Так и случилось. Когда срок командировки питерца подходил к концу, он сделал предложение Василию Михайловичу перебраться в Ленинград. Кораблев согласился, не раздумывая — ему почему-то показалось, что гость Надежды Сергеевны что-то знал о его прежней жизни. А звали ленинградца Вадимом Петровичем Гончаровым, и был он не только генеральным директором завода торгового оборудования, но и членом бюро Ленинградского горкома КПСС…
Летом 1980 года Василий Михайлович уже переехал в Ленинград. Гончаров помог и с пропиской, и с работой — устроил Кораблева на Калининскую овощебазу. Впрочем, там Василий Михайлович лишь числился, а на деле стал неофициальным шофером Вадима Петровича и — по совместительству — курьером для особых поручений. Странные отношения сложились постепенно у Кораблева с новым шефом — никаких особых доверительных бесед они не вели, но в то же время оба ощущали какое-то труднообъяснимое родство душ — может быть, оттого, что Гончаров был тоже детдомовским…
В апреле восемьдесят первого года Вадим Петрович как бы случайно показал Кораблеву одного человека — некого Мамуку Кантария из Тбилиси — этот грузин прилетел зачем-то в командировку к Гончарову на завод. Вадим Петрович рассказал, что Мамука обидел его очень хорошего друга — якобы, изнасиловал его дочь. Гончаров ни о чем Кораблева не просил, Василий Михайлович ни о чем не спрашивал… Через три дня гостя из солнечной Грузии обнаружили мертвым в гостинице «Советская», где он проживал. Вскрытие установило, что смерть Мамуки наступила в результате острого пищевого отравления…
Это происшествие Гончаров с Кораблевым также не обсуждали, но через месяц Вадим Петрович помог своему «порученцу» купить хороший дом в Кавголово — по фантастически низкой цене… Наивысшая степень доверия возникает тогда, когда люди понимают друг друга без слов… Понимал ли Василий Михайлович, кто такой на самом деле Вадим Петрович Гончаров? Конечно, понимал — Кораблева ведь в свое время очень хорошо учили не только способам умерщвления людей, но и наблюдению и анализу. Поэтому Василий Михайлович уже через несколько месяцев работы на Гончарова знал, что генеральный директор и член бюро горкома по совместительству являлся еще и крупным теневым дельцом, ворочавшим огромными (по тем временам) подпольными капиталами.
Ну и что? Кораблев был умным человеком с отличной подготовкой, поэтому он понимал так же, что Вадим Петрович не работает сам по себе — в тоталитарном советском государстве шустрые одиночки не выживали, их перемалывала Система. А раз Гончаров жил довольно спокойно и не особо усердствовал в конспирации — стало быть его теневая деятельность эту Систему вполне устраивала… Главное было не зарываться, не нарушать неписаные правила и — делиться, делиться и делиться… Вадим Петрович, кстати говоря, был человеком совсем не жадным, более того — Кораблеву иногда казалось, что деньги Гончарова вообще интересовали мало и что «теневым бизнесом» он занялся просто из спортивного интереса и от мужского азарта — чтоб жизнь не была пресной и скучной. Нравился Вадим Петрович Кораблеву, очень нравился! Так нравится старшему брату младший — более удачливый, образованный и перспективный… Василия Михайловича мало волновал тот факт, что по советским законам Гончаров являлся самым настоящим уголовным преступником — законы для Кораблева (с его прошлым) вообще были понятием относительным… Вадим Петрович подарил бывшему капитану свободу — свободу от дурной и неинтересной работы, от унизительной необходимости думать каждый день о том, где взять деньги, где жить… Гончаров подарил Кораблеву то, чего у него никогда не было — дом и очаг. Поэтому Василий Михайлович был предан Гончарову абсолютно и считал врагов Вадима Петровича своими собственными врагами. Кораблев считал Гончарова своим Хозяином — в самом высоком смысле этого слова… Надо сказать, при этом, что сам Гончаров никогда не относился к Василию Михайловичу как к слуге — он всегда демонстрировал к своему «подчиненному» ровное мужское уважение… Удивительно ли, что Кораблев стал настоящим «ангелом-хранителем» для Вадима Петровича? Бывший капитан старался отплатить за добро так, как умел, а лучше всего в этой жизни Василий Михайлович умел убирать людей…
После Мамуки Кораблев «сработал» еще несколько человек — и никогда не пытался узнать истинные причины необходимости их устранения. Василий Михайлович работал на Гончарова, как когда-то на Контору — то есть тщательно и не обсуждая приказы. Другое дело, что Вадим Петрович никогда ничего не приказывал, а только намекал…
В восемьдесят втором году Гончарова перевели с повышением в Москву — Кораблев готов был последовать за Хозяином куда угодно, но Вадим Петрович решил иначе. Он предложил Василию Михайловичу остаться в Питере, чтобы лишний раз не афишировать их отношения… Нет, Гончаров не «выписывал вольную» Кораблеву — он просто приберегал Василия Михайловича как лишний козырь в рукаве, как заначку на «черный день»… Время от времени через оговоренные каналы связи Кораблеву поступали «просьбы» от Хозяина, и ни одна из них не осталась не выполненной…
Гончаров никогда не «засвечивал» Василия Михайловича перед чужими людьми — исключение составила только история, которая обернулась убийством капитана Кольцова на Варшавском вокзале в апреле восемьдесят третьего.
Видимо, у Вадима Петровича сложилась тогда безвыходная ситуация, он должен был оказать услугу какому-то Виктору Палычу из Пушкина, вернув тем самым старый должок… Слава Богу, Гончаров не сдал своего человека «вчистую» — люди Виктора Палыча не знали ни имени, ни фамилии, ни адреса Кораблева, они не знали ничего кроме того, что приданный им человек — «специалист очень высокой квалификации»… Наверное, только благодаря этим мерам предосторожности Василий Михайлович и остался жив сам…
* * *Гончаров, узнав о том, что случилось на Варшавском вокзале, не поленился даже приехать в Ленинград — он нашел Кораблева, провел с ним целый вечер, разговаривая на отвлеченные темы и лишь при расставании, взглянув Василию Михайловичу в глаза, коротко сказал: «Прости. Больше такого не повторится. Я поверил тем, кому понятие чести неведомо…» От этих слов у Кораблева вдруг защипало в глазах — за всю его жизнь перед ним никто из разных начальников никогда не извинялся. Начальники, они редко способны признать свою неправоту перед подчиненными.
До 1988 года Василий Михайлович прожил спокойно и без особых приключений — «просьбы» от Гончарова поступали редко, правда, несколько раз приходилось негласно сопровождать и подстраховывать Вадима Петровича в его командировках. Но ведь именно за это Кораблев и получал регулярно деньги, причем немалые — на Калининской овощебазе он ведь только числился…
А в начале 1988 года случилась беда. Василий Михайлович сопровождал Гончарова в Крым — и в Симферополе, где Вадим Петрович «решал» какие-то свои вопросы, произошла очень неприятная история.
Однажды вечером Гончаров возвращался пешком в гостиницу, Василий Михайлович, как обычно, скользил тенью чуть поодаль. Вечер был тихим и не по-мартовски теплым — одно удовольствие в такие вечера гулять по южным городам… Откуда взялась эта чертова «Волга», едва не отправившая Вадима Петровича на тот свет? Этого Кораблев так никогда и не узнал, да и в тот самый момент он не думал — случаен наезд или закономерен? Василий Михайлович в невероятном прыжке успел отшвырнуть Гончарова в сторону, а сам, подброшенный вверх бампером «Волги», уже без сознания упал на мостовую — годы все-таки брали свое, реакция ослабела…
Гончаров потратил сумасшедшие деньги, чтобы поставить Василия Михайловича на ноги и восстановить ему здоровье… Он не загружал своего ангела-хранителя ничем, — хотя и сам переживал не лучшие времена. В августе 1988 года Вадим Петрович почти насильно отправил Кораблева на дорогой и престижный по тем временам курорт в Болгарию… Море и солнце помогли Василию Михайловичу поправиться, он никогда не отдыхал в таком комфорте и в такой полной расслабленности.
Вернувшись на Родину, Кораблев узнал, что Вадим Петрович погиб в Москве в автомобильной катастрофе. Василий Михайлович приехал в столицу, нашел могилу Гончарова и долго сидел на ней, разглаживая не успевший еще слежаться дерн руками. Тогда, на кладбище, он с волчьей тоской понял, что снова остался абсолютно один в этом беспощадном мире…
Василий Михайлович был профессионалом, поэтому даже не пытался расследовать гибель Вадима — в случайное ДТП[25] он не верил, но искать заказчика не стал. Зачем? Кораблев не сомневался в том, что Гончарова убрала Система, правила которой Вадим Петрович попытался либо нарушить, либо истолковать по-своему…
Кораблев уехал в Ленинград, дооформил запущенные еще Гончаровым бумаги на инвалидность и зажил совершенным отшельником в своем кавголовском доме. К людям его не тянуло, а самым верным другом стал для Кораблева пес-кавказец по кличке Арамис. Большой нужды в деньгах Василий Михайлович не испытывал, потому что в свое время откладывал кое-что на черный день, но — чтобы занять себя хоть чем-нибудь, начал разводить кроликов… Так и летели дни за днями — Кораблев много читал, работы по дому хватало. В общем, жил он спокойно и без приключений, философски принимал надвигающуюся старость. С годами Василий Михайлович все чаще думал о Боге и о том, что ожидает его за последней чертой, которая, увы, с каждым днем становилась все ближе и ближе. Кораблев начал даже захаживать в церковь, но пройти обряд крещения не решился — полагал, что слишком много на нем висит смертных грехов…
Кораблев уехал в Ленинград, дооформил запущенные еще Гончаровым бумаги на инвалидность и зажил совершенным отшельником в своем кавголовском доме. К людям его не тянуло, а самым верным другом стал для Кораблева пес-кавказец по кличке Арамис. Большой нужды в деньгах Василий Михайлович не испытывал, потому что в свое время откладывал кое-что на черный день, но — чтобы занять себя хоть чем-нибудь, начал разводить кроликов… Так и летели дни за днями — Кораблев много читал, работы по дому хватало. В общем, жил он спокойно и без приключений, философски принимал надвигающуюся старость. С годами Василий Михайлович все чаще думал о Боге и о том, что ожидает его за последней чертой, которая, увы, с каждым днем становилась все ближе и ближе. Кораблев начал даже захаживать в церковь, но пройти обряд крещения не решился — полагал, что слишком много на нем висит смертных грехов…
Совесть не то, чтобы очень уж терзала Василия Михайловича, но — беспокоила, и довольно часто… Нет, дело было даже не в том, что являлись к нему по ночам души тех, кому он помог покинуть наш суетный мир — в конце концов, как ни странно, за всю свою жизнь Кораблев ведь никогда никого не убил по собственному желанию и по своей инициативе, он был всего лишь исполнителем, орудием в руках других людей… Грызло Василия Михайловича то, что никому, ни одному человеку на свете он не дал счастья, не подарил всего себя… Женщины? Их было много, а любил он все-таки только одну-единственную — ту, из-за которой и вышвырнули его из Конторы… Ей его любовь оказалась не нужна — по крайней мере не сменила она на нее устроенный быт жены дипломата в ранге посланника… Кораблев не осуждал ее — что он мог дать своей любимой? Рай в шалаше, который быстро бы сменился ночными слезами по утраченному дворцу? Розы не растут в тундре, сколько их туда ни высаживай…
Вадим… Да, Вадим был, наверное, единственным дорогим человеком для Василия Михайловича — а ведь и его не уберег… Нет, себя Кораблев за смерть Гончарова не упрекал — понимал, что все равно ничего изменить бы не сумел, но все-таки… Трудно жить с памятью о том, как балдел на курорте как раз тогда, когда в Москве убивали того, кто был тебе дорог, как младший брат.
Часто Василий Михайлович, сидя на крылечке в обнимку со своим Арамисом, думал о том, что если Бог желает кого-то наказать — он наказывает одиночеством…
Между тем внешний мир стремительно менялся — выходили на поверхность теневые дельцы и обеспечивавшие их команды, начиналась грызня за деньги, валявшиеся под ногами нищего народа самой богатой в мире страны — все чаще на улицах российских городов гремели выстрелы и взрывы, люди все больше привыкали к тому, что «коммерсанта век не долог, и потому так сладок он». В обществе вдруг жарко заговорили о киллерах и ликвидаторах, о синдикатах наемных убийц…
Однажды Василий Михайлович даже увидел по телевизору в какой-то московской программе интервью с неким деятелем, утверждавшим, что он-де — «ликвидатор-чистильщик», работающий по договору. У этого «чистильщика» было заретушировано мозаикой лицо и изменен голос. Жаль, что телевизионщики не смогли еще и мозги парню подчистить! Таких глупостей, каких наговорил он в пятиминутном интервью, Кораблеву слышать еще не доводилось — старик хохотал перед телевизором так, как еще ребенком смеялся на фильме «Волга-Волга»… Вообще, Василий Михайлович любил просматривать газеты и журналы, интересуясь, в основном, криминальной тематикой — у него появилось даже что-то вроде хобби: если в статье давалось подробное описание гибели очередного бизнесмена или авторитета, старик пытался «восстановить» работу неизвестного «коллеги» и понять, кто он — профи или так, из бандитов… В ряде случаев Василий Михайлович по некоторым незначительным и даже вовсе незаметным даже для подготовленного читателя нюансам определял — этого бедолагу «сработала» Контора и никто другой…
Однажды Кораблев подумал, что смог бы зарабатывать очень приличные деньги — времечко наступало лихое и кровавое, человеку с его опытом и навыками обрадовался бы любой крупный воротила. Да только не хотел Василий Михайлович возвращаться к прежней работе — зачем? Деньги? Так старику много не надо… Приключения и ощущение остроты жизни? Авантюры будоражат кровь опять-таки молодым, а старики… Старики живут воспоминаниями… Кораблев был уверен в том, что доживет свой век тихо, спокойно и не беря новых грехов на душу.
Может быть, так бы оно все и было, если бы не подъехала утром 10 октября 1993 года к его дому белоснежная «девятка» с питерскими номерами, старательно, но не очень умело залепленными грязью. Из машины вышла брюнетка лет тридцати пяти в мешковатых потертых штанах и синей нейлоновой куртке — явно с чужого плеча. Глаза брюнетки закрывали «сплошные» темные очки. Кораблев взял Арамиса за ошейник и с удивлением рассматривал женщину — гостей он никак не ждал. Между тем брюнетка подошла к калитке и, сильно картавя, спросила:
— Простите, могу я видеть Василия Михайловича Кораблева?
Старик прищурился, внимательно осмотрел гостью еще раз и ответил:
— Его сейчас нет… А что ему передать? Кто его спрашивал?
Брюнетка закусила губу, чуть склонила голову к правому плечу — и именно в этот момент Василий Михайлович узнал ее — несмотря на прошедшие годы и измененную внешность.
— Очень жаль, — вздохнула брюнетка. — Очень жаль… Я… Меня зовут Светланой Игоревной… А передать… Я хотела ему передать привет от Вадима Петровича Гончарова…
Кораблев хоть и узнал женщину, но все равно внутренне сжался, услышав имя Вадима. Светлана Игоревна, значит… Старик внутренне усмехнулся, посадил Арамиса на цепь и пошел открывать калитку:
— Заходите… Светлана Игоревна. Кораблев — это я. Вы уж извините, что не сразу признался, люди здесь разные ходят… Давайте-ка в дом зайдем, я чайку поставлю — как раз пряничков свежих вчера купил — там и поговорим по-людски…
Женщина, назвавшаяся Светланой Игоревной, молча прошла в дом, присела на табуретку у кухонного стола, а Василий Михайлович засуетился с чайником и чашками, вовсю изображая из себя радушного хозяина.
— Чай для русского человека — это первое дело. Куда мы без чая-то… Да, а как Вадим Петрович-то? Давно я о нем ничего не слышал.
Брюнетка замерла. Кораблев стоял к ней спиной и не мог видеть, как она вся сжалась за столом. Василий Михайлович проверял не личность гостьи — он прекрасно понял, кто пришел к нему в дом… Старик хотел «снять реакцию» брюнетки, посмотреть, как она среагирует на якобы неосведомленность его относительно смерти Гончарова. Женщина либо поняла, что ее проверяют, либо просто не хотела юлить — вздохнув, она глухо ответила:
— Вадим Петрович погиб в сентябре восемьдесят восьмого… Я думала — вы знаете…
Кораблев ничего не сказал, молча поставил чашки на стол, высыпал пряники на тарелку — тут и чайник поспел, он был как раз теплым, недавно кипевшим… Разлив чай по чашкам, старик сел на свой край стола, снова взглянул на гостью — несмотря на то, что в кухне было темновато, она так и не сняла темные очки… «Светлана Игоревна» сидела спокойно, но во всей ее фигуре чувствовался какой-то надлом, какая-то постоянно живущая внутри боль.
— Вы попейте чайку-то, пока горячий… А что же просил передать мне Вадим Петрович, царствие ему небесное?
Женщина ответила сразу и без запинки:
— Он просил передать извинение за то, что случилось в апреле восемьдесят третьего… За то, что доверился людям без чести и совести…
Старик медленно кивнул. Все правильно — стало быть, именно ей Вадим все же решил передать этот пароль… Тогда, летом восемьдесят восьмого, отправляя Кораблева в Болгарию, Гончаров попросил Василия Михайловича — на всякий случай — о возможности в самой экстренной ситуации «делегировать» близкому и надежному человеку свой голос, свое право Хозяина. А пароль такой Вадим выбрал тоже не случайно. Чтобы не сомневался Кораблев в том, что придет к нему человек надежный — специально заложил в условную фразу память о том давнем «проколе»… Со дня смерти Гончарова минуло пять лет — Василий Михайлович уже уверился, что унес Вадим тот пароль с собой в могилу. Ан нет… Ей, стало быть, отдал…
У Кораблева было существенное преимущество перед женщиной, назвавшейся Светланой Игоревной — он-то прекрасно знал, кто она такая на самом деле, видел ее не раз в прошлом, даже «подстраховывал» по просьбе Вадима, а вот она… Она явно узнала о существовании Василия Михайловича совсем недавно — такое впечатление почему-то сложилось у старика. И она абсолютно точно не понимала, что Кораблеву достаточно хорошо известна ее биография… Не сказать, что Василий Михайлович сильно симпатизировал своей гостье, но нарушить обещание, данное Вадиму, он не мог… То, что Гончаров уже пять лет лежал в могиле — ничего не меняло…