Становится интересно, кого же я ещё забыл. Листаю, прислушиваюсь к сопровождающей музыке, которая звучит во мне сама по себе. В какой-то момент до меня доходит, что память моя исчезла вовсе не случайно, но я целенаправленно приложил к этому неимоверные усилия. Какой же смысл теперь совершать обратный процесс, не доверяя сделанному выбору?
Альбом с грохотом валится на пол.
Виталий звонит не рано, около десяти, проявляя деликатность.
- За вами машину прислать или вы на такси?
- На такси.
Тоже как бы реверанс в мою сторону. Могли бы и не спрашивать. С другой стороны, нам ещё вместе работать да работать. Боятся повредить мою психику, так надо понимать. Это плюс.
- Тогда удачи вам. И не опаздывайте. Адресок не потеряли?
- Вызубрил давно. Я же вундеркинд.
- До встречи!
Заказываю мотор на одиннадцать. С хорошим запасом. Хотя тут и не далеко. После чего просто сижу у окна и жду звонка.
Машина приходит минута в минуту. Сажусь в неё. Но не на заднее сиденье, как обычно, а спереди. Пообщаться что ли решил с представителями человечества напоследок?
За рулём — пожилой грузин. Или азербайджанец, да простят меня жители Кавказа за плохое знание вопроса. Но он какой-то весь карикатурный. Собирательный образ горца, основанный на стереотипах среднестатистического жителя хрущёвки. Как персонаж из «Кавказской пленницы».
Называю адрес. Он, конечно, говорит «Вах!» и размахивает пальцами в воздухе. Не, ну точно с экрана телевизора. Пока я любуюсь им, он снимает с себя усы и наклеенную трёхдневную небритость.
- Фальк?
- Можешь смело называть меня так. Моя машина не прослушивается.
На смену мгновенной неконтролируемой радости приходят сомнения. Тоже карикатурные по своей сути: не борьба ли это спецслужб за жирную добычу. В другое время я бы собой гордился. Фальк смеётся:
- Выброси эти глупости из головы.
Он лихо трогается с места. Сразу за ним отчаливает от тротуара машина сопровождения Виталика. А может, они вообще все из одной конторы? Разводят меня на добрые чувства?
Фальк продолжает улыбаться и рулить. Через пару минут мы выкатываем на Садовое Кольцо и тут же встаём в мёртвую пробку.
«Сегодня праздник у девчат. Сегодня будут танцы» — доносится из радио.
- Приехал Бэрримор, - комментирует Фальк.
- Кто?
- Да неважно. Будут везти его тело из аэропорта до самых «зубчиков». Если через два часа рассосётся, то буду очень удивлён.
Смотрю назад. Из машины, следующей за нами, вышли двое. Но пока стоят, оценивают обстановку.
- Сейчас будут испрашивать инструкций.
- И что это нам даёт?
- Время.
- Ровно в двенадцать я получу свои способности обратно?
- Нет, конечно. В лучшем случае завтра.
- Тогда чего мы пытаемся добиться, убегая от них?
Фальк невозмутим. Никакими вопросами его невозможно сбить с толку.
- Есть ещё один способ, о котором они не знают: тебе всего лишь нужно вспомнить своё имя.
- Имя?
- Не то, которое в паспорте, - поспешно поясняет он.
- Ты утверждаешь, что я его забыл?
- Нет. Никогда и не знал.
- Почему тогда я должен «вспомнить»?
- Потому что усилия, требуемые для получения данного типа знания, схожи с теми, которые нужны для извлечения из памяти забытых воспоминаний. Твоё имя в тебе. Просто найди его.
- А если не получится?
- Будем убегать и прятаться, ожидая окончания действия препарата.
Перспективка ещё та.
- Меня хоть кто-нибудь когда-нибудь так называл?
- Возможно. Но это не имеет отношения к задаче.
