Напялив вчерашние шмотки, я вышла навстречу утреннему свету и гаму. Остановив первую попавшуюся машину, я назвала адрес и договорилась о цене.
Странная все-таки вырисовывается картина. Из собранной мной и Светкой информации получается, что Грачева из зрителя и пострадавшей превращается в действующее лицо, играющее не последнюю роль в этой драме. Я считала, что если в ходе расследования приближусь к некоей двери и мне удастся подобрать ключ и открыть ее, то это и будет окончательной разгадкой. И вот мне удалось приоткрыть дверь, но за ней оказалась еще одна, и, возможно, происходящее за ней, как раз и объясняло то, что я обнаружила за первой. А может, мне предстоит пройти целую анфиладу комнат?..
Венедиктов и Грачева занимают на рынке услуг одну и ту же нишу, и наверняка им тесновато. И вполне возможно, что Грачева наняла меня, чтобы избавиться от конкурента. Может быть, Венедиктов и не убивал Зайцева, а это действительно был несчастный случай, и Грачева ловко воспользовалась ситуацией, чтобы скомпрометировать Венедиктова, хотя ясно, что Игорь Сергеевич занимается, мягко говоря, не вполне легальным бизнесом. А мне-то какое до этого дело? Может, отказаться от этого бесперспективного предприятия? С другой стороны, потрачено столько времени и денег. И останешься ли ты после этого Таней Ивановой, имеющей репутацию крутой сыщицы, сможешь ли ты уважать себя после этого? Альтернативы нет. Нужно довести работу до завершения, даже если мой отчет, представленный Грачевой, вернет ей, как в зеркале, подлинное, не слишком приятное отражение. А может, она занимается вполне легальной деятельностью? А паук-кровосос Венедиктов соткал свою паутину, в которую угодила невинная мушка Грачева? Хотя я не удивлюсь, если выяснится, что Грачева вовсе не любила Зайцева, а знала его лишь поверхностно. В любом случае мне еще предстоит кое-что у нее уточнить.
Я вышла из машины за квартал до своего дома и не спеша направилась по двору, внимательно наблюдая за всем происходящим. Дойдя до угла, я заглянула во двор. Полный штиль. Что, Горюнов снял осаду или вообще никого не присылал? Веселый гомон детворы острыми крыльями ласточек разрезал напоенный лучами воздух.
На лавке у соседнего подъезда сидели две старушки, два божьих одуванчика или курицы на насесте. Их заостренные морщинистые лица передергивались от радостных детских воплей. Держа руку на поясе, я вошла в подъезд. «Макаров», прикрытый джинсовой рубашкой, торчал у меня за спиной, я сунула его с таким расчетом, чтобы удобно было пользоваться левой рукой, но, по всей видимости, он мне сегодня не пригодится.
Тишина густым облаком висела в лестничных пролетах. Ни шагов, ни голосов, никакого подозрительного движения и, как сказала Светка, никакого подозрительного стояния. И все-таки, стараясь не обнаружить своего присутствия, я прошла мимо своей двери и поднялась еще на один этаж. Никого. Ну, что ж, путь свободен. Тихо повернув ключ в замке, я вошла в прихожую и замерла, втягивая воздух ноздрями. Я здесь не одна. Я не знала, как он или они проникли ко мне, с меня было достаточно, что запах табака и одеколона, подобно незримому копью, вонзился в косяк прямо у моего виска. Рука машинально потянулась к дверной ручке, но было уже поздно.
— Ай-яй-яй, как невежливо! — Я замерла, узнав голос Пузыря. — Что же ты, красотка, даже поздороваться с гостями не хочешь?
— Я гостей не ждала, — произнесла я вслух, лихорадочно соображая, как быть.
— Не дергайся, и умрешь легко, — продолжал ласково Пузырь, — подними руки, повернись лицом к двери, так, хорошо, теперь раздвинь ножки пошире. Зубило, прошмонай ее.
Значит, еще Зубило. Тот подошел и стал шарить по моему телу, сопя и ухмыляясь. Его грубые, короткие пальцы с вожделением шарили по моим бокам, груди, животу, опустились ниже и замерли на какое-то мгновение, затем перешли на ягодицы, бедра и опустились к щиколоткам. Если он не найдет пистолет, у меня будет шанс. Но на этот раз мне не повезло. Выпрямившись, он провел руками по спине и, задрав мне рубашку, вытащил из-за пояса «макаров». К чему этот театр, если они должны покончить со мной? Может быть, ребята хотят поразвлечься?
— Повернись, — голос Пузыря стал злым, наверное, его расстроил мой пистолет, — руки можешь опустить. Подойди сюда и не делай глупостей, тогда тебе будет хорошо. Садись. — Он указал мне на кресло рядом со столиком, на котором стояла начатая бутылка водки и лежали нарезанная колбаса и сыр из моего холодильника.
Как же они попали в квартиру? И тут я увидела в стене, которая отделяла мою квартиру от соседней, пролом, через который мог пролезть человек, даже такой грузный, как Пузырь. Немало же им пришлось потрудиться, грохот, должно быть, стоял приличный.
— Что вы сделали с Александрой Степановной?
— Тебе сейчас нужно о себе думать, — хохотнул Пузырь, держа меня на мушке, Зубило стоял рядом, также наставив на меня пистолет.
— А вот я пожалуюсь Леониду Максимовичу. — Я тянула время, стараясь выяснить их намерения.
Они оба загоготали.
— Леонид Максимович велел тебя кончить, и ты, считай, уже труп. Только если будешь послушной девочкой, умрешь без мучений, а будешь дурить…
— Ладно, чего вы хотите?
Пузырь с Зубилом переглянулись, правая сторона головы у Зубила была залеплена пластырем. Жаль, что не прибила этого урода на даче у Венедиктова.
— Попробуй сама догадайся, ты же сыщица.
— Кажется, я понимаю…
— Ну, так что же мы сидим? — Пузырь снова повеселел.
Нужно что-то предпринять, как-то заставить их двигаться, ошибаться, тогда я могу еще надеяться на спасение.
— Могу я выпить? — Я посмотрела на Пузыря.
— Выпить? — Он на мгновение задумался. — Почему бы нет? Зубило, подай аршин.
Зубило положил мой «ПМ» на диван, встал, подошел к стенке, где стояла посуда, и, достав оттуда третью рюмку, поставил ее рядом со мной.
— Разлей, — кивнул ему Пузырь.
Зубило разлил по полной и вопросительно посмотрел на Пузыря.
— Ну, че стоишь, бери стул.
Пузырь непрерывно следил за мной, пока Зубило производил манипуляции с рюмкой, бутылкой и стулом. Мы сидели полукругом, жертва и палачи. Слева Пузырь вполоборота ко мне, с рюмкой в левой и пистолетом в правой руке, дальше Зубило с такими же приборами и я с рюмкой и безо всякого пистолета в ожидании своей участи.
— Ну, — начал было Пузырь и, словно что-то вспомнив, повернулся к Зубилу: — Дверь запер?
— Кажись, запер, — мучительно сморщив то, что у нормальных людей называется лбом, протянул этот квазимодо.
— Кажись, запер, — передразнил его Пузырь, — быстро проверь!
Зубило, с сожалением поставив рюмку на стол, поплелся в прихожую, вскоре лязгнул засов.
Понимая, что другого такого случая может не представиться, я резким движением выплеснула содержимое рюмки в лицо Пузырю и, оперевшись рукой о подлокотник кресла, перенесла правую ногу через стол и засадила его нос глубоко в череп. Я почувствовала, как с хрустом ломаются тонкие носовые перегородки, и одновременно услышала короткий, удивленный полувсхлип-полувздох, после чего тело его обмякло и руки, инстинктивно потянувшись было к лицу, безвольно упали. Все это заняло не больше секунды. Я схватила пистолет и метнулась в пролом.
Сдерживая учащенное дыхание, я прислонилась к стене, осторожно наблюдая за Зубилом. Тот, услышав шум, выскочил из прихожей, держа пистолет в вытянутой руке, и остановился как вкопанный, увидев Пузыря с окровавленной физиономией и без признаков жизни. Не знаю уж, какие мысли шевелились в его черепной коробке, но, потрогав своего напарника за плечо, он кинулся на кухню. Вылетев оттуда, он бросился на балкон, затем методично начал обыскивать комнату, беспрерывно бормоча: «Ах ты, сука! Ах ты, сука!» Видимо, это относилось ко мне, а может быть, он ругал свою несложившуюся судьбу? Кто знает?
Тут его взгляд остановился на проломе, и я, отпрянув в сторону, прижалась к стене. Я слышала, как он крадучись подошел к этому незапроектированному входу или выходу и остановился в нерешительности. Через некоторое время я увидела, как в проеме показалась его голова (ну никакого чувства самосохранения). Он посмотрел налево и, не найдя меня, стал поворачивать свою так называемую голову направо, до тех пор, пока не увидел мои ноги и дуло пистолета не уперлось ему в залепленный пластырем висок.
— Жить хочешь?
Он немного опустил и снова приподнял голову. Я расценила это как положительный ответ, но нельзя ни в чем быть уверенной, когда общаешься с таким отморозком.
— Двигайся медленно. Ты понял меня?
Он снова кивнул.
— Медленно положи пушку на пол и вползай сюда.
Вроде бы опять понял, потому что положил пистолет и стал продвигаться вперед. Я сделала два шага в сторону, держа его на прицеле. Зубило полностью выполз из проема и, встав на ноги, начал поворачиваться лицом ко мне.
— Медленно положи пушку на пол и вползай сюда.
Вроде бы опять понял, потому что положил пистолет и стал продвигаться вперед. Я сделала два шага в сторону, держа его на прицеле. Зубило полностью выполз из проема и, встав на ноги, начал поворачиваться лицом ко мне.
— Не оборачиваться, руки за голову.
Он повиновался, как большой послушный ребенок. Я осмотрела комнату, прикидывая, как мне с ним поступить, и мой взгляд остановился на тяжелом кресле с резными подлокотниками.
— Зубило, видишь кресло?
— Вижу.
— Разверни его спинкой ко мне и сядь в него.
Он поставил кресло, как я велела, и опустился на мягкое сиденье, которое жалобно скрипнуло под его тушей. Я подошла сзади.
— Где Александра Степановна?
— Кто?
— Хозяйка этой квартиры, кретин.
— В той комнате, на диване. — Он показал рукой на закрытую дверь.
— Что с ней?
— Ничего. Мы ее только связали. — В его голосе появились нотки оправдания.
Тщательно рассчитав усилие, рукояткой пистолета я ударила его по стриженому затылку, отключив на время. Затем нырнула в пролом, не забыв прихватить оружие Зубила за предохранительную скобу (на случай, если понадобятся отпечатки пальцев), и положила на стол, рядом опустила пистолет Пузыря. Подобрав «макаров» с дивана, я засунула его за пояс. Я действовала, как машина с программным управлением, которая получила соответствующую команду, эмоции отошли куда-то на задний план, сердце билось ровно и спокойно.
Подойдя к Пузырю, пощупала пульс — живой. Я достала из ящика скотч и примотала Пузыря к креслу: руки к подлокотникам, ноги к ножкам, верхнюю часть тела к спинке. Закончив с Пузырем, перешла к Зубилу, произведя с ним ту же операцию. Все это мне пришлось проделать практически одной рукой, так что это заняло у меня почти полчаса. Теперь посмотрим, что там с соседкой.
Она лежала в гостиной на диване, руки и ноги стянуты прочной капроновой веревкой, короткие седые волосы растрепались, рот заклеен пластырем. Ее серые глаза с надеждой смотрели на меня.
Освобожденная от пут, Александра Степановна бросилась по направлению к туалету. Бедная старушка, сколько же она здесь пролежала?
Приведя себя в порядок, она со вздохом опустилась на диван и рассказала мне, как все случилось. Закончив свой рассказ, она вопросительно посмотрела на меня:
— Танюша, как же быть?
— Спокойно, Александра Степановна, все уже позади, отдыхайте пока. Я пойду переоденусь и потом объясню вам, что делать.
Я вышла на лестничную площадку и уже через дверь снова вошла к себе. Открыв дверцу шкафа, я придирчиво осмотрела свой гардероб. Светка сегодня приоденется как на парад, я должна облачиться соответственно, но в то же время нужно что-то удобное для предстоящей работы. Перебрав половину плечиков с нарядами, я остановилась на легком брючном костюме цвета фреск с приталенным пиджаком и свободного покроя штанами. На ноги серебряные босоножки на высоком, но устойчивом каблуке с тонкими ремешками. Мой удобный рюкзачок к этому наряду никак не подходил. Я выбрала стального цвета кожаную сумочку на длинном ремешке, которая и довершила ансамбль. Покончив с переодеванием, я набрала номер ЖЭУ. После семи длинных гудков трубку на том конце все-таки сняли.
— Добрый день, мне бы Николая Михайловича.
— Я у телефона, — раздался в трубку суровый усталый голос.
— Николай Михайлович, дорогой, это Иванова из сорок шестой квартиры, вы меня узнали?
— Танечка, конечно, узнал, как дела? — голос Николая Михайловича сразу потеплел.
Он получал от меня солидные чаевые за работу, которую должен был выполнять по долгу службы.
— Николай Михайлович, миленький, у меня проблема. Двое пьяных здесь кусок стены разобрали, не могли бы вы прислать кого-нибудь отремонтировать? Лучше после пяти.
— Ты все шутишь, Таня.
— Какие могут быть шутки с начальником ЖЭУ. Я вполне серьезно. У меня сейчас мало времени, я забегу к вам на днях, тогда и рассчитаемся.
— Ну, что за расчеты, Таня, — лукавил Николай Михайлович, — все будет в лучшем виде.
— Спасибо, Николай Михайлович, я убегаю, ключи оставлю в сорок пятой квартире, хорошо? Только пусть скажут, что от вас.
— Не волнуйся, все будет в порядке.
Уладив эту проблему, я присела к столу и накатала заявление в милицию. В это время Пузырь начал подавать признаки жизни.
— Ничего, дружок, посиди еще немного, скоро за тобой приедут.
Я достала из сейфа пачку сторублевок и положила в сумочку рядом с пистолетом и отмычками. Заперев за собой дверь, позвонила соседке.
— Кто там?
— Это я, Александра Степановна, откройте. У меня срочные дела, я должна идти. А вы вызывайте милицию и «Скорую». Вот это отдайте им, — я протянула ей заявление, — и скажите, что я зайду, как только освобожусь, хорошо?
— Хорошо, Танечка, хорошо, — сказала старушка и засеменила к телефону.
Понятливая бабулька.
— Александра Степановна, — крикнула я ей вслед, — дверь-то заприте.
Та всплеснула руками и вернулась в прихожую.
— Александра Степановна, вот еще что, в пять придут мастера, пробоину заделывать, скажут, что от Николая Михайловича, откройте им дверь, ладно? — сказала я, протягивая ей ключи.
— Ладно, ладно, голубушка.
«Ну и денек!» — подумала я и, попрощавшись с соседкой, вышла на улицу.
Глава 8
Объехав шесть магазинов и потратив почти два часа времени, я наконец-то нашла то, что мне было нужно, — шикарный, пепельного цвета с платиновым отливом парик из натуральных волос, локоны которого доставали мне до плеч, а кокетливая челка легкой волной пенилась на лбу. Услужливая продавщица упаковала его в изящную коробочку с фирменными буквами и с улыбкой подала мне. Оставался макияж. Позвонив Наташке в косметический салон, я договорилась на четыре, а оставшийся час решила провести в уютном кафе и съесть что-нибудь вкусненькое.
Перекусив, я поспешила к Наташке, благо ее салон находился на этой же улице. Та встретила меня с распростертыми объятиями и сразу же провела в кабинет, где я, стоя перед зеркалом, достала парик и, показав его ей, попросила сделать соответствующий вечерний макияж.
С комфортом устроившись в кресле и слегка запрокинув голову, я закрыла глаза в предвкушении мягких и точных прикосновений ее нежных пальцев и разнообразных кисточек. В течение всего сеанса Наташка не закрывала рта, посвящая меня во все свои женские проблемы. Глядя в зеркало, я видела, как от штриха к штриху, постепенно и неукоснительно менялась моя внешность. Закончив, она с улыбкой посмотрела на меня.
— Ну как?
— Ты гений, Наташа.
* * *В пять я была у Светки. По дороге попыталась, насколько возможно, оставить свои впечатления от случившегося со мной по ту сторону полуденной черты. Пусть эмоции не плещут за эту узкую полоску, не переносят туда-сюда микробы уже прожитых волнений.
Всегда нужна изрядная доля жестокости, а то и наглого цинизма, чтобы, перевернув одну страницу жизни, перейти к следующей.
Нынче воскреснуть мне поможет, как ни странно, вечерняя авантюра со Светкой.
Не ставя под сомнение ее преданность и готовность помочь, я подумала, что для нее поход в агентство будет довольно приятным развлечением, а если еще принять во внимание мужское обаяние Дмитрия Борисовича…
Я также ожидала от нее различного рода шутливых провокаций, подзуживания, подмигивания и т. д. Ведь мы с ней никогда не упускали случая похохмить и позабавиться.
Но сейчас все обстоит иначе, тем более что я отдавала себе отчет в том, что наше предприятие, несмотря на его карнавально-бутафорный характер, заключало в себе определенный риск. Обыск — дело нешуточное, существует масса нюансов, из которых складываются благоприятные или наоборот условия для подобной операции. Где, например, будут секретарши, как поведет себя Дмитрий Борисович, проглотит ли он крючок? Вдруг Светка слегка забудется или слишком увлечется? Я должна контролировать массу вещей и даже предвосхищать события!..
Нажав на кнопку звонка, я представила реакцию Светки на происшедшие в моем облике перемены! Надо сказать, пепельные букли, глаза, накрашенные а-ля Нефертити, и томный румянец служили мне отличной ширмой. Я чувствовала себя особой из высшего света, явившейся на маскарад. Так и есть. Светка, согнувшись пополам, как лист бумаги, и чуть не падая на пол от сотрясавшего ее хохота, не могла произнести ни слова. Меня хватило только на то, чтобы молча, отстранив ее, пройти в прихожую и захлопнуть за собой дверь. Светка давилась смехом, по ее раскрасневшимся щекам текли слезы.
— Свет, прекрати, а то у меня тушь потечет. Ты, надеюсь, пользовалась водостойкой?
Немного успокоившись, Светка, настигнутая новым приступом веселых колик, сползла по стене и, уже сидя на корточках и задрав лицо, беззвучно и исступленно гримасничала, зажав рот ладонью, не в силах сдерживать распиравший ее смех.