Гостья подняла руку, натягивая перчатку, и взгляду открылся еще один шрам - охватывавший запястье и тянувшийся вверх по руке. Этот рубец во всем походил на первый, вот только был не так заметен, поскольку по большей части прятался в рукаве жакета.
Видя реакцию мистера Скрибблера, Лаура завязала ленты капора и подняла глаза на собеседника.
- Видите, прошлое ставит на нас свою метку, - промолвила она.
Мистер Скрибблер, во власти переполняющего его горя, сам не знал что предпринять. Не в силах думать, не в силах говорить, не в силах измыслить, как загладить свою вину перед несчастным созданием, стоящим перед ним, не в силах даже двинуться, он был как во сне: словно сквозь туманную дымку видел, как Лаура надела плащ, видел, как открылась дверь, видел, как девушка, не произнеся ни слова, переступила порог - и исчезла.
Угрызения совести причиняют немалую боль, и в последующие за тем мгновения мистер Скрибблер сполна испил муку этой пытки. Он тупо глядел на дверь, за которой скрылась Лаура. Прошла минута, затем вторая... Ушла? Она в самом деле ушла? Клерк не помнил. А была ли она вообще или это и впрямь только сон?..
Мистер Скрибблер пришел в себя от пронзительного свиста ветра, просачивающегося внутрь сквозь щели рамы. Клерк шагнул к окну и придирчиво оглядел мир с высоты, скрестив на груди руки и сдвинув брови, из надежного убежища собственной квартирки над Свистящим холмом. Примерно так же ежедневно озирал он со своего высокого табурета обширную юдоль права "Баджера и Винча". Вознесенный над суетой, отчужденный и безучастный - будь то по стечению обстоятельств или намеренно, сказать не могу, - он смотрел на мир свысока, издали, не принадлежа ему и в то же время в безопасности от его посягательств.
Безопасность. Почему безопасность должна быть его уделом, а не ее? Что он такого сделал, чтобы безопасность заслужить? Свою собственную безопасность он обеспечил тем, что поставил под угрозу ее жизнь, и с самыми ужасными последствиями. А остальные двое, те, что были столь ему дороги - и погибли? Имеет ли он право обезопасить себя от мира, если не позаботился должным образом о них?
Схватив целый ворох разрозненных листов почтовой бумаги - все, что подвернулись под руку, - мистер Скрибблер бросился к столу и плюхнулся на стул. И принялся лихорадочно писать - на лицевой стороне листов и на оборотной, снова и снова выводя одно-единственное слово, что, на его взгляд, отражало ключевое свойство его характера, итог его существования, самую суть его бытия. Снова и снова, без перерыва, одни и те же буквы стекали с пера на бумагу, заполняя свободное место тем самым словом, что, раз и навсегда, в полной мере описывало, что это такое - быть Ричардом Скрибблером.
Словом "ТРУС".
Устав от этого небольшого упражнения, клерк порвал листы на сотню мелких клочков и подбросил их в воздух. Тяжело опустившись на стул, он в мрачной задумчивости уставился на поверхность стола, рассеянно теребя и пощипывая губу большим пальцем и указательным.
Что делать теперь? Как исправить безвыходную ситуацию? Никогда еще человек не оказывался в положении настолько отчаянном! Дни его жизни покатятся один за другим, как прежде, но отныне и впредь дни эти пусты и бессмысленны. Неужто тут и впрямь ничего не поправишь, неужто все бесполезно?
Мистер Скрибблер резко встряхнулся, пробуждаясь от грез. Схватив один из немногих оставшихся листов, он засунул перо в волосы и выбежал из комнаты.
Тем временем Лаура, преодолев пять длинных лестничных маршей, уже спустилась в прихожую, выдержав оскорбительный взгляд привратника, и вышла наконец на крутую улицу. Там встретили ее угольно-черное небо и пронизывающий ветер, буйное детище стихий. Девушка свернула на дорогу и уже почти добралась до подножия Свистящего холма, где находилась автобусная остановка, когда сзади послышались стремительные шаги.
Мистер Скрибблер с шумом притормозил не более чем в футе от нее. Невзирая на непогоду, про пальто он напрочь позабыл; он тяжело дышал, и с его губ срывались туманные облачка пара. Не успела Лаура заговорить, как клерк жестом заставил ее умолкнуть; сжимая в руке листок, он наклонился, используя собственное бедро в качестве подставки и те чернила, что скопились на кончике его пера, и нацарапал очередное послание - на сей раз совсем коротенькое.
Он вручил девушке записку и с неистово бьющимся сердцем стал ждать ответа. На листочке, криво и неразборчиво, были выведены три слова:
"Простите ли когда-нибудь?"
Лаура подняла глаза - в них читалось то же странное, многозначительное выражение, что отразилось на ее лице в тот день, когда они с Фионой повстречались с мистером Скрибблером на дороге. Расхрабрившись, клерк ласково дотронулся до ее руки - той, что со шрамом - и поднес ее кисть к губам. Девушка промолчала. Она спрятала записку под плащ и, не дав вразумительного ответа, зашагала в направлении остановки. Мистер Скрибблер остался на месте, провожая глазами крохотную темную фигурку, пока та не исчезла за поворотом. Пару раз взъерошив волосы, он побрел назад, к "Домам Фурниваля", уставившись в землю и зацепившись большими пальцами за карманы жилета.
Случилось так, что эту сцену наблюдал некий молодой человек верхом на вороном мерине - ничем не примечательный всадник из числа тех, что разъезжают вверх и вниз по улице. Узнав одного из действующих лиц, он натянул поводья и остановился, наблюдая за происходящим от лавки колбасника через дорогу, закрыв лицо шарфом и надвинув шляпу на самый лоб, чтобы спрятать апельсинно-рыжие кудри. Однако эти слабые попытки замаскироваться оказались совершенно излишними, поскольку присутствие его для действующих лиц прошло незамеченным. Молодой человек обратил нежный взгляд на мисс Лауру Дейл - и не отводил глаз до тех пор, пока девушка не исчезла за углом. А вот за передвижениями мистера Скрибблера - что с видом крайне удрученным поплелся вверх по крутой улице - он следил весьма хмуро и недовольно.
Увы и ах! Глаза за старомодными зелеными очками затуманились отчаянием. Мистер Остин Киббл, по несчастному стечению обстоятельств оказавшийся свидетелем вышеописанных событий, погнал вороного Нестора вперед, обгоняя экипажи и всадников. Так, охваченный смятением, скакал он домой, прочь от достопримечательностей, и звуков, и всего того, что могло бы напомнить ему о месте под названием Свистящий холм.
Глава IV
Осенний листопад
- Ну, зачем ты уезжаешь?
- Прости, родная, мы не хотели тебя будить. Выше нос, девочка! Я очень-очень скоро вернусь. Не пройдет и недели, вот увидишь.
- Да, но зачем?
- Право, Фиона, а я-то надеялся, что ты все поняла. Вчера вечером, после ужина, мы с тобой все так славно обсудили... не помнишь?
- Ты ужасно гадкий - едешь за город один-одинешенек, а меня с собой не берешь!
- Родная моя, мне казалось, я тебе все подробно объяснил. Во-первых, я еду не один: меня сопровождают доктор Дэмп и молодой мистер Киббл.
- Зануда мистер Киббл! Зачем его вообще брать с собой? Лучше бы взял меня вместо него!
- Вот что, маленькая: о мистере Киббле больше ни слова, хорошо? Во-вторых, мы едем за город, это правда, но поездка очень долгая - через горы, знаешь ли. Это совсем не то, что наши вечерние прогулочки в Григсби или Баттер-Кросс.
Мы едем в вересковые нагорья. А они очень и очень далеко - ты наверняка помнишь, ведь не далее как вчера вечером мы с тобой заглянули в атлас. Два дня пути в пассажирской карете - маленькой девочке такое путешествие не по силам!
- Я вовсе не маленькая.
- Еще какая маленькая, - заверил профессор, целуя племянницу в лоб. Даже если сама того не сознаешь. И спорить мы больше не будем, договорились? Уж больно час для этого ранний. Мне страшно жаль, родная, что я тебя разбудил; право же, я не нарочно. А теперь, пожалуйста, засыпай и помни: Ханна здесь. - Румяная деревенская девушка, помогавшая миссис Минидью на кухне, в данный момент сочувственно наблюдала из-за кровати. Она, мисс Дейл и миссис Минидью замечательнейшим образом за тобой присмотрят, пока я в отъезде. Так что о том, чтобы и тебе поехать, речь просто не идет. Чепуха какая!
- Чепуха! - согласно закивала Ханна. Тихим стоном возвестив о том, что сдается, Фиона откинулась на подушку.
- А раз ты меня с собой не берешь, ты ведь привезешь мне что-нибудь? дальновидно осведомилась она.
- А чего бы тебе хотелось?
- Привези мне медведя!
- В смысле, чучело?
- Не-а, живого. С горных лугов. Профессор Тиггз тихонько рассмеялся и на прощание чмокнул свою подопечную в щеку.
- До свидания, родная, - шепнул он, добродушно вздохнув. - Посмотрим, что тут можно сделать.
- Спасибо, спасибо! - возликовала Фиона, обвивая ручонками его шею и стискивая что было мочи. - Bon voyage, oncle Тиггз! Je vous aime!* [Счастливого пути, дядя Тиггз! Я вас люблю!]
В этот момент в дверь заглянула миссис Минидью и негромко сообщила:
- Том готов, сэр.
- До свидания, родная, - шепнул он, добродушно вздохнув. - Посмотрим, что тут можно сделать.
- Спасибо, спасибо! - возликовала Фиона, обвивая ручонками его шею и стискивая что было мочи. - Bon voyage, oncle Тиггз! Je vous aime!* [Счастливого пути, дядя Тиггз! Я вас люблю!]
В этот момент в дверь заглянула миссис Минидью и негромко сообщила:
- Том готов, сэр.
- А, благодарю вас, миссис Минидью, - улыбнулся профессор. И, в последний раз попрощавшись с племянницей, которая уже вновь погружалась в убаюкивающие объятия сна, оставил ее на попечение Ханны и спустился к дверям черного хода. Надел шарф и пальто, перчатки и шляпу, взял саквояж и зонтик. Подоспевший Том Спайк подхватил профессорскую дорожную сумку и отнес ее в двуколку. Там же дожидалась и Мэгги, крапчатая кобылка, которая в упряжке смотрелась просто великолепно. Она пофыркивала, поводила боками, позвякивала сбруей; из ноздрей ее вырывались белые клубы пара.
Профессор, попрощавшись с остальными домочадцами, спустился с заднего крыльца. На нижней ступеньке обнаружился мистер Плюшкин Джем, жалобным мявом возвестивший о своем присутствии.
- До свидания, юноша, - проговорил профессор, почесывая избалованного нахлебника за ушами. - Смотри, не озорничай в мое отсутствие.
- Ха! - фыркнул старый Том со своего сиденья в двуколке. - Чтобы этот - да не набедокурил? Вот уж не верю!
Профессор уселся на подушку рядом с Томом, тот взялся за вожжи, и двуколка покатила прочь. На лестничной площадке, рядом с миссис Минидью, стояла и глядела им вслед Лаура Дейл - губы сурово поджаты, в серых глазах глубокая сосредоточенность. Что за мысли бродили в голове у девушки, отчего лицо ее превратилось в застывшую каменную маску? Что за сцены, канувшие в далекое прошлое и однако же в памяти по-прежнему живые и яркие, проносились перед ее взором, устремленным в беспредельную даль? Некое предположение у меня есть - догадка, не более; так что на данном этапе моего рассказа пусть просто догадкой и остается.
За время недолгого пути по промозглым, полутемным улицам никто не проронил ни слова. Ни профессор, ни Том в час столь ранний особой разговорчивостью не отличались. Перестук колес эхом прокатывался по безмолвным бульварам; цокот Мэггиных копыт разносился в морозном воздухе звонко и отчетливо. Начинало светлеть, первые слабые проблески дня уже обозначились в серебристо-серых очертаниях холмов и зданий.
Крапчатая кобылка резво несла седоков по пустынным аллеям в направлении цепного моста, и вот наконец двуколка выехала на Мостовую улицу и остановилась у конторы пассажирских карет. Участок улицы непосредственно перед изрядных размеров деревянно-кирпичным, оштукатуренным зданием освещали масляные фонари над окном. На стекле изображалась карета, стремительно влекомая четверкой горячих коней через некую вымышленную дикую пустошь. Над этой отрадной сердцу картиной красовалось одно-единственное слово: "Тимсон", выведенное цветистыми буквами. Мэгги, если спросить ее мнения на этот счет, безусловно, утверждала бы, что помянутые четыре коня вовсе не так прытки, как кажется, и что в погожий денек любого из них играючи обставит первая же кляча, и вполовину не столь резвая, как она.
Резкий ветер расшвыривал палую листву. Профессор плотнее запахнулся в пальто и вышел из двуколки. Старик Том достал из багажного отделения дорожную сумку и последовал за хозяином в кассу - сырую, унылую комнату, стены которой были сплошь заклеены огромными афишами, рекламирующими маршруты и цены карет Тимсона. Весь центр комнаты занимала длинная деревянная конторка; по левую руку от нее в камине пылал желанный огонь. Конюх водрузил тяжелую сумку на стойку, а клерк - Тому он показался сущим юнцом - справился об имени профессора, уточнил номер заказа, выписал билет и наклеил на багаж ярлык.
- Загружай! - закричал кассир, причем голос настолько зычный никак не вязался с конституцией столь хрупкой. Сей же миг в дверях в глубине комнаты возник носильщик - этакий здоровенный Геркулес с мускулами под стать арбузам. Он играючи подхватил тяжелую сумку и, развернувшись, скрылся за дверью, что, по всей видимости, вела на каретный двор. Эту небольшую подробность профессор предпочел уточнить, а также полюбопытствовал на предмет безопасности этого вида транспорта в целом. Клерк сообщил, что экипаж уже стоит во дворе, лошадей поят, кареты Тимсона вполне надежны и безопасны, а экипаж подадут минут через двадцать, не позже. Удостоверившись, что все в порядке, профессор распрощался со старым Томом, и конюх, притронувшись к котелку, выбежал из затхлой конторы в тот самый миг, как внутрь влетел доктор Дэмп.
Невзирая на безбожно ранний час и весьма ощутимый холод, доктор выглядел, как всегда, великолепно, в своем щегольском пальто, наброшенном поверх темного бархатного сюртука, и с небрежно надвинутой на один глаз шляпой.
- Привет, всем привет! - пропел он весело, изящно помахивая тросточкой. - Чудесное утро, не правда ли? А на улице-то свежо, еще как свежо! Чертовски полезно для сердца и кровообращения. Вы знаете, что тут через дорогу пряничная лавка? Я вот не знал. Жаль, что они еще закрыты. От чашечки кофе я бы не отказался.
- Да, утро выдалось прохладное, - согласился профессор, согревая руки над огнем. - А уж рань-то какая!
- Я давным-давно на ногах, - возвестил доктор, водружая на стойку саквояж. - Дэмп, - сообщил он клерку.
- И впрямь промозглый денек выдался, - позевывая, отозвался юнец. Ну, тут уж ничего не поделаешь.
- Дэмп, - повторил вновь вошедший настойчивее. - Даниэль Дэмп, по профессии врач. У меня билеты заказаны.
- Вы едете утренним экипажем?
- Именно. Забронировал место в прошлую пятницу... вот, смотрите, проговорил доктор, указывая пальцем на нужную строчку в списке заказов.
- Вы правы. Вот теперь вижу, - промолвил кассир, скользнув взглядом по колонке имен. - Близкий друг мистера Гарри Банистера; тут даже это указано. Хм-м-мм. Звучит впечатляюще.
Доктор одарил профессора Тиггза неописуемо многозначительным взглядом.
- Загружай! - заорал клерк, а затем, обернувшись к доктору, с самым что ни на есть невинным видом осведомился: - А кто такой Гарри Банистер?
- Отродясь о таком не слыхивал, - пророкотал голос от задней двери. Возвратившийся Геркулес подхватил докторский саквояж и понес его во двор, дабы тот составил компанию профессорской дорожной сумке.
- Так вот, - проговорил доктор Дэмп тем самым снисходительным тоном, который сберегал для разъяснения пациенту какой-нибудь сложной медицинской подробности. - Мистер Гарри Банистер, да будет вам известно, один из самых выдающихся и блестящих представителей мелкопоместного дворянства. Он выпускник такого прославленного учебного заведения, как Солтхедский университет, и в придачу к этому - весьма состоятельный джентльмен, владелец огромной усадьбы на вересковых нагорьях под названием "Итон-Вейферз". Вне всякого сомнения, вы о нем слышали. Мой друг и коллега, профессор Тиггз - вот он, собственной персоной, знаменитый профессор метафизики и член совета Суинфорд-колледжа города Солтхеда, - и я заказали места в экипаже в надежде с ним повидаться.
- Но имени мистера Банистера я здесь не вижу, - нахмурился кассир. Если вы рассчитываете увидеться с ним в карете, так он должен быть в списке!
- Я вовсе не говорил, что мистер Гарри Банистер едет тем же экипажем, - пояснил доктор. - Я имел в виду, что мы взяли карету и едем к нему в гости.
- Да ладно вам! - фыркнул клерк, махнув рукой. - Карету никто в гости не приглашает!
- Послушайте, - промолвил доктор, немало раздраженный тем, что приходится иметь дело с такой непробиваемой тупостью в такой ранний час. Вам, случайно, не известно, здесь ли тот, второй служащий? Тот, что будет постарше и существенно опытнее; тот, что бронировал места утром в прошлую пятницу?
- А, этот, - протянул юнец, скорбно покачав головой и сочувственно поцокав языком. - Грустно. Грустно. Очень грустно.
- Что вы имеете в виду?
- Он смят и раздавлен.
- Что?! Неужто попал под экипаж? Когда? Как это случилось?
- Хуже, - снова поцокал языком клерк. - Он смят и раздавлен горем... оттого, что не является близким другом мистера Гарри Банистера.
- Все понятно, - проговорил доктор очень медленно, подчеркивая каждое слово. Он уже вполне уверился, что мозговые полушария молодого болвана по большей части состоят из скисших сливок, если не уксуса. - Все понятно. Не поделитесь ли вы со мной вашим именем, любезный, - если, конечно, это не слишком вас затруднит?
- Бриттлбанк, сэр. Только непременно его верните, как закончите. Уж таков закон.
- А не будет ли нескромностью поинтересоваться, мистер Бриттлбанк, проговорил доктор, краснея, - не присутствует ли, часом, нынче утром в конторе мистер Эйбел Тимсон?
- Мистер Эйбел Тимсон? А это еще кто такой? - озадаченно хлопая глазами, осведомился юнец.
Тут профессору, который прислушивался к этой беседе тет-а-тет с завороженным изумлением, заговорщицки подмигнули, и оба - и клерк, и профессор - дружно расхохотались. Доктор, только теперь осознав, что позволил водить себя за нос завзятому шутнику - при всей его молодости, здесь опыта кассиру было не занимать, - запрокинул голову и залился веселым смехом.