На нас смотрят приветливо, но в гиды не напрашиваются. Мы, держась за руки, гуляем по стройке, уворачиваясь от тачек и автокаров.
- Ты будешь принимать участие в заплывах? - смеясь, спрашивает она.
- Зачем? У меня есть невеста, - смеюсь в ответ.
Мелькает странная мысль о том, знает ли она о существовании Алины.
- Тебе нужна серьёзная девушка. С нормальной профессией и приличной родословной. А не такая подделка, как я.
- Не говори глупостей.
В этот момент на нас выливается тачка бетонного раствора — рабочий не успевает затормозить. Сыпятся извинения. Предлагается помощь. Мы смеёмся, безрезультатно стряхивая раствор с одежды руками. Суровый прораб отчитывает виновного, а потом сопровождает нас в душ — привести себя в порядок. Нам дают какую-то робу переодеться взамен пришедшей в негодность одежды.
Краем глаза я смотрю на неё, стоящую в соседней кабинке, будто провоцирую себя и проверяю на стойкость к соблазнам женского тела. Она замечает мой взгляд и высовывает язык. На том всё и заканчивается, и я облегчённо вздыхаю.
На выходе со стройки нас встречает Фальк.
- Что ты собираешься делать со своим новым открытием? - спрашивает он, не поздоровавшись.
В его интонациях сквозит не раздражение, как может показаться на первый взгляд, а лишь любопытство и едва заметная обеспокоенность. Надо понимать, говорит он об «Учреждении №322».
- Не знаю. Что-нибудь посоветуешь?
- Только одно. Не спеши.
С Цветочницей они перекидываются каким-то странным взглядом: как два старых друга, не желающих афишировать своё знакомство. Или как сообщники.
Дома меня ожидает очередной сюрприз. Вернее, на лестничной площадке. Прилично одетый человек в плаще и старомодной нелепой шляпе.
- Я звонил вам неоднократно, но вы не берёте трубку.
- Не имею привычки отвечать на незнакомые номера. Людей на Земле много, а я — один. И жизнь у меня одна.
Он силится понять, шучу ли я. Я занят примерно тем же самым.
- И вы, посовещавшись с начальством, решили меня подкараулить в подъезде.
- Ну, не в трамвае же с вами знакомиться, - натянуто улыбается он. - А насчёт начальства — вы в точку! Сразу виден намётанный глаз.
- Так чем могу быть обязан?
Человек оглядывается по сторонам, как бы спрашивая: здесь что ли будем продолжать беседу? Но у меня нет планов приглашать в квартиру кого бы то ни было и, тем более, незнакомца. Это всё ещё моя крепость.
По моей молчаливой инициативе мы спускаемся по лестнице вниз и падаем в маленьком кафе через дом от моего. Заказываем что-то незначительное, не претендующее на полноценный приём пищи.
- Буду с вами предельно откровенен, - говорит он, протягивая визитку.
Читаю на ней лишь имя: Виталий. Остальное меня на данный момент не интересует.
- Я представляю одну очень уважаемую фирму, заинтересованную в ваших талантах. Мы в курсе ваших временных неурядиц и готовы протянуть руку помощи.
- Не эта ли «уважаемая фирма» рылась у меня в шкафах пару дней назад?
Кажется, я застаю его врасплох этим интуитивным пассажем. Либо его испуг связан с тем, что он просто не понимает, о чём идёт речь.
- Мы бы никогда себе не позволили такого, - наконец произносит он.
- Ну, раз не вы, значит, кому-то ещё я стал вдруг интересен. Поразительное совпадение.
Виталий понимает это буквально: как намёк на взлетевшую цену вопроса.
- Мы за компенсацией не постоим, - горячо заверяет он, приложив обе руки к груди.
Считаю своим долгом кое-что пояснить:
- Если вы наводили обо мне справки, то должны были выяснить, что никаких материалов касательно проекта у меня нет и не может быть в принципе. Всё осталось там. И ещё: я давал подписку о неразглашении сути проекта в течение двух лет после завершения работы. Мне уголовная статья светит, если поступлю неосмотрительно.
Он снова смущается, но не надолго.
- Ах, вы про это! Нам не нужна ваша модель. Нам нужны вы.
Теперь моя очередь делать удивлённое лицо.
- Я?
- Модель, она сегодня одна, завтра — другая. Но ваши способности, они всегда при вас.
- Мои способности?
Мы смотрим друг на друга в упор, словно играем в старую детскую игру: кто первый мигнёт. Имеет ли он в виду тот способ, с помощью которого родилась последняя версия модели? А если да, то откуда кто-то, кроме меня, может это знать? Чепуха!
- Объяснитесь.
Виталий пожимает плечами.
- Что тут объяснять? Человек человеку рознь. Вы забраковали модель, за которую в любой другой фирме вам была бы обеспечена безбедная старость. Что тогда остаётся предполагать насчет её альтернативы... Простите, насчёт ваших новых идей.
Жучки что ли у них там понатыканы? Не исключено. Или человек свой имелся. Уж не Людочка ли? Или, может, Вадим?
- Вы не допускаете, что я блефовал?
- Вряд ли. Смысла никакого совершенно. И не в вашем характере.
Делаю солидную паузу, но больше для Виталия, чем для себя.
- Так что там за условия?
Виталий оживляется. Впрочем, весьма наигранно.
- Мы предлагаем переехать в Мюнхен. Отдельный дом, охрана, обслуга, персональный транспорт. Зарплата и прочие вознаграждения — вы таких цифр не видели, поверьте. Хватит и вам, и вашим бедным родственникам. Со всеми возможными гарантиями.
- Ну, а делать-то что?
- Это пока секрет.
Виталий доволен собой. У него на крючке — крупная рыба, как он считает. А я действительно не понимаю ни их целей, ни способа моего участия в их достижении. И Мюнхен меня совсем не привлекает.
- Тогда и моё решение останется для вас пока секретом.
- Вам нужно время подумать? - уточняет он, уловив двусмысленность моей последней фразы.
- Вроде того. А то ещё вдруг ваши конкуренты что-то более внятное предложат.
Виталий криво усмехается.
- Не дразните нас. Мы очень, очень солидная фирма.
«Учреждению №322» больше не нужны ни солдат, ни шлагбаум. Это отрытие приводит меня к выводу о том, что они здесь существовали специально для меня. Абсурдно, но логично. С другой стороны, девушка на месте. И шоколадка у меня наготове.
Она расплывается в улыбке при виде угощения и отрывается от чтива. Смелею до того, что решаюсь проверить одну гениальную догадку.
- Скажите, у вас есть каталог всех спящих?
- Простите?
- Картотека?
Она растерянно протягивает мне пухлый потрёпанный журнал, найдя его к собственному удивлению в столе.
- Вы имеете в виду это?
Открываю наугад где-то на середине. Ну, так и есть. Какой я молодец! Перспектива прочесывания всех коридоров «учреждения» меня не прельщает.
- Вы — настоящее золото! - говорю девушке комплимент, от которого она тут же поправляет прическу.
Теперь действую более осмысленно. Открываю список на букву «С»: Смолякова Алина. Место «двести двенадцать», третий ярус, корпус «шесть».
- Спасибо. Эта книжица всегда здесь?
- Да, наверное.
Испытывая нетерпение, более мне несвойственное, бегу на третий этаж. Ярус он у них, видите ли. Но нужно отдать Учреждению должное: порядок здесь полный. Номера и фамилии — всё в идеальном соответствии.
Моя Алина лежит на спине, слегка склонив голову на бок. Руки сложены на груди. Я вижу её дыхание. И даже, кажется, парящие над ней эмоции. В этот момент я вдруг очень отчетливо понимаю, что люблю её, и что это моё чувство к ней никогда не принесёт нам счастья. Потому что оно не человеческое. Мне не нужно обладать ей и иметь от неё что-то для себя. Пусть и она сама, и всё, что у неё есть, достанется ей одной. Но так думаю я, и её это вряд ли устроит.
Я прикасаюсь к ней, ощущая тепло и жизнь. Её глаза раскрываются. Она смотрит на меня. В её взгляде нет ни сонливости, ни удивления.
- Привет! - говорю ей первую банальность. - Как поживаешь?
Она делает попытку подняться на кровати. Помогаю ей. Она садится и осматривается по сторонам.
- Где я?
- Во сне.
Она смотрит на свои руки, будто видит их впервые.
- Как всё реально!
- Не заморачивайся деталями. А то проснёшься.
Как будто я специалист какой-то.
- Всё ещё сердишься на меня?
- Нет. Сильно скучаю.
- А чего не звонишь?
- Ну вот ещё! ТЫ мне должен позвонить.
- Условности.
Окружающая действительность продолжает её отвлекать.
- Хочешь пройтись?
- Да.
Только сейчас она замечает бесконечные ряды кроватей.
- Что это?
- Склад моих привязанностей, как я понимаю. Хотя, не уверен в этом до конца.
- Загадки какие-то.
Что есть, то есть.
- Отложим отгадывание их на потом.
Я делаю то, что делать в Элеме обычно не люблю: перемещаюсь в желаемую точку пространства, зацепив её взглядом. Предпочитаю гулять «по-человечески», ногами или на транспорте. Но сейчас не тот случай. Нет необходимости вести её по этому склепу. В три-четыре приёма мы оказываемся на улице.
У меня нет плана. Я действую наощупь. Экспериментирую. Не даю ей подолгу застывать взглядом на одном предмете. Поворачиваю её голову рукой.
- Как называется это место?
- Как называется это место?
- Элем.
- Это город?
- Ну да.
- А он где?
Понимаю её вопрос. Я сам когда-то безуспешно искал его на карте.
- На другой планете, - сочиняю вдруг очередную небылицу.
- Почему мы здесь?
- Просто хотел показать тебе.
- Это важно?
- Для меня — да.
- Почему?
- Потому что этот город принадлежит мне.
- Как такое возможно?
Всё. Больше я её не удержу. Её тело становится безвольным. Она повисает у меня на руках. Потом тает, превращаясь в облако тумана. Стою в нём, думая, куда отправлюсь дальше. Замечаю на углу человечка в котелке. На этот раз без очков и клетчатого пиджака — учёл замечания. Он приподнимает свой головной убор, приветствуя меня. Не обращая на него внимания, ухожу по улице в противоположную от него сторону.
Просыпаюсь от звуков мобильника, яростно таранящего стойку ночника. Не глядя на дисплей, уже знаю, кто.
- Алло!
В трубке её возбуждённое дыхание. И молчание. Поэтому я говорю первым:
- Я сейчас к тебе приеду. Ты дома?
Слышу судорожные всхлипывания.
- Да.
Короткие гудки.
На часах почти полдень. Безработному позволительно понежиться в кровати подольше. А она — крепкая девчонка. Столько времени вытерпела прежде, чем позвонить.
Принимаю душ. Одеваюсь. Выхожу на улицу и беру такси. В это время пробки минимальны, а лезть под землю не хочется, хоть это и недальновидно. Впрочем, у меня же есть предложение от «Мюнхенской фирмы».
Алина встречает меня настороженным взглядом и заплаканными глазами. Целую её повелительно в губы, как будто никакой ссоры между нами и в помине не было.
- Где ты был?
- Прости.
Ещё один поцелуй. Он возбуждает её, и мы в «танце любви» передвигаемся к дивану. Родителей, по всей видимости, дома нет. Нам требуется всего минуты две, чтобы понять: ничего не выйдет. Садимся на диван рядом друг с другом. Она в полной растерянности. Я — как подозреваемый с шатким алиби перед допросом. Но с некоторыми полномочиями, правда.
- Между нами всё закончено?
- Зависит от того, хотим ли мы этого.
- Как тебя понимать? Я всю голову сломала, думая о нас. Что с тобой происходит? Ты заболел?
Улыбаюсь.
- Ты же не это хочешь спросить.
- Значит, это был не сон, - произносит она обречённо.
- Нет. Но почему это тебя так огорчает?
Я действительно не понимаю, почему люди предпочитают шарахаться от неизвестного и искать «рациональное зерно» там, где его не может быть принципиально и категорически. На собственном примере я убедился, что лучше выглядеть глупым, чем быть им. Почему же мне не удаётся передать свою уверенность в правоте близким мне людям?
- Ты волшебник?
- Был бы волшебником, мы бы сейчас не выясняли отношения, а порхали бы где-нибудь в Космосе, вдыхая вакуум.
- Тогда кто?
Она требует от меня ответа на вопрос, которой я и сам себе стараюсь не задавать. Она хочет узнать от меня то, что ей положено выяснить самостоятельно.
- Не знаю.
- Неужели ничего нельзя с этим сделать?
- Зачем «с этим» нужно что-то делать?
Неконтролируемые слёзы льются у неё из глаз, замутняя и без того нечёткую картинку.
- Ты не любишь меня?
- Люблю.
Через полчаса мы сидим с ней на кухне и пьём чай в полном молчании. Мне пока нечего сказать, а у неё проблема противоположного свойства — избыток слов. Она тарахтит что-то про то, как все эти дни не находила себе места. Как перемена погоды отражается на её здоровье. Как трудно в наши дни найти девушке работу, если она придерживается строгих правил морали. Потом её вдруг выносит в совершенно другую область.
- Как ты думаешь, мы встретимся когда-нибудь с теми, кто умер?
Вот тебе приехали. Но у меня почему-то готов ответ.
- Сомневаюсь.
- Почему? Никакой души нет?
- Есть, но не в ней дело.
- А в чём?
- Они не хотят с нами встречаться. Им это не нужно.
- Но ведь...
- Они счастливы, если тебя устроит такое объяснение.
- Без нас?
- В том числе, благодаря этому.
Алина пытается представить себе, как бы ей удалось не думать о её папе и маме. Обо мне. Её коробит от этих мыслей.
- Но это гадко!
- Вовсе нет. Гадко причинять друг другу боль, думая при этом, что проявляешь заботу. Гадко навязывать свою модель поведения. Считать свои эгоистические убеждения чьим-то благом.
- Ради любви можно и потерпеть. Иначе что? Одиночество?
- Вполне вероятно.
В её глазах я вижу ужас и страдание.
- Ты ненавидишь людей.
- Нет. Ненависть к людям — это расточительство. Впрочем, как и человеческая любовь.
- Уходи!
Я стою у станции метро. Мимо меня идут люди. Невыспавшиеся, злые, озабоченные, ищущие виноватых, лелеющие в себе радости, увлечённые будущим, наполненные важностью, скорбящие, покорившиеся судьбе, заблуждающиеся, пребывающие в сладком неведении. Бесконечный поток смертей и болезней. На многих из них я вижу тёмные пятна. Где-то на самом дне сознания бродит мысль о том, что нужно куда-то бежать и кого-то спасать. Убиваю её, как назойливую муху.
Фальк ждёт меня в условленном месте: на скамейке в Центральном Парке Развлечений. Когда и как мы условились, мне неизвестно. Осознание договорённости вдруг приходит ко мне — вот и всё.
- Догадываешься, о чём я хочу тебя спросить? - начинаю я нашу беседу.
- Угу.
Эмоциональную окраску его мычания можно интерпретировать, как угодно.
- А я всё равно спрошу.
- Ну, так спрашивай уже.
- Что будет, если я найду в Учреждении себя?
- Земля налетит на небесную ось, - язвительно цитирует он Михаила Афанасьевича.
- Я серьёзно.
- И я серьёзно.
- То есть у тебя есть возражения?
Фальк кривится.
- У меня встречный вопрос, - говорит он. - За кого, интересно, ты меня принимаешь?
- За того, за кого ты сам хотел. Не я тебя отыскал на просторах Элема, а наоборот. Я знаю твоё имя, но тебя нет в моём сценарии.
- Допустим. Что это нам даёт?
- И ты — единственный, кого я здесь воспринимаю, как нечто... живое.
- Делаешь успехи.
- Значит, я здесь не по своей воле?
Он качает сокрушительно головой, как бы говоря: учишь тебя, учишь...
- А вот это уже чистой воды рассудочная спекуляция! Причём, параноидального свойства.
Смотрю на детишек, совершающих опасные кульбиты на качелях. Где их родители?
- Мороженого хочешь?
Не улавливаю в его словах издевки и соглашаюсь молча, кивком головы. Фальк подзывает лоточника. Долго выбирает два эскимо. Протягивает одно мне. Мы синхронно разворачиваем фольгу. Выглядит продукт натурально, но есть его не хочется. Бросаю свой в урну. Фальк следует моему примеру. Перекусили, называется.
- Куда ведёт моя дорога?
Он мне не ответил сегодня ни на один вопрос, но я с тупым упрямством продолжаю бомбить его.
- К твоему сердцу.
Ого! Моя настойчивость даёт плоды.
- Почему тогда я не могу дойти до конца?
- Потому что ты не знаешь своего сердца.
- Так просто?
- В этом мире всё просто.
- В «этом»? - подчёркнуто киваю на окружающий нас Элем.
- В любом.
Что хорошо, так это то, что с ним можно не церемониться. Встаю со скамейки и ухожу по аллее, по-пижонски засунув руки в карманы. Что-то касается моих пальцев. Вытаскиваю находку на свет. На ладони лежат цветные пилюли, купленные недавно у Галантерейщика. Беру одну из них, напоминающую зелёную, и кладу под язык. Она растворяется.
Стою у двери с позолоченной табличкой «Профессор Розенталь», когда раздаётся звонок от мамы. Отвечаю. Минут пять до назначенного времени у меня ещё есть. Долго выкручиваюсь, пытаясь объяснить, почему не был у неё уже целых два месяца. А что, и вправду два? Про работу пока ни слова не говорю. Но она меня огорошивает совсем другим:
- Алина мне звонила. Сказала, что вы расстались.
- Алина? Тебе?
Их взаимная антипатия настолько велика, что я не представляю, как они могли обменяться номерами телефонов.
- Помирились бы вы.
- Она же тебе не нравится.
- Разумом не нравится, а сердцем чувствую, что она тебе подходит. На мои бабские капризы не обращай внимания.
Не то же ли самое она мне говорила перед свадьбой?
- У нас всё сложнее, чем ты можешь себе представить.
- Сложности от вас самих исходят. Выбросьте их на помойку, и всё наладится.
С этим утверждением не могу не согласиться. Проблема в том, что я перестал хотеть быть «несложным».
- Забудь о ней, мам.
Вздыхает. Боюсь, что другого выхода у неё и нет, кроме как смириться.
Поворачиваю ручку вниз до упора и толкаю дверь внутрь. Меня встречает приёмная, обставленная мягкой мебелью, выполненная в тёплых, успокаивающих тонах. Секретарша улыбается, завидев меня, и помогает повесить пальто на вешалку. Всё так же, не говоря ни слова, я прохожу в кабинет, примыкающий к приёмной. Мне назначено. Меня здесь знают и любят за мои постоянные денежные взносы.
Профессор встаёт из-за своего массивного стола и идёт ко мне, раскинув руки для объятий, приговаривая при этом что-то ободряющее, как настоящему больному. Я его не слышу, а только с любопытством рассматриваю разноцветные пузыри, которые вылетают из его рта. Он похож на героя мультфильма, объевшегося шампуня.