Пробка всё же движется. В час по чайной ложке. Это даёт нам дополнительное преимущество, не позволяя преследователям настигнуть нас пешком. А то, что у них уже имеются подобные планы, мы видим по некоторым косвенным признакам.
Пять минут первого. Среди истосковавшихся по скорости автомобилей появляется велосипедист.
- Какой-то просто пошлый детектив! - возмущается Фальк. - Ну, что сидишь? Накидывай свою «петельку».
Дважды меня просить не надо. Велосипедист застревает между «Газелью» и крутым «Мерином». Но долго я его не продержу. К тому же пробка вдруг начинает шустро двигаться.
- Чёрт! - ругается Фальк. - Меняем тактику.
Он уходит в крайний правый ряд, не реагируя на злобные крики водителей и рискуя быть протараненным, и затем выезжает на тротуар. Прохожие с визгами рассыпаются перед мощью нашего безумства.
Арка, ведущая в какой-то двор. Газон. Куча коробок.
- Всё. Приехали.
Мы оказываемся в обувном магазине, проникнув в него через задний ход.
- Где склад? - требует информации у продавщиц Фальк.
Они показывают направление руками, соображая, не пора ли вызывать охрану.
Мы запираемся в каком-то глухом, без окон, помещении изнутри. Со всеми признаками ядерного бункера.
- Ну, не буду тебе мешать, - говорит Фальк.
С этими словами он укладывается у стены на кучу тряпья и тут же принимается добросовестно храпеть. Является ли это спектаклем, не так сейчас важно. Мне предстоит ответить на вопрос куда более сложный. Если он вообще имеется, ответ этот.
Снаружи звуков не слышно — видимо, преследователи нас пока не локализовали. Не сомневаюсь, у них рано или поздно это получится, и тогда нам не поможет ни бетонная толща, ни многослойная броня.
Мама звала меня Мотыльком. Первая девушка — Тигрёнком. В школе дразнили Бизоном. Отметаю эти варианты с порога. Должно ли моё имя означать какую-то потаённую суть? Или это залётное слово, взятое наугад из словаря Даля?
Отключаю мысли, инстинктивно догадываясь, что путь логических вычислений — заведомо тупиковый. Перед глазами проносится череда образов, содержание которых я не контролирую. Смотрю на них, как на картинку телевизора.
Мелькают сценки из прошлой жизни вперемешку с откровенным абсурдом. Лица, предметы, здания. Я продираюсь сквозь них, словно через загустевший воздух, цепляясь за что попало руками. Всё, к чему я прикасаюсь, становится резиновым и липким. Потом упругость окружающей среды внезапно ослабевает, сменяясь полной своей противоположностью: теперь перед моими пальцами твердь расступается, превращаясь в студень, и в движениях появляется чрезмерная лёгкость, будто я сбросил половину своего веса.
- Ты знаешь, как меня зовут? - спрашиваю улыбчивого парня с золотой фиксой.
Мы дружили в раннем детстве. Потом интересы наши резко разошлись, а вместе с ними — и дороги. Он загремел на зону, где и обзавёлся дорогими искусственными зубами.
- Да кто тебя знает, - небрежно отмахивается он.
- А ты?
Тот же вопрос адресован пышной блондинке в мини-юбке. Она когда-то «сделала из меня мужчину», в терминологии гопников провинциального городка.
- Дурачок! - хихикает она и сворачивает свои пышные губки в трубочку.
Доля правды в этом есть. Может, и все сто процентов.
Иду дальше, вглядываясь в глаза встречных, словно необходимая мне информация набита там крупным типографским шрифтом.
- Никто не знает? - кричу, и голос мой полон злого предсмертного веселья.
Передо мной — огромный аквариум. Высотой, пожалуй, со стандартную пятиэтажку. На сколько километров он простирается в стороны, сказать невозможно. В глубину — тем более. Я замечаю в нём важно плавающих рыбок разноцветных мастей и... людей. Играющих в домино, распивающих пиво, стоящих в очередях. Протягиваю руку к стеклу, но стекла нет — мои пальцы погружаются в воду.
Делаю шаг вперёд и оказываюсь внутри аквариума.
Прислушиваюсь к своему дыханию — оно напрочь отсутствует. Значит, поэтому меня не сотрясает кашель от попавшей в лёгкие воды. Или не поэтому. Выхожу из аквариума на «воздух» и захожу обратно несколько раз, чтобы убедиться, что ловушка не захлопнулась. Получается, что нет. Пока нет. Делаю попытку проговорить вслух первую пришедшую на ум фразу и не испытываю с этим никаких затруднений. Люди поворачивают головы в мою сторону, и мне становится неловко за выбор нелепых слов. Кто же знал, что они прозвучат?
- Никто не знает?..
Обрываю себя, едва начав. Их подсказки мне больше не нужны. У меня уже есть ответ.
Калейдоскоп перед глазами. Элем. Тёзка. «Учреждение №322», ярус четвёртый, место «девятьсот сорок пять».
Хорошенько встряхиваю ЕГО и дожидаюсь появления осмысленности в ЕГО глазах, прежде, чем сказать:
- Поживёшь вместо меня шизофреником. Ладно?
Мне больше не нужно торопиться. Теперь они найдут ЭТО ТЕЛО. Точную мою копию: в мыслях, поступках, знаниях, привычках. Но не меня. Моя уверенность в этом черпается из самого надёжного на свете источника — из ниоткуда. Вряд ли они даже когда-нибудь поймут, что им подсунули фальшивку. А сама «фальшивка»? Вдруг у НЕГО получится когда-нибудь то же, что получилось у меня?
- Извини, если что.
Навязчивая картинка возникает перед глазами: суровая команда Виталика пинает ЕГО казёнными сапогами. Гоню её прочь.
В последний раз иду по улицам Элема, но в моей душе — не печаль, а азарт. Когда времени не стало, такие слова, как «всегда» и «никогда» теряют всякий смысл. Мне, конечно, придётся к этому привыкнуть.
Мне больше не нужно торопиться. Теперь они найдут ЭТО ТЕЛО. Точную мою копию: в мыслях, поступках, знаниях, привычках. Но не меня. Моя уверенность в этом черпается из самого надёжного на свете источника — из ниоткуда. Вряд ли они даже когда-нибудь поймут, что им подсунули фальшивку. А сама «фальшивка»? Вдруг у НЕГО получится когда-нибудь то же, что получилось у меня?
- Извини, если что.
Навязчивая картинка возникает перед глазами: суровая команда Виталика пинает ЕГО казёнными сапогами. Гоню её прочь.
В последний раз иду по улицам Элема, но в моей душе — не печаль, а азарт. Когда времени не стало, такие слова, как «всегда» и «никогда» теряют всякий смысл. Мне, конечно, придётся к этому привыкнуть.
Цветочница стоит на своём обычном месте и даже, кажется, впервые на моей памяти продаёт что-то. Жду, когда она освободится.
- Я попрощаться, - сообщаю ей эту бесполезную новость.
На мгновение мне кажется, что в её глазах блеснули слёзы.
- Если хочешь, пойдём со мной, - говорю торопливо, но тут же спохватываюсь — большей глупости сказать просто невозможно.
Заталкиваю слова руками обратно себе в рот, чем вызываю у Цветочницы приступ весёлого смеха.
Целую её в щёку и, не оборачиваясь, ухожу прочь.
На окраине города меня ждёт Фальк. Гадаю, будем ли мы с ним обниматься на прощанье. Наверное, нет. Но зачем тогда он здесь?
- Я сотру дорогу, когда ты отойдёшь на безопасное расстояние, - поясняет он. - Решение должно быть бесповоротным, иначе это — баловство. И тебе совершенно незачем спрашивать меня, кто я такой.
Киваю ему в знак согласия.
