Она хмурится.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, кошмары или плохие сны... или боязнь чего-то, типа фобии?
— Нет, — тут же отвечает она, и я чувствую огромное облегчение. — Сейчас все произошедшее больше похоже на сон, потому что такого не может быть. Но теперь я веду себя более осторожнее. Сейчас я бы не стала доверять незнакомым людям так легко, как раньше.
— Ты, наверное, испытываешь ненависть к людям, которые вас похитили?
— Нет, но чувствую себя виноватой.
— Виноватой? В чем?
— Потому что иногда вспоминаю о тех других девочках. Что случилось с ними? Где они сейчас? Живы ли они до сих пор?
Ее слова заставляют меня саму испытать чувство вины, поскольку я не могу рассказать ей, что не было никаких других девушек, всего лишь прокручивалась запись на магнитофоне.
— Девочек похищают каждый день, Дейзи. Просто такие событие никогда напрямую не затрагивали нас, мы особенно никогда не задумывались об этом, но даже если бы и задумывались, что бы мы могли сделать? По крайней мере, здесь мы не так беспомощны, как они.
— Думаю, ты права, — раздумывая, медленно отвечает она.
— Не думай о них, хорошо? Ты не сможешь помочь им, и тебе следует прекратить роптать, хотя бы в знак благодарности то, что ты вернулась цела и невредима.
— Далия, можно тебя спросить?
— Конечно.
— Этот мужчина, с которым ты встречаешься помог меня найти?
У меня тяжесть на сердце, потому что я никогда ничего не скрывала от своей сестры, но как я могу ей все рассказать?
— Да, — говорю я, хотя в некотором смысле это не совсем ложь. Он все же приложил руку к ее освобождению.
— Возможно, когда-нибудь я смогу лично поблагодарить его, — говорит она.
— Конечно, — отвечаю я с улыбкой.
— Да. Я очень хотела бы его поблагодарить. Дай мне свой адрес, я пошлю ему открытку.
Я диктую ей адрес, и мы заканчиваем разговор. Я долго пялюсь на флешку с Чубаккой, чувствуя себя виноватой и растерянной. Этот большой секрет вероятно мне придется хранить всегда, но, возможно, и нет. Возможно, когда я научусь летать и вытащу Зейна из его мира и этой жизни, я сяду и все расскажу Дейзи… все.
Я обертываю флешки в подарочную бумагу и спускаюсь вниз, чтобы посмотреть, как Ольга ведет подготовку к вечеринке.
13. Далия Фьюри
Зейн был занят и попросил встретиться с ним в ресторане в восемь вечера. Это просто блестяще, потому что я могу помочь подготовить гостиную и спальню к предстоящему празднику. Я и Ольга заполняем гостиную воздушными шарами и серпантином, вешаем баннеры с днем рождения, потом я поднимаюсь в спальню и расставляю около ста свечей. Я выкладываю путь к кровати. Ольга говорит, что попросила Ноя позвонить ей, когда мы будем в десяти минутах езды от дома.
Я долго лежу в ванной и размышляю о предстоящей ночи. Мой коварный план очень прост — черное платье без рукавов с высоким горлом. Скучное, как ад, и больше подходит для похорон, но оно является прекрасным прикрытием того, что я надену под него. Боди, начинающимся от горловины шнуровкой до конца, а на спине, перекрещивающееся также зашнурованное кружево, оголяющее мою задницу. Я надеваю черные чулки и пугающей высоты туфли на каблуках. Естественно, я не одеваю трусики, при этом ехидно улыбаюсь. Зейн даже не может предположить, какой удар ожидает его.
Монашка снаружи и шлюха — внутри, я еду с Ноем, встречаться с Зейном в Parma. Мы прекрасно обедаем, но меня все же шокирует его скрытность. Ни разу за время обеда он не упомянул, что сегодня его день рождения. Он ведет себя, как всегда, я даже начинаю сомневаться — действительно ли у него сегодня день рождения. Кто ведет себя так, что ничего особенно сегодня не происходит? А что если Ольга ошиблась? Но уже слишком поздно что-либо менять, даже, если сегодня и не его день. Вечеринка все равно состоится, поэтому я улыбаюсь, смеюсь, ем, пью и трепещу от сдерживаемого внутреннего волнения от одной только мысли, какой сюрприз запланировала для него.
Уже почти десять тридцать, когда мы выходим из ресторана, и я поражаюсь — просто фантастически, как русские умеют хранить секреты. Лицо Ноя ничего не выражает, по нему невозможно прочитать о готовящихся планах. Он даже не подмигивает мне тайком, не улыбается и не потирает нос. Господи, глядя на этих выдержанных мужчин, я про себя молюсь, чтобы наша вечеринка прошла как по маслу и не ударила в грязь лицом. Где Стелла, когда она мне так необходима?
Мы входим через парадную дверь в дом и краем глаза я обращаю внимание, что Ной притормаживает.
— Я такая сонная сегодня, — говорю я, подавляя огромный зевок.
— Всего лишь пол одиннадцатого вечера, — отвечает Зейн.
— Может, выпьем, — предлагаю я, и направляюсь в сторону гостиной, за дверью, которой стоит полная тишина. Я открываю дверь, и вдруг Зейн хватает меня за плечи и дергает назад, прикрывая своим телом. От неожиданности я визжу. Какого черта? С молниеносной скоростью Зейн закрывает дверь, по-прежнему удерживая меня за руку, поворачивается к Ною.
— Почему не горит свет в этой комнате? — тут же требует он ответа, выглядя настороженным, голос низкий и напряженный.
Я кидаю взгляд на Ноя, чуть не смеясь. На секунду его лицо выражает классический вопрос: «вот дерьмо, какого хрена, я должен сейчас сказать»? Но я должна отдать дань уважения русским, они, действительно, являются закрытыми книгами, закрытыми, я имею в виду, намертво.
С совершенно каменным выражением Ной отвечает:
— Это моя вина. У нас произошло короткое замыкание, и я забыл включить свет. — Я зайду и включу свет, — тут же предлагает он.
Зейн заметно расслабляется, хотя по-прежнему мертвой хваткой держит меня за руку.
— Нет, все в порядке. Ты можешь идти. Спасибо.
Хотя он говорит совершенно спокойно, но не позволяет мне зайти первой.
— Подожди здесь, — говорит он и открывает дверь. Заходит, включает свет, и тут же ото всюду выскакивают его сотрудники, крича: «С Днем рождения!»
Зейн замирает, хмурится, качает головой, словно не веря, потом смотрит растерянно в мою сторону.
— Ты это устроила?
— S-DYNOM va-RYEN’-ya! — ору я. Ольга научила меня, так по-русски с юмором будет звучать «С Днем рождения». Русским не нравится поздравлять по-английски, можно конечно сказать и серьезно, но… Надеюсь, я произнесла все правильно.
Зейн чуть не смеясь изгибает губы, видно я не совсем правильно все сказала.
Ольга вносит торт со свечами — шоколадный с большим количеством свежей клубникой сверху. Звучит музыка и все поют русскую песню поздравляя. И от этих песнопений у меня возникает такое чувство, словно я нахожусь с греком Зорба. Зейн стоит и ошеломленно смотрит на окружающих. Я вижу, что он совершенно сражен происходящим. Песня прекращается, и все хлопают. (Зорба — прозвище любого человека, грека по национальности, от названия романа Никоса Казанзакиса "Грек Зорба" (Nikos Kazantzakis, 'Zorba the Greek'))
— Za-ga-DAT-zhi-LA-nee-ya, — говорит Ольга. Я понимаю, что она предлагает ему загадать желание.
Он кидает на меня взгляд, я широко улыбаюсь. Он вдыхая полной грудью наполняет легкие и задувает все свечи. Все кричат и хлопают. Тут же появляются рюмки с охлажденной водкой, мне суют в руку одну.
И вдруг Ной кричит совершенно непонятную для меня вещь:
— Ах, торт горький.
Я удивленно пялюсь на него во все глаза. Какого черта он несет? Торт еще даже не резали. Зейн поворачивается ко мне.
— Что? — спрашиваю я, оглядываясь на всех, потому что все хитро поглядывают на меня.
— Это древний русский обычай. Гости просят тебя подсластить еду долгим сладким поцелуем.
Я отдаю свою рюмку Нико, мальчику, который кормит птиц, и нахально улыбаюсь ему.
— Я в игре, если ты тоже.
Зейн обнимает меня грандиозным и театральном жестом, а потом поднимает на руки.
— Не урони меня, — смеюсь я.
И начинает целовать. Я представляла, что поцелуй будет быстрым и немного прикольным, смешным, чтобы развлечь толпу, но наши губы соединяются, и к моему удивлению все начинают считать.
Один, Два, Три...
После счета «пять» я перестаю слышать их голоса. Мой рот открывается, поцелуй становится магическим, как из мира фантазий. Меня никто никогда так страстно не целовал, тем боле перед таким количеством людей. В этом поцелуе столько эмоций, мир вокруг становится размытым, нечетким и перестает существовать. В комнате нет никого — только я и Зейн.
Я могла бы остаться в этом прекрасном мире фантазий навсегда, но Зейн отстраняется. Все перестают считать, поднимая рюмки. Несколько секунд Зейн смотрит на меня страстно, потемневшими глазами, потом глубоко вдыхает, у него даже крылья носа трепещут, и опускает меня на пол, поворачивается ко всем. У меня колени превратились в настоящее желе. Господи, пожалуйста, не позволяй украсть этот поцелуй и этот взгляд.
— Osvezhit, — предлагает Ной.
— Это значит обновить, — переводит для меня Зейн.
Наши рюмки быстро пополняются по новой.
Следующий тост говорит Юрий, который дословно переводится, что перерыв между первой и второй небольшой.
— Мы, русские, не приветствуем длительных перерывов между тостами, — объясняет Зейн, и все выпивают свои рюмки до дна.
Я наливаю себе еще водки. Ольга поглядывает на всех с раскрасневшимися щеками.
— Ну, poneslis, — кричат все выпивая.
— Это тоже своеобразный тост, — переводит мне Зейн.
— А сколько будет всего тостов? — спрашиваю я, чувствуя, как алкоголь несется у меня по крови.
— Сейчас время резать торт, — вдруг предлагает Ольга, кладя кусочек на тарелочку и протягивая ее мне. — Первый кусок для именинника.
Я отламываю кусочек и кладу ему в рот. Он облизывает мои пальцы. Вокруг нас спокойно передвигается его обслуживающий персонал, поедая торт и все вкусности, которые приготовила Ольга. Я поднимаю взгляд на Зейна и единственная мысль, которая крутиться у меня в голове, и которую я хочу озвучить — я люблю его, но не могу произнести эти слова в слух. Знаю еще слишком рано.
Рюмки опять наполняются водкой.
— За прекрасных дам, находящихся в этой комнате, — говорит Зейн, глядя мне в глаза.
Мне кажется, что скорее всего это еще один русский обычай, потому что все мужчины вторят ему эхом по-русски, но несмотря ни на что, я краснею от удовольствия. Водка ударяет мне в голову, по-моему уже стоит остановиться, или я не смогу осуществить все, что запланировала.
Я отправляю немного крабового салата в рот и наблюдаю за Зейном, окруженным своими сотрудниками. Они ведут себя с ним так, словно только что обнаружили, что лев тоже подвергается дрессировки. Они пытаются заговорить с ним, но с большой осторожностью. Сегодня у Зейна много открыток, поздравлений с Днем рождения, но я заметила, что никто не купил ему подарка. Наверное, они встали перед такой же проблемой, как и я, но не купят же они ему мастурбатор, в конце концов? Примерно через час Зейн произносит последний тост.
— Na pososhok, — говорит он, и все пьют до дна.
Он берет меня за руку, и мы оставляем эту вечеринку. Как только дверь за нами закрываются, он смотрит на меня сверху-вниз.
— Значит, это ты решила приготовить мне сюрприз, эх? Похоже на американскую вечеринку?
Я ухмыляюсь.
— Американскую вечеринку с водкой, русскими тостами и клубничным тортом?
— Итак... кто тебе сообщил, что у меня день рождения?
— Э... я не могу сказать.
— Значит Ольга.
— Я не говорила тебе этого.
Он ухмыляется.
— Я хочу ей повысить зарплату.
— Правда?
Он пожимает плечами.
— Возможно.
— Ты должен пообещать, что повысишь ей зарплату, прежде чем я соглашусь раскрыть свой источник, — грозно говорю я.
— Ты уже раскрыла свой источник, глупая голубка, — он запускает руку мне в волосы. — Спасибо. Я не праздновал день рождения с двенадцати лет.
— Вау! Почему?
Тень проходит у него по лицу.
— Потому что эта история для другого дня, — говорит он.
Я не хочу, чтобы он печалился сегодня, когда я приложила максимум усилий, чтобы организовать для него такую вечеринку. Я обольстительно улыбаюсь.
— У меня имеется еще один сюрприз для тебя.
— Да? — самодовольно ухмыляясь, интересуется он.
14. Далия Фьюри
Имеется сладкое.
«Король Карамель»
(Король Карамель (англ. King Candy), также известный как Турбо (англ. Turbo) — главный антагонист полнометражного мультфильма «Ральф».)
— Ах да, — говорю я и веду его наверх в свою комнату. Я открываю дверь и у меня захватывает дух от более ста горящих свечей, видно две девушки успели проскочить наверх, когда резали торт. Пламя мерцает, танцуя по полу, по прикроватной тумбочке, по комоду и подоконнику. Свечи, расставлены так, чтобы показать путь, ведущий к кровати. Я поворачиваюсь, глядя на него, он осматривает комнату с изумлением. Я подвожу Зейна к кровати надавливаю ему на грудь ладонями, чтобы он присел. Он падает на кровать и снизу смотрит на меня.
В мерцающем свете свечей он выглядит таким прекрасным, как падший ангел или совершенная мраморная статуя. С орлиным носом и стальной челюстью, словно Ренессанс годами воял его в своей студии, пронизанной сквозняками.
— Я пришла с дарами, — говорю я ему.
Его брови приподнимаются.
— Ты сама дар, детка.
Я хмыкаю.
— Тебе должно понравится, и хочу тебе сообщить, что я не пользовалась твоей кредитной картой, чтобы купить тебе подарки.
— Хорошо, — говорит он настороженно и садится.
Я протягиваю руку к двум коробкам, завернутым в серебряную подарочную бумагу. Сажусь рядом на кровать и протягиваю ему. Он берет маленькую со «Звездными войнами» с флэшкой, которая постукивает внутри коробки.
— Открой, — говорю я.
Он разрывает оберточную бумагу.
— Ты подарила мне игрушку? — недоверчиво спрашивает он.
— Это не игрушка, а флэш-диски, — я беру Чубакка из коробки. — Видишь, ты должен рассоединить их, вот.
— Хорошо. Отлично. Спасибо, — отвечает он.
Как-то он не очень рад моему подарку. Возможно, флэш-диски «Звездных войн» на самом деле любят только фанаты. Я решаю не зацикливать на этом, потому что, к счастью, у меня имеется мужской мастурбатор.
— Теперь открой вторую, — говорю я, протягивая ему.
Он срывает упаковку, и с еще большим удивлением и недоверием поднимает на меня глаза, нежели, когда я подарила ему игру.
— Ты подарила мне мужской мастурбатор?
— Да и смазку в комплекте. Ты можешь вставить член вот сюда, — говорю я, указывая на отверстие.
— Понятно, — без эмоций отвечает он.
Отсутствие его радости и энтузиазма вызывает у меня недоумение. Мне казалось, что это отличный подарок.
— Только не говори мне, что у тебя уже есть такой?
— Нет, — быстро отвечает он.
Я включаю мастурбатор, раздается жужащий звук и засовываю пальцы в отверстие, происходит массаж.
— Ты думаешь это не смешно?
Он тут же выключает его.
— Конечно, но лучше я вставлю свой член в тебя.
— Он для того, когда меня нет с тобой рядом, — тихо говорю я.
Он ставит подарки на тумбочку и откидывается на подушки.
— Но сейчас ты рядом. Так подари мне настоящий подарок.
У меня пересыхают губы от сексуального жара, горящего в его глазах. Наши тела сами притягиваются друг к другу. Он хочет меня, и я чувствую такую сильную невидимую силу, мощную как магнит. В эту секунду я ощущаю себя сильной и храброй. Хитро улыбаясь, я поднимаюсь с кровати и медленно, не спеша начинаю расстегивать молнию на платье. Упав к моим туфлям на высоком каблуке, я остаюсь в боди с горизонтальной шнуровкой до низу. Его взгляд передвигается от ложбинки моей округлой груди до моей киски.
— Господи, Далия! — восклицает он. — Ты потрясающая женщина. Каждый твой дюйм заводит, бл*дь, меня.
Я поднимаю руки над головой и медленно начинаю кружиться, сексуально покачивая бедрами, чувствуя, как моя задница трется о кружевную шнуровку. Я оглядываюсь через плечо. Он завороженно, потерянно прикованным взглядом смотрит на начало моей ложбинки на заднице, где начинаются две половинки. Зейн медленно поднимает глаза на меня.
— Скажи мне, чего ты хочешь, Александр Маленков? — тихо спрашиваю я. — Алкоголь сделал меня сегодня смелой, поэтому я сделаю все, что ты захочешь.
Его брови приподнимаются.
— Все?
Я оборачиваюсь.
— Любую... чертовую ... вещь.
— Я обязательно воспользуюсь любой... чертовой... вещью, но сегодня ночью я хочу твою тугую, мокрую п*зду, бл*дь, поиметь своим членом в этом боди.
Согнувшись, я снимаю туфли и чулки, бросаю на пол и забираюсь к нему на кровать. Не отрывая от него глаз, расстегиваю ремень, пуговицу на его брюках и тяну вниз молнию. Его член так напряжен, что выпирает из трусов. Он тут же приподнимает бедра, чтобы я смогла снять с него брюки. Я тяну брюки вместе с трусами вниз по ногам, освобождая. Опускаюсь на его ноги в нескольких дюймах от пульсирующего члена. Неторопливо расстегиваю его рубашку. Он приподнимается и снимает рубашку, открывая свою наготу.
Я не могу оторвать взгляда от его потрясающего тела.
Я не могу не смотреть на него. Неважно, сколько раз я его видела нагим, но я словно облизываю его своим взглядом. Его сильные мышцы груди поднимаются вверх-вниз с каждым вдохом. Я просто схожу с ума от этого, мне хочется пробраться ему под кожу. Я передвигаюсь к его члену.
— Потрогай себя, — мурлычет он.
Я по шире развожу ноги и ласкаю опухший клитор, погружая палец во внутрь, стону: