Перспективы развития бизнеса семьи Фалько пока туманны, но хочется пожелать ей удачи и напомнить слова британца Джона Тимпсона: «Основав собственную фирму, ты остаешься преданным ей на всю жизнь»[250].
Давид Ян История о том, как самолет не отправился в полет, но стремленье к высоте помогает красоте
ПОСТ О ТОМ, КАК ДЕТИ МЕЧТАЮТ ОБО ВСЕМ НА СВЕТЕ
Максим Сотников, один из основателей компании «Комстрин», на шестом десятке решил покорить небо и стать чемпионом мира в вертолетном спорте. Юрию Гагарину повезло в школе – учитель вместе с ребятами собрал летающую модель самолета и после испытаний серьезно сказал: «Быть вам, хлопцы, летчиками»[251].
Ереванец Давид Ян стал интересоваться небом в более нежном, чем Юра Гагарин, возрасте. В детском саду (!) он занимался тем, что измерял скорость движения облаков по ударам сердца. «Мне тогда не спалось, я смотрел на облака и считал, на какое расстояние они смещаются за какое-то количество ударов сердца, – поведал он в одном из интервью. – Рассказал родителям – они упали со смеху»[252]. А потом ему самому было не до смеха: в том же детском саду он задумал сделать самолет!
Глосса о самолете
В детском саду мы самолет строили. Мы просто взяли и договорились, это было то ли в старшей, то ли в подготовительной группе. Эту историю я очень хорошо помню не по рассказам родителей. У меня было два друга – Ованес и Рубен. Мы договорились: делаем самолет, ведь завтра мы уже почти полетим. Вечером каждый делает свою часть. Я распределил работы: ты, говорю, Ованес, делаешь всю хвостовую часть примерно таких размеров. Я точно помню, что я имел в виду, хотя названий не знал. Вот ты делаешь хвостовую часть с хвостовым оперением. У тебя же есть дома фанера? Рубену я сказал: «Ты делаешь крылья». Тоже из фанеры, крепенько так. И картон подойдет. А я, сказал, буду делать кабину, – руль и панель я беру на себя. На полном серьезе! Я пришел домой, после ужина пошел на балкон. Взял кусок фанеры, коловорот, папа закрепил сверло, просверлил дырку в этой штуке, просунул туда какую-то палку. Вспомнил, что в детском саду был руль. Я на следующий день честно пришел в детский сад с такой панелью, с дыркой и с палкой. Был очень раздосадован, когда узнал, что мои коллеги не сделали свои части: хвостовую часть и крылья. Я им сказал: мы же договаривались, ну как же так! Вот такая была история…
Эта история показывает, что уже в детском саду появляются ведомые и ведущие. Там, как написали бы гуру менеджмента, формируется лидер. Другая история – история первого бизнеса Давида – оказалась очень похожей на историю в детском саду: «Предприятие со словарем мало чем отличалось от предприятия с самолетом в детском саду, – рассказал он мне о своем стартапе в бизнесе. – По наивности было абсолютно то же самое».
Глосса о наивности в бизнесе
Я пришел к Саше Москалеву в Черноголовке и сказал: «Саша, давайте сделаем так: я найду людей, которые нам дадут деньги. На эти деньги мы наймем людей, которые введут нам словарь и дадут права на его публикацию. Причем они введут данные в текстовом виде в определенном формате. Это будет тэговый формат, где будет заголовок, заглавное слово будет отдельным, там пометы, объяснения, примеры использования. А ты, Саша, напишешь, с одной стороны, словарь, с другой стороны – инсталлятор, с третьей стороны – загрузчик, который текстовый формат особый сможет превратить в базу данных». Это был июль. А в августе мы продадим 100 экземпляров. И то и другое было настолько нереально, что это действительно мало чем отличается от самолета. Через месяц, как тогда в детском саду, я пришел понуро и сказал, что, к сожалению, словаря еще нет. Правда, я нашел деньги – 3000 рублей. Нашел кооператив, который введет этот словарь, он даже немножко уже ввел, но полностью книжку введут через три месяца. Саша сказал: «Знаешь, я тоже немножко не в графике». И все, что показал, – это маленькое окошко, где бегал курсорчик. Никакого инсталлятора. Он сказал: я кучу всего написал, там сама структура, база данных. В результате программа появилась через 9 месяцев. Сейчас я понимаю, что за 9 месяцев написать коммерческую программу резидентную с загрузчиком, с инсталлятором, с базой данных не так уж и плохо.
Чтобы понять, что такое 9 месяцев, отведенных для создания нового продукта, приведем примеры из обыденной жизни: за это время рождается среднестатистический человечек, а также барсук, косуля и даже белый медведь, у бурых медведей все на пару месяцев короче. А вот чемпионы по рождаемости – кролики – в утробе копошатся лишь 20 дней. Сколько времени уходит на создание среднестатистического частного бизнеса – от идеи до прохождения точки безубыточности, знаковой, как Полярная звезда для моряка при определении курса корабля? Максим Скибинский в статье «Силиконовый комбинат переработки» со знанием дела (ведь он больше 15 лет живет-поживает в этой долине) пишет, что там «создаются тысячи провальных проектов, которые остаются незамеченными, но в то же время создаются и такие, как Netscape, Google и Facebook», и напоминает читателю, что «Microsoft был крошечной компанией с 1975 по 1982 год. Ходит слух, что в одно время Microsoft был на грани банкротства, пока чек на сумму в $25 000 от Apple Computer за лицензию BASIC не спас компанию. Ситуация изменилась к лучшему, когда компания стала получать прибыль от сделки с IBM в 1982 году». По его мнению, «все дело в рынке, который изменился. Вместо того чтобы обслуживать меленькие ниши, продавая BASIC и другое программное обеспечение компьютерным энтузиастам, компания сменила рынок, который IBM преподнесла им на блюдечке с голубой каемочкой»[253].
Проект словаря Давида Яна только открывал новую нишу и, в отличие от первых бизнес-потуг Билла Гейтса, не канул в Лету, а со временем превратился в успешный проект Lingvo. Но бремя славы в мировом бизнесе испытывает и поныне другой проект команды Давида, созданный его друзьями: уникальный FineReader – программу для распознавания текста, позволяющую переводить различные типы документов.
Может быть, именно друзья стали причиной успеха его деловых начинаний, ведь даже Аристотель как-то сказал: «Все мы испытываем блаженство вдвойне, когда мы можем разделить его с друзьями». Но как завести друзей и не потерять их в бизнесе, как не споткнуться о деньги или личные пристрастия, поджидающие предпринимателя на каждом шагу? Ответ, на мой взгляд, кроется в оценке, которую дал Давиду старший брат Артур: «Я в своей жизни немного назову таких людей, которые любое начатое дело доводят до конца. У него всегда, кстати сказать, были друзья, ребята ему под стать – толковые ребята, которых он тоже заражал своей увлеченностью, они вместе что-то такое делали. Он умел заводить друзей своих».
ПОСТ О ВОСПИТАНИИ ДЕТЕЙ ВСЕХ МАСТЕЙ
Детство толковых ребят, окружавших Давида, – а он родился в 1968 году в Ереване – прошло в далекой советской эпохе «застоя». «Семья жила в небольшом физгородке для сотрудников Ереванского физического института, – отмечено на сайте Шахиджаняна. – Помимо всего прочего, институт был примечателен тем, что в нем был построен один из крупнейших в СССР ускорителей; так что научная жизнь протекала весьма и весьма бурно. Физгородок был возведен на отшибе, возле довольно глубокого ущелья реки Раздан, способной удовлетворить самые прихотливые эстетические вкусы»[254]. На том же сайте можно прочитать, что отец Давида и его старший брат Артур родились в Китае, а мама в Армении: «В русской транскрипции его имя звучит как Ян Ши. Он – физик-теоретик, профессор. Русское имя Яна Ши – Евгений Андреевич, как привычнее для уха рассеянного студента. Сильва Ашотовна родилась в Армении, в театральной семье. Ее отец был директором и основателем одного из армянских театров, ныне имеющего статус государственного».
Отец Давида – поистине поразительная личность: совершенно не зная русского языка, он приехал в Россию в 16 лет учиться на физика и вскоре стал одним из лучших студентов Московского университета. Давид вспоминает: отец «за время учебы в МГУ получил четверку, по-моему, один раз, на всех экзаменах. Лично сдавал теорминимум Ландау. Ландау позже спрашивал: где тот молодой человек, который мне сдавал экзамены?». В МГУ отец Давида знакомился не только с учеными мирового уровня: именно там он встретил избранницу своего сердца.
Отец Давида – поистине поразительная личность: совершенно не зная русского языка, он приехал в Россию в 16 лет учиться на физика и вскоре стал одним из лучших студентов Московского университета. Давид вспоминает: отец «за время учебы в МГУ получил четверку, по-моему, один раз, на всех экзаменах. Лично сдавал теорминимум Ландау. Ландау позже спрашивал: где тот молодой человек, который мне сдавал экзамены?». В МГУ отец Давида знакомился не только с учеными мирового уровня: именно там он встретил избранницу своего сердца.
Встреча физика и лирика – в 60-е годы минувшего века об этом снимали фильмы – оказалась на редкость удачной и переросла в крепкий семейный союз, где родители воспитывали своих детей в любви и радости. «Родители были очень тактичными и не навязывали ничего», – в этой фразе Давида показано на самом деле главное в воспитании детей: бережное отношение к формированию личности, поддержка их любопытства ко всему, что их окружает. Артур так сказал о брате: «Он с детства был очень любопытным, очень любознательным мальчиком и очень живо интересовался всем, что его удивляло. В гости постоянно приходили многие интересные люди, друзья отца, ученые», – вспоминает о детстве Артур, всегда элегантный, как подобает настоящему художнику, и одновременно степенный старший брат. И добавляет, что круг общения был очень интересным. «У нас как-то гостил друг отца – ученый-биолог, он изучал феномен массового самоубийства среди животных: согласно его исследованиям, это результат своего рода психоза, который возникает, когда популяция достигает критического уровня. Он приводил факты, рассказывал о целых стаях птиц, улетающих в открытый океан, китах, выбрасывающихся на берег, и так далее… Маленького Давида поразили эти факты, и он долго с увлеченностью проводил эксперимент, собирал статистику для этого человека».
Но когда гости уходили, в доме воцарялась Наука с большой буквы, и ничто не могло помешать ей.
Глосса об отношении отца к работе
Он Физик с большой буквы. Его отношение к работе, к науке проявлялось в том, что я видел: он уходил в 8 утра на работу. Приходил в 6 часов вечера домой, ужинал, и я дальше до поздней ночи видел его спину в кабинете, и настольную лампу, и распечатки листингов экспериментов, формул. Просто я видел его работающим. [Вот] фраза, которую он донес до меня в раннем очень возрасте: «Work, Finish and Publish» («Работай, заканчивай, публикуй»). Недостаточно работать, нужно еще и заканчивать. Нужно еще и доводить свои результаты до всех, иначе они останутся… никому не известными, они не принесут миру ничего.
Мои мама и папа были перфекционистами, и я в результате унаследовал это. Правда, отец был всегда перфекционистом в работе и не мыслил, что работа может быть сделана плохо. У него оценка «4» – это оценка «2»: человек не может свое дело сделать немножко нехорошо. Я, конечно, в детстве хоть и был всегда устремлен в то, что я делаю, но такой перфекционизм в работе воспринимался школьником как некоторое давление, пусть даже никогда не было повышения голоса.
А когда Давид пошел в первый класс, к большой науке в доме добавился большой теннис, а с ним и новый наставник: «Фактически на тот момент стало два учителя: отец, который показывал бескомпромиссный пример отношения к работе, и такой же пример бескомпромиссного подхода в спорте, к теннису был у нашего учителя по теннису». Школа теннисного мастерства, судя по воспоминаниям Давида, была суровой, как и личность тренера, товарища «Саши».
Глосса об учителе тенниса
Он нас гонял по-черному: круги вокруг кортов, игра у стенки до опупения, игра до совершенства. Не хочешь – иди отсюда. Пока вы не пройдете этот уровень, вы не выйдете на корт. Его все любили, потому что он очень жестко подходил к тренировкам. Его все очень уважали и любили: когда летом происходили двухнедельные спортивные сборы, где на горе Арагац были финские домики.
Там за провинность в течение сончаса, если во время сна он слышал голос человека, он вытаскивал человека и садился за руль микроавтобуса. Все провинившиеся бежали три-четыре километра до шлагбаума: дорожка шла вниз по горе, а потом вверх по горе. А он периодически прибавлял скорость. Справа овраг, слева трава пожухлая со змеями и скорпионами. Надо было бежать, возвращаться, и все после этой пробежки валились с ног.
Помню, как он тренировал наши кисти рук. Нашел иву с горизонтальной толстой веткой. Он вешал людей на руках для тренировки кистей по двое, по трое, нам было лет двенадцать-четырнадцать. Мы держались, а ветка была широкая. Он брал ивовые ветки, очищал от веточек и заданное время – не помню, сколько минут – он махал этими ветками под ногами, приговаривая: «Я же вас не заставляю отпускать руки, держитесь». Переставал махать, и все валились гроздьями на землю. Но мы приезжали из лагеря очень подготовленными к спорту.
ПОВАЛЬНОЕ УВЛЕЧЕНИЕНадо полагать, что не только и не столько к спорту готовились Давид с друзьями. Другим увлечением на много лет стала для них радиотехника, которой Давид серьезно заинтересовался с подачи старшего брата: «Я в детстве увлекался радиотехникой, у меня были детали: транзисторы, резисторы, конденсаторы… Он тоже с удовольствием в этом копался», – рассказал Артур и добавил, что тогда это было модным занятием. «У нас в Ереване был клуб радиотехников, и это было увлечение для избранных, – поясняет он. – Мы с друзьями ходили в этот клуб, собирали приемники. Слушали зарубежные радиостанции – тогда это был сладкий запретный плод, – “Битлз” слушали по радио. Это было повальное увлечение».
Тогда же было создано еще одно чудо техники тех времен: Давид вместе с друзьями смастерил светомузыкальную установку. «Сделал прекрасно работающую установку, – уточняет его старший брат. – Заработало! Многие наши друзья, даже гораздо старше его, приходили посмотреть!»
«У каждого дома был оборудован специальный угол, где был паяльник и все такое. Все собирали, – вспоминает Давид, – читались журналы, было несколько интересных книг по радиотехнике, где описывались схемы. Детали для этих схем нигде не продавались. Надо было через знакомых где-то в институтах доставать, номера выписывались в списки тиристеров, транзисторов, конденсаторов». Так что происходило это совсем не так, как в фильме «Иван Васильевич меняет профессию», где главный герой преспокойно купил нужные детали у барыги рядом с пустыми полками магазина. Но, так или иначе, музыкальную установку ребята построили, а кто-то из друзей «построил в конце концов радиостанцию и стал радиолюбителем, чтобы общаться с Новой Зеландией, Америкой, Чили. Для меня это было неким хобби», – вспоминал Давид. Стоит добавить, что у хобби было двойное дно: «Мы это сделали для того, чтобы приглашать домой одноклассниц, устраивать посиделки, – поясняет он. – Красили лампы лаком цветным, чтобы они были цветные».
А о чем говорить с барышнями, когда музыка отзвучала? Правильно, о возвышенном. И тут братья Ян давали – я уверен на все сто процентов – многим из друзей фору, ведь в семье культ культуры царил рядом с культом науки. Артур Ян пояснил мне, что любовь к чтению унаследована братьями от мамы. «Мама очень любит читать, и я бы не вспомнил ни одного дня, когда бы не видел ее с книжкой, – вспоминал он. – Читает она очень много. Очень хорошо знает русскую литературу, зарубежную литературу. Конечно же, это она и Давиду, и мне привила культуру чтения. Очень хорошие были книги, от Булгакова до Акутагавы Рюноске, от Мандельштама до Кафки и Кортасара. В 70-е годы они доставались с большим трудом: в очередях, через знакомых, через спекулянтов. Ходили книжки, перепечатанные подпольным способом. Все это мы читали, книги ходили по рукам, многие зачитанные, потрепанные, со склеенными страницами. Не все можно было тогда достать в Ереване, но каждый раз, когда мама ездила в Москву, она привозила книги. Конечно же, любовь к чтению передалась от матери. Библиотека была действительно хорошей, и сейчас она есть: часть библиотеки в Ереване, часть в Москве. До сих пор сохранилась библиотечка, которую мама составила из публикаций в “Иностранной литературе” и собственноручно переплела». Вот из этой фразы видно, как отношение к книгам отражается на отношении к жизни, где все переплетается: любовь к науке, к теннису, к физике, к литературе. Библиотека в семье не просто сохранилась, а остается фундаментом душевного благополучия. И это самое важное, потому что прочитанная книга – то же дело, которым можно, если книга хорошая, заниматься всю жизнь. Ведь занятия с книгами, как писал Марк Туллий Цицерон, юность питают, старость увеселяют, счастье украшают, в несчастии доставляют убежище и утешение, дома радуют, вне дома не мешают.