Иду по красной галечной дороге. Смотрю под ноги. Не оглядываюсь назад. В ощущениях сплошное déjà vu. Я столько раз безрезультатно проделывал этот путь, что воспринимаю его механически. Подкрадывается страх, что сейчас мир вокруг потускнеет, и я найду себя лежащим на полу в каком-нибудь грязном подвале. А то и привязанным к креслу, взирающим на благодушного доктора с пыточным инструментом наготове. Глубоко сидящие во мне голливудские картинки одна за другой плывут перед глазами.
Но мир не рушится, и примерно через полчаса бойкого хода я замечаю, что дорога пошла резко вверх. Это что-то новенькое в её репертуаре. Удваиваю усилия. С меня ручьями льётся пот, и ноги начинают по-настоящему гудеть — вот так сон!
Цепляюсь руками за камни, потому что уже не иду, а карабкаюсь по крутому склону. На пальцах кровь. Грудная клетка вздымается, стараясь захватить побольше кислорода. Очередной уступ остаётся позади, и я оказываюсь на небольшом плато — буквально пять на пять метров. Валюсь от усталости на «землю». Набираюсь сил. И только после этого решаюсь оглянуться назад.
Где-то далеко внизу раскинулся древний Элем. С его башнями и небоскрёбами. С парками и стадионами. С диковинными учреждениями и предприятиями. С миллионом жителей, беззаботно прожигающими золото в обмен на развлечения. Прощай! Я больше не увижу тебя никогда.
Поднимаюсь. По бокам плато — остроконечные пики гор в голубоватой дымке. Впереди — тропинка, рассекающая скалы надвое. Мне туда.
Проход настолько узкий, что приходится иногда протискиваться боком, сдирая со спины кожу. Но страха застрять в этой щели нет — она сшита специально под мои габариты. Для полноты впечатлений под ногами попадается всякий мусор, но это не черепа рыцарей, шедших здесь до меня: осколки камней, обломки деревьев.
Пространство расширяется, и тропинка выводит меня к висячему мосту. Экая художественная банальность! Поди ещё над пропастью. Подхожу к обрыву. Смотрю вниз. Так и есть, но ничего не видно из-за тумана.
Приходит догадка о том, что я напрасно обвиняю этот мир в недостатке фантазии — я сам леплю его из своих устоявшихся и затертых образов, а он лишь чутко реагирует на мои капризы.
Пробую ногами дощатое покрытие моста — оно кажется достаточно устойчивым. Ступаю на него и иду быстрым, но осторожным шагом, держась за верёвочные поручни. Преодолеваю шагов сто, наверное, достигая другой стороны без всяких приключений. Ещё раз оборачиваюсь — моста нет. И Элема тоже.
Красная галька сменяется чем-то ненавязчиво упругим, слегка пружинящим. И пространство вокруг теряет привычные очертания и краски.
Сверкает молния, но её копьё не пронзает небо, а вяло течёт по нему, словно расплавленный металл, разветвляясь на ходу. Гаснет и застывает, становясь узором инея на зимнем стекле. Трогаю её рукой. Она рассыпается в моих пальцах. За первой молнией следует вторая. Третья... Любуюсь небосводом, украшенным изморозью.
От горизонта величаво всплывает радуга, переливающаяся миллиардом цветов и оттенков. И она звучит. Сначала я просто физически чувствую волны, которые она испускает, но потом начинаю различать в них музыку. Она обладает какой-то странностью. Пытаюсь понять, в чём именно она заключается, и это мне удаётся: в музыке отсутствуют инструменты. Я слышу её в первозданном виде, лишённом любых интерпретаций.
Приходит осознание того, что мне больше некуда и незачем идти. Этот мир не имеет ни протяжённости, ни времени. Я растворяюсь в нём. Но не становлюсь частью его. Мы с ним — одно целое. Я не знаю, как такое возможно, но мне и не нужно знать.
Обещанное, выстраданное одиночество. Это не проклятье, не наказание, не злой рок. Это свобода. Полная и вечная.
Сергей Боровский
Хьюстон, 2022