пришла в ужас от его откровений: оказалось, что мясо некоторых женщин он скормил людям, которые думали, что едят обычную свинину. Потребители не смогли почувствовать разницы между свиным фаршем и фаршем из человеческого мяса. Естественно, не смогли. Разницы между телом человека и свиньи (курицы, коровы и т. д.) куда меньше, чем сходства — труп это труп, плоть это плоть.
У животных те же пять чувств, что и у нас. И мы все больше узнаем о том, что у них имеются поведенческие, психологические и эмоциональные потребности, которые эволюция создала в них, как и в нас. Животные, как и люди, чувствуют удовольствие и боль, счастье и страдание. Прочно установлен тот факт, что животным доступны многие из тех эмоций, которые испытываем и мы. Называть все их сложные эмоции и поведение «инстинктом» — глупо, как недвусмысленно объяснила Николетта. В современном мире легко игнорировать очевидный нравственный смысл этого сходства — это удобно, прилично и общепринято. Но это все-таки неправильно. Недостаточно знать, что хорошо, а что плохо; поступки — другая и более важная половина нравственности.
Благородна ли любовь Николетты к своим животным? Да, когда ведет ее к осознанию, что они личности, и к нежеланию навредить им. Но когда она сама выжигает клейма, отнимает у матери детенышей или перерезает животному горло, мне трудно ее понять. И вот почему: попробуйте применить ее аргументы в защиту мясоедства, предположим, к разведению на мясо кошек или собак — или даже людей. Многих это сразу отрезвит. На самом деле ее аргументы очень напоминают аргументы рабовладельцев (по существу, они одинаковы), которые требовали лучше обращаться с рабами, но были против отмены рабства. Можно заставить другого стать рабом и обеспечить ему «хорошую жизнь и легкую смерть», как высказалась Николетта, говоря о животных с фермы. Это лучше, чем дурно обращаться с ним, если он раб? Конечно. Но это не то, чего хочется каждому.
Или попробуйте прикинуть: вы станете кастрировать животных без обезболивающих средств? А клеймить? А резать им горло? Пожалуйста, взгляните на то, как это делается (фильм Meet Your Meat легко найти в Интернете, именно с этого следует начать). Большинство не станет делать подобных вещей. Большинство даже не захочет на это смотреть. Честно ли, что другие делают за вас? Это контракт жестокости к животным и контракт на убийство — и ради чего? Ради продукта, который никому не нужен, — ради мяса.
Есть мясо, может быть, и «естественно», и большинство, вероятно, считает это приемлемым — люди, без сомнения, делали это очень долгое время, — но это не нравственные доводы. На самом деле, человечество в целом и нравственный прогресс представляют ясный пример преодоления того, что называется «естественность». Вспомним, что большинство южан, поддерживавшее рабство, ничего не говорило о его нравственности. Закон джунглей — это не нравственный стандарт, хотя он может заставить мясоедов лучше относиться к тому, что они едят мясо.
После побега из оккупированной нацистами Польши нобелевский лауреат по литературе Исаак Башевис Зингер называл предвзятое отношение к различным биологическим видам «самой крайней расистской теорией», он доказывал, что права животных были чистейшей формой социально-правовой защиты, поскольку животные — наиболее уязвимые из всех угнетенных. Ему казалось, что неправильное обращение с животными было повторением в миниатюре нравственной парадигмы «права сильного». Мы не соотносим их эмоциональные и физические потребности с людскими, считаем их не очень важными только потому, что это в нашей власти. Конечно, животное-человек отличается от всех других животных. Люди уникальны, и не потому, что считают боль животного несущественной. Подумайте: вы едите цыплят потому, что ознакомились с научной литературой о них и сочли, что их страданиями можно пренебречь, или потому, что они вкусные?
Обычно этическое решение приходится принимать при неразрешимом конфликте интересов. В данном случае конфликтуют следующие интересы: человек хочет потрафить своему вкусу — а животное не хочет, чтобы ему перерезали горло. Николетта говорит, что они обеспечивают животному «хорошую жизнь и легкую смерть». Но жизнь, которую они обеспечивают животным, не настолько хороша, как жизни, которые большинство из нас обеспечивают своим собакам и кошкам (они могут обеспечить животным более комфортную жизнь и менее мучительную смерть, чем компания «Смитфилд», но действительно ли она так хороша?). Можно ли спокойно отнестись к тому, что человеческая жизнь окончится в 12 лет, а ведь это то же самое, что происходит с животными, которых насильственно лишают жизни в таких хозяйствах, как ферма Билла и Николетты?
Мы с Николеттой согласны в том, что наш выбор продуктов питания оказывает на других очень существенное влияние. Если вы сами вегетарианец, ваша жизнь оценивается в одну единицу вегетарианства. Если вы повлияли на другого человека, счет удвоился. А вы, без сомнения, можете повлиять на гораздо большее количество людей. То, что есть приходится на глазах других людей, сильно влияет на выбор меню.
Решение употреблять в пищу любое мясо (даже если это мясо от производителя, который минимально истязает животных) подтолкнет ваших знакомых есть мясо с промышленных ферм, чего в ином случае они бы делать не стали. О чем говорит это решение? Что лидеры, написавшие манифест об «этичном мясе», например, мои друзья Эрик Шлоссер, Майкл Поллан и даже фермеры с «Ранчо Нимана» регулярно выкладывают деньги из своих карманов и передают их промышленным фермам? Для меня это решение означает, что «этичное плотоядное» — идея провальная; даже самые ярые ее сторонники не могут следовать ей все время. Я встречал кучу людей, которых впечатлили доводы Эрика и Майкла, но ни один из них не ест только мясо с мелких ферм, типа ферм Нимана. Они либо вегетарианцы, либо продолжают есть по крайней, мере какое-то количество мяса с промышленных ферм.
Утверждение, что употребление в пищу мяса может быть этически безупречным, звучит «приятно» и «толерантно» только потому, что большинство эгоистически считает, будто любое их деяние и желание — нравственно. Конечно, это будет популярно, если вегетарианка Николетта дает мясоедам основание забыть о настоящем нравственном вызове, который представляет собой мясо. Но сегодняшние социальные консерваторы — это вчерашние «экстремисты» по таким вопросам, как права женщин, гражданские права, права детей и так далее (кто станет защищать полумеры по вопросам гражданских прав или рабства?). Но когда дело касается употребления в пищу животных, тут уже невозможно игнорировать то, что ясно и неопровержимо доказано наукой: чего у нас больше с другими животными — сходства или различий? Они наши «двоюродные братья», как высказался Ричард Докинз.* Даже простое и не вызывающее сомнений утверждение: «вы едите труп», — назовут преувеличением. Нет, это всего лишь правда.
* Английский этолог, эволюционист, популяризатор науки.
На самом деле это не резкость и не нетерпимость — заявить, что мы не должны платить людям — и платить изо дня в день, — за то, что они наносят животным ожоги третьей степени, вырывают им тестикулы или перерезают горло. Давайте опишем реальность: этот кусок мяса взят от животного, которое в лучшем случае — и это те, кому еще повезло, — обжигали, увечили и убивали ради нескольких минут удовольствия какого-то человека. Неужели цель — удовольствие — оправдывает средства?
Ему лучше знать
Я уважаю взгляды людей, которые решили — по любой причине — воздерживаться от мяса. На самом деле именно это я сказал Николетте в первый день нашего знакомства, когда она сказала, что она — вегетарианка. Я сказал: «Великолепно. Я это уважаю».
Большую часть своей взрослой жизни я провел, пытаясь найти альтернативу промышленному фермерству, наиболее отчетливо это видно по работе с «Ранчо Нимана». Я искренне согласен, что многие современные методы промышленного производства мяса, которые стали применять лишь во второй половине двадцатого века, нарушают издавна установленные законы и правила, касающиеся животноводства и забоя скота. Во многих традиционных культурах считалось, что животные заслуживают уважения, и жизнь у них можно отнимать только с благоговением. Древние традиции в иудаизме, в исламе, в культурах американских индейцев и других известных в мире цивилизациях предусматривали особые ритуалы, и правила обращения с животными, которых намерены, убить, чтобы использовать в пищу. К сожалению, индустриализированная система отказалась от представления, что отдельное животное имеет право на хорошую жизнь и с ним всегда следует обращаться уважительно. Вот почему я открыто протестую против многого из того, что имеет место в современном промышленном животноводстве.