– После того, что вы сделали, было бы глупо… – Виктор снова пошел в атаку и на этот раз контратакующему Сергею удалось сделать подсечку, оба упали на татами, – …не ждать преследования… Вы через спутник работали?
– Ага… Не, ты у меня не вывернешься… – Бойченко отчаянно пытался удержать в захвате извивающегося ужом Виктора, – двойное кодирование…
– Ну да, даже если и перехватить…
– Об этом и речь…
– Не, Серега, это местные поработали, – противники снова стояли на ногах друг перед другом, тяжело дыша, – где-то вы, братцы, светанулись…
– Не могли мы светануться.
– Факт остается фактом…
– Мы от графика отставали на час с лишним…
– Во-о-от…
– Но накрыли нас на точке, как будто ждали. Место там для засады идеальное…
Виктор прижал Сергея к краю и провел «троечку» – два в корпус, один – в голову.
Бойченко оттолкнул соперника и с места, практически не готовясь, махнул ногой слева, чудом не зацепив носа Половцева.
– Эй, ты смотри… Я ж все-таки этот… Дипломат. Меня нельзя по лицу.
– А ты не тормози, дипломат, не тормози… – Настал черед Бойченко улыбаться.
– Повезло им, я думаю. А вам… Не повезло.
– «Не повезло»… Такой вариант меня не устраивает. А проверить не могу. Все, стоп… Закончили упражнение…
Друзья опустились на пол, сняли боксерские шлемы и перчатки.
– Хорошо-о-о-о, – вздохнул Бойченко…
– Ну, Серега, знаешь, я, наверное, кое в чем смогу помочь… – немного помолчав, произнес Виктор, – постараюсь, по крайней мере…
– Каким образом?
– Да меня тут… В общем… Командировочка намечается… Официально – по линии МИД, но ты же понимаешь, – Виктор многозначительно посмотрел на друга.
– Куда?
– Ну куда-куда… В Караганда. В Ирак, конечно… В Багдад. Может, получится жалом поводить, поговорить с кем-нибудь, архивы поднять… Хотя уже пятнадцать лет прошло…
– Слушай, ну какие там архивы? Как америкосы вломились, там уже не осталось ничего. Все в Лэнгли, в Пентагоне и АНБ… Или, скорее всего, уничтожены самими иракцами.
– Между прочим… Ты не находишь… э-э-э… странным предлог, под которым Буш воткнулся в Ирак второй раз?
– Ты про…? – Бойченко не закончил вопроса, но товарищ его прекрасно понял.
– Ага. Такое ощущение у меня, что… информация о том, что Хусейн имел в своем распоряжении… э-э-э… кое-что, все-таки просочилась наружу.
– Было. Да сплыло… Ты знаешь, мне сейчас до этого нет дела… Все, что можно было… все, что нужно было уничтожить, – уничтожено.
Половцев хотел было что-то сказать другу, но удержался. Только хлопнул Сергея по плечу.
– Ну, в общем, ладно… Посмотрим, старина.
Бойченко сосредоточенно молчал, глядя пред собой.
– А Машка знает?
– Знает, – сокрушенно качнул головой Полтавченко.
– Когда?
– Через неделю, 26 числа.
– Надолго?
– Полгода.
– Понятно…
– Тебя подвезти, Серега?
– Давай…Багдад. 3 июня 2006 года
Белый «Субурбан» возвращался в посольство. На улице стояла обычная для июня месяца температура в 50 градусов по Цельсию. В бесцветном багдадском небе неподвижно висело слепящее солнце. В автомобиле, на лобовом стекле которого был приклеен российский триколор, царил легкий полумрак, а работавший на полную катушку кондиционер гонял по салону приятную прохладу. Машина петляла по узким улочкам северного Багдада, старательно объезжая мусорные кучи, которыми была богата столица Ирака. Два раза посольскую машину обгоняли американские армейские патрули, состоявшие, как правило, из четырех «Хаммеров» и одного-двух бронированных грузовиков «Буффало». Каждый раз «Субурбану» приходилось прижиматься к обочине, пропуская вооруженные до зубов конвои. Сидящие в турелях машин пулеметчики грозно целились в проезжавшие машины из пулеметов, готовые в любой момент открыть огонь.
– И не жарко им в их… скафандрах, – глядя на американских солдат, спрашивал сам себя Толя Титов, посольский водитель, когда их обогнал второй конвой, – столько на них всего понавешано…
Поднятые тонированные стекла машины защищали пассажиров не только от палящего солнца, но и от запаха мусора, запаха гниения и нечистот, туманом висевшего над улицами Багдада…
Половцев, расположившийся на заднем сиденье, дремал, предвкушая холодный душ, который он примет, когда они приедут домой. Домой – значит в посольство. Все складывалось как нельзя лучше. Командировка едва успела начаться, как задача, поставленная их группе, была весьма успешно выполнена. Доклад о том, что работа сделана, немедленно ушел специальной связью в Москву. Документы с информацией, очень интересовавшей российскую разведку, лежали в кожаной папке на коленях у Половцева. Бумаги будут отправлены в Россию диппочтой немедленно по возвращении на базу. Но сначала – душ. Нет. Стоп. Сначала – документы. А потом уже все остальное.
Когда до места назначения оставалось 300–400 метров, дорогу неожиданно перегородили легковушка и микроавтобус, резко вырулившие перед посольской машиной.
– Это что за дела?! – воскликнул удивленный водитель.
Виктор оглянулся назад и убедился, что сзади машину российского посольства никто не заблокировал.
– Так, Толя, можешь сдавать назад, там все чисто.
– Это полиция или…
Договорить он не успел. Выскочившие из легковушки три человека в масках и с АК в руках, подскочили к его двери и открыли огонь в упор. Стекло не было бронированным и, конечно же, не смогло сдержать натиск пуль со стальным сердечником. Автоматные очереди ворвались в салон грохотом выстрелов, лязгом затворов и мелкими кровяными брызгами, окатившими пассажиров автомобиля. Пули пробивали салон насквозь, сыпались стекла, трескался пластик обшивки.
– Толян, жми назад, давай, давай! – орал Половцев, помогая Ринату, сидевшему справа от водителя, перебраться назад. А Толя уже был мертв. Боевики не оставили ему шансов.
– Черт, меня задели!
– Звони нашим! Нашим звони!
В общей суматохе было непонятно, кто и кому это кричал…
Нападавшие открыли водительскую дверь и разблокировали все остальные.
Двери внедорожника распахнулись практически одновременно – к этому моменту российский джип был окружен со всех сторон. С начала нападения прошло не более десяти секунд.
– Мы российские дипломаты! Не стреляйте! – кричал Половцев. Это единственное, что он успел выучить по-арабски. Те же самые слова выкрикивали, показывая пустые руки, трое его коллег, выволакиваемых бандитами из салона.
Всех четверых грубо бросили на пыльную дорогу прямо перед их машиной. Три боевика с автоматами встали над ними, держа пальцы на спусковых крючках. Один из россиян, Рустам Агиуллин, попытался поднять голову и обратиться к напавшим на их языке, но его жестко прервали, поставив на затылок ботинок и прижав его лицом к дороге. Двое бандитов сразу же полезли в салон, выпихнув с сиденья труп водителя. Тело Анатолия упало совсем рядом с Половцевым, забрызгав его кровью.
Копавшиеся в салоне бандиты то и дело выкрикивали что-то на своем языке. Виктор лежал на дороге под прицелом автомата, вдыхая противную дорожную пыль и пытался успокоиться и сосредоточиться. Получалось плохо. Рядом лежало тело Титова, единственный уцелевший глаз которого, застрявший в глубине кровавого месива, не моргая глядел куда-то за спину Виктору. Остальные черты лица не угадывались вовсе… Половцев лежал и думал, что же теперь он скажет в посольстве… Мысль о том, что он уже ничего не скажет в посольстве, противно зудела в голове, взламывая сознание, как яичную скорлупу… Мысль о смерти холодной слизью залила все его нутро. Где же эти американцы, когда они так нужны, мать их… Где их броня и пулеметы?
Бандиты заорали на лежавших сотрудников российского посольства, махая автоматами, – мол, вставайте! Первым поднялся Рустам и снова хотел что-то сказать, но его оборвали ударом ноги в грудь. Рустам охнул и остался стоять на коленях, натужно кашляя и держась руками за ребра.
– Сломали, суки, ребро…
Всех пленников поставили на колени. Из микроавтобуса вылез средних лет мужчина в полувоенной одежде. На поясе пистолет в открытой кобуре, с торчащей наружу массивной рукоятью. Он подошел к пленникам и остановился напротив. Солнце светило прямо из-за его спины, поэтому лица было практически не разобрать. Было очевидно, что это – главный.
– Кто вы такие?
– Мы – сотрудники российского посольства, обладающие дипломатическим иммунитетом, – кривясь от боли, сказал по-арабски Рустам. – Ваши действия незаконны! Мы требуем…
– Заткни пасть, поганый пес… – громко произнес командир боевиков. – Вы не посланники, вы – шпионы! Подлые убийцы, помогающие Америке. Вы враги моего народа, приехавшие нас убивать… Но мы отомстим всем вам за это унижение!
Половцев не знал арабского, но в данном случае этого и не требовалось. Однако ненависть, с которой все это было сказано, показались Виктору наигранной, дежурной, будто главарь работал на публику. Ага, так и есть… Сбоку появился молодой парень, державший в руках маленькую видеокамеру. Значит, их берут в заложники и остается шанс…
В этот момент один из бандитов, обыскивавших салон автомобиля, протянул своему командиру папку с документами и что-то тихо сказал.
Рустам, услышав комментарий, вздрогнул и посмотрел на Половцева.
– Что он сказал? – тихо спросил Виктор.
– Что-то типа «это может быть важным».
– А, ну да, точно… – Половцев узнал свою папку, – так оно и есть. Нам конец…
Иллюзий больше не осталось. Эта мысль гильотиной рухнула вниз. Главарь бегло просмотрел бумаги, вытащенные из папки, после чего еще с минуту внимательно рассматривал стоявших на коленях пленников. Что-то изменилось в его лице. Неожиданно он заговорил на ломанном русском.
– Русские… Я хотел просить за ваши мерзкие головы большой выкуп… Но Аллах велик и милостив… И он преподнес нам сегодня прекрасный дар, а вам – освобождение… Вы мне не нужны.
– Что он говорит? – смысл слов не доходил до Половцева.
– Говорит, что нас освободят… – прошептал Рустам.
– Херня какая-то…
– Я прощаю вам все то зло, которое вы и американские шакалы принесли моей стране. Убейте их всех.
Последние слова были сказаны по-арабски.
Услышав последние слова главаря, Рустам дернулся, было, в его сторону, но не успел. Пули пробили его навылет, оставляя глубокие вмятины и красные кляксы на выпуклом крыле машины… Семь или восемь тяжелых пуль воткнулись в грудь и живот Виктора и, практически не встретив никакого сопротивления, вышли из спины, вытягивая за собой сгустки крови и оставляя глубокие раны, перебитые ребра, рваные легкие, лопнувшее сердце.
Последнее, что увидел в своей жизни Виктор Половцев, – это лицо главаря. Равнодушные глаза. Широкие скулы. И глубокий вертикальный шрам, поднимавшийся по левой стороне лица от нижней губы до самого виска…
Санкт-Петербург. 3 июня 2006 года
В субботу выспаться не дали. И ведь кто разбудил! Меньше всего такой подлянки ожидаешь от Министерства обороны России. Но именно оно, в лице капитана с суровым лицом и приданного ему для уверенности в собственных силах милицейского сержанта, позвонило в дверь в половине восьмого утра! Подняли, блин, по тревоге… Застава, в ружье… Павел натянул тренировочные и, поеживаясь от прохлады, пошлепал босыми ногами по коридору.
Лицо сержанта показалось хозяину квартиры смутно знакомым, и поэтому он недолго разглядывал визитеров в дверной глазок. Ну а как тут не посмотреть, когда на вопрос «Кто там?» тебе отвечают «Военкомат!». И ведь не ответишь «Мы не вызывали»…
Капитан с ходу взял быка за рога.
– Родион Алексеевич Захаров тут проживает?
– Прописан тут.
Приказной тон и отсутствие стандартного «Доброе утро» или хотя бы казенного «Здравия желаю» отбивало всякую охоту беседовать.
– А вы, молодой человек, кем ему приходитесь? – капитан строго посмотрел на Павла, явно оценивая его «призывопригодность».
– Старшим братом.
– Сколько полных лет?
– Тридцать два.
– В армии служили?
– Нет.
Капитан выстрелил бронебойным.
– Почему?
– Потому что в милиции работал. В уголовном розыске.
Рикошет…
Взгляд сержанта, стоявшего за спиной представителя военкомата, потеплел.
– Ваш брат повестку получал? – капитан воевал по правилам, продолжая развивать успех и стремясь занять господствующие высоты.
– Нет.
По лицу капитана стремительно прокатилась волна легкого злорадства. Враг попал в окружение.
– Получается, что Родион Алексеевич у нас уклонист?
Цель одиночная, низколетящая… Упреждение – три. Осколочными. Огонь!
– Не думаю, товарищ капитан.
Противник ставит дымовую завесу…
– Повесткой ему было приказано явиться в районный военный комиссариат для постановки на учет, а затем – для осуществления призыва, – четко выговаривал каждое слово офицер. – Этого сделано не было. Выходит, что ваш брат скрывается. Это для него чревато! И вам, как бывшему сотруднику правоохранительных органов, это должно быть известно…
Павлу стало очень скучно, и он зевнул.
Выстрел ушел в молоко, а успешно продвигавшийся до этого момента десант с ходу ухнул в болото и завяз. Участь его была предрешена.
– Нет, товарищ капитан. Мой брат год назад подписал контракт на службу в армии на четыре ближайших года. В настоящий момент он служит.
На экране радара появились множественные засветки от выпущенных врагом ложных целей.
– И в какой же части, позвольте спросить? У меня таких данных нет, – капитан постучал пальцем по черной пластиковой папке, которую держал в руках.
Милицейский сержант заинтересованно подвинулся ближе. Похоже, такой диалог был для него в новинку.
– В четвертой бригаде десятой горной дивизии.
Было видно, что капитан пытается осмыслить услышанное. Приказ прекратить огонь прокатился по рядам наступающих.
– Где?
Павел повторил, но офицера это не устроило.
– Где располагается эта самая «10-я горная дивизия»?
– Основная база – «Форт Драм», штат Нью-Йорк. Есть еще «Форт Полк», в Луизиане.
Лицо капитана пошло пятнами, а у сержанта открылся рот.
Механизм заряжания заело.
– Товарищ капитан, – Павел вздохнул, – Родион Алексеевич Захаров является рядовым второго класса армии Соединенных Штатов Америки. В настоящий момент он со своим подразделением находится в Ираке, а точнее – в Багдаде, где несет службу в составе коалиционных сил.
Офицер поперхнулся. Противник нанес неожиданный удар с тыла. В планы Министерства обороны России не входило получение пенделя от армии США – на лестничной площадке ранним субботним утром.
– То есть он не сможет прибыть на призывной пункт? – спустя пять секунд спросил капитан.
Ага. Как в том анекдоте: «А Колю можно? – Коля умер… – Оп-па, это что значит… Он на рыбалку не поедет, что ли?»
– Очень сомневаюсь.
Еще секунд десять мозги капитана скрипели как ржавые танковые траки.
– Когда заканчивается его служба? – упорству Министерства обороны России можно было позавидовать, но тон изменился. Десанту был отдан приказ окапываться и выдвинуть вперед разведку, хотя было очевидно, что операция провалена.
– В 2012 году.
– А справку сможете нам предоставить?
– Справку… о чем? – не понял Павел.
– О том, что ваш брат… ну-у-у… служит… в… э-э-э… армии… э-э-э… США…
– Такую справку, я полагаю, могут дать в Пентагоне, товарищ капитан. Вы уж с Пентагоном сами разбирайтесь, пожалуйста…
Перспектива разборок с Пентагоном капитана явно не привлекала. Он как-то неуверенно помял в руках свою папку, поправил фуражку и проверил чистоту собственных ботинок. Войскам было приказано отойти на ранее занимаемые рубежи. Парламентеры – на выход!
– Мы, наверное, пойдем, – подал голос сержант и махнул рукой.
– Всего доброго, – попрощался было Павел, намереваясь закрыть дверь.
– Так, ты иди, я тебя сейчас догоню, – отдал неформальный приказ капитан своему спутнику. Сержант стал спускаться по лестнице. Когда за ним хлопнула дверь парадной, капитан снял фуражку и почесал затылок.
– Слушай, парень, – капитан подвинулся на пол шага ближе и понизил голос, – ты же вроде знаешь, я смотрю… В курсе, так сказать… Как у них там, в армии?
Весь последующий день Павел со смехом вспоминал утреннюю встречу с военкоматовским капитаном. Сон, конечно, был перебит и Павел решил устроиться на кухне с ноутбуком, написать письмо родителям и брату, описав в красках утреннее «происшествие». То и дело похрюкивая от подступавшего смеха, Павел стучал по клавишам. После того, как письмо было дописано, он открыл папку, в которой складировал все фотографии и ролики, что Родион присылал с мест службы. Папка «весила» уже за три сотни мегабайтов и продолжала наполняться. Письма приходили если не регулярно, то периодически и всегда к описанию новостей, к рассказам о ежедневных делах, Родька прицеплял десяток-другой фотографий. Фотоаппарат он таскал с собой везде и при случае нажимал на кнопочку. Вот Форт Беннинг, «учебка»… Новенькая форма, сгоревшая на солнце физиономия брата, обалдевший вид… А вот уже Форт Полк… Казарма. Что наш санаторий, е-мое… Зеленые газоны, дорожки… Красота. А вот Багдад. Фотографий из Ирака больше всего. Чумазые багдадские дети, бегущие за «Хаммером», унылые улицы, заваленные мусором, сгоревшие остовы машин, разрушенные дома, паутина проводов над улицами, худющие коровы, что-то обреченно жующие посреди живописных мусорных куч… Попадались фотографии солдатского быта – тесные комнатушки с двухъярусными кроватями, но всегда с кондиционером, интернетом и прочими удобствами, скрашивающими нехитрый солдатский быт. Улыбку вызывали снимки других бойцов Родькиного взвода – молодые парни дурачились, корчили рожи в объектив, принимали героические позы и фотографировались в обнимку с оружием. Для таких фотографий оружие выбиралось самое большое – как правило пулеметы. Если же снимки делались после выездов, то лица бойцов были серыми от пыли, уставшими, а в глазах без труда угадывалась глубокая печаль и в то же время – нескрываемое облегчение от того, что они все живыми вернулись на базу. Периодически случалось так, что писем из Ирака не было по нескольку дней. Потом брат объяснял, что интернет им вырубают, если часть несет потери. Родственники должны узнать о том, что их сын или муж не вернется домой живым из официальных источников, из сообщения командования, а не из случайных упоминаний в блогах, которые ведут многие солдаты или из неосторожного письма сослуживца… Иногда к письмам прицеплялись ролики, снятые братом или его товарищами. Вот эти самые ролики, снятые на телефон, с помощью фотоаппарата или же на специальную камеру, которая крепится на каску (эти были самые качественные), Павел любил смотреть по нескольку раз. Глядя на мельтешение картинок, он представлял себе, что находится там, рядом с Родионом, в его «Хаммере» или бредет неспешным шагом по улице, вдоль кривых стен и заборов, осаждаемый вопящей ребятней и крутит головой, сосредоточенно выискивая признаки угрозы, которая могла материализоваться в любую секунду в виде выстрела или взрыва…
– Ага, опять про войну свою смотришь, – на кухню зашла жена и заглянула в экран, – точно…