Нейролептики – то же, что транквилизаторы и антипсихотические средства, их назначают прежде всего шизофреникам. Торазин – нейролептик, имеющий бурную историю. В 1950-х годах он начал заполонять психиатрические больницы. Это сильный препарат, существенно снижающий остроту реакций и притупляющий сознание. Психиатры, выступающие в защиту торазина, утверждают, будто он действительно лечит посредством изменения или корректировки химических процессов головного мозга.
Критики же, число коих значительно превосходит количество защитников, цитируют многочисленные исследования, доказывающие, что препарат вызывает побочные эффекты, список которых длинен и страшен. Замедленность реакции, сонливость, летаргическое состояние, неспособность сосредоточиться, ночные кошмары, эмоциональные проблемы, депрессии, состояние острого отчаяния, утрата интереса к окружающей действительности, притупление или помрачение интеллекта и утрата контроля за моторными реакциями.
Самые суровые критики прозвали торазин «химической лоботомией». Они утверждали, что единственной задачей этого препарата является экономия денег и сил психиатрических учреждений и тюрем, поскольку он легко делал заключенных и пациентов управляемыми. Торазин, назначавшийся Рону, был призван оказывать помощь скорее тюремщикам – иногда под присмотром его адвоката, но чаще совершенно бесконтрольно. Как только Рон становился слишком беспокойным и шумным, ему давали очередную таблетку.
Несмотря на то, что Деннис Фриц в течение четырех лет после убийства спокойно жил в Аде, считалось, что он может сбежать. Так же как и Рону, ему назначили непомерный залог. О том, чтобы заплатить его, не могло быть и речи. Как и все подозреваемые, оба, согласно презумпции, считались пока невиновными, однако содержались под стражей – чтобы не дать им возможности скрыться или свободно разгуливать по улицам, продолжая убивать.
Они почти год ждали суда в тюрьме.
* * *Через несколько дней после того, как Денниса привезли в тюрьму, у решетки его камеры неожиданно появился человек по имени Майк Тенни. Тучный, лысеющий и косноязычный, он обладал, однако, широкой приветливой улыбкой, дружелюбными манерами и обращался с Деннисом как со старым другом. Ему не терпелось поговорить об убийстве Дебби Картер.
Деннис достаточно долго прожил в Аде, чтобы знать, что тамошняя тюрьма – клоака, кишащая осведомителями, лжецами и головорезами, и все сказанное в любом разговоре скорее всего будет повторено в зале суда в совершенно искаженном – разумеется, не в пользу обвиняемого – виде. Каждый сокамерник, охранник, полицейский, попечитель, уборщик, повар был потенциальным доносчиком, жаждущим выведать какие-нибудь подробности, чтобы пересказать их копам.
Тенни сказал, что он новичок-стажер, скоро станет надзирателем, но пока еще в официальных списках не значится. Хотя никто его об этом не просил, Тенни, не имея опыта и не будучи ни в коей мере ни в чем осведомленным, тем не менее принялся давать Деннису массу советов. По его мнению, положение у того было аховое, ему реально грозила смертная казнь и лучшее, что он мог сделать, чтобы спастись, – это все рассказать, признаться, заключить сделку с Питерсоном при посредничестве окружного прокурора и свалить все на Рона Уильямсона. Питерсон условия сделки выполнит честно.
Деннис лишь слушал.
Тенни не отставал. Он приходил каждый день, скорбно качал головой, имея в виду будущее Денниса, болтал о системе и о том, как она, с его точки зрения, работает, давал «мудрые» советы – притом совершенно бесплатно.
Деннис лишь слушал.
Предварительные слушания были назначены на 20 июля под председательством судьи Джона Дэвида Миллера. Как в большинстве судебных округов, в Оклахоме предварительные слушания имели решающее значение, от штата требовалось умно распорядиться своими возможностями: продемонстрировать суду и всем присутствующим, какими он располагает свидетелями и что они могут сообщить. При этом обвинитель должен был показать достаточно улик, чтобы убедить судью, что имеются серьезные основания считать подсудимого виновным, и в то же время не открыть защите все свои карты. Это было игрой с известной долей риска, требовавшей определенного искусства.
Впрочем, обычно обвинитель не сильно рисковал: местные судьи едва ли могли рассчитывать на переизбрание, отпуская на свободу уголовников.
