– Вадим Ильич, а насчет новых должностей генерал ничего не сказал? – спросил Филинов.
Подполковник снисходительно улыбнулся.
– Сказал, что тебя поставит своим заместителем.
– Шутите… Я просто так спросил. Ясно, что об этом по спецсвязи не говорят…
– А насчет квартир как будет? – не удержался Фроликов. – Должность – это хорошо, но в общагу или малосемейку бы не хотелось…
– А я в малосемейке живу – и всё хорошо, – буркнул Мощенко.
«Кроме того, что жена ушла, – подумал Сагалович. – Хотя, может, не из-за квартиры, а из-за твоего характера…»
Действительно, «Руков» вечно был чем-то недоволен, и хотя, может, на самом деле это было не так, но лицо у него всегда оставалось хмурым.
– А сколько вас? – быстро спросил Фроликов. – Ну, семья сколько человек?
– Сколько, сколько… Один я!
– Ну, вот! А я с женой, и ждем ребенка! – В тоне майора прозвучали торжественные нотки.
Этого даже Сагалович не знал. «Надо будет дополнить досье», – подумал он.
– Как доберусь до телефона, сразу позвоню ей!
– Я, может, тоже собираюсь… – проворчал Мощенко.
Что собирается сделать «Руков»: заново жениться и родить ребенка или позвонить прежней жене, – осталось неизвестным.
– У нас какие-то проблемы! – вдруг нервно воскликнул глядящий в окно Филинов. – Самолет не поднимается! У меня от этих ёлок уже голова кружится!
– Да нет, все в порядке, так надо, – успокоил его, а заодно и остальных Сагалович. – Через полчаса наберем шесть тысяч метров, откроем коньяк и начнем отмечать выполнение особо важного задания!
– И новые звания! – выпалил Фроликов.
– Рано! – осек Сагалович. – Нужно, чтобы объявили приказ, вручили новые погоны, нужно бросить звездочку в стакан… Ты что, порядка не знаешь?
А сам подумал: «Может «задержаться в командировке» и заехать к Юльке? Соскучился по чертовке…» Твердое решение про «последний раз» начисто выветрилось из головы. Как выветривалось и все предыдущие разы.
Филинов закрыл глаза и откинулся на подголовник – видно, его нервировал вид проносящихся так близко деревьев.
«Под крылом самолета о чем-то поет зеленое море тайги…» – вспомнил Сагалович. На самом деле тайга не пела – она свистела под самым брюхом. Да и на море она не была похожа. Отдельные деревья на скорости сливались в сплошную ровную массу, которая скорей напоминала ровно подстриженный газон. «Ну, молодец Балаганский, идет как по линейке, – подумал Сагалович. – Только как он удерживает машину? Чуть сдвинул штурвал – и каюк, никакие дополнительные приборы не помогут… Да еще воздушные ямы, всякие завихрения…»
Додумать он не успел. Ан-24 влетел в странное черное облако, раздались удары по фюзеляжу, крыльям, самолет затрясся, как машина на кочках, от прозрачного диска пропеллера полетели черные клочки, и вдруг диск превратился в слабо вращающиеся лопасти, причем погнутые… Облако исчезло так же внезапно, как и появилось, но из двигателя повалил дым…
Сагалович прижал к груди чемоданчик.
– Ничего, ребята, Балаганский сядет! – попытался он успокоить оцепеневших спутников.
«Только бы связь сохранилась, сами мы отсюда не выберемся», – подумал Сагалович и надел шлемофон, чтобы слышать переговоры экипажа. Но то, что он услышал, не успокаивало. В кабине царила нервная атмосфера.
– Твою мать! – выругался Балаганский, безуспешно пытаясь вытянуть штурвал на себя и глядя на треснутое переднее стекло. – Птицы! Откуда столько?!
Завыла аварийная сирена, загорелась красная лампа: «Пожар мотогонд. прав. дв.». Командир машинально, как на учениях, отключил силовую установку и включил систему пожаротушения первой очереди. «На одном сядем!» – подумал он. Но левый двигатель тоже не тянул, только взбивал воздух согнутыми лопастями. Оставляя за собой шлейф дыма, Ан-24 неотвратимо терял высоту.
Сирена смолкла, сигнализируя, что пожар потушен. Но радоваться было нечему: скорость приближалась к критической, вот-вот самолет клюнет носом и войдет в смертельное пике…
– Вытягивайте, ребята, вытягивайте! – отчаянно крикнул Виктор.
Этот крик услышал Сагалович и понял, что дело совсем плохо. Так оно и было.
– Садимся прямо здесь, где получится! – процедил сквозь стиснутые зубы Петр Семенович.
– Как получится, так и садимся! – подтвердил команду Андрей.
