Начал он ее, впрочем, не очень удачно. А именно – он был уличен в том, что запирался в классной комнате со своими несовершеннолетними ученицами и демонстрировал им свой член, будучи при этом отнюдь не учителем анатомии, а истории и географии. Историю с членом замяли, но Игоря Колбаскина с учительства выперли.
Его молодая жена, так тогда и не поверившая во всю эту, как она наивно думала, грязь, выливаемую на ее супруга, предложила уехать куда-нибудь далеко-далеко, где их еще никто не знает, и начать новую жизнь. Этим далеко-далеко и стал город Ленинград, переименованный вскорости в Санкт-Петербург. Там из учителя-извращенца Игорь Колбаскин превратился в художника-извращенца.
Если у вас есть доступ в интернет, не поленитесь заглянуть на сайт www.artpiter.ru _в "Грязные откровения Игоря Колбаскина", чтобы вам сразу все стало ясно. Жена Игоря Колбаскина, осознав свои наивные заблуждения, торопливо бросила своего мужа-монстра. Сказать кстати, монстром Игорь Колбаскин совсем не выглядит. Он выглядит просто гаденьким, но весьма симпатичным типчиком. Игоря Колбаскина я даже по-своему люблю, как типаж, конечно же.
Гадаски же Игоря Колбаскина недолюбливает. Игорь Колбаскин отвечает ему взаимностью. Я мог бы рассказать в этой связи пару пикантных историй, но боюсь чересчур отвлекаться. Мне кажется, что меня постоянно уводит в сторону, и я никак не могу приблизиться к теме. С другой стороны, необходимо многое объяснять и хоть в нескольких штрихах описывать портреты основных персонажей.
Информации слишком много. Мой роман – это срез времени, энциклопедия русской жизни в период с 13 марта по 21 июня 2001 года. Немногим больше трех месяцев, которые надо компактно вместить между первой и последней страницей.
Сейчас, когда жизнь стала гораздо интереснее и интенсивнее литературы, нужно просто описывать ее куски, делать так называемый Zeitschnitt, срез времени, нарезать время, как колбасу. Время – продукт скоропортящийся и поэтому резать его надо быстро. Время, как и съеденная колбаса, быстро исчезает и забывается.
С Леночкой Краковской Игорь Колбаскин познакомился на party, которую мы с Тимом устраивали прошлым летом на Фурштатской 13, в доме рядом с американским консульством. На party оказался и Колбаскин, которого как бы никто и не приглашал, но который как-то о party пронюхал и пригласил себя сам. Вообще, в большой четырехкомнатной квартире, снимаемой нами у моей несостоявшейся любви Анны Егоровой, студентки факультета журналистики университера, народу набилось много. Гадаски появился там с Леночкой, на которую Игорь Колбаскин сразу же положил свой глаз, записав ее телефон в свою записную книжечку.
Леночка была к тому времени уже матерью двоих детей, недавно разведшейся со своим вторым мужем. Работала она в представительстве какой-то компании, торгующей мобильными телефонами, и зарплату получала в долларах. После развода с мужем она купила себе трехкомнатную квартиру на Литейном проспекте.
Почему Игорь Колбаскин не занялся ею сразу, до сих пор остается для меня загадкой, но за день до моего отъезда в Вену в феврале он позвонил мне и сказал, что созвонился с Леночкой, и они хотят зайти ко мне вечером в гости. Только попозже, так как ей надо будет сначала уложить детей спать.
У меня как раз оставалась литровая бутылка крепкого английского джина "Бифитер", купленная мною в магазине duty-free. Они появились около десяти. Колбаскин и Леночка уселись на край надувной американской кровати, а я сидел на полу. Мы пили джин, разбавляя его ананасовым соком, и быстро пьянели. Говорили о жизни. Леночка сказала, что видела меня несколько раз по телевизору и удивляется, что я стал таким известным.
Мне было приятно это слышать, хотя я и не считаю себя очень известным. Просто меня любят показывать по телевизору. Так получается. Будь то ВВС, CNN, австрийское телевидение или какой-нибудь захудалый шестой канал питерского, меня всегда стараются показать, причем совершенно по разным поводам. Практически в каждый из моих приездов в Россию меня показывали по телевизору как минимум раз или два. Видимо, карма у меня такая, что меня показывать любят.
В какой-то момент нашей беседы Игорь Колбаскин, сидевший поближе, стал осторожно трогать Леночку за пизду. Заметив, что она воспринимает его поползновения благосклонно, смотря при этом исключительно на меня, я вытащил свой возбужденный член, который она тут же жадно схватила рукой, делая ритмические движения.
Наши действия Игори Колбаскин воспринял как сигнал к началу небольшой оргии и начал стаскивать с нее джинсы. Затем он тоже достал член, и Леночка взяла его в свободную руку. Так она дрочила нам какое-то время, а мы трогали ей пизду и грудь.
