При этом камеристка сжимала в кулаке помявшееся от такого обращения письмо.
То самое, на котором красовалась личная печать герцога.
- Ну, как? - Мирейа была уже на ногах. - Что произошло?
- Простите, госпожа, - пролепетала Эмма, виновато склоняя голову. - У меня
ничего не вышло.
Мы все ждали объяснений, но их не последовало: камеристка просто стояла на
месте в приступе самоуничижения, опустив голову и сцепив перед собой руки, в
которых продолжало комкаться письмо.
- Что произошло? - требовательно спросила Мирейа, взяв служанку за руку, дабы
вывести её из оцепенения.
Эмма вздохнула и, подняв глаза на госпожу, заговорила:
- Мне не позволили войти. Сказали, что без специального распоряжения ничего
не могут сделать.
- А письмо? Ты показала им письмо с печатью?
- Показала. Но они даже не сочли нужным его прочитать. Лишь посмотрели
вскользь.
- Но печать моего брата они видели?
- Видели, - прежним виноватым тоном ответила Эмма. - Но сказали, что это не
имеет значения. Что поступил новый указ, согласно которому в сокровищницу
разрешено входить только герцогу, его камердинеру и лорду Эстли. Все остальные
могут войти исключительно в сопровождении одного из этих людей. Я попыталась
настаивать, но они пригрозили, что в этом случае вызовут начальника охраны... И я
ушла.
Эмма вновь опустила голову.
- Они сказали, когда был отдан этот новый указ? - подала голос я.
Плечи камеристки вздрогнули, словно она и тут видела свою вину.
- Всего за несколько минут до моего появления, госпожа, - пролепетала она.
Мирейа сжала зубы, с трудом сдерживая рвущееся с губ проклятие.
- Отдохни, Эмма, - сказала она. - Выпей воды и успокойся. Не твоя вина, что всё
так произошло. Ты хорошо мне послужила.
Камеристка, немного успокоенная такими словами, но всё ещё переживающая,
вышла в соседнюю комнату.
Я же откинулась назад, опираясь спиной об изножие кровати, вплотную к
которому стояла банкетка. На губах расцветала широкая улыбка, в которой
восхищение смешивалось со злостью.
- Он всё-таки обо всём догадался, - констатировала я. - И до чего же быстро! Как
ему только это удалось? Всё-таки он невероятно умный мерзавец.
- О ком ты? - резко спросила Мирейа.
- О Кэмероне Эстли, разумеется, - уверенно откликнулась я. - Никто другой не
сумел бы так оперативно просчитать наперёд все наши ходы.
Мои слова почти сразу же получили неожиданное подтверждение. В дверь
постучали, и в комнату вошёл сопровождаемый горничной лакей.
- Леди Альмиконте. - Он склонился в подобающем случаю поклоне. - Я
уполномочен передать письмо от лорда Кэмерона Эстли. Оно адресовано леди
Инессе Антего.
Я устремила взгляд на Мирейу. Получив от неё согласный кивок, вытянула руку.
Лакей подошёл и вложил в неё конверт.
- Я говорила ему передать письмо мне, но он отказался, - пожаловалась Мирейе
горничная, оправдываясь в том, что пустила в покои постороннего.
- Мне было приказано вручить письмо в собственные руки.
Лакей говорил смиренно, как бы принося извинения, но у него на лице
одновременно читалась уверенность в собственной правоте. И то верно: приказ
есть приказ. Тем более, когда он исходит от такого человека, как Эстли.
- Давай же, читай! - нетерпеливо поторопила меня Мирейа, едва за слугами
закрылась дверь, и мы снова остались втроём.
Я вскрыла конверт и развернула квадратный лист светло-жёлтой бумаги. На нём
красивым витиеватым почерком было выведено несколько предложений. Я
принялась читать. По мере того, как глаза пробегали по тексту, меня всё сильнее и
сильнее охватывала ярость. Я буквально физически ощущала опутавшую тело и
душу злость. Руки задрожали, в глазах потемнело. Я до боли стиснула зубы.
Казалось, если бы автор письма находился сейчас в этой комнате, я бросилась бы
на него и задушила собственными руками.
Дочитав, я скомкала письмо в кулаке, пытаясь хотя бы таким образом выместить
свою злость на его автора. Затем в сердцах швырнула листок в сторону. Увы, далеко
он не улетел: бумага была слишком лёгкой.
- Да как он смеет! - прошипела я, удивляясь самой себе.
Честно говоря, собственная реакция на письмо немного меня пугала. Я не могла
припомнить, чтобы хоть когда-нибудь была так на кого-либо зла. До зубовного
скрежета, до кругов перед глазами. Казалось, лишь крохотный шажок отделяет
меня от полной потери контроля над собой.
Меж тем Илона подобрала письмо, с которым я обошлась столь жестоко.
Разгладила лист и, не спрашивая у меня разрешения, принялась читать. Я в общем
не возражала. Меня вообще мало волновало происходящее, поскольку
эмоционально я была сосредоточена на всепоглощающем чувстве ярости.
- Что он о себе возомнил?! - продолжала бушевать я.
И поначалу не обратила внимания на то, что губы подруги по мере прочтения
растягивались в улыбке. Заметила её реакцию лишь тогда, когда Илона, дочитав,
расхохоталась в полный голос.
- Ты находишь, что в этом есть что-то смешное?! - возмутилась я, перенося
частичку своего гнева на фрейлину.
Та поднесла руку к груди, видимо, намеренная что-то мне объяснить, но не смогла
произнести ни слова от скрутившего её смеха. Я возмущённо хватала ртом воздух,
не в силах что-либо сказать в ответ на такое вопиющее поведение.
Мирейа решительно выхватила письмо у Илоны из рук. Села в кресло, всем
своим видом транслируя спокойствие и уравновешенность, каковых сейчас
катастрофически не хватало обеим её фрейлинам, и принялась размеренно читать
вслух. Правда, после первой пары строчек она всё-таки остановилась и изумлённо
подняла глаза, но потом всё же заставила себя читать дальше. Письмо гласило:
"Дорогая леди Инесса!
Надеюсь, вы получили от кратковременного обладания печатью герцога такое же
удовольствие, какое я получил от кратковременной близости вашего тела. Спешу
уведомить, что выбранный вами метод оплаты целиком и полностью меня
устраивает. Страстный поцелуй молодой женщины из графского рода - достойная
цена за одалживание печати. В случае, если вы пожелаете расплатиться подобным
образом за другие услуги, обращайтесь ко мне без стеснения.
Ваш Кэмерон Эстли.
P.S. Будьте любезны как можно скорее возвратить печать её законному владельцу.
Для того, чтобы расплатиться за обладание ей на постоянной основе, вам придётся
по меньшей мере два месяца не вылезать из моей постели."
- Н-да... - протянула Мирейа, не сразу нашедшая для реакции другие слова.
- Я его убью, - процедила я. - Оторву ему голову. А потом задушу. Или наоборот.
И пусть меня даже за это казнят
- Ну-ну, не говори ерунды, - мягко попросила Мирейа. - Мы найдём другой
способ заставить его пожалеть об этом письме.
- А ты! - Я указала на Илону трясущимся указательным пальцем. - От тебя я
такого не ожидала!
- Ну прости, Несси, - взмолилась подруга, стараясь вернуть своему лицу
выражение серьёзности. - Но неужели ты не видишь? Это письмо - это же почти
признание поражения! Я говорила, таких, как Эстли, лучше не обыгрывать, но всё
равно не могу не восхититься твоим успехом.
- Каким ещё успехом? - сдвинула брови я, готовая обидеться всерьёз, если
окажется, что Илона издевается.
Лично мне письмо Кэмерона казалось не успехом, а величайшим унижением в
моей жизни. Он ведь откровенно намекал на то, что я повела себя, как продажная
женщина. И, что самое мерзкое, представлял ситуацию таким образом, что я и сама
была почти готова с ним согласиться.
- Каким? - повторила Илона таким тоном, словно ответ был очевиден. - Несси,
разве ты не видишь, в какой он был ярости, когда писал это письмо? Он же вне себя
от бешенства!
- Ты думаешь? - с сомнением протянула я. Интерпретировать письмо таким
образом было бы приятно; во всяком случае, это помогло бы мне как-то
примириться с его содержанием. Однако самой мне не очень-то верилось в
предположение Илоны. - По-моему, никакой ярости тут нет. Он просто надо мной
издевается. Самодовольно даёт понять, что всегда меня переиграет, и сыплет
оскорблениями, получая от этого немалое удовольствие.
- Просто издевается? Удовольствие? - переспросила Илона, недоверчиво
покачивая головой. - Несси, да он же рвёт и мечет! Готова поспорить, что это
идеально отточенное письмо - по меньшей мере десятый вариант, а остальные
девять, скомканные, лежат в мусорной корзине и дожидаются отправки в камин.
Сначала он прорабатывал формулировку, потом выбрасывал черновики из-за
прыгающего от гнева почерка. Ходил из угла в угол, сжимал кулаки от злости, а,
может быть, как следует стукнул пару раз по какому-нибудь предмету.
- У тебя богатое воображение, - хмуро проговорила я. - Не знаю, по-моему, всё
было совсем не так. Он просто спокойно сидел, развалившись в кресле, неспешно
попивал вино и ехидно усмехался, придумывая очередную гадость.
- Ох, подруга, ты всё-таки плохо разбираешься в мужчинах, - попеняла Илона. -
Тебе надо срочно уйти в загул, ну или хотя бы иногда затаскивать кого-нибудь в
койку.
Мирейа при этих совсем не светских словах поморщилась, но Илона привычно не
обратила на это внимания.
- В том-то и дело, что Эстли оскорбляет тебя практически в каждой фразе, -
принялась она объяснять мне, будто маленькому ребёнку. - Будь он, как ты
говоришь, спокоен и расслаблен, сделал бы это ровно один раз за письмо. Но нет,
он взбешён настолько, что не знает меры. Очень, кстати сказать, не в его духе. По-
видимому, тебе удалось очень сильно его уязвить.
Я исподлобья поглядела на подругу, всё ещё не зная, соглашаться или не
соглашаться с её доводами. Как минимум, сама Илона казалась полностью
убеждённой в своей правоте. Ладно, я успею подумать об этом позднее, на свежую
голову. Точнее, когда вновь обрету возможность холодно мыслить. В ближайшие
пару часов мне это явно не грозит.
В этот момент в комнату вошла Эмма. Я резко развернулась и медленно пошла ей
навстречу, словно змея, ползущая по направлению к приглянувшейся мыши.
- Эмма, - негромко проворковала я. - Полагаю, печать ещё у тебя?
Камеристка взволнованно кивнула, по выражению моих глаз догадавшись, что ей
сейчас достанется.
- Так вот, - произнесла я всё тем же тихим, нежным голосом. - Сейчас ты пойдёшь
и сделаешь так, чтобы печать вернулась на своё прежнее место. Каким угодно
способом, мне всё равно. Ты это поняла? - Я дождалась опасливого кивка
служанки. - В противном случае, - я резко повысила голос и закончила, почти
крича, - я продам тебя лорду Эстли в сексуальное рабство! Надеюсь, тебе всё
понятно?
Глава 4.
"Что такое аристократ? Человек, который потрудился родиться."
Пьер Огюстен Карон де Бомарше
Стулья в Салатовом зале были расставлены широким полукругом. Благодаря
мягкой обивке на сиденьях и спинках, а также удобным подлокотникам,
придворные чувствовали себя весьма комфортно. Рассказчик сидел на таком же
стуле, установленном лицом к остальным, в центре полукруга. Для хозяйки вечера,
леди Мирейи Альмиконте, было приготовлено особое место, недалеко от
рассказчика. Оно указывало на особое положение этой женщины, но одновременно
демонстрировало её готовность уступить право на всеобщее внимание специально
приглашённому гостю.
Жерар Рошьен, коренастый мужчина лет пятидесяти с почти совсем седыми
волосами и в то же время по-детски весёлыми глазами, избрал весьма
нестандартное увлечение. Чрезвычайно редкое для представителей дворянства,
хотя весьма распространённое среди крестьян. Этот человек был сказочником. Он
собирал волшебные истории, записывал их, общаясь с простыми людьми, затем
перекраивал на свой лад, в частности облекая в форму, более подобающую для
высшего общества, а затем рассказывал эти новые версии на светских приёмах.
Таково было его хобби. Впрочем, он так серьёзно относился к этому занятию и
уделял ему столько времени, что, возможно, оно стало и профессией. Кто же
разберёт, где проходит неуловимо тонкая грань между первым и вторым?
Мы с Дэйвидом сидели на стульях среди прочих гостей. Можно сказать, это было
второе наше свидание. Первое (не считаю знакомства на балу) состоялось
несколько дней назад, по инициативе молодого человека. Тогда мы гуляли по саду и
вполне неплохо провели время. Разговаривали обо всём и ни о чём. Он рассказывал
о своем детстве, о матери, о книгах. Я - о хитросплетениях придворной жизни. Всё
было чинно, спокойно, так, как положено. Никаких неожиданных поцелуев,
страстных объятий и пошлостей в разговоре. Никаких сюрпризов - в том числе и
неприятных. И я сочла, что второе свидание вполне допустимо. И на этот раз сама
позвала его на чтения.
По моей просьбе Мирейа устроила для Дэйвида приглашение на сегодняшнее
мероприятие, хотя оно и было предназначено в основном для придворных. Более
того, она по собственной инициативе развернула бурную деятельность и
организовала для молодого барона право беспрепятственно входить во дворец
тогда, когда ему заблагорассудится. Так что теперь мы с Дэйвидом имели
возможность встречаться довольно часто. Оставалось выяснить, хотим мы того или
нет.
Рассказываемые сказочником истории делились на три категории: смешные,
страшные и романтические. Некоторые были написаны в прозе, другие - в стихах.
Начал Рошьен как раз со стихотворения - новой версии сказки про золотоволосую
красавицу:
Ивана король отослал из столицы.
'Даю тебе денег, еду и коня.
Вот волос златой; молодую девицу,
Хозяйку его, отыщи для меня.'
Совсем не хотелось, признаться, Ивану
Оставить родные поля и луга.
Но как отказать королю-старикану?
Иван-то всего лишь обычный слуга.
Путь долог, но сказка так долго не длится.
По суше и морю, весной и зимой
Он странствовал и наконец-то девицу
В пути отыскал, и поехал домой.
Иван задремал (очень сильно устал он,
Хотя и положено быть начеку).
А дева пришла и ему прошептала:
'Зачем отдаёшь ты меня старику?
Глаза у тебя словно синее море,
Ты мне за отвагу и молодость люб.'
Ну, кто же с такою красавицей спорит?
И губы коснулись накрашенных губ.
Расстёгнуто, платье сползает по телу.
Поспешно развязан последний шнурок.
Что дальше случилось - не детское дело.
Узнаете сами в положенный срок.
Наутро царевна сказала Ивану:
'В мой сказочный терем поедем со мной!
Я, знаешь, невеста с богатым приданым
И буду тебе идеальной женой!
Не быть мне счастливой с величеством в паре,
К нему никогда, как к тебе, не прильну.
Он пальцем о палец, гляжу, не ударил,
А ишь, захотел молодую жену!'
Чему же нас учит такая вот сказка,
В которой Ивану вдвойне повезло?
Совсем не о том говорит 'Златовласка',
Что женщины - это вселенское зло.
Коль хочешь найти молодую супругу,
А впредь не браниться вослед парусам,
Не сваливай дело на слуг или друга,
Изволь своё счастье устраивать сам!
Я слушала вполуха, сосредоточенная всё больше на собственных мыслях. Взгляд
то и дело скользил к расположившемуся в самом конце зала Эстли. Граф сидел
недалеко от двери, готовый быстро покинуть помещение в случае, если его вызовут
по какому-нибудь неотложному делу - что случалось нередко. Эстли никак не шёл у
меня из головы, поскольку проблема с приданым Мирейи по-прежнему стояла
весьма остро. Было необходимо придумать какой-нибудь план на мену
провалившейся затеей с герцогской печатью. Впрочем, тот факт, что она
провалилась, меня скорее радовал, чем огорчал. Повезло ещё, что Эмме удалось без
особых сложностей возвратить печать.
Однако вскоре моё внимание переключилось на другой предмет, и к своему стыду
вынуждена сказать, что предмет этот был по-прежнему далёк от творчества
сказочника. Потихоньку оглядывая зал, я заметила, что леди Одри Стелтон, самая
юная из фрейлин Мирейи (по-моему, ей не было ещё и девятнадцати) сидит рядом с
бароном Кроуном, придворным из свиты герцога. Нет, сам факт такого соседства
меня бы не смутил, пусть даже он не являлся результатом случайного выбора мест.
Да, во дворце имело место своего рода противостояние между двумя лагерями -
сторонниками герцога и теми, кто поддерживал его сестру. Однако в большинстве
случаев это не подразумевало личного конфликта между придворными. Мы с
лордом Кэмероном - исключение. Как-никак мы не просто придерживаемся той или
иной стороны, а всеми доступными (а иногда и недоступными) способами
продвигаем её интересы. Так вот, смутило меня то, как эти двое - Одри и Кроун -
общались во время выступления сказочника. Барон то брал девушку за руку, то
приобнимал за плечи, то и вовсе сжимал пальцами её коленку. Словом, его
поведение было на грани приличия, а в некоторых случаях, пожалуй что, и за
гранью. Одри, в своё очередь, явно чувствовала себя не в своей тарелке. Она
сидела, напряжённая, как натянутая струна, на бледном лице выступал ярко-алый
румянец. Время от времени девушка пыталась осторожно вывернуться, избегая
прикосновений Кроуна, но тот очень настойчиво притягивал её обратно к себе, и
она не сопротивлялась.
Увиденное казалось крайне подозрительным и сильно мне не нравилось, однако
пока Рошьен продолжал читать, я не могла каким-либо образом вмешаться в