Двенадцать мужей сидели за круглым матовым столом из полированного каштанового дерева. Свет едва пробивался сквозь узкие бойницы башни. С Сены доносились далекие крики рыбаков, которые готовили свои лодки для водной процессии дня поминовения усопших. Ноябрьский туман окутывал день.
- Мы достаточно обсудили дело Гемини, – сказал магистр. – Я созвал тайный совет, чтобы сообщить вам о полученных из Баварии документах. Прежде всего – как намерен поступить Орден, чтобы раскрыть предательство? Нам известно, что произошло; известны убийца и жертва. Не ясен только мотив. Кто скрывается за этим?
Перед вами лежат хроники некоторых баварских монастырей, которые располагали доверием герцога Людовика и были лучше осведомлены о его политические делах. Я велел сделать копии. В хрониках Вельтенбургского монастыря сделаны записи о роковом событии за два дня до Lamberti Anno Domini 31 (Лето Господне 1231,15-е сентября):
Dux Bavarie, procurante imperatore, a quodam sica-rio occiditur; sed ille nisus fugere tricidatur.
(«Герцог Баварский был убит по указанию императора наемным убийцей. Последнего зарубили при попытке к бегству».)
Аббат Герман из Альтейга, который пользовался доверием герцога как его духовник, пишет еще подробнее. Вот его свидетельство: Ludvicus, dux Bavarie, presente familia sua a quodam ignoto pagano cultro percussus obiit et hoc apud Chelheim insidiis domini Friderici Imperatoris. («Людовик,герцог Баварский, был заколот незнакомцем кинжалом и умер на глазах своих домашних и слуг. Это произошло в Кельгейме по наущению его господина, императора Фридриха».)
С остальными копиями вы можете ознакомиться сами. Особенно интересным мне кажется комментарий августинских каноников: Ludvicus dux Bavarie а quodam Sarraceno nuncio «Vetuli de Montanis» in medio suorum est occisus. Hoc autem conscientia impera-toris creditur gestum esse, quia imperator ipsum ducem paulo ante dissidaverat in rebus et in persona, misso ad hoc nuncio speciale. («Герцог был убит среди своих сарацином, посланцем Старца Горы. Предполагают, что это совершили с ведома императора, потому что между ним и герцогом недавно произошли серьезные разногласия»).
Все баварские хроники сходятся на том, что за покушением стоит император. Только каноники упоминают Старца Горы и сарацинов. Августинцы поддерживают хорошие отношения с сицилийским двором. Их аббат помог императору Фридриху в работе над его многотомным трудом о соколиной охоте.
- Но какое отношение это имеет к сарацинам?
- Как вы знаете, лейб-гвардия императора состоит из сарацин, которые преданы своему христианскому господину как собаки. Даже анафема папы не в состоянии их напугать.
- Лейб-гвардия и убийство – разные вещи, – возразил старый Жирак, которого звали Адмиралом, потому что многие годы он возглавлял флот тамплиеров на Кипре. – Похоже ли на императора Фридриха, чтобы он поручил неверующим фанатикам убить христианского князя? Вы действительно верите в это?
Он окинул взглядом собравшихся и, не увидев ни тени сомнения на лицах братьев ордена, осознал свое бессилие:
- О боже, как с нами обошлись! Мы проливали свою кровь, освобождая от неверующих Святую землю, а наш император нанимает убийцу-мусульманина, чтобы распространить свою власть в империи.
- Это не дает нам права, осуждать императора, – сказал Магистр Монтегю. – Мы должны выяснить, почему один из нас совершил это убийство. По чьему поручению он действовал – императора или Старца Горы? Сделал ли он это добровольно? Или же оказался слепым орудием в их руках? Что за дьявольская уловка заставила его предать Орден, клятву и миссию? Он был одним из лучших наших людей.
Почему он отдал свою жизнь ради чужой власти? У него не было ни малейшей возможности спастись. Что за магическая сила так ослепила его? Мы должны это выяснить. И мы выясним это.
- Что вызадумали? – спросил Жирак.
- Греческая пословица гласит: «Нельзя дважды войти в одну и ту же реку». А мы сделаем это. Тот же самый человек войдет еще раз на том же самом месте в реку времени, так, как будто бы и не утекли два последних года. Мы еще раз пошлем Гемини к ассасинам. Никто, кроме нескольких братьев ордена, не знает, что он близнец. Он пройдет тем же путем, чтобы выяснить, как все произошло. Он должен быть еще более бдительным и вооруженным, чем в первый раз. Мы хорошо подготовим его к этому поручению.
- Да, это важно! – воскликнул один из присутствующих. – Ведь этот второй брат-близнец – не воин, а ремесленник.
- Правильно ли я расслышал? – переспросил Адмирал. – Вы хотите сказать, что он синерубашник?
- Брат долга, – поправил Магистр.
- Кузнец! – возмутился Адмирал. – И вы хотите послать кузнеца к ассасинам? Вы не шутите? Того, кто только лошадей и умеет подковывать…
- Оставьте преувеличения. Вы же знаете, что все братья ордена учатся обращаться с оружием.
- Дилетанты, новички, – фыркнул Адмирал. – Убойный скот для сарацин. Клянусь честью…
- У нас нет выбора, – оборвал его Магистр. – Нет другого близнеца. Только Орландо может еще раз пройти тем же путем. На большую часть дороги мы обеспечим ему надежную охрану.
- Что вы думаете предпринять?
- Захария из Ратценхофена будет его сопровождать.
- Никогда не слышал. Кто это?
- Выдающийся воин.
- Когда и где его посвятили в рыцари ордена?
- Его примут в скором времени.
- Новик, – застонал Адмирал. – Новик и кузнец. О tempora, о mores!
- Ему восемнадцать, – сказал Магистр, – как Давиду, когда он победил Голиафа. Как Александру Великому, когда он начал свое завоевание мира.
Магистр поднялся, давая понять, что собрание закончилось.
- Напоследок я хочу сообщить, что поручил брату Бенедикту разузнать, стоит ли за покушением император Фридрих.
- Какому брату Бенедикту?
-Mus microtus, Землеройке.
-И как он это выполнит? – спросил старый Жирак.
- Pecunia amicos invenit «У кого есть деньги, у того повсюду друзья.»
Только писарь Галь, сухопарый великан с фризского острова Юйст, присутствовал, при беседе магистра с Орландо в тот день. Он говорил:
- Ты и твой спутник поскачете в Нарбонн. Оттуда корабль доставит вас в Александрию. Там вы присоединитесь к каравану, идущему на Восток. На другой стороне Ефрата вам придется рассчитывать только на себя. Об этой части земли нам известно очень мало. Ваша цель – горная страна Даилам, дикий непознанный горный мир на юге от моря, которое называют Каспийским. Хозяин этих чертогов – Хасан ибн Саббах, которого они зовут Старцем Горы. Он – Каим, магистр исламского ордена рыцарей-монахов, на удивление похожего на наш. Об их презрении к смерти рассказывают невероятные вещи. Вот что пишет архиепископ Вильгельм Тирский:
«Они называю себя ассасинами. Происхождение этого имени не известно. Они живут в горах и почти непобедимы, потому что они укрываются в хорошо укрепленных крепостях. Их земля не плодородна, поэтому они держат скот. Они подчиняются своему господину, Старцу Горы, который наводит дикий ужас на всех князей в округе и во всей стране, ибо узы преданности, соединяющие этот народ с их вождем, настолько сильны, что нет такого поручения, которое каждый из них не выполнит без колебания – даже если оно будет стоить ему жизни. Если кто-то осмелится противостоять им, то Старец Горы вручает кинжал одному из своих приверженцев. Каждый, кто получает приказ, никогда не думает ни о последствиях, ни о пути к бегству. Он просто приводит приговор в исполнение».
Магистр закрыл книгу.
- Мы, тамплиеры, элита рыцарей орденов. Никакой другой христианский рыцарь не дерется так храбро, как мы. Ни разу не был заплачен выкуп за пленного тамплиера. Враг знает это и поэтому, как правило, убивает наших воинов, попавших в плен. Они сражаются не на жизнь, а на смерть. Им не остается выбора. И все же мы – ничто по сравнению с этими ангелами смерти, называющими себя ассасинами, которых ничто и никто не может остановить.
Магистр положил руки на плечи Орландо. Он заглянул ему в глаза и проникновенно сказал:
- Узнай, как удается Старцу Горы сделать так, чтобы его сторонники отдавали ему свою жизнь с таким презрением к смерти и явной радостью. И не только его собственные приверженцы, но даже один из нас. Как добивается он этого? Откуда, черт возьми, берет он это огромное духовное превосходство? Я должен знать. Эти сукины дети обладают тайным оружием, перед которым дрожит весь мир. Магия ли это? Я не верю в волшебство. Может, это наркотик, исцеляющие мощи, Грааль, новый вид манипуляции сознанием или нечто абсолютно неведомое? Выясни! Будь начеку. Не переоцени свои силы. Всегда помни о том, как это произошло с твоим братом. Твоя миссия требует лисьей осторожности и змеиной хитрости. Я не в силах дать тебе практический совет, потому что не знаю, что тебя ожидает. Мы будет молиться за тебя.
* * *
Захария спал тревожно: дождь капал на его лицо. Он открыл глаза. На потолке его кельи дрожал свет факела. Запахло сосновой лучиной и освященной водой, которую брызнули ему на щеки. Захария узнал старого учителя Пьера Муснье, который следил за воспитанием послушников.
* * *
Захария спал тревожно: дождь капал на его лицо. Он открыл глаза. На потолке его кельи дрожал свет факела. Запахло сосновой лучиной и освященной водой, которую брызнули ему на щеки. Захария узнал старого учителя Пьера Муснье, который следил за воспитанием послушников.
- Ex oriente lux, – сказал он. Это были слова, которыми начиналось праздничное посвящение в тамплиеры. Захария мгновенно вскочил. Сон прошел. Сквозь узкое окно кельи пробивались первые лучи утренней зари. «Ех oriente lux.» Монастырский колокол пробил третий час.
- Ты готов?
- Да, готов.
Захария последовал за светом факела, который прыгал по каменным ступеням, врывался в ниши коридора, поспешно прогоняя темноту. Балки потолка дрожали в свете языков пламени. Своды качались, как в день Страшного Суда, когда затрубят трубы и разверзнется земля. Летучие мыши с шумом пролетали над головой. Со старых выщербленных стен ухмылялись рожи чертей и ведьм. Потом тьма накрыла призраки черным покрывалом. Мрачным и роковым был подземный ход в глубокие катакомбы под криптой. Это был мифический путь сквозь смерть и рождение. Посвященный был бабочкой, которая скидывает свой кокон, чтобы впервые предстать во всей красе при дневном свете.
Самая трудная часть пути к самому себе еще впереди. Только сильный и храбрый пройдет через все стихии: огонь, воду, землю и воздух. Только знающий посмеет перешагнуть этот порог. Только он сможет смотреть в зеркало, блеск которого ослепляет и убивает недостойного.
Долгие годы он готовился к этой минуте. Ему было всего пять лет, когда мать оставила его у ворот монастыря, чтобы «принести в дар Богу и святым», как было написано в документах об усыновлении. С безжалостной дисциплиной воспитывались монастырские дети. Им позволяли говорить, лишь когда к ним обращались. Даже сидеть было им запрещено. Они стояли за столом, во время молитвы и ученья, восемнадцать часов в день, а за малейшие провинности наказывались поркой и лишением еды. Но хуже чем голод был запрет спать. Наступали времена, когда Захария завидовал мертвым – за их вечный сон.
Особенно занятия с тяжелым оружием изнуряли силы ребят. Они должны были владеть мечом обеими руками. И снова и снова они тренировались: стрельба из лука, метание копья; они упражнялись с копьем на коне, карабкались по отвесным стенам и канатам, отрабатывали бег и прыжки, плаванье и ныряние, рукопашный бой и борьбу. Ни дня без борьбы, без синяков и ссадин. В три часа утра после первого утреннего молебна начинались занятия для ума: чтение, письмо, алгебра и геометрия. В центре образования стояло тайное учение тамплиеров. Осторожно приоткрывалось самое святое. Недостойные, болтуны и слабаки, как их называл учитель Муснье, беспощадно отсеивались. Кто был избран, относился к элите. Такой возвышался над всем миром, legibus solutus, «не связанный никаким законом». Ни мирской, ни духовный князь не имел над ним власти, далее император. Только папе римскому Орден должен давать отчет.
В действительности лее они не подчинялись и наместнику Христа, потому что освободились далее от Самого Христа. Для тамплиера вера в распятого Сына Божьего была служением идолу. Согласно учению Церкви, все «самые верные воины Христа» были без исключения еретиками. И это составляло их тайну. Только элита христианских крестоносцев отреклась от Христа. Их тайное вероисповедание начиналось словами: Perdifficilis quaestio de natura dei «Чрезвычайно сложен вопрос природы Бога…» Мы не знаем, какой Бог. Мы только знаем, каким он не бывает. У него нет ни телесной, ни духовной плоти. Его не постичь и не выразить словами, потому что все наши представления и слова появились в общении с падшим миром. Мы не можем облечь в мирские слова то, то лежит за пределами нашего мира. Если мы попытаемся сделать это, то погрязнем в суеверии – таком, как ослиные ясли в Вифлееме или позорный столб на Голгофе.
Захарии пришло на ум изречение Лукреция: Tan-turn religio potuit suadere malorum! «Сколько несчастья может нам внушить религия». Посвященному не нужны эти подпорки. Захария был готов.
Отворились двери. Невидимые руки подняли его над терниями. Он падал, его ловили, он парил и плыл. Без плоти, как душа умершего, – нет, как душа еще не родившегося! – он плыл по могучей реке времени. Давно погас земной свет. В конце он достиг места, на пороге которого начиналось молчание, земля без эха. Семь судей подземного мира устремили на него глаза, глаза смерти. Он поднялся по спящим великанам, по драконам и медведям. Там были змеи, скользкие угри, крысы. Он поднялся над ними навстречу свету, который указывал путь, извиваясь поверх крутой лестницы.
Он вошел в похожий на пещеру зал. Заостренные сталактиты свисали с потолка. В слабом свете нескольких свечей он увидел Магистра, а позади – старого
Жирака, Пьера Муснье, Орландо, близнеца, и других, все в праздничных одеяниях. Он взглянул на их высеченные, будто из гранита, лица. «Ех oriente lux», – сказал голос, которого он не знал.
Его раздели. Нагой и беззащитный как ребенок он стоял перед их взглядами. Его кожа матово блестела, словно воск свечи. Он мерз. Его принудили встать на колени. Они помазали его лоб и виски душистым маслом из белены, дурмана, болиголова и красавки. Они смазали его ладони и подмышки. Эссенция горела на коже как водка в горле. Это было приятное чувство, возбуждающее, будто шершавый язык серны, жадно лижущей соль из протянутой руки. По приказу он поднялся. Они смазали его поясницу. Он чувствовал, как масло течет вниз, смачивая задний проход. С ужасом он осознал, что его плоть, набухая, поднимается. Он смутился. Их взгляды остановили его. Он был отдан им как жертвенное животное.
Эликсир из ночных трав помутил его рассудок. Пол покачнулся. Потолок перевернулся. Разверзлись бездны, в чьих пастях горели блуждающие огоньки. Волчий вой смешался с жалобным криком совы. Звуки превращались в кружащие образы; перед глазами плыли цветовые пятна, в ушах застревали никогда ранее не слышанные звуки.
Потом он лежал с распростертыми руками на полу и всем телом чувствовал дыхание земли. Он пережил затишье души. Он поднимался по тлеющим углям, нырял в ледяную воду, его уносил ветер и обнимала сырая земля. Он плевал на распятие, которое они протягивали ему, он проклинал Христа и давал клятву вечной верности истинному творцу всех вещей.
Он произнес вероисповедание тамплиеров и выслушал праздничные слова преображения. Стоя на коленях, он чувствовал, как они срезают волосы у него на затылке. Обнаженное место было не больше мальтийской монеты. Крепко сжав зубы, он ждал боли. Когда они выжгли ему на затылке каленым железом клеймо Бафомета, он вынес эти муки молча и с полным самообладанием.
- Ferte fortiter. Hoc est quo deum antecedatis. Ille extra patientiam malorum est, vos supra patientiam. «Переносите страдание мужественно. Эту силу дает вам Бог. Он не причастен к вашему страданию. Вы сами виновны в этом», – торжественно звучали в зале слова Магистра.
Вдруг его ослепил блеск бесчисленных свечей. Его одели. На плечи ему накинули белоснежный плащ тамплиера. Вместе они пели «Quare splendidum te, si tuam non habes, aliena claritudo non efficict Никакой свет не поможет тебе засиять, если ты сам не обладаешь им».
Теперь он стал одним из них.
Когда Захария в то утро вернулся в свою келью, солнце поднялось еще невысоко. «Возможно ли это? – спрашивал он себя. – Как могло длиться посвящение только несколько минут?»
Позже, во время хвалебна святого этого дня, он узнал, что с утра его посвящения прошло три дня. Как считается время на пороге смерти? Он перекрестился и вспомнил слова старого учителя Муснье. Par-cite natales timidi numera deorum. «Не подсчитывайте днями возраст божества!»
* * *
Бесконечно долго тянулось время. Захария и Орландо считали дни до своего отправления.
- Путешествия как семена, – сказал учитель Муснье. – Для каждого свое время. Кто в октябре засевает землю бобами или в мае ищет орехи, трудится напрасно, равно как и тот, кто сейчас отправляется на Восток. Дождь размыл дороги. Никакая телега не сможет проехать.
Кого любит Бог, того Он оставит дома.
Каждое путешествие – как опасная болезнь. В обоих случаях следует составить завещание. Лишь немногие переживут лихорадку. Тебе известна болезненная жажда странствий, когда повышается пульс, ибо в пути жизнь проходит быстрее? Она немногого стоит. Помутит ли твой рассудок буря с градом? Неведомые запахи и звуки лишат тебя ориентации. Бурлящая смена образов дурманит тебя, как валерьянка и пиво из спельты. Мимо проносятся города, башни, дома, деревья и цветы, дикие звери и домашние животные, пернатые и в мехах, и люди, прежде всего люди, много врагов и мало друзей, много потерь и мало удачи. За каждой далью лежит неизвестность. Сквозь день вьется путь, перепрыгивает через пропасти, на ощупь пробирается через леса, пересекает ручьи, раздваивается на перекрестках, сбивает чужеземца с верной дороги. Разбойники поджидают в засаде, повсюду сторожат лешие и болезни, от которых не найти лечебной травы. Вода и дикие звери преграждают путь. Горы с чужими названиями заслоняют небо. Бурные реки уносят путешественника прочь. Моря манят его в даль, на счастье или погибель – кто знает это, если он доверяет свою жизнь кораблю!