Но как может получиться посадка в непроходимой тайге, которая словно огромными пиками целилась в беспомощный самолёт верхушками елей? Да никак!
На скорости двести пятьдесят километров в час Ан-24 врезался в «зеленое море тайги». С треском ломались толстенные деревья, отвалилось крыло, другое, отлетали и глубоко зарывались в заснеженную землю тяжеленные двигатели… Наконец, потерявший оперение фюзеляж пробился сквозь стволы, ветки и сучья и врезался в землю. Единственное, что успел сделать пилот высшей квалификации Балаганский, – выключить зажигание и работающий двигатель. Это предотвратило взрыв топлива и последующий пожар, но ни экипаж, ни пассажиров не спасло.
* * *Передняя лыжа оказалась целой, просто она влетела под лежащее поперек дороги обугленное дерево, диаметром сантиметров десять. Если бы он не отвлекся на ворону, то успел бы остановиться… С трудом оттащив преграду, Василий вытолкал снегоход на ровное место и осмотрел его. Металлическая лыжа удар выдержала и даже не погнулась, так же, как и рама, немного помялся капот внизу, да, похоже, шкворень рулевого управления слегка погнулся: руль поворачивался без прежней легкости… Но ехать можно!
Он развернул вездеход и поехал обратно, не обращая внимания на продолжающих падать раненых ворон и усеивающие белый снег черные перья.
«Что теперь будет? Что будет?! – билась в сознании одна и та же мысль. – За самолет тюрьмой не отделаешься, это не браконьерские шкурки… За самолет расстреляют! Понаедут следователи, эксперты, они все раскрутят, найдут – и расстреляют!»
Он оцепенело жал на газ, на этот раз не глядя по сторонам. Он уже давно считал себя взрослым, но сейчас, как набедокуривший мальчишка, спешил к отцу, чтобы рассказать обо всем и получить спасительный совет.
Обратная дорога показалась совсем короткой. Казалось, он только уехал, а вот уже, поднимая за собой столб снежной пыли, на скорости подлетел к зимовью. На перекладине между деревьями висели два матраца, две подушки и две условно чистые простыни, на которых обычно спали, не раздеваясь. Дормидонт в шапке, стеганке, ватных штанах и обрезанных валенках стоял возле избушки, зажав под мышкой приклад карабина, так что ствол смотрел вниз, никому не угрожая, но в случае необходимости можно мгновенно вскинуть его и выстрелить – отец мастер на такие штучки.
Увидев его, Дормидонт привычно закинул карабин за спину.
– Что случилось? Забыл что-то?
– Я самолёт сбил, батя! – закричал Василий. Глаза у него были выпучены, лицо перекошено. – Так вышло, случайно… Что теперь будет?!
Дормидонт как-то подозрительно посмотрел на сына: не спьяну ли порет такую чушь? Но не похож он на пьяного, да и пить ему было нечего…
– Какой самолет? Как можно его сбить? Из чего? У тебя что, зенитка в тайге спрятана?
– Да нет! Я в ворон выстрелил, они взлетели, а тут самолет… Он низко летел! Очень низко! И прямо в стаю врезался… Там до сих пор всё перьями засыпано…
– А самолет где?!
– Упал!
– Сам видел?
Василий покачал головой.
– Из него дым пошел, а потом вдалеке удар – аж земля затряслась…
– Откуда он летел?
– Вот так, оттуда – туда, – сын рукой показал направление полета.
– Там воинские части, ракетчики… Военный самолет… Хуже некуда!
Тяжело вздохнув, Дормидонт закурил самокрутку, поставил рядом карабин и присел на корточки на крыльце, положив руки на колени и невидящим взглядом уставясь перед собой. В поселке было много бывших зэков, и все они по старой привычке так отдыхали, как когда-то при недолгой остановке этапа. В такие минуты Василий никогда не затрагивал отца.
Докурив, Дормидонт хотел отбросить окурок, но передумал и аккуратно положил рядом с собой на крыльцо.
– Так что теперь будет, батя? – не успокаивался Василий. Он завидовал железным нервам отца.
– Ясно, что… Понаедут, прочешут всю округу, найдут избушку, начнут узнавать – чья… Отпечатки пальцев поснимают, следы всякие… Только я, Вася, второй раз на зону не пойду. Лучше ствол в рот и ногой на курок…
– Да ты-то при чем?
– Я и тогда ни при чем был! На атасе постоял, пока ребята магазин чистили… И восьмерик получил, а они по два червонца! За грабеж! А тут диверсия!
– Я же не специально!
– Прокурору это расскажешь! Неси в дом постели…
– Мы что, ночевать останемся?!
– Да, оперов ждать будем! Там в сенях бензин – дозаправь «Бурана». Пусть полный бак будет! И собери все, что нам пригодится…
– Я и тогда ни при чем был! На атасе постоял, пока ребята магазин чистили… И восьмерик получил, а они по два червонца! За грабеж! А тут диверсия!
– Я же не специально!
– Прокурору это расскажешь! Неси в дом постели…
– Мы что, ночевать останемся?!
– Да, оперов ждать будем! Там в сенях бензин – дозаправь «Бурана». Пусть полный бак будет! И собери все, что нам пригодится…
Пока Василий выполнял распоряжения, Дормидонт закурил вторую самокрутку и, выпуская клубы ядовитого синего дыма, гладил Верного, который, чувствуя неладное, прижимался к хозяину.
Из дома Василий вынес вторую двустволку, несколько пачек патронов и алюминиевую посуду.
– Чашки-ложки оставь! – скривился отец. – Садись за руль!
Взял канистру, взболтал – на донышке оставалось несколько литров. Василий и рыжий пес наблюдали за его действиями.
– Верный, и ты садись! – дал команду Дормидонт, и пёс мигом её исполнил, запрыгнув на тюк шкур.
– Значит так, Вася, мы здесь никогда не бывали! – сурово сказал он. – Ходили, охотились у Кривой балки, ночевали у костерка, а ни сюда, ни к Черному урочищу и близко не подходили. И ни по каким воронам ты не стрелял, и никакого самолета не видел. Ты меня понял?
– Понял, батя… – не очень уверенно ответил Василий.
– В камеру бросят, бить будут, все равно держись своего! Только в этом наше спасение! Ты хорошо понял?
– Да, батя! – уже более уверенно сказал Василий.
Дормидонт зашёл в избушку, разбрызгал бензин по стенам и полу, зажёг спичку… Снегоход снова помчался прочь, на этот раз навсегда. Когда он скрылся за деревьями, пламя вырвалось наружу и охватило избушку целиком. Но ни Дормидонт, ни Василий, ни Верный этого уже не видели. Да и не могли видеть, потому что никогда не были в этом районе. Они поклялись стоять на этом до конца жизни.
6-11 ноября 1982 года
Москва
Страна готовилась к празднику. А многие уже и начали его отмечать: в учреждениях и на предприятиях накрывались импровизированные столы, сотрудники поднимали стаканы за Октябрьскую революцию, за коллектив, за руководство… Начальство не препятствовало застолью в рабочее время, а наоборот – принимало в нем участие: слишком важный и значимый повод день 7 ноября!
В Главном штабе РВСН, конечно, столов не накрывали – все-таки здесь должны показывать пример строжайшей дисциплины и боеготовности. Запрутся в кабинете несколько офицеров, опрокинут рюмку-другую и – по домам! И в подразделениях ГШ были такие же порядки. Но полковник авиационного отдела Кауров руководил поисками пропавшего Ан-24 и потому не мог позволить себе даже невинной рюмашки. Дважды в день он докладывал о результатах начальнику отдела генерал-майору авиации Соболеву. И сейчас, зажав под мышкой папку с телефонограммами, телеграммами, радиограммами, объяснениями и рапортами, шел на вечерний доклад, а потому был озабочен и абсолютно трезв.
В приёмной Кауров чуть не столкнулся с выходящим из кабинета генеральским водителем. В руках сержант держал объёмистый сверток от которого аппетитно пахло копчёной колбасой: перед праздниками сотрудникам выдавали продуктовые пайки, дефицитность которых была прямо пропорциональна занимаемой должности. Водитель почтительно посторонился, и Кауров вошел в кабинет.
– Ну, что? – холодно встретил его генерал. – Докладывай результаты!
– Вот, целая папка, товарищ генерал! – Кауров развязал тесемки и принялся перебирать бумаги, чтобы доклад выглядел не простым набором слов, а результатом большой и кропотливой работы.
– Значит так: маршрутный лист был выписан в Омск, полетное задание не указано, написано «секретно»…
– Кто написал? – резко перебил его Соболев тоном, не сулящим ничего хорошего.
– Главком Толстунов, товарищ генерал!
– Ах, да, – начальник авиационного отдела сбавил тон. – Да, Виктор Дмитриевич сообщил, что группа офицеров летела в Омск, чтобы провести предварительный поиск подходящих мест для новых стартовых площадок… Это, кстати, следует держать в строжайшей тайне, как и все, связанное с этим рейсом!
– Так точно, товарищ генерал!
– Ну, ладно! Что еще?
– Опрос летно-инженерного состава аэродрома вылета результатов не дал: никто об этом рейсе не осведомлен… В Омск самолет не прибыл, диспетчерами управления воздушным движением по предполагаемому маршруту следования борт не зарегистрирован… Вы же знаете, товарищ генерал, что на этом борту два транспондера…
– Да это я знаю! Я не знаю, где борт! Ты это выяснил?
Кауров развел руками.
– Все проверяли! На радарах воинских частей появлялись безымянные цели: то ли стаи птиц, то ли помехи, то ли…
– Где самолет? – снова перебил генерал, и теперь его тон не сулил ничего хорошего лично Каурову.
– Это не установлено, товарищ генерал-майор…
– Значит, результатов нет! О чем ты тогда докладываешь? Самолёт не найден – с этого и нужно было начинать доклад! А вы мне здесь про диспетчеров, радары, опросы… Каковы результаты поисков?
– Пока не установлен район исчезновения, проводить визуальный поиск невозможно… Там тысячи километров тайги!
– Невозможно! Все возможно, когда офицер хочет получить результат! – повысил голос генерал и стукнул кулаком по столу. – Я дважды в день докладываю об этом самолете главкому! Что я ему доложу сегодня?! Что вы гоняетесь за птичьими стаями и какими-то помехами?! И опрашиваете тех, кто заведомо не может знать ничего о маршруте спецрейса?!
– Мы работаем, товарищ генерал… – упавшим голосом сказал Кауров.
– Вижу, как вы работаете! Космическую съёмку тех районов заказывали?
– Так точно! Но результатов пока нет. Теперь ведь ГУКОС нам не подчиняется…[16] То облачность им мешает, то спутник не по той орбите летит… Говорят, надо ждать…
– Хватит ждать у моря погоды! Никто не принесет тебе результаты на блюдечке! Отправьте самолеты-разведчики, пусть проведут аэрофотосъемку заявленного маршрута! Направьте вертолеты, пусть прочешут хоть всю тайгу! А ГУКОС дергайте за яйца: если что, мы прямо в Генштаб докладную отправим! Короче, завтра для вас никакого праздника – работайте и докладывайте мне результаты!
– Есть, товарищ генерал-майор!
Когда Кауров вышел, Соболев по прямой линии соединился с главкомом. Разговор, который произошел между ними, почти полностью повторял предыдущий. Только в роли Каурова теперь выступал начальник авиационного отдела. И закончился он так же:
– Завтра для вас никакого праздника – работайте и докладывайте мне результаты! – только теперь эти слова адресовались генерал-майору Соболеву. И тот смиренно ответил:
– Есть, товарищ генерал-полковник!
Все в мире относительно…
* * *Для генерал-полковника Толстунова праздники тоже были не в радость. Мало того, что пропал его личный самолет, да еще с офицером по особым поручениям и специальной инженерной группой. Эта беда еще не беда: авиационные происшествия случаются и в гражданской авиации, и в военной. Беда в том, что пропавшая группа выполняла совершенно секретное государственное задание чрезвычайной важности! И где она теперь? Может, в полном составе за кордоном – сливает особо важные секреты вражеским разведкам? Бред, конечно! Из Сибири даже на хитроумно оборудованном Ан-24 ни до одной вражеской границы не долетишь! Но если особисты прознают, то это у них будет первая версия! Правда, что они могут прознать? Пропал самолет – и все! А про задание знают два человека – он сам и министр обороны… Ну, еще товарищ Брежнев и товарищ Черненко, если не забыли… Хотя их никто спрашивать не будет!
Главком плохо спал, осунулся и потерял аппетит. Ежедневные доклады руководителя поиска не радовали. С начала ноября в Сибири начались снегопады, тайга засыпана снегом, космическая и аэровоздушная фотосъемки не дали никаких результатов. Вертолеты тоже не обнаружили следов катастрофы. Хотя в том, что произошла катастрофа и все погибли, генерал-полковник не сомневался: и командир экипажа Балаганский, и начальник специальной группы Сагалович – опытные и исключительно добросовестные офицеры. Если бы они остались в живых, то нашли бы способ связаться с командованием или привлечь внимание поисковых групп…
«Что же делать?! – Эта мысль не давала Толстунову покоя. – Пойти к министру посоветоваться? Но начальство любит выслушивать рапорты об успехах и победах, а не жалобы на проблемы. Тем более что маршал знал о пропаже борта и о безуспешных поисках, но делал вид, что понятия не имеет о тайной миссии экипажа. Значит, все решения предстоит принимать самому! И необходимо срочно найти самолет: во-первых, там документы государственной важности, а во-вторых, факт гибели военнослужащих должен получить официальное подтверждение. Если в документах появится запись «пропали без вести», то ни пенсий, ни каких-либо льгот члены семей пропавших офицеров не получат…»