Но с такими шаткими уликами против Фрица и Уильямсона, какими располагал Билл Питерсон, он был вынужден выложить все уже на предварительных слушаниях: ресурсы его были столь скудны, что припрятывать что-либо на будущее он, конечно, не мог. Местная газета, разумеется, будет начеку, готовая моментально обнародовать каждое слово. Даже через три месяца после выхода в свет «Сны Ады» все еще горячо обсуждались в городе. Предварительные слушания должны были стать первым после выхода книги публичным явлением Питерсона на крупном процессе.
В зале собралась приличная толпа. Присутствовали мать Фрица, Аннет Хадсон и Рини Симмонс. Пегги Стиллуэлл, Чарли Картер и две их дочери прибыли заранее. Завсегдатаи – скучающие адвокаты, местные сплетники, праздные клерки, пенсионеры, не знающие, чем себя занять, – готовились внимательно наблюдать за первым серьезным рассмотрением двух нашумевших убийств. До суда оставалось еще несколько месяцев, но свидетелей им предстояло выслушать уже сейчас.
Накануне судебного заседания, чтобы придать остроты будущему зрелищу, полиция Ады сообщила, будто Рон и Деннис наконец полностью признались во вменяемых им изнасиловании и убийстве. Это шокирующее известие привело Рона в страшное возбуждение.
Деннис тихо сидел рядом с Грегом Сондерсом за столом защиты, просматривал какие-то документы и ждал начала слушаний. Рон – неподалеку от него, в наручниках и кандалах, – глазел на Фрица так, словно хотел задушить его. Вдруг, безо всякого предупреждения, он подпрыгнул и стал орать на Фрица, находившегося всего в нескольких футах от него. При этом он перевернул стол, который упал на помощницу Барни Линду. Деннис быстро вскочил и, пока охранники усаживали Рона на скамью, отбежал к свидетельскому месту.
– Деннис! Ты паршивый сукин сын! – вопил Рон. – Давай выясним все прямо сейчас!
Его низкий хриплый голос гудел на весь зал. Падающий стол ударил Барни, и тот упал со стула. Охранники набросились на Рона, пытаясь утихомирить, но он лягался и метался из стороны в сторону как безумный, они едва справлялись с ним. Деннис, Грег Сондерс и весь судебный персонал быстро расступились и, прижавшись к стенам, не веря собственным глазам, в ужасе смотрели на потасовку, происходившую посреди зала суда.
Потребовалось несколько минут, чтобы скрутить Рона, который был крупнее любого из охранников. Пока его волокли к двери, он извергал непрерывный поток ругательств и угроз в адрес Фрица.
Наконец пыль улеглась, столы и стулья были расставлены по местам, и все вздохнули спокойно. Барни не видел драки, но знал, что оказался в ее эпицентре. Он встал и сказал:
– Прошу зафиксировать в протоколе, что я прошу освободить меня от обязанности защищать Рона Уильямсона. Этот парень не способен сотрудничать с защитой. Если бы он был в состоянии оплатить услуги адвоката, меня бы здесь не было. Ваша честь, я не могу представлять его интересы, просто не могу. Может, кто-то и может, не знаю, но я – нет. И если вы меня не освободите, я обращусь в Апелляционный уголовный суд. Я не намерен это терпеть. Судья, я для этого слишком стар, черт побери. Не желаю иметь с ним ничего общего ни при каких условиях. Понятия не имею, виновен ли он – это совсем другой вопрос, – но мириться с этим не собираюсь. В следующий раз он изобьет меня и, когда это случится, окажется в еще более трудном положении, а я, вероятно, в еще худшем, чем он.
На это судья Миллер быстро ответил:
– Прошение адвоката отклонено!
Для Аннет и Рини было невыносимо видеть, как их брата, который вел себя как сумасшедший, волокли из зала в цепях. Он был болен и нуждался в медицинской помощи, ему было необходимо длительное пребывание в стационаре под присмотром хороших врачей, способных подлечить его. Как мог штат Оклахома вызвать его в суд, когда он явно нездоров?
А по другую сторону прохода Пегги Стиллуэлл, наблюдая за безумцем, содрогалась, представляя, как он чинил насилие над ее дочерью.
После того как порядок был восстановлен и несколько минут прошло в тишине, судья Миллер приказал привести Уильямсона обратно. В комнате ожидания охранники объяснили Рону, что его поведение недопустимо в судебном учреждении и что дальнейшие его выходки, ежели таковые воспоследуют, будут сурово пресечены. Но как только его ввели обратно, он, увидев Фрица, снова стал отчаянно ругаться. Судья велел вернуть его в тюрьму, очистить зал от зрителей и выждал час.
В тюрьме надзиратели неоднократно и гневно повторили Рону свои предупреждения, но он не обращал на них никакого внимания. Фальшивые признания были слишком заурядным явлением в округе Понтоток, и он вполне мог поверить, что копам удалось вытянуть таковое из Денниса Фрица. Рон был невиновным человеком и не собирался позволить поступить с собой так же, как поступили с Уордом и Фонтено. Если бы он мог дотянуться до шеи Денниса, то выжал бы из него правду.
Его третье явление в суд было таким же, как и два первых. Не успев переступить порог, он тут же закричал:
– Фриц, мы должны все разъяснить им прямо сейчас – мы с тобой должны сразу, здесь, все решить!
Судья Миллер пытался прервать его – не тут-то было.
– Мы с тобой должны все прояснить! – кричал Деннису Рон. – Я никогда в жизни никого не убивал!
– Держите его, – велел охранникам судья. – Мистер Уильямсон, еще один приступ ярости – и слушания будут проведены без вашего участия.
– Я буду только рад! – выкрикнул в ответ Рон.
– Прекрасно, вы поняли, что…
– Я бы сам предпочел не находиться здесь. Если не возражаете, я лучше вернусь в камеру.
– Вы отказываетесь от своего права присутствовать на предварительных слушаниях?
– Да, отказываюсь.
– Никто не вынуждает вас к этому решению угрозами или иными средствами? Вы по собственной воле…
– Нет, мне угрожают, – огрызнулся Рон, уставившись на Денниса.
– Значит, вам кто-то угрожал, однако вы по собственной воле решаете отказаться от…
– Я же сказал, что мне угрожают!
– Хорошо, сформулируем иначе: вы не желаете присутствовать на этих слушаниях. Так правильно?
– Так правильно.
– Ладно. Можете увезти его обратно в тюрьму. В протоколе будет записано, что подсудимый Роналд Кит Уильямсон отказывается от своего права присутствовать в зале суда из-за обуревающих его приступов гнева и общего нервного срыва. Суд, в свою очередь, тоже считает, что слушания невозможно провести в его присутствии в силу его собственного заявления и эмоциональных вспышек, мешающих ведению заседания.
Рон отправился в камеру, а предварительные слушания продолжились.
В 1956 году в деле «Бишоп против Соединенных Штатов» Верховный суд США вынес постановление: признание виновным психически нездорового человека делает процесс недействительным. Если существуют сомнения относительно душевного здоровья подсудимого, проведение расследования должным образом считается невозможным и суд над таким человеком признается нарушением конституционных прав гражданина.
За два месяца, проведенных Роном Уильямсоном в тюрьме, никто ни со стороны обвинения, ни со стороны защиты не потребовал его психического освидетельствования, хотя необходимость такового была очевидна. История его давно начавшейся болезни могла быть в любое время предъявлена суду. Его тирады и стенания в камере хотя и регулировались кое-как тюремщиками и адвокатом с помощью произвольного накачивания его лекарствами, тем не менее служили явным признаком болезни. Его репутация была хорошо известна в Аде, особенно полиции.
Его поведение в суде тоже ни для кого не стало новостью. Двумя годами ранее, когда штат попытался возобновить приостановленный приговор Рона по обвинению в побеге, он своим поведением сорвал слушания, и его пришлось отправить в психиатрическую клинику на обследование. Тогда в суде тоже председательствовал Джон Дэвид Миллер, тот самый судья, который проводил и нынешние предварительные слушания. И именно судья Миллер вынес тогда решение о признании Рона на тот момент недееспособным.
Теперь же, два года спустя, при том что Рону грозила смертная казнь, тот же судья, очевидно, не счел нужным обследовать его на предмет состояния психики.
В Оклахоме существовал закон, позволявший судье, в том числе и председательствовавшему на предварительных слушаниях, приостановить заседания, если вменяемость подсудимого вызывала сомнения. Для этого даже не требовалось заявления защиты. Иное дело, что любой адвокат, разумеется, бился бы как лев, доказывая, что у его клиента и прежде были проблемы с психикой, и требуя психической экспертизы, но и в отсутствие требования со стороны защиты прямой долг судьи – защищать конституционные права подсудимого.
Бездействие судьи Миллера должно было бы подвергнуться суровой критике со стороны Барни Уорда. Как защитник он обязан был потребовать полного психического освидетельствования своего клиента. Следующим его шагом должно было бы стать ходатайство о необходимости провести слушания по вопросу о психической адекватности – рутинная процедура, которую двумя годами ранее суд должным образом выполнил. Последним звеном в этой цепи должен был быть иск о защите невменяемого.
В отсутствие Рона предварительные слушания прошли тихо, своим чередом. Они продолжались несколько дней, в течение которых Рон фактически ни разу не покинул своей камеры. Был ли он психически адекватен, чтобы способствовать собственной защите, не имело никакого значения.
Доктор Фрэд Джордан давал свидетельские показания первым. Он рассказал о вскрытии тела Дебби Картер, назвал причину смерти – удушье, вызванное то ли затягиванием пояса вокруг шеи, то ли затыканием горла тряпкой, то ли тем и другим вместе.
Ложь началась, когда вызвали второго свидетеля, Глена Гора, который показал, что вечером 7 декабря он сидел в «Каретном фонаре» с друзьями, среди которых была и Дебби Картер, девушка, с которой он вместе учился в школе и которую знал бо́льшую часть своей жизни. В какой-то момент она попросила Гора «спасти» ее или «спрятать», потому что в зале появился Рон Уильямсон, который не давал ей проходу.
Денниса Фрица 7 декабря он в «Каретном фонаре» не видел.
Во время перекрестного допроса Гор заявил, что сообщил об этом полиции уже 8 декабря, однако в протоколе его тогдашнего допроса имя Рона Уильямсона не упоминалось. Не был этот протокол и вовремя предъявлен защите, как требовали правила судебной процедуры.
Итак, Глен Гор оказался единственным свидетелем, обеспечивавшим прямую улику против Рона Уильямсона. Утверждая, будто ему достоверно известно о знакомстве Рона с Дебби Картер и о том, что за несколько часов до убийства между ними произошла ссора, он – чисто технически – предоставлял обвинению недостающее звено, связывавшее убийцу с жертвой. Все остальные улики и свидетельства были косвенными.
Только в высшей степени предубежденный обвинитель, каким и был Билл Питерсон, мог вот так, внаглую, позволить такому отъявленному преступнику, как Глен Гор, свидетельствовать в суде, куда его привезли в наручниках и кандалах из тюрьмы, где он отбывал сорокалетний срок заключения за грабеж со взломом, похищение человека и покушение на убийство офицера полиции. Пятью месяцами ранее Гор вломился в дом своей бывшей жены Гвен и взял ее в заложницы вместе с их малолетней дочерью. Он был пьян и в течение пяти часов держал обеих под прицелом. Когда полицейский Рик Карсон заглянул снаружи в окно, Гор прицелился и выстрелил ему в лицо. К счастью, ранение оказалось несерьезным. Прежде чем протрезветь и сдаться, Гор выстрелил еще в одного полицейского.
И то было не первое его насильственное действие в отношении Гвен. В 1986 году, когда их непрочный брак уже распался, Гор был обвинен в проникновении в дом Гвен и нанесении ей нескольких ножевых ран мясницким ножом. Она выжила и подала на него в суд, Гору предъявили обвинение в двух эпизодах грабежа со взломом и в нападении на человека с применением оружия. А также в покушении на жизнь Гвен путем удушения двумя месяцами ранее.
В 1981 году он насильственно проник в дом другой женщины. Еще со времен армейской службы за ним тянулось обвинение в нанесении побоев и длинный список мелких правонарушений.
Через неделю после того, как его имя появилось в списке дополнительных свидетелей обвинения, было достигнуто соглашение о сделке, в соответствии с которой с Гора сняли один эпизод похищения человека и один – нападения с применением оружия. Накануне вынесения Гору приговора родители его бывшей жены подали в суд заявление с просьбой назначить ему как можно более долгий срок пребывания в тюрьме. В нем, в частности, говорилось:
Просим суд принять во внимание, насколько опасен для нас этот человек. Он явно намерен убить нашу дочь, внучку и нас самих. Он сам нам в этом признался. Мы сделали все возможное, чтобы доказать, что он неоднократно проникал в дом нашей дочери посредством взлома, но все оказалось напрасно. Каждый раз, когда он это делал, мы подавали иск, в котором излагали все подробности. Пожалуйста, дайте нашей дочери время, чтобы она успела вырастить ребенка прежде, чем ее бывший муж выйдет из тюрьмы и снова начнет их терроризировать, не допустите того, чтобы ребенку снова пришлось пройти через этот ужас.