Потолки в комнате были невысокие – метра два с половиной, в углу, под потолком, находилось вентиляционное отверстие, под которым стоял шкаф для бумаг, такой же обшарпанный, как и столы. Я подошел к шкафу. Наверху лежал толстый слой пыли и валялись две пустые бутылки из-под водки. Я влез на шкаф так аккуратно, что бутылки даже не качнулись, и приник ухом к решетке.
– Ерунда все это, дохлый номер, – рассудительно говорил левый мент, он сразу же произвел на меня более серьезное впечатление. – Пустышку мы, Виктор, тянем. Ну что ты ему предъявишь? Нет же у нас на него ничего.
– А чего он тогда у Громовой идиотом прикидывался?
– Мало ли кто где идиотом прикидывается! У нас половина народа прикидывается, а другой половине и прикидываться не надо – и так всем ясно, что идиоты. К тому же, возможно, бабка ограбленная путает и девушка вообще не та. Нужно было ей нищую старуху грабить! А тогда этот козел малорослый вообще получается ни пришей ни пристегни! Отдали бы его Громовой, уже давно бы дома были. А ты – расколем, расколем! Чистосердечного признания от него добьемся!
– А чего он тогда психует? – запальчиво возражал правый. – Чего дергается? Печенкой чую – нечиста у него совесть. Вот слушай, – судя по голосу, он оживился, – в тот же день в том районе магазин ограбили. Может, он про магазин что-то знает, а, Володя?
Я чуть со шкафа не свалился. Еще и магазин на мою голову! Ну у них и методы!
– Ну ты, Витя, даешь! – фыркнул левый мент Володя. – Этак ты на него все повесишь. Там еще накануне вечером изнасилование было, и колеса у одного чудика сняли.
– Да ладно, все равно мы ничего не теряем, ну, посидит в камере до утра, завтра мы его прямо к Громовой, пусть она своими психологическими методами с ним разбирается. Ты пойми: ребята, что на труп выезжали, что говорят? Убийство нетипичное. Ножом в подъезде, девка одета как картинка, в ушах серьги с бриллиантами – оставили, шубу – не сняли. Сумочку даже не забрали, а в ней, между прочим, деньги были. И ведь могли хоть догола раздеть, потому что никого в подъезде не было и валялась она там не меньше сорока минут, пока кто-то из соседей не прошел. Я еще на этого недомерка посильнее нажму, авось повезет.
Я кубарем скатился со шкафа, потому что послышался стук отодвигаемого стула.
– Ну что, Андриаша, надумал признаваться? – Правый мент выглядел посвежевшим и отдохнувшим – дернули они там, что ли?
– Позвонить дайте, – снова попросил я.
– Кому это ты звонить надумал? Уж не адвокату ли? – издевался мент.
– Говорят тебе, у бабки сердце больное! – Я тоже повысил голос. – Она будет волноваться, если я к сроку не вернусь.
– Ничего твоей бабке не сделается, – отмахнулся он.
Сделается, еще как сделается, с тоской думал я. До утра эти сволочи меня здесь продержат, бабуля к полуночи от волнения заболеет, а к утру точно может и концы отдать… тьфу, чтобы не сглазить… А что, дома никого нет, помощь оказать некому, даже «скорую» никто не вызовет.
– Давай так договоримся, – снова завел мент, – ты сейчас пишешь, что знаешь, а ведь я вижу, что ты дергаешься, значит, что-то знаешь, а я потом даю тебе позвонить бабуле там или дедуле… куда хочешь. Подойдет такой вариант?
Как видно, он вник в рассуждения левого мента и понял, что я не полный идиот и признаться в убийстве девушки заставить меня будет нельзя. Тем не менее, чтобы выйти скорее из этого свинарника, а не ночевать в камере, я готов уже был рассказать им про «ауди» и про директора фирмы «Поллукс». Но тут я еще раз взглянул на правого мента и понял, что, если я скажу ему хоть что-то, он обрадуется и тогда вообще меня замордует вопросами и не то что выпустить, а даже позвонить все равно не даст. Это только в сериале менты хорошие, они подозреваемым даже потрахаться в кабинете дают, несмотря на то что потом имеют большие неприятности от начальства. А пожалеть больную старуху, которая уж точно ни им, ни государству ничего плохого не сделала, – это им западло…
– Пока не дашь телефон, никакого разговора не получится, – твердо сказал я. – И больше никаких вариантов не предлагай.
Тут он вскочил, с грохотом опрокинул стул и заорал. Долго обзывал меня всякими словами и рассказывал, что он уж позаботится подсадить меня в такую камеру, чтобы до утра мне некогда было скучать, что мной будут заниматься и так далее и тому подобное. Я смотрел на него снизу вверх и думал, что вот прямо сейчас могу сломать ему руку или ногу, а может, и вообще убить А что – руки у меня не связаны, в любой момент могу вскочить. И ведь этот козел знает, что я владею карате, что же он так подставляется? От безнаказанности, понял я. Он знает, что он может сделать со мной что угодно, а потом скажет, что я сам упал десять раз. А я если только подниму руку, то сидеть мне ой сколько за нападение на нашу славную милицию. Вот так-то. А может, он просто не верит, что я что-то могу, – подумаешь, дипломы бабка показывала, внешность-то у меня обманчива. Соблазн был велик, но я удержался. Но поклялся себе, что если не дай Бог с бабулей за сегодняшнюю ночь что случится, то этого мента я найду и сделаю так, что он не то что в милиции, а нигде больше работать не сможет по причине инвалидности. Будет всю оставшуюся жизнь ездить в инвалидном кресле и вспоминать боевые милицейские будни.
В комнату заглянул левый мент. Как видно, ему тоже все надоело.
– Виктор, кончай эту бодягу! Этого в камеру до утра, и пойдем, поздно уже.
В камере пытался ко мне привязаться какой-то хмырь, привлеченный моим малым ростом, – вот, мол, какого к нам привели маленького да скромного. Я его быстро успокоил, а остальным хотелось спать, так что они не стали связываться.
Было душно, воняло потом и дерьмом, но главное – меня грызла тревога за бабулю, поэтому спать, естественно, я не мог.
Вот интересно, думал я, кругом сплошной криминал. Людей убивают, грабят и обворовывают на каждом шагу. Кого ни спроси – оказывается, что либо этой зимой вскрыли дачу и забрали все, что хозяин не смог вывезти в город, либо залезли в квартиру и унесли телевизор и видеомагнитофон, либо свистнули кошелек в автобусе, либо дали по голове в собственном подъезде и опять-таки ограбили. Воруют вещи из машин и сами машины. Воруют портфели у школьников и одежду. В нашем подъезде с осени обнесли три квартиры. Потерпевшие не всегда обращаются в милицию, но все же таких очень и очень много. Милиция всегда приезжает, и даже достаточно оперативно. Они работают, опрашивают свидетелей и делают все, что положено в таких случаях, не отступая от инструкции. И все, дальше конечная станция, поезд стоит на месте. Потому что никто из моих соседей, друзей и знакомых ни разу еще не рассказал, что ему, допустим, вернули украденные вещи. Или хотя бы нашли преступников и вызывали его, к примеру, для опознания. Хорошие вести распространяются быстро, если бы случилось такое замечательное событие, весь город бы о нем знал! А что у них в милиции отчетность всегда в порядке и процент раскрываемости высокий, так их методы я сегодня наблюдал, так сказать, изнутри.
Часы отобрали, но я прикинул, что времени было около часу ночи – так, по ощущениям. И вот залязгали двери, в коридоре послышались шаги, дверь камеры отворилась, и на пороге возник заспанный дежурный.
– Журавлев! Выходи! – гаркнул он. – И барахло свое забирай!
Как будто у меня что-то было, кроме того, что на мне. Мы прошли по коридору, потом в маленькой комнатке мне выдали бумажник и часы и велели расписаться в получении. Я недоумевал: неужели отпускают? Почему тогда такая срочность? Это посадить человека у нас в любое время могут – хоть днем, хоть ночью. А вот чтобы отпускали срочно среди ночи – такое только в кино бывает.
Недоумение мое полностью рассеялось, когда я увидел человека, что ожидал на улице. Это был мамочкин муж собственной персоной. Вот этого мне только не хватало! Однако я сделал над собой усилие и пробормотал без особой радости:
– Здрассте!
Он не ответил, только зыркнул в мою сторону и кивнул на машину. Я сел на переднее сиденье, он тоже втиснулся, так что машина покачнулась – комплекция у моего несостоявшегося отчима весьма плотная.
– Доигрался? – буркнул он. – Доволен теперь?
Мне его тон сразу не понравился, но, по правде сказать, другого я и не ждал.
– Как бабушка? – Я решил сменить тему.
Он посмотрел оторопело – как видно, и понятия не имел, как там бабушка, подозреваю, что он вообще забыл о ее существовании. То есть в принципе он знал, что у его жены где-то там есть мать и сын, но не придавал этому значения. Меня-то как раз такое положение очень устраивало, но бабуля иногда начинала сокрушаться, что редко видит свою дочь.
– Ты мне зубы не заговаривай! – разозлился этот тип. – Ты хоть понимаешь, что, если бы не мои связи, тебе бы не поздоровилось?
– Ну уж! – усомнился я. – Спасибо, конечно, что приехали, но я так понимаю, что меня бы утром все равно выпустили. Нет у них ничего против меня, это менты так, развлекаются.
– Ну уж! – усомнился я. – Спасибо, конечно, что приехали, но я так понимаю, что меня бы утром все равно выпустили. Нет у них ничего против меня, это менты так, развлекаются.
– Щенок! – заорал он и резко ударил по тормозам. – Ты с кем пререкаешься! Говорила мать – ничего путного из тебя не выйдет, а я не верил. Теперь вижу: так оно и есть. Ни хрена не работаешь, болтаешься как дерьмо в проруби…
– Как это, интересно, я не работаю?! – заорал, в свою очередь, я. – Ты, что ли, меня содержишь? Или, может, думаешь, что на бабкину пенсию вдвоем прожить можно?
Конечно, я понимал, что не нужно этого делать. Не стоит орать и ругаться, вообще не стоило с ним разговаривать. Отмолчался бы, поблагодарил за спасение, и все. Но уж очень достали меня давешние менты, да еще волновался за бабулю. И с чего этот козел, мамашин муж, так рассвирепел? Связи свои приплел… Да неужели же я поверю, что если бы что-то со мной было криминальное, то он стал бы хлопотать? Да я вас умоляю, ему сегодня всего и делов-то было – это пару звонков сделать да полночи не поспать. Менты меня задержали ни с того ни с сего, сами же говорили, что зря, а он тут лепит мне про связи.
– Ты мне не тычь, недоносок проклятый, ублюдок! – продолжал отчим наш содержательный разговор и даже замахнулся в запале.
– Вот этого не надо. – Я перехватил его руку и сжал сильно.
Было очень занятно наблюдать, как менялось его лицо. Сначала он удивился, как я посмел, потом просто налился злобой, так что лицо потемнело. Потом он удивился, что ему со мной не справиться, потому что я держал крепко и сжимал руку все сильнее, а ему из-за живота было не развернуться, чтобы достать меня второй рукой – руль мешал. Потом наконец он начал ощущать боль и до него дошло, что я могу сжать руку еще сильнее. И он снова удивился, на этот раз тому, что я такой сильный.
– Про ублюдка не надо, – повторил я спокойно, – тем более что это никак не соответствует действительности.
Я отпустил его руку, открыл дверцу и, не оглядываясь, выскочил из машины. Доберусь уж сам как-нибудь.
Я припустил по улице бегом, хотя он и не думал меня преследовать. Просто хотелось восстановить утраченное душевное равновесие. Вот интересно, когда маман впервые привела этого типа к нам знакомиться, мне было лет тринадцать. Что там пацан в жизни понимает? Но про этого я сразу понял, что сволочь он первостатейная. Так что сейчас я испытывал даже легкое удовлетворение, что правильно человека с первого взгляда оценил.
Домой я добрался быстро – подвезли мужики на «скорой помощи», им по дороге было.
Дверь открыла маман, и у меня отлегло от сердца – хоть не оставили старуху одну.
– Ну что там? А где Сережа?
– Дома твой Сережа, – рыкнул я. – И не смей больше к нему обращаться, я со своими делами как-нибудь сам разберусь.
– Да ты что? – Маман набрала воздуху и собиралась меня как следует вздрючить, но тут из комнаты послышался слабый голос бабули, так что я просто отодвинул маман в сторону и одним прыжком оказался в комнате. Бабуля лежала на кровати такая маленькая, и лицо ее было белее подушки. Увидев меня, она заплакала.
– Ну все, все. – Я присел рядом на стул. – Видишь, я вернулся, целый-невредимый, ничего не случилось, все в порядке…
– Чем это от тебя пахнет? – принюхалась бабуля.
«Дерьмом», – чуть было не сказал я, но вовремя прикусил язык.
– Ты в милиции был? Что они сказали? – жадно спрашивала бабуля.
– Все нормально, не нужно волноваться, это ошибка, она разъяснилась, больше я никуда не уйду.
Она успокоилась от звука моего голоса и утомленно прикрыла глаза. На кухне я узнал от матери, что бабуля подняла тревогу часов в десять вечера. Она звонила матери и до того ее взвинтила, что та рискнула обратиться к своему мужу за советом. Муж поднял ее на смех – взрослый парень к десяти вечера домой не пришел, а они всполошились. Но маман-то знает, что я всегда ночую дома; во-первых, боюсь бабулю оставить, а во-вторых, не у кого мне ночевать, с моим ростом у меня с женщинами вообще проблемы. Уж не знаю, что маман сказала своему мужу, возможно, что я псих и импотент, но он все же решил выяснить в милиции. И вот, так разозлился, что ему не дали поспать, что возненавидел меня пуще прежнего.
Я не стал рассказывать маман содержание нашей с ним беседы, пусть уж он сам ей распишет меня во всей красе, мне плевать.
* * *Звонок матери без стеснения вырвал Надежду Николаевну Лебедеву из утренних объятий Морфея. Мать была полна праведного негодования и на такие мелочи, как звонок в восемь утра в выходной день, не обратила внимания.
– Ты только послушай, что происходит! – кипятилась мать на том конце. – Андриана забрали в милицию, продержали там до полуночи, хорошо, что его выручил Ленин муж, а Валечка чуть второй инфаркт не получила!
Надежда с детства спала всегда очень крепко, и никогда у нее не было бессонницы, даже слова такого в лексиконе ее не было. Она объясняла это своей многолетней работой на режимном предприятии. Действительно, в их институте работало множество людей, мужчин и женщин. С возрастом многие начинали прихварывать, но никто и никогда не жаловался на бессонницу. Если всю жизнь вставать в семь утра, а то и раньше, то за многие годы накапливается такой хронический недосып, что ни о какой бессоннице не может быть и речи.
Надежда всегда засыпала быстро, как только голова ее касалась подушки. Но в выходные любила поспать подольше, впрок, как выражался ее муж Сан Саныч. Поэтому сегодня спросонья она никак не могла сообразить, с чего это мать так волнуется и зачем вообще звонит.
– Какой муж, какая Лена… – бормотала она, отнеся трубку от уха, потому что мать в волнении очень громко кричала.
– Надежда, я на тебя просто удивляюсь! – Мать задыхалась от возмущения. – Я тебе уже полчаса объясняю, что Валечкиного внука забрали в милицию из-за того дела… ну, с девушкой. Просто подошли на улице, посадили в машину и увезли. Сплошной произвол!
– Погоди-погоди. – Надежда с трудом продиралась сквозь остатки сна. – Андриана арестовали?
– Уже выпустили! – торжествующе сообщила мать. – Но для Валечки это было огромным ударом, у нее же сердце…
После того как Надежда уразумела ситуацию, мать облегченно вздохнула, но не отказала себе в удовольствии напоследок кольнуть:
– Иногда я недоумеваю, каким образом ты, так медленно соображая, умудрилась проработать ведущим инженером двадцать пять лет?
Надежда промолчала, хотя в словах матери не было ни слова правды. Соображала она быстро, и мать всегда это признавала, но сегодня с утра ужасно хотелось спать. Мать же в свои семьдесят лет была полна энергии и жажды жизни, ей-то встать в семь утра ничего не стоило.
Надежда полностью проснулась и загорелась узнать подробности. Однако следовало быть осторожной, потому что муж тоже проснулся от телефонного звонка и теперь подозрительно тихо лежал на диване в обнимку с котом Бейсиком. Надежда опасалась, что Сан Саныч слышал неосторожно проскользнувшие в разговоре слова «арест» и «милиция» и теперь настороже, потому что очень не одобрял ее увлечения всякими криминальными загадками и всячески старался оградить от этого свою легкомысленную и не в меру увлекающуюся жену.
Она осторожно скосила глаза в сторону дивана. Так и есть, муж и кот делали вид, что спят, а сами тихонько и весьма неодобрительно посматривали в ее сторону.
– Я приеду днем, – уронила Надежда в трубку и отключилась. – Ну что, все равно вставать нужно было, – вздохнула она и потянулась за халатом.
– Хм, надеюсь мою тещу не арестовали? – осведомился Сан Саныч.
– С чего ты взял? – Надежда сделала честные глаза. – Это она сериал пересказывала, вчера очередную серию «Ментов» по телевизору смотрела.
Надежда тотчас со стыдом призналась себе, что сегодня с утра она не в лучшей форме. Хотя ее муж и относился к своей теще несколько критически из-за некоторых безапелляционных суждений, которые та высказывала иногда не совсем к месту, все же он не считал ее настолько выжившей из ума, чтобы позвонить дочери в восемь утра в субботу для того, чтобы поделиться впечатлениями от вчерашнего сериала.
Надежда сделала вид, что она не может распутать узел на пояске халата, и поскорее удалилась на кухню. Главное сейчас было – это выпроводить его поскорее на очередную субботнюю халтуру, а там уж она позвонит или съездит к матери и все выяснит. Что там еще устроил этот ершистый парень Андриан? Вот уж характер у человека…
Она произвела ревизию холодильника, и к выходу мужа из ванной его уже ждал настоящий французский завтрак – горячие круассаны и кофе, а также масло, мед и варенье. Муж приятно удивился такому разнообразию.
Надежда умела готовить, хоть и не очень любила это занятие. Но, во-первых, она с детства усвоила истину, что мужа нужно хорошо и разнообразно кормить, а во-вторых, ей и самой хотелось сделать ему приятное, поэтому возня на кухне не доставляла ей неприятных минут. Единственным кошмаром, этой незаживающей раной, были завтраки. Как у всякой работающей женщины, времени у Надежды по утрам хватало только на то, чтобы наскоро ополоснуться и кое-что набросать на лицо, чтобы от него, от этого лица, не шарахались сотрудники, встретившиеся в проходной родного научно-исследовательского института. А ведь еще нужно было накормить это ненасытное рыжее чудовище, именуемое котом Бейсиком, и не забыть закрыть форточки, а то кот удерет к соседям через балкон и устроит там какое-нибудь хулиганство. Поэтому на долю Сан Саныча в будние дни доставалась неизменная яичница и бутерброды. Кукурузные хлопья и мюсли муж почему-то не одобрял, считал это детским баловством, а не завтраком для взрослого мужчины.