Судья слушал ее не перебивая. О том, какое впечатление на него произвел ее рассказ, сказать было затруднительно.
То ли он ничего не понимал, то ли не испытывал никакого желания усложнять себе жизнь.
— Пока я могу сделать только один вывод, — наконец заговорил он. — Главный подозреваемый по делу…
— Свидетель.
— Хорошо, пусть свидетель. Но он в бегах, а вам так и не удалось напасть на его след.
— Его видели в Марселе. Я связывалась с тамошними коллегами. Его активно ищут. Никуда он от нас не денется.
Вообще-то это не вполне соответствовало тому, что ей сказали полицейские Марселя, но она предпочла не акцентировать внимание на трудностях. Ей хотелