- Спасибо, - сказал Одэ. - Я очень тебе благодарен. Но я должен смыть это оскорбление. А после этого я вернусь домой.
- Если только полиция не решит иначе.
- Да, конечно, - согласился Одэ.
Кузнец покачал головой. Эти фулани никогда не станут цивилизованными людьми. Они так и будут цепляться за свою месть и за свою кровную вражду. Они никак не могут забыть, что когда-то властвовали над Западной Африкой. Смех, да и только. Хауса тоже когда-то властвовали над Западной Африкой, но эти времена прошли, а хауса не цепляются за прошлое. Кузнец представил, как Одэ гордо и спокойно поднимается на эшафот, думая только о том, что он убил своего врага, а полицейские за это убьют его. Ну до чего же бесполезная гибель!
- Ладно, поступай как знаешь, - отступился кузнец. - Но, ради Аллаха, будь осторожен! Если ты найдешь этого человека, тщательно выбери удобное место и удобный момент. Ударь, как тень, и исчезни, прежде чем поднимется крик.
- Когда я его найду, - сказал Одэ, - я убью его тем способом, который покажется мне самым удобным.
Этого молодого упрямца было невозможно переспорить. Он определенно решил закончить свою жизнь на эшафоте. Кузнец тяжело вздохнул и велел Одэ разжечь огонь в горне. К полудню нужно было закончить два кинжала.
Глава 2.
Пятого августа паломники на рассвете покинули Форт-Лами. Четыреста человек набились в восемь грузовиков. Они знали, что их хадж начался. Все происходившее до этого момента было лишь подготовкой. Даже те, кто уже проделал тысячемильный путь от Верхней Вольты или Того до сборного пункта в Форт-Лами, лишь с этого момента по-настоящему ощутили, что отправились в паломничество. Почти все эти люди были жителями небольших деревушек. Они пришли сюда с запада и с юга: мужчины, женщины, дети из Вольты, Нигерии, Дагомеи, Камеруна, из Убанги-Шари на юге Чада и из северных провинций бельгийского Конго. Теперь их путь вел на восток, к Мекке и священным городам Аравии. Паломники были преисполнены изумления - их путешествие действительно началось.
В переполненных грузовиках начали происходить открытия. Почти каждый паломник обнаружил рядом с собой чужаков из десятка стран, объясняющихся на двадцати разных языках. Одетым в белое северянам из деревень, окружающих Тимбукту, Мопти, Гао, Угадугу и Кано, с трудом верилось, что люди с юга - истинные мусульмане. Южане из окрестностей Яоунде, Форт-Арчемболта, Банги и Браззавиля подозревали, в свою очередь, что северяне подражают арабам. И все-таки они вместе отправились в паломничество, и все они были братьями по вере. Лишь ислам мог сделать так, чтобы фулани ехал рядом с яо, хауса рядом с сонхей, а йоруба рядом с ашанти. Ислам распахнул перед ними двери в мир, сделал их всех братьями и дал им общую цель.
Это чудо стало возможным лишь благодаря щедрости Мустафы ибн-Харита. Четыреста паломников неустанно поминали его в своих молитвах.
Колонну грузовиков возглавлял Харит на своем "Лендровере". Прокопулос ехал вместе с торговцем. За паломниками ехал грузовик с французскими солдатами, а следом - автобус, нанятый европейцами.
В июле здесь прошли сильные дожди, и потому путешественники выбрали северную дорогу на Моссоро, чтобы обогнуть озеро Фитри и разлившуюся реку Бата. Их путь должен был пройти по самой границе Сахары, по плоской песчаной равнине, заросшей колючим кустарником. Паломникам везло: за первую сотню миль они задержались лишь раз, у разлившейся вади [вади - сухое русло, наполняющееся водой лишь во время сезона дождей]. Проехав Аоуни, колонна развила приличную скорость и к ночи добралась до Ати.
Здесь путешественники сделали остановку, чтобы отдохнуть и заправиться бензином. Поговорив с Харитом, Прокопулос отправился навестить европейцев. Он обнаружил, что те пребывают в скверном расположении духа: оказалось, что у автобусика из Форт-Лами нет рессор, и путешествие на нем до Эль-Фашера обещало стать довольно безрадостным.
Господин Прокопулос посочувствовал путешественникам и сказал, что у него есть предложение.
- Мой компаньон, господин Харит, великодушно предоставляет свой "Лендровер" в ваше распоряжение. Он думает, что там вам будет намного удобнее, чем в автобусе.
- Это очень любезно с его стороны, - сказал доктор Эберхардт. - Но мы там не поместимся.
- К сожалению, это правда. Но там вполне может с удобством разместиться половина вашей группы. Господин Харит предлагает, чтобы четверо из вас ехали вместе с ним до Абеше, а остальные трое - от Абеше до Эль-Фашера.
- По-моему, неплохая мысль, - откликнулся Отт. - Кто войдет в первую очередь?
- Конечно же, это предстоит решить вам самим, - любезно проговорил Прокопулос.
После некоторого спора путешественники решили бросить жребий. В первую группу вошли два парагвайца, американский инженер и британский майор. Прокопулоса это вполне устроило. Теперь он сможет в течение восьми-десяти часов поговорить с каждым из них, послушать, как разговаривают они друг с другом, понаблюдать за всеми. Грек был уверен, что по пути от Форт-Лами до Эль-Фашера он обязательно поймет, кто из этих людей Стивен Дэйн.
Прокопулос представил четверых европейцев Хариту. Тот степенно поклонился и поздоровался с ними на плохом французском. На рассвете они тронулись в путь, направившись к Абеше.
Глава 3.
- Вы долго находились в Судане? - спросил Прокопулос у британского майора.
- Полагаю, вы назвали бы это достаточно длинным отрезком времени, - ответил майор Харкнесс. Прокопулос подождал, но майор не стал развивать свою мысль. Вместо этого он принялся смотреть через окно на монотонную желто-серую равнину. Два парагвайца переговаривались по-испански. Инженер прикуривал.
- Должно быть, вы приобрели очень интересный жизненный опыт, - продолжил Прокопулос, пытаясь найти зацепку и завязать разговор. С момента отъезда из Ати путешественники еще не перекинулись ни единым словом.
- Ну, не знаю. Опыт как опыт, ничего особенного, - откликнулся майор Харкнесс, не отрываясь от окна, и опять ничего больше не добавил. У майора была сдержанная манера поведения, которая, по мнению Прокопулоса, вообще являлась отличительной чертой англичан. Майор был очень вежлив, но его немногословные ответы давили беседу в зародыше. Он был невыносим, но Мак-Кью вообще не желал отвечать на вопросы, а парагвайцы болтали по-испански и пересмеивались. Подавив приступ ненависти, Прокопулос спросил:
- Вам нравится жить в Судане, майор?
- Пожалуй, да. Это довольно интересная страна.
- Но ведь здесь нет ни театров, ни кино, - сказал Прокопулос, выдавив из себя смешок. - Вы не скучаете по развлечениям?
- Я об этом особо не задумывался, - ответил майор Харкнесс. Очередная попытка завести разговор бесславно скончалась. Майор продолжал смотреть в окно: очевидно, неизменный пейзаж чем-то его очень интересовал. Прокопулос никак не мог решить, чувствует ли он себя оскорбленным или нет. "Лендровер" кренился, проезжая по изрытой глубокими колеями дороге. Европейцы сидели, словно плакальщики в катафалке.
После пяти минут молчания Харкнесс неожиданно изрек:
- Я не поклонник театра. Но я люблю охотиться.
- В самом деле? - спросил Прокопулос.
- Да. В Судане прекрасная охота, особенно в верховьях Нила. Сейчас там уже не то что десять лет назад, но все равно это лучшее место для охоты во всей Африке.
Эта внезапная вспышка красноречия удивила Прокопулоса. Он совершенно не разбирался в охоте и не понимал, почему людям нравится гоняться за животными и стрелять в них. Но, чтобы поддержать беседу, Прокопулос спросил:
- А вы охотились в других районах Африки?
- Да. В основном в Восточной.
При упоминании охоты полковник Рибейра оживился и счел нужным присоединиться к разговору.
- А вы охотились в Кении? - спросил он.
- Да, - ответил майор Харкнесс.
- Я собираюсь поохотиться в Кении, - сказал Рибейра. - И еще в Танганьике. После Адена я рассчитываю совершить тур по Восточной Африке.
Прокопулос тут же насторожился.
- Я собирался поохотиться в Йемене, - продолжал Рибейра, - но мне не дали визу. Ну что ж, говорят, в протекторате Аден тоже есть превосходные газели.
- Не только газели, но и ориксы, - заверил его Харкнесс. - Возможно, мы как-нибудь сможем поохотиться вместе.
- Майор Харкнесс, - оживился Рибейра, - для меня было бы величайшим удовольствием, если бы вы составили мне компанию.
- Ну что ж, мы вполне можем это устроить.
- Простите, сэр, - обратился Прокопулос к американскому инженеру, - а вы тоже спортсмен?
Мак-Кью поднял голову. Его загорелое лицо было мрачным и угрюмым.
- Нет, - ответил он. - Я не охочусь.
- И я тоже, - сказал Прокопулос. - Но в мире много интересного. Судан - очаровательная страна. А Аравия! Аравия просто прелестна.
Мак-Кью поднял голову. Его загорелое лицо было мрачным и угрюмым.
- Нет, - ответил он. - Я не охочусь.
- И я тоже, - сказал Прокопулос. - Но в мире много интересного. Судан - очаровательная страна. А Аравия! Аравия просто прелестна.
- Вы так считаете? - вяло поинтересовался Мак-Кью.
- Я никогда там не бывал, но мне так говорили.
- Вам безбожно соврали. Аравия - это пустыня. Там нет ничего хорошего, кроме лежащей под ней нефти.
- Да, это бесплодная страна, - согласился Прокопулос. - Но люди...
- Некоторые из них богаты, - сказал Мак-Кью, - а остальные живут на грани голодной смерти. А дети почти поголовно болеют трахомой.
- Если вам так не нравится эта страна, зачем вы туда возвращаетесь?
- Затем, что меня туда послали. Компания, в которой я работаю, строит в порту Джидды новый волнолом.
- Джидда - не слишком уютный город, особенно летом.
- Она неуютна круглый год, - довольно приветливо произнес Мак-Кью. Он выглядел счастливым только тогда, когда говорил о том, чего не любил.
- А куда вы отправитесь, когда построите этот волнолом?
- Откуда я знаю? Куда пошлют, туда и отправлюсь. В мире полно жарких, пыльных, кишащих болезнями мест, и мне, похоже, предстоит все их посетить.
- Возможно, в будущем вам повезет больше, - сказал Прокопулос. - Может, ваша компания даст вам работу в вашей собственной стране, недалеко от вашего дома.
- Маловероятно. В Калифорнии и без меня полно инженеров.
- Но надеяться ведь можно. Мне говорили, что Калифорния - очень красивое место.
- На этот раз вам сказали правду. Там здорово. Лично я надеюсь, что никогда больше туда не попаду.
- Боюсь, я не совсем вас понял, сэр.
- Забудьте об этом, - с неожиданной злобой ответил Мак-Кью. - Мне просто нравится работать за границей, в местах наподобие Джидды. Трахома, кишечные паразиты, двойное жалованье и периодически выделяемые суммы на путешествия. Неплохо.
И инженер отвернулся. Прокопулос не знал, что и думать об этой вспышке. Возможно, этот американец - неуравновешенный человек. А возможно, он играл.
И инженер, и парагвайцы, и британский майор - все они направлялись на Аравийский полуостров. А кого можно вычеркнуть из другой группы?
Время приближалось к полудню, и в открытые окна врывался раскаленный воздух пустыни. Прокопулос с трудом удерживался от того, чтобы зажмуриться. Эчеверрья спал. Мак-Кью сидел, уставившись в пол. Рибейра и Харкнесс обсуждали ружья и патроны.
Харит, управлявший "Лендровером", спросил по-арабски:
- О чем они говорили?
- Об охоте и об инженерном деле, - ответил Прокопулос.
Харит кивнул. "Лендровер" приближался к суданской границе, за ним следовали восемь грузовиков с паломниками и автобус.
Глава 4.
В Абеше грузовик с французскими солдатами покинул караван и свернул на север, чтобы сменить заставы в Боркоу. Путешественники отдохнули часа четыре, после чего отправились в Гезейну, город, расположенный уже в Судане. Этот участок пути был довольно легким. Теперь они попали в настоящую Сахару. Вокруг не было видно даже намека на то, что где-то существует какой-то там сезон дождей. Почва была серой и бесплодной. С каждым годом пески ползли все дальше на юг, угрожая редким полям проса. Лишь изредка купы деревьев оживляли безрадостный желто-коричневый пейзаж. Сам Абеше оказался унылым городишком, заполненным верблюдами, овцами и грязными лачугами. Еще здесь находился французский форт, построенный из необожженного кирпича. Выглядел он точно так же, как, по мнению Голливуда, должен выглядеть штаб Иностранного легиона в Сиди-бель-Абесе.
Первая группа европейцев вернулась в автобус, а вторая пересела в "Лендровер". Доктору Эберхардту хотелось поговорить об археологических загадках Африки. Он избрал в качестве слушателя Чарльза Отта, нервного родезийца. Ученый решил, что Отт должен интересоваться историей своей страны. Исходя из этого, доктор Эберхардт принялся рассказывать о древнем Мапунгубве, находившемся на границе Южной Африки и Родезии, и о великом королевстве Мономапате, некогда простиравшемся от Трансвааля до бельгийского Конго. Отт слушал без особого интереса. Но когда Эберхардт рассказал о золоте, найденном в Зимбабве, родезиец оживился. Здесь было много золота, в основном в Мапунгубве. Кроме того, золотые изделия нашли также в Ньекерке и в Иньянге, в Южной Родезии. Услышав об этом, Отт заявил, причем совершенно серьезно, что археология - не такая уж скверная штука.
Прокопулос тем временем слушал и наблюдал. Его интересовал голландец, Лоренс ван Хаарнин, называющий себя туристом. Это был высокий, худощавый, сильный на вид, загорелый мужчина. На тыльной стороне левой руки у него виднелся небольшой шрам, судя по виду - от старой ножевой раны. Голландец таскал с собой дна фотоаппарата и экспонометр и как-то сказал Прокопулосу, что иногда посылает фотографии в голландские журналы. Но Прокопулос не видел, чтобы вам Хаарнин хоть раз щелкнул фотоаппаратом. Он казался человеком спокойным, одним из тех, на кого можно положиться при неожиданных обстоятельствах. Прокопулос подумал, что в ван Хаарнине чувствуется способность к насилию. Впрочем, то же самое можно было сказать о Рибейре, Мак-Кью и Чарльзе Отте. Но это качество ощущалось в каждом из них по-разному. Парагваец создавал впечатление холодной, злобной безнравственности. Мак-Кью походил на человека, готового при случае подраться. В Отте эта склонность к насилию отдавала предательством. А ван Хаарнин словно держал ее под надежным контролем, но лишь для того, чтобы в нужный момент пустить в ход.
Прокопулос напомнил себе, что все это еще ничего не доказывает. Это были лишь впечатления, не подкрепленные фактами. Впрочем, греку не оставалось ничего иного, как продолжать прислушиваться к своим впечатлениям. Исходя из них Прокопулос попытался вычеркнуть троих подозреваемых. Доктор Эберхардт выглядел слишком старым, а майор Харкнесс и капитан Эчеверрья были недостаточно высокими.
Оставалось четверо: Мак-Кью, Отт, Рибейра и ван Хаарнин. Двое из них направлялись в Аравию: Рибейра - в Аден, а Мак-Кью - в Джидду. Отт ехал в Бейрут, а ван Хаарнин - в Каир. Если исходить из этого, первые два казались более подозрительными. Или нет? Возможно, как раз они и не были ни к чему причастны. Человек вполне может заявить, что направляется в Каир или Бейрут, а вместо этого поехать куда угодно. Агент полиции вполне способен так поступить.
Прокопулос почувствовал приступ раздражения. Все было так зыбко и расплывчато! Дэйн был только частью проблемы. Не следовало забывать и об эль-Тикхейми, который, возможно, находился сейчас несколько севернее и как раз ехал в Омдурман. Еще одной частью проблемы был сам Харит, которому ни в коем случае не следовало доверять. И было что-то еще, касающееся четырех подозреваемых, что-то важное. Какая-то промелькнувшая мысль, связанная с работой Дэйна в Эль-Джезире, с его долгим пребыванием на Канарах и с внезапным отъездом в Дакар. Что ж это за мысль? Какая из частей его путешествия приобрела новое значение? Прокопулос почти ухватил мысль за хвост...
- Простите, мистер Прокопулос, это там случайно не Адре? - прервал его размышления ван Хаарнин.
Прокопулос поднял голову и увидел стоящий на пологом склоне розово-оранжевый город. Большинство домов было крыто шифером или черепицей, что придавало городу сходство с европейской деревней.
- Да, - ответил Прокопулос, - это Адре. - Он попытался вспомнить ускользавшую мысль, но та уже исчезла. А может, и вовсе не существовала.
- Здесь уже прохладнее, - заметил ван Хаарнин. - И сам город выглядит довольно мило.
- Да, действительно, - согласился Прокопулос. - Может, попросить господина Харита остановить машину, чтобы вы могли сфотографировать город?
- Нет-нет, спасибо, - сказал ван Хаарнин. - Я повидал множество подобных городов. Обычно я не снимаю ландшафты и памятники архитектуры.
- А что же вы фотографируете? - спросил Прокопулос.
- Людей, - ответил ван Хаарнин. - Меня привлекают лица людей. История каждого человека запечатлена на его лице.
- Да, так говорят.
- А иногда на чьем-нибудь лице можно прочесть историю целой страны или расы, - сказал ван Хаарнин. - По лицу человека нетрудно прочесть его прошлое, а порой даже и будущее.
- И что, для этих свидетельств судьбы вам требуется два фотоаппарата? - поинтересовался Чарльз Отт.
- На самом деле это необязательно. Просто я предпочитаю для портретов использовать "Роллекс", а для фотографий навскидку - "лейку". Часто кого-нибудь можно сфотографировать лишь неожиданно.
- Очень любопытно, - пробормотал Прокопулос.
- Я рад, что вы так считаете, - сказал голландец. - Вы обязательно должны разрешить мне сфотографировать вас, мистер Прокопулос. Я пришлю вам фото, когда вернусь в Европу и проявлю пленки.