Ее грудь под задранным свитером оказалась обвислой и дряблой. Вообще, весь ее передок выглядел как старая половая тряпка, несвежим и дряблым. Казалось, что нею каждый день мыли, драили пол в какой-нибудь коммунальной квартире. Однако мне в тот момент ее почему-то хотелось. Поэтому я раздвинул ей ноги и засунул свой член в ее разебанные влажные внутренности. Конечно, мне следовало бы надеть презерватив, что я всегда обычно и делаю, но в тот раз я почему-то этого не сделал. Я поступил в высшей степени иррационально, примерно так же, как Светка, съевшая горшок протухшего рагу в кафе на Пяти Углах. Перед глазами я видел пыхтящую задницу Игоря Колбаскина, дававшего Леночке в рот. Может быть, мне казалось тогда подсознательно, что Леночка, будучи матерью двоих детей и до недавнего времени замужем, не может меня ничем наградить. Я скорее боялся Игоря Колбаскина, но я ведь ебал первым.
– Лена, я могу кончить в тебя? – поинтересовался я на всякий случай, чувствуя приближение оргазма.
– Конечно! Давай – кончай!
Я выстрелил в нее поток горячей спермы и тщательно все там хуем перемешал, превратив ее мятую пизду и живот в горячее липкое месиво.
– Может поменяемся? – спросил я у Колбаскина.
– Да у меня что-то вообще не стоит, – ответил он, покорно уступая мне место.
Леночка жадно облизала мне хуй и принялась строчить быстрыми короткими движениями, словно Анка Пулеметчица. Я смотрел на ее раскрасневшееся от усердия лицо и думал о Гадаски. Как он мог любить подобную блядь? А, может, она тогда не была еще такой блядью? Нет-нет, была, была! А не то не изменяла бы ему с комиссаром стройотряда – секретарем комсомольской организации института.
От этих мыслей мой хуй снова заматерел, и я поехал по второму разу. Наблюдая мои подвиги, возбудился и Игорь Колбаскин. И снова я видел у себя перед глазами его ритмично дергающуюся пыхтящую задницу. Когда я кончил, кончил и Игорь Колбаскин, и я хорошо видел, как Леночка гадливо сплюнула его сперму на надувную резиновую кровать, на которой теперь, сладко посапывая, спал ее бывший возлюбленный Гадаски.
Когда я мыл себе хуй, мне показалось, что он какой-то чересчур красный. Уже в Австрии, через какое-то количество дней я почувствовал слабое пощипывание и начал волноваться. В панике позвонил в Питер Игорю Колбаскину.
– Ты знаешь, у меня трихомоноз, но вас с Леной я заразить не мог, так как в пизду я ее не ебал! Вернее ебал, но не кончил, это было уже потом, когда я провожал ее домой, у нее в квартире.
– Но я же давал ей в рот после тебя!
– А я ведь тогда еще не спускал. Знаешь, мой врач сказал, что вероятность твоего заражения ничтожна.
– Но у меня что-то есть, я чувствую! Ты уже сказал Леночке?
– Пока нет. Может, ей вообще не стоит что-либо говорить?
– Скажи обязательно! Пусть она пойдет и проверится! Думаю, она чем-то меня заразила.
– Не поднимай паники, все не так страшно.
– Это тебе не страшно, старый трихомонзник, штопаный гондон! А мне – страшно! Почему ты ничего не сказал?
– Я не знал. У меня через два дня после нашей оргии вдруг все проявилось, хотя, как сказал врач, трихомоноз у меня в запущенной форме. Очевидно, его проявление было чем-то спровоцировано. Наверное, у Леночки действительно что-то есть.
– Позвони мне, когда узнаешь!
– Я лучше пришлю тебе e-mail.
– Хорошо, тогда лучше сразу на мобильный телефон. У тебя есть адрес?
– Есть.
Через несколько дней он действительно прислал мне e-mail: "Лена проверилась, у нее – гарднерулез. У меня тоже. Лечимся вместе". Я тут же срочно перезвонил в Питер.
– Слушай, что это такое – гарднерулез?
– Это – гарднереллы, типа амеб. Микроорганизмы. Неприятно, но не страшно. Приезжай, будем лечиться вместе! Я посоветую тебе хорошего доктора. А пока ты можешь даже трахаться, но с презервативом.
– Скажи, пожалуйста, как проявляются эти гарднереллы или гардемарины, черт бы их там побрал, а?
– Да никак особенно не проявляются. Ты бы их мог и не заметить.
Лена хотела даже тебе не говорить. Это не страшно. Эти "гардемарины", как ты их назвал, лечатся антибиотиками за 10 дней, но, сперва, надо сделать анализ, убедиться, что они у тебя действительно есть.
Лена хотела даже тебе не говорить. Это не страшно. Эти "гардемарины", как ты их назвал, лечатся антибиотиками за 10 дней, но, сперва, надо сделать анализ, убедиться, что они у тебя действительно есть.
В том, что они у меня есть, я был уверен на все сто. Надо же так, всегда был осторожным, а тут один единственный раз без презерватива и – здравствуйте гардемарины! На поход к врачу, анализы и лечение в Австрии у меня просто не оставалось времени, поэтому я решил дать "гардемаринам" до поры до времени возможность посвирепствовать в моем хуе, занявшись лечением уже в России. Все равно, половых контактов у меня в тот момент не намечалось.
Признаться во всем этом Гадаски я не могу, рассчитывая в тайне от него сходить к врачу. А Колбаскин и Леночка, даже если он с ними встретится, вряд ли сами ему о чем-то расскажут. Гадаски спит, а я не могу заснуть, ворочаясь с боку не бок на жестком полу. Может быть, сейчас придет приведение? Но, нет. Оно не придет. Оно никогда не показывается, если в квартире ночует больше одного человека. Наверное, боится больших скоплений народа, не любит устраивать ненужные зрелища, предпочитая тонкий индивидуальный подход.
Глава 8. КОНКУРС. ЕЕ ЗВАЛИ ВЕРА. ОГРАБЛЕНИЕ В МЕТРО.
На следующий день я звоню Нане. Сообщаю, что приехал и что привез Горбуну картины. Говорю, что Тим Гадаски тоже в городе, и что мы вплотную начинаем работать над нашим проектом с сегодняшнего дня.
– А Горбуна сейчас в городе нет, – сообщает мне Нана. – Он все еще в Берлине, вернется только в понедельник.
– Нана, а как дела с лекцией австрийцев, о которых я тебе говорил?
– Это мы сделаем. Мне нужно знать, когда они хотят приехать и их паспортные данные, чтобы заказать им приглашения.
– Они хотят приехать на Пасху в неделю с девятого по шестнадцатое апреля. В Австрии как раз будут каникулы, и им удобно приехать. Лекцию можно назначить на десятое или на одиннадцатое число. Как ты думаешь?
– Да, да. Надо обязательно встретиться. Лучше всего на следующей неделе. Горбун приедет в понедельник, а во вторник у нас музейный день. Я договорюсь с ним на вторник. Приезд австрийцев с ним тоже надо согласовать.
Пока я сидел на телефоне, Гадаски уже побрился, оделся и собирается идти завтракать в "Колобок". В квартире еще нет никаких продуктов. Нужно будет чего-то купить и набить холодильник.
– Подожди, я хочу еще позвонить Гайке.
– А она что, в Питере?
– Да, она сюда переехала. Еще перед Новым годом. Со всем своим убогим скарбом. Купила старый автомобиль, загрузилась и через Германию и Скандинавию прямиком в Питер. Живет у Африкана в его мастерской на Фонтанке.
– Чем она здесь занимается?
– Она у него РА. Персональный секретарь, то есть. Делает все, что он ей скажет, работает на компьютере, пишет письма, переводит на разные языки, гостей принимает, убирает, готовит и все прочее.
– А он ей что-нибудь платит?
– Я в этом глубоко сомневаюсь. Скорее всего, она ему за харч и за крышу все это делает, а больше даже из интереса. Она тусовщица и ей нравится быть на виду.
Гайка Вернер – немецкая журналистка и искусствовед, с которой я пару лет назад познакомился в Вене. После небольшого краткосрочного романа наши отношения мягко перешли в дружеские. Я ввел ее в русские тусовки и способствовал ее переезду в Россию. Она писала о нас с Гадаски несколько раз для австрийской "Wienzeile" и для американской "Art Margins", по предоставляемым мной материалам, но живьем Гадаски ее еще никогда не видел.
– Звони, можно встретиться.
– Думаю, ее лучше пригласить к нам. Я не очень-то люблю африканское кодло, там всегда слишком много гомов и малоприятных людей.
– А что поделывает сам Африкан?
– Да ну его на хуй!
Гайка всегда рада меня слышать:
– Vla-a-adimir, schЖn, da? du wieder da bist!- нараспев вытягивает она и смеется.
Мы обмениваемся новостями и договариваемся пойти в субботу на "Дерево". Гайка обещает заехать за нами на машине.
– Как, ты все еще ездишь на своей машине?
"Ситроен-каблук", на котором прибыла в Россию немецкая журналистка Гайка, выглядит не особенно надежно. Просто удивительно, как она проехала на нем пол Европы. В Питере машину уже несколько раз вскрывали, украли радио и динамики, сломали дверные замки. Да и документы на машину давно просрочены, а заниматься растаможкой старого ржавого корыта не имеет ни малейшего смысла.
Но Гайка ездит. Если менты ее останавливают, она им поулыбается, покажет немецкий паспорт, и они ее отпускают. Mann mu? GlЭck haben!
– гласит немецкая поговорка. Да, без сомнения, нужно.
– Тебе тоже нужен пи-эй! – категорично заявляет Гадаски, когда мы выходим из дома. – Для имиджа и для различного рода вспомогательных работ. Нужно найти какую-нибудь молодую телку, чтобы она приходила с утра, готовила тебе кофе, убирала. Потом ты будешь диктовать ей письма, посылать в магазин, на почту или с мелкими поручениями, а иногда, если захочется, ебать.
– Да, я бы, наверное, не отказался.
– Сейчас купим газету и посмотрим, кто там себя предлагает.
"Рекламу-Шанс" или "Из рук в руки". Думаю, это будет стоить тебе долларов сто в месяц. Кстати, наше объявление тоже должны бы были уже опубликовать.
– Что ты там написал?
– Увидишь.
Мы завтракаем в "Колобке" и покупаем свежие газеты. Целый ворох газет. Дома Гадаски устремляется к телефону и начинает обзванивать объявления.
– Буду назначать им интервью, чтобы ты смог выбрать.
– Только, пожалуйста, не у меня в квартире!
– А где же?
– Может быть, в кафе "Лаборатория" на Чайковского 58? Это совсем рядом – через один дом.
– Ладно, пусть будет кафе "Лаборатория" – это без разницы.
Слушай, здесь вот урологический массаж предлагают…
– А это еще что такое? Позвони – узнай!
Гадаски звонит и долго о чем-то расспрашивает.
– Ну что, узнал?
– Это когда тебя в жопу ебут.
– Не надо.
– Они говорят, что у них есть еще "госпожа", всякие садо-мазо приколы и все виды эротического массажа.
– Между прочим, Гайка обещала дать мне телефон хорошей массажистки-бабушки, делающей лечебный массаж. Она Гайку, можно сказать, на ноги поставила.
К кандидаткам на место моего персонального секретаря Гадаски подходит очень строго. Расспрашивает подробно о квалификации, умении обращаться с компьютером, о знании иностранных языков. Прямо по телефону заставляет рассказать о себе по-английски или по-немецки и внимательно все это выслушивает. В результате, на вечер с промежутками в полчаса в кафе "Лаборатория" назначено три интервью.
– А наше объявление не напечатали. Может, его напечатают завтра?
– Или вообще никогда. Объявления по девочкам контролирует порно-мафия. Они туда посторонние объявления близко не подпустят. Это точно так же, как и с недвижимостью. Позвони ради любопытства по объявлениям, если хочешь, там все схвачено агентами. Частных объявлений нет.
– Ну-ну, я это учел. Дал объявление в очень завуалированной форме. Старался. Должны бы все-таки пропустить.
– На всякий случай, повесим еще что-нибудь на экономическом факультете, в "Мухе" и в Театральной академии на Моховой.
– Тогда пиши, и пойдем вешать.
В "Арт-кафе" на Чайковского 3 царит обеденное оживление. Я замечаю, что студентки заинтересованно на меня заглядываются. Мы берем какой-то еды и пива и оглядываемся вокруг. Интерьер кафе, оформленный профессорами кафедры внутреннего дизайна, поражает своим безвкусием и уродством.
– Знаешь, может, не будем объявлять здесь конкурс на оформление моей квартиры? Ты посмотри на все это! Чему здесь могут научить, и как оформить? – начинаю ныть я.
– Обрати внимание – на нас смотрят! – перебивает меня Тим.
Действительно, за соседним столиком две девицы кокетливо хихикают. Наверное, им нравятся мои маленькие круглые очки, как у Гарри Поттера. Многие женщины находят их очень забавными. Или мои волосы, которые я завязал в хвостики. Такой бородатый дядька с хвостиками и в маленьких очках. Вполне может быть смешно, допускаю.
– А вы что сюда, со своими чашками ходите? – грозно спрашивает их
Гадаски.
– А вам нравится, как здесь готовят? – строго спрашиваю я.
– Хи-хи, ой, не могу! – заходится смехом длинная деваха и выскакивает из-за стола, прихватив с собой свою цветастую чашку. Ее подруга устремляется за ней. Гадаски бросается догонять их обеих, а я, в свою очередь, бегу за Гадаски. Мы гонимся за ними по лестнице, и Гадаски кричит:
– Мы хотим вас сфотографировать!
– Что?
– Сфотографировать.
От неожиданности они резко, как вкопанные, останавливаются и очумело на нас смотрят, потеряв бдительность и давая возможность приблизиться почти вплотную. Гадаски вынимает из сумки объявление и объясняет: