Однако промашки бывают и у профессионалов, и Александр Алексеевич понял, что зря расслабился, только когда уже было поздно пить «Боржоми». И ведь в самом деле, кто бы мог подумать!
Объявился у него на участке дедулька с сенильной деменцией, а проще говоря – со старческим слабоумием. Ну объявился и объявился, население города не только стареть имеет тенденцию, но и с ума сходить по всяким причинам, процесс закономерный, наше дело – лечить по мере скромных возможностей и помогать в социальной адаптации. Инвалидность с недееспособностью и опекой справили, лекарство назначили. Поскольку лекарство дорогущее, то для его выписки (бесплатно, естественно) пришлось доктору собрать врачебную комиссию, чтобы обосновать коллегам и особливо начальству правильность сего назначения. Собрал, доказал, лекарство выписал. Дочь дедульки лекарство и инструкции, как его давать, получила, с доктором мило раскланялась, все разошлись довольные друг другом. Время идет, дед лекарство получает и принимает регулярно, без перебоев.
Но вот как-то раз главврач звонит Александру Алексеевичу и велит тому явиться пред светлы очи с баночкой вазелина для облегчения воспитательного процесса. Не помнящий за собой в недавнем прошлом смертных грехов доктор в полной непонятке отправился на аудиенцию, где ему с порога предъявили – дескать, хреново вы, Александр Алексеевич, дедушек с деменцией и их дочек удовлетворяете. Неудовлетворенные граждане страшны в гневе и дьявольски изобретательны в способе мести. Из-за вашей, доктор, нечуткости к их проблемам и чаяниям минздрав области поимел сначала жалобу, потом меня, а уж я-то… Вам что, лекарства (далее следовало название именно того препарата, который доктор выписал старичку) жалко?
Такого красноречия Александр Алексеевич не демонстрировал давно. Видимо, сыграла роль абсолютная необоснованность жалобы вкупе с представленной картиной жесткого порно в кабинете главврача. Непечатными были даже жесты рук и выражение глаз. Секретарь с блокнотом прильнула к замочной скважине – конспектировать. Не убавил красноречия доктора даже тот факт, что главврач – женщина. Худо-бедно разобрались, воспитательно-наказательное соитие было отменено, порешили вызвать дочь больного, чтобы прояснить ситуацию с жалобой.
Та прискакала на следующий день. На прошедший предварительно строгую внутреннюю цензуру вопрос доктора, зачем она так некрасиво поступила, дама без тени смущения посмотрела ему в глаза и ответила:
– А это, дорогой доктор, я сделала для того, чтобы у вас даже мысли не возникло отменить папе лекарство.
Охреневший от такого своеобразного толкования понятий профилактики и превентивности Александр Алексеевич так и не нашелся что сказать и с тех пор общается с дедушкиной дочкой осторожней, чем с гранатой без чеки.
Кто куда, а мы сдаваться
Можно бесконечно долго рассуждать о том, что содержание пациентов в закрытых отделениях ущемляет их права, наносит непоправимый вред личности, скрещивать и ломать на этом поприще рога, копья и челюсти – все равно в итоге каждый останется сидеть на своей кочке зрения. На самом деле не все наши пациенты шарахаются от психбольницы как черт от ладана. И речь не только о страдающих госпитализмом завсегдатаях отделения неврозов. Бывает, что и отделения закрытые, и у больных далеко не неврастения – а не выгонишь. Опять же, не потому, что идти некуда.
Юра (пусть его зовут так) наблюдается довольно давно. Сравнительно молодой шизофреник, при этом имеет уже довольно выраженный эмоционально-волевой дефект – болезнь развивается довольно быстрыми темпами. Из стационара практически не вылезает. Инвалид второй группы, бессрочно. Оксана долго пыталась подобрать нужные препараты, варьировала дозировки, сочетания. Все тщетно, дома пациент держался от силы месяц, а чаще – около недели-полутора. Почему?
Через некоторое время все стало понятно. Оказывается, с самого первого дня поступления в стационар Юра становился тихим, спокойным, вполне довольным жизнью, лопал банальный аминазин с не менее банальным галоперидолом, будто кот деревенскую сметану, и только что не мурчал от счастья. Сон – богатырский, аппетит – ему под стать, настроение – даже сквозь броню дефекта видно, что хорошее. Слоняется взад-вперед по коридору, временами перекидывается парой-тройкой фраз с другими больными, одним глазком поглядывает, что по телевизору кажут. Ухудшение начинается незадолго до выписки. Юра делается тревожен и задумчив, о чем-то спорит сам с собой, сам с собою же не соглашается и на себя же сердится и матерится. Выписывается он неизменно с вселенской тоской в глазах и тем особым отрешенно-мученическим хабитусом, что мог бы сподвигнуть Илью Глазунова написать что-нибудь эдакое, эпически-апостольское, с легким налетом садомазо.
Можно к гадалке не ходить – на третий день после выписки вещи будут аккуратно сложены, а Юра начнет нарезать круги по дому, будучи охвачен чемоданно-госпитальным настроением. Все увещевания мамы – мол, я тебя еще домашней едой не откормила, на дачу не свозила, родственникам не всем показала – окажутся тщетны. Сын будет непреклонен: только массовые госпитализации спасут Родину, и начинать надо с него! Это притом, что мама души в сыне не чает, всячески о нем заботится, старается приодеть, чем повкуснее накормить… бесполезно. И нет никаких признаков того, что у Юры, к примеру, бред отношения или воздействия, что он маму мнит каким-нибудь демоном или колдуньей особой вредности – ничего подобного. И «голоса» ему давным-давно ничего интересного не рассказывают. Просто Юре в отделении лучше и спокойнее. Мама даже гадала, не приглянулась ли сыну медсестра какая или санитарка, – но нет, никто не признается. Помыкавшись на воле (век бы не видать!) несколько дней, Юра вприпрыжку несется в приемный покой. Не завидую пикету борцов с карательной психиатрией, окажись они у Юры на пути. Нельзя людям с неокрепшей психикой получать такой мировоззренческий поджопник. Уже в дверях он старательно прощается с мамой: мол, оревуар, сама не приходи и передачи не носи. О, эта томительно-сладкая процедура оформления истории болезни! О, этот наизусть знакомый путь до отделения! Закрывается, щелкнув замком, отделенческая дверь. Всем спасибо, все СВОБОДНЫ.
Повелительница глистов
Пришла ко мне на прием пациентка пятидесяти с лишним лет. На руках – направление от невролога на консультацию. Интересуюсь, что ее беспокоит, и получаю в ответ жалобы на головную боль и общую усталость. И все. И все, а разве что-то еще должно волновать? Пытаюсь выяснить, с чем и почему направил невролог, поскольку в направлении на консультацию написан только жутко интересный предварительный диагноз «Консультация». И ни одной наводящей фразы. Дама вспомнила, что в речи доктора звучало что-то вроде нервного истощения и депрессии.
– У вас сниженное настроение?
– Не то чтобы сильно сниженное: так, есть проблемы.
– Что за проблемы, если не секрет?
– У меня завелись глисты.
– Поправьте меня, если я ошибаюсь, но вам стоило бы обратиться к инфекционисту.
– Дело не в этом. Они завелись у меня в квартире.
– Э-э-э, еще раз прошу прощения, вы имеете в виду таких маленьких червеобразных бомжиков, живущих в теле человека без прописки и разрешения хозяина, или это вы так ласково зовете домочадцев?
– Нет-нет, я живу одна. И сама глистами не болею. Они просто завелись у меня дома, и теперь от них спасу нет: на кровати, в шкафах, в посуде – они везде! Это у меня еще зрение хорошее, и я их вижу. Никто больше не может их разглядеть – ни соседи, ни участковый терапевт.
– Боже, вы и терапевта вызывали, чтобы он на них взглянул. И он приехал? Вот это, я понимаю, преданность делу! – Я пытался представить себе участкового терапевта, отважно прибывшего посмотреть на рассадник гельминтов. Почему-то в обязательной атрибутике присутствовали костюм бактериальной защиты и коктейль Молотова. И много, много спирта. – Нашел?
– Нет, у нее тоже зрение не очень, а микроскоп она забыла в своем кабинете. Очень советовала показаться психиатру, сказала, что это от стрессов все.
– А вы?
– А что я? Я-то знаю, откуда они завелись, уж точно не от переутомления. Просто я окно раньше открывала с северной стороны, у меня там москитная сетка, а теперь там ездит много машин, шумно очень, и я стала открывать окно с южной стороны. Сетки на нем нет, вот они и налетели. Как раз под окнами собак выгуливают, они гадят, а глисты ко мне летят. Всего-то третий этаж…
Образ мелких крылатых глистов, стройными рядами устремляющихся в гостеприимно распахнутое окно, поразил меня до глубины души. Возможно, кто-то нарисовал бы себе вполне по Фрейду картинку: червячки, крылышки, раскрытые окна… Мне же, падла, нарисовался молочно-белый многочлениковый Кетцалькоатль, ехидно матерящийся и распадающийся на кучу шустрых хихикающих фрагментов. Отогнав эту делириозную картинку, я вернулся к беседе:
Образ мелких крылатых глистов, стройными рядами устремляющихся в гостеприимно распахнутое окно, поразил меня до глубины души. Возможно, кто-то нарисовал бы себе вполне по Фрейду картинку: червячки, крылышки, раскрытые окна… Мне же, падла, нарисовался молочно-белый многочлениковый Кетцалькоатль, ехидно матерящийся и распадающийся на кучу шустрых хихикающих фрагментов. Отогнав эту делириозную картинку, я вернулся к беседе:
– И как вы с ними боретесь?
– Перетрясла все белье. Все перестирала. Купила себе парогенератор, теперь все обрабатываю.
– Помогает?
– Ненадолго. Полдня от силы – и снова налетают.
Беседа продолжалась долго. Параллель, которую я упорно пытался провести между крылатым глистом и галлюцинацией, каждый раз успешно херилась отсутствием критики (с другой стороны, какой критики я хотел от галлюцинирующего пациента?) и сворачивалась похлеще клубка аскарид. Мол, где логика, доктор, – пью галоперидол я, а исчезают они? Стойте-стойте, тут какая-то нестыковочка. Может быть, лучше будет его растолочь и по углам посыпать (тут у меня было огромное искушение посоветовать зарядить им кадило и пройти с молитвой по всем углам, и поглубже, поглубже вдыхать)? Все, чего я смог добиться, – это обещания заглянуть, если нарушится сон (у нас такие лекарства!..). Показаний для недобровольного лечения нет, пациент лечиться не желает. Все. Дальше будем ждать. Скорее всего, мне все же удалось заронить в ней зерно сомнения в рациональности происходящего.
All that she wants[17]
Порой, анализируя природу неврозов у молодых замужних женщин, приходишь к выводу о том, что, сколько ни говори о достижениях ученых, пославших прогресс куда подальше, и о самом прогрессе, что обиделся и ушел весьма далеко, с природой не очень-то и поспоришь. И если женщина начинает засматриваться на чужих детей в колясках, умиляться при виде витрин с одеждой для младенцев и с некоторой завистливой ревностью поглядывать на своих беременных ровесниц – настоящий благородный муж должен обеспечить немедленную сбычу мечт. И не волнует, что на дворе кризис, в Европе адронный коллайдер, в мире такое холодное глобальное потепление, китайцы облизываются на Дальний Восток, а родная футбольная сборная раздражает даже больше, чем Госдума.
Невнимательность к исполнению своего священного боевого супружеского долга (по сути и результату, товарищи мужчины, а не по букве, с томиком «Камасутры» и презервативом наперевес!), а также бредовые идеи о равноправии и, ergo, равнообязанности супругов в постройке семейного бюджета (дорогая, может, еще немного поработаешь, тебе прочат карьерный рост, и вообще ты у меня такая бизнес-вумничка…) опасны. Чем? Все тем же невротическим конфликтом. Между хрустальной мечтой и прессово-кузнечной якобы необходимостью. Примеры. В недалеком прошлом целых два за один рабочий день, с интервалом в полтора часа. Закон парных случаев в действии.
Случай первый. Дама двадцати шести лет, бухгалтер, муж – на неплохой работе с приличным заработком, детей нет. Почему? Строим загородный дом, доктор, все как-то не до того (невыразимая печаль в глазах), муж просит подождать еще пару лет… Что в итоге? Дама второй раз за полгода успела пролечиться в дневном стационаре с субдепрессивно-ипохондрической симптоматикой (плюс истерические нотки) и уже готова сдаться в отделение неврозов: за грудиной и в кишечнике жжет (есть нет никакой возможности), руки периодически сводит (писать нет никакой возможности), голова то немеет, то раскалывается (какая, нафиг, бухгалтерия, какие, к Фибоначчи, числа!). Ну и так, до кучи – слезы, безысходность, ощущение «самая несчастная в целом мире я», бессонница.
Второй даме тридцать, работала бухгалтером, умничка-лапушка, мамина дочка, домашняя девочка, недавно уволилась, познакомилась с мужчиной своей мечты, на носу свадьба. Но вот незадача – будущий муж считает, что специалисты такого полета должны приносить городу славу, а семье – денежку в клювике. К рождению ребенка он и вовсе как-то не готов: как так – не успели пожениться, и вдруг ребенок; опять же, с мамой надо посоветоваться… В результате у дамы впервые в жизни возникла невротическая реакция: все те же подавленное настроение и безысходность с эпизодами тревоги, чувством заложенности за грудиной – «будто камней навалили», вялостью и разбитостью, рассеянностью, отсутствием аппетита (потеряла пять кило за месяц) и все тем же жжением, но блуждающим по всему телу. И панический страх перед работой: вдруг, мол, не оправдаю доверия, вот стыд-то будет!
В итоге с интервалом в полтора часа рассказывал им обеим историю про третью даму, с участка моей жены. Знакомство Оксаны с пациенткой началось с визита супруга последней. Тот влетел в кабинет, с глазами, как у перепуганного лемура, и стал упрашивать доктора вот прям сейчас съездить посмотреть благоверную, ибо случилось страшное: лежит и не встает. Со вчерашнего дня. Шла с рынка, где работает продавцом, ноги стали подкашиваться, еле добралась до дома, а там и вовсе слегла. Нет-нет, до туалета под руки водим. Главное – не отпускать, иначе упадет. Нет-нет, не падала, но предупреждала, что может. Поехали смотреть. Пациентка действительно лежала в кровати и напоминала парализованную сову, то есть могла только поворачивать голову и моргать огромными глазами. В ходе сбора анамнеза выяснилось, что у супругов есть взрослая дочь, они собирались обзавестись вторым ребенком, да решили немного подождать, плюс мужу подвернулась работенка – гонять фуры куда-то ну очень далеко, по месяцу дома не бывает, на носу еще один рейс… В общем, команду «сидеть, рядом!» мужу подавать не пришлось, он оказался догадливым товарищем, а курс из десяти инъекций реланиума и упаковки алпразолама сотворил чудо с восстанием с кровати и выходом на работу. Через годик родился второй ребенок, а невроз напоминает о себе лишь изредка, на фоне переутомления, и выглядит как мимолетная слабость в ногах, которая быстро проходит. Ребенок здоров, муж рядом, работает в пределах города – что еще нужно для тихого семейного счастья. В общем, хана неврозу.
Обе дамы, судя по блеску в глазах, очень воодушевились предстоящей семейной беседой. С меня с интервалом в полтора часа было взято две клятвы «объяснить ему, что это не моя придурь, а его счастье!»
Ах, какая женщина!
Всю жизнь мы проводим в погоне за счастьем. При этом на разных этапах нашего жизненного пути этот зверек-метаморф приобретает самые различные черты, мимикрируя под нечто вполне осязаемое и понятное, но отчего-то перманентно недосягаемое. Школа без троек, институт без взяток, девчонка с курса, квартира, жена соседа, машина как у людей, жизнь без геморроя, билетик в рай, хотя бы на галерку… А можно ставить перед собой конкретные маленькие задачки и быть пусть немножечко, но постоянно счастливым от того, что они все решаются и решаются.
Ходит к жене на прием одна пациентка, скажем Гюзель. Даме лет пятьдесят, из которых она более двадцати больна шизофренией. Само заболевание, к счастью для нее, обострения дает нечасто, в основном с бредом отношения (сослуживцы, как ей кажется в эти моменты, говорят про нее за спиной всякие гадости, обсуждают подробности ее личной жизни, подсиживают и только о том и мечтают, как бы выпереть несчастную Гюзель с работы). Поскольку Гюзель дама деятельная и обиды копить не привыкла, она довольно быстро дает аффект с разборками почище индийских сериалов – тех, где звонкие пощечины и пронзительный плач главной героини о загубленной жизни, несправедливости окружающего мира с элементами неверия в победу добрых сил.
У Гюзели две взрослые дочери, которых она сама вырастила, воспитала, которым помогла получить образование: пусть колледж, но это уже кое-что. Квартира ухоженная, с полным набором постоянно обновляемой бытовой техники и вовремя производимым добротным ремонтом. При этом должность, которую она занимает на заводе, даже близко нельзя назвать высокооплачиваемой. В чем секрет? В мужчинах. Только за период, который знает ее Оксана, мужчин было пять. Чем она их берет? Напором, обаянием и большими миндалевидными черными глазами. И чем-то неуловимо отстраненным, словно не от мира сего. В ходе длительного амбулаторного наблюдения замечено, что каждого нового избранника хватает на период от выписки из стационара и до следующего обострения. Меня покоряет логика и целеустремленность этой чудо-женщины: сознательно отказавшись в принципе от погони за мужем и штампом в паспорте, она ставит перед собой совершенно четкие задачи: обставить квартиру, одеть, накормить и обучить дочерей, а себя, любимую, не оставить без необходимой дозы мужских гормонов. Как настоящий управленец, она умеет делегировать полномочия мужчине, разъяснив тому, что в дом нужно приносить не только яйца, но и деньги, а также пользу как таковую, и так это умело аргументирует, что мастера нейролингвистического программирования могут брать у нее уроки. Платные, разумеется. Сила убеждения у Гюзель такова, что, даже когда наступает очередное обострение и гурия превращается в фурию, избранник, горестно стеная, препровождает ее в психбольницу, куда потом исправно носит всякие вкусности и полезности большими пакетами.