Решив, что на безрыбье и рак рыба, я взяла мешок, пошла на кухню, переложила ягоды в морозилку и продолжила стряпать.
Михаил вымылся в ванной и осторожно, будто боясь оступиться на плохо промерзшем болоте, прокрался ко мне на кухню. Мне не нравилось, когда посторонние находятся в моем царстве, но он так боязливо забился в уголок стола, что мне стало совестно выгонять его отсюда. Он сидел и следил за каждым моим движением. Когда-то это уже было, но тогда мне это нравилось, а сейчас нет.
Я поставила перед ним тарелку с пирожками и индифферентно предложила:
— Ешь! Но потом сразу уходи.
Он покрутил в руке румяный пирожок с солеными рыжиками и сдавленно сказал:
— Да некуда мне идти, Яна.
— Что, столько подруг, и все тебе дали от ворот поворот?
Он откусил маленький кусочек пирожка и задумчиво, чуть слышно пробормотал:
— Как вкусно! — И чуть громче добавил: — Нет, я не получал от ворот поворот ни от кого, кроме тебя. Я просто еще нигде не был.
Замолчав, с удовольствием налег на еду. Поев, не ушел, как я наделась, а попросил:
— Расскажи, как живете. Что дети делают?
Узнав о героическом поступке младшего сына, успокаивающе проговорил:
— Ну, это мелочи. Кстати, мне зарплату выдали. Я тебе за три года алименты задолжал, так сейчас двадцать тысяч отдам.
Вытащил из кармана приличную пачку тысячных и положил на холодильник, как когда-то. Я не знала, как мне быть. С одной стороны, он действительно обязан так же, как и я, содержать собственных детей, а с другой, не попаду ли я в зависимость от него, если возьму эти деньги? Он догадался о моих сомнениях.
— Осторожная ты какая, Яна. Не бойся, никаких услуг я за эти деньги с тебя не потребую. Я же знаю, сколько всего нужно купить в дом.
В этом он был прав. Стиральная машина протекала, пылесос не пылесосил, микроволновка искрила, к тому же хотелось купить водонагреватель в ванную, чтобы не зависеть от прихотей наших коммунальных служб.
Я нехотя убрала деньги. Тут прибежали парни и с громкими воплями:
— А нам почему не даете? — сгребли все испеченные пирожки с шанежками и удрали в свою комнату.
Вечером Михаил боязливо попросил:
— Яна, можно я останусь, переночую в комнате у мальчишек? Я тебе мешать не буду. Просто если пойду к знакомым, тут же пьянка начнется. И пойдет — покатится.
Я укорила себя, а не надо было деньги брать! Но, вспомнив, что в понедельник в школу нужно отдать пять тысяч рублей, нехотя разрешила:
— Оставайся. Но чтоб я тебя не видела и не слышала.
Перед сном закрыла свою дверь на защелку. Не то, чтобы боялась, просто береженого Бог бережет.
Ночью слышала, как в моей двери осторожно поворачивается ручка. Михаил немного потоптался у двери, но, поняв, что она заперта, с несчастным вздохом ушел обратно. Что ж, моя предусмотрительность оказалась не напрасной.
Как водится, где ночь, там и две, и три. В общем, Михаил выпросился пожить у нас всё время до вахты. Это было неприятно, но полученные деньги заткнули мне рот. Через две недели он отчалил, и я наконец-то стала хозяйкой в собственном доме.
Всё это время Влад не появлялся, и я вдруг поняла, что мне отчаянно хочется его увидеть. Душа так затосковала, так замучило одиночество, которого до встречи с ним я почти не замечала, что я была согласна на все его условия, лишь бы оказаться с ним рядом. Почему он не идет? Я ведь у него просила на раздумья всего неделю?
Через месяц я уже так извелась, что была готова сходить наверх, в наш бывший читальный зал и узнать, где он и что с ним. Несколько раз доставала его визитку с телефонами и даже набирала номер. Но не до конца, на последней цифре не выдерживала и клала трубку обратно. Трусила, но оправдывала это гордостью, навязываться я ему не буду. Если нужна, он и сам придет.
Как-то перед обедом подошла к абонементу в крайне неудачный момент. Людмила, Ванда Васильевна и читательница обсуждали Влада. Кто-то из них укоризненно говорил:
— Сначала нашей Яне голову морочил, потом на Любашку перекинулся! Ну, она-то шалава известная, но вот зачем Яне-то мозги пудрил? Поразвлечься захотел? Но она-то тертый калач, не поверила ему и правильно сделала.
Схватившись за сердце, я на цыпочках уползла в свой кабинет и упала в кресло, жалея, что дверь не закрывается изнутри. В глазах настолько потемнело, что я невольно посмотрела в окно, ожидая увидеть большую грозовую тучу, заслонившую солнце, но оно светило по-прежнему, разбрасывая вокруг веселые лучи. Стараясь сдержать отчаяние, я сцепила пальцы в замок и положила на них гудящую голову. За что мне вновь такое наказание? Что я ужасного в этой жизни совершила? За что меня так наказывает судьба? Сердце болело всё сильнее, и я с трудом сдерживала рыдания.
Но немного погодя проснувшийся здравый смысл высветил рациональные стороны в поступке Влада. Если он такой же, как Михаил, то о чем мне жалеть? Радоваться надо, что легко отделалась.
Эта мысль не утешила, но зато напомнила мне о чувстве собственного достоинства. Сделав вид, что в моей жизни всё прекрасно, я здорово разочаровала наших дворцовых сплетниц, с пристальным интересом оглядывавших меня в поисках очередной сенсации. Спрятав слезы, я ходила с привычной усмешкой на губах, и так же, как прежде, подтрунивала над всеми вокруг, и они отстали, поняв, что для наблюдения я объект бесперспективный.
Зато Влад, не стесняясь, давал им пищу для сплетен в огромных количествах, причем в историях с всё новыми девицами. Казалось, он задался целью переспать со всеми красотками вокруг. Я не могла понять, почему он так упорно выбирает себе подруг из моего окружения. У меня мелькнула шальная мысль, что он делает это, чтобы досадить мне, но я сразу ее отбросила. Кто я такая? Да и не отвергала я его, с чего бы ему что-то мне доказывать?
Шло время. К нам еще раз приезжал экс, привезя деньги и снова выпросясь пожить у нас до вахты. Мне был так плохо, что было абсолютно всё равно, есть он или нет, и он снова прокантовался у нас две недели. Жил он в комнате у мальчишек, хотя много раз принимался уговаривать меня начать всё сначала. Но я даже смотреть на него не могла, и он уехал разобиженный и недовольный.
В католическое рождество на площади установили роскошную елку, ее огнями были освещены все здания вокруг. Из моего кабинета ясно были видны машины, ровными рядами стоявшие перед зданием, и веселая детвора, катающаяся с высоких катушек.
Вспомнив, что сегодня мои мальчишки тоже собирались пойти сюда после уроков, подошла к окну и стала высматривать их среди густой ребячьей толпы. Но на глаза попались не они, а Влад, выходящий из дворцового ресторана под руку с нашей звездой художественной самодеятельности. Я испуганно спряталась за тяжелой портьерой, но от окна отойти не смогла.
Влад с каким-то ожесточенным лицом, не глядя вокруг, подвел свою даму к автомобилю и распахнул перед ней переднюю дверцу. Вместо того, чтобы рыбкой нырнуть внутрь, она обхватила его за шею и жадно впилась в них чересчур откровенным поцелуем. У меня что-то забурлило в животе, и я прижала руку к диафрагме, чтобы уменьшить судороги. Наконец, оторвавшись от Влада, девица плюхнулась на сиденье, он захлопнул дверцу и пошел к месту водителя.
Будто почувствовав мой взгляд, помедлил и мрачно уставился прямо на меня. Я судорожно сказала себе, что меня он видеть не может, что меня от него скрывают тяжелые шторы, но всё равно чувство было такое, будто он видит меня насквозь. Отчего-то у меня возникло дикое чувство, что он чувствует себя одиноким испуганным мальчиком, заблудившимся в темном лесу. Это было так невероятно, что я потрясла головой, чтобы сбросить это странное ощущение. После настойчивого призыва подруги Влад наконец оторвался от моего окна, сел в машину и та легко умчалась, вздымая за собой искрящийся рой невесомых снежинок.
Судорожно выдохнув застоявшийся в легких воздух, я села за стол. Проговорила вслух, изо всех сил стараясь поверить успокоительно звучавшему голосу:
— Если смотреть на жизнь здраво, то мне нужно собой гордиться, ведь я-то на его уговоры не поддалась!
Убеждала себя, и ни единому слову не верила.
Тридцатого декабря пошла в парикмахерскую, чтобы достойно выглядеть на новогоднем вечере. В соседнем кресле устроилась Любаша, наша великолепная тренерша. Не обращая на меня внимания, она горько жаловалась своей парикмахерше, постоянно поднимая к ней покрытую краской голову.
— Представляешь, и после всего, что между нами было, он мне заявил «я тебе ничего не должен»! Я, говорит, не собираюсь жениться на всех, с кем переспал. Когда я у него прямо спросила, одна ли я у него, он мне бесстыже заявил: — я тусуюсь сразу с несколькими подругами, потому что так интереснее жить! Свинья! Ну, я ему хотела по физиономии смазать, но он не дался. Развернулся и ушел. И всё! Больше не показывается! — и она жалостно захлюпала носом.
Парикмахерша, смыв краску, принялась ловко вытягивать ей щипцами локоны, параллельно проводя психологическую обработку:
— Да и Бог с ним! Мало, что ли, мужиков? Других найдешь! Ты же красавица!
Любаша хрипловато возразила:
— Нет, таких больше не найти. Влад — штучный товар!
У меня захлестнуло сердце, и я дернулась под рукой своего мастера. Она всполошилась:
— Больно?
Но я опомнилась и пробормотала:
— Нет, нет, это я так, — и закрыла мятущиеся глаза.
Вечером мы всем коллективом сели за нарядно накрытые столы. Прослушав поздравительную речь Абрама Серафимовича, дружно прониклись убеждением, что сейчас всё хорошо, но в новом году будет еще лучше.
Вдруг по залу пронесся приглушенный вздох. Я рефлекторно обернулась к импульсу, возбудившую эту реакцию, и тоже непроизвольно вздохнула. К крайнему столику пробиралась импозантная пара. Прима самодеятельности Светочка в донельзя оголяющем сверкающем платье и Влад в черном костюме. Веселая новогодняя музыка внезапно ударила по моим оголенным нервам, и в венах запульсировал злой тяжелый ритм. Я не могла отвести от Влада глаз, рискуя нарваться на неприятные вопросики сидевших вокруг дам. У него было сердитое насупленное лицо, будто он пришел сюда против воли. Дойдя до нашего столика, поднял голову и в упор посмотрел на меня. У меня задрожали руки, и я отвернулась, чтобы скрыть смятение.
Включили диско, все отправились танцевать, а я упорно сидела за столом, вертя в руках бокал с шампанским и делая вид, что пью. Прогремел дружный массовый танец, зазвучал парный, и на импровизированную танцплощадку вышел Влад со спутницей. Она закинула обнаженные руки ему за шею и прижалась к нему всем телом. Марья Степановна, севшая на место, едко прокомментировала:
— Ишь, как обжимается, шлюшка! Наверняка отсюда прямо в постельку нырнут! Но Влад красавец, ничего не скажешь!
Она хотела добавить еще что-то в адрес сексапильной парочки, но Ванда Васильевна, предупреждающе сверкнув глазами, грозно прервала:
— Подайте мне вон тот салат, Марья Степановна!
Не слишком догадливая Марья Степановна удивленно хмыкнула:
— Да у тебя самой точно такой же под носом стоит!
И хотела продолжить обсуждение сексапильной парочки, но внезапно скривилась и недоуменно посмотрела на Ванду Васильевну. Я, зная решительность последней, предположила, что наша уборщица получила ощутимый тычок в бок. И, действительно, Марья Степановна потерла ушибленное место и громко спросила:
— Ты чего?
Ванда Васильевна разъяренно покраснела, не зная, как довести до скудоумного ума соседки необходимость не травмировать брошенную начальницу. Я следила за этим совершенно отстранено, будто всё это происходит не со мной. В какой-то момент мне даже стало смешно. Но потом к глазам опять подступили слезы.
Снова прогремел массовый танец, затем парный. И тут надо мной склонился Влад, скороговоркой проговаривая приглашение на танец. Я не хотела идти, я же не мазохистка, но он протянул руку и цепко ухватил меня за локоть. Резко оторвав от столь приятного моему телу сиденья, положил руку на талию и заставил двигаться вместе с ним. Краем глаза я заметила возмущенную физиономию Светочки, готовящуюся прирезать меня тупым столовым ножом, который она весьма недвусмысленно вертела в пальцах.
Влад прижал меня к себе гораздо сильнее, чем требовалось, и я оказалась распластана по его сухощавому телу. Наклонившись ко мне так, что его губы почти касались моего лба, он горестно спросил:
— Яна, зачем ты вернулась к своему мужу?
У меня будто бомба в голове взорвалась. Так вот в чем дело! Он приходил к нам тогда, когда у меня жил экс, и сделал неверные выводы! И наверняка Михаил ему в этом помог, ляпнув про меня какую-нибудь гадость. Но ведь можно же было у меня спросить? Нет, он сразу принялся перебирать этих несчастных девиц! Значит, он ничуть не лучше моего бывшего мужа, такой же непорядочный тип! Мне стало так горько, что я выпалила:
— Это не твое дело! С кем хочу, с тем и живу!
Он побледнел еще больше, на щеках остался лишь сероватый загар с темными пятнами румянца на скулах.
— А со мной, значит, не хочешь! С всякими козлами — пожалуйста, а я для тебя нехорош?!
Голос прозвучал гораздо громче, чем следовало, и я с ужасом увидела горящие нездоровым интересом глаза сослуживцев. И испугалась. Испугалась, что опять начнут лезть ко мне в душу, шушукаться за спиной, приписывать то, чего и в помине не было.
— Не надо! — боюсь, что голос у меня прозвучал с паническими нотками, потому что он отшатнулся и переспросил:
— Что не надо?
И я не нашла ничего лучшего, как пробормотать:
— Ничего не надо!
Яростно сверкнув глазами, он подвел меня к моему сиденью, язвительно поклонился и четко выговорил:
— Как желаете, мадам! — развернулся и ушел из зала, напрочь забыв о своей партнерше.
Она опрометью кинулась за ним, но, похоже, не успела, потому что через пару минут вернулась обратно, красная, взъерошенная и до крайности раздосадованная. Маршевым шагом направилась ко мне выяснять отношения, но мудрый Абрам Серафимович со свойственным ему тактом и дальновидностью перехватил ее по дороге, увел танцевать и смог ей что-то ненавязчиво внушить.
Наклонив голову, я заметила, что машинально рву на мелкие клочки несчастную салфетку, невесть каким макаром попавшую в мои руки. Бросив салфетку и сжав пальцы в кулаки, посмотрела по сторонам. Светланы не было видно, а остальные, шушукаясь, то и дело посматривали в мою сторону.
Не в состоянии больше изображать веселье, встала и ушла в библиотеку. Не включая свет, прошла в свой кабинет. Сквозь незашторенное окно хорошо была видна сверкающая елка. От ее радостно мигающих огней стало еще тошнее. У всех людей праздник, а у меня…
Погладила синий бок стоявшего передо мной монитора и непроизвольно всхлипнула. Положив голову на холодную столешницу, замерла, ожидая, когда пройдет противный звон в голове. Более-менее придя в себя, отправилась домой. Падал легкий снежок, сверкающий в свете редких фонарей, и я завистливо подумала, как же хорошо быть снежинкой. Никаких тебе проблем, сплошной круговорот воды в природе. Сегодня ты снежинка, завтра льдинка, потом пар, потом то ли снег, то ли дождь. Носит тебя ветер, куда захочет, и никогда не сжимается от боли твое несчастное сердце.
Глава седьмая
После новогодних праздников в библиотеке царило непривычное уныние. Сотрудницы, ранее глядящие на меня как на обычного человека, теперь сочувственно вздыхали и прятали глаза, стоило мне появиться на их горизонте. Я старалась вести себя как обычно, но, судя по их озабоченным лицам, получалось это у меня плоховато.
Посреди недели, когда мы с Людой Пирожковой прорабатывали схему диспута для старшеклассников, к нам в кабинет ворвалась Светлана. Я сразу почувствовала недоброе, уж очень агрессивно горели у нее глаза, да и вся поза говорила о непреодолимом желании поругаться. Причем будет замечательно, ежели она этим и ограничится: до меня не раз доходили слухи о ее привычке решать свои проблемы более энергично, то бишь разбивая конкуренткам носы и другие части тела. Да уж, для полного счастья мне только драки и не хватало.
Встав посреди комнаты, посетительница по-хозяйски уперла руки в бока.
Полупрезрительно посмотрев на нежеланную свидетельницу, надменно кивнула ей на дверь:
— А ну-ка, выйди!
Людмила со столь же презрительной физиономией твердо отрезала:
— И не подумаю! Мы тут работаем, между прочим.
Светлана, не ожидавшая отпора, взбеленилась. И заявила мне, не чураясь энергичных народных выражений:
— Ну что ж, я и при ней всё тебе могу высказать, подлая стерва!
Ну что ж, ежели ссоры не избежать, то уж лучше без свидетелей, и я повернулась к сотруднице:
— Люда, поработай пока в читальном зале. А потом обсудим, что получится.
Она с укором на меня посмотрела, но вышла, еще раз с вызывающим презрением взглянув в глаза неуважаемой ею особе. Та тщательно закрыла за ней дверь и подступила ко мне. Я выпрямилась, распрямила плечи и скрестила руки на груди, готовясь к потоку оскорблений. И они последовали.
— Какая ты мерзкая дрянь! Я про тебя много всякого слышала, но чтобы так опорочить ни в чем не повинного человека, это даже для тебя перебор! Если тебя бросил муж, мировой мужик, кстати, я его хорошо знаю…
Тут я понятливо усмехнулась. Моего бывшего мужа познать можно лишь в одном положении, горизонтальном. В нем он вполне хорош, в этом никаких сомнений нет.
— … А потом и Влад, это не значит, что ты меня можешь с грязью смешать! Что ты такое ему про меня наговорила, что он теперь и смотреть на меня не хочет? Заявила небось, что я шлюшка?
Она махала у меня перед носом немаленькими кулаками, а у меня в голове вертелась одна мысль: Влад перестал с ней встречаться? Почему? Я ведь сделала всё, чтобы он забыл, как меня и звали. Нашел кого-нибудь поинтересней или за этим кроется что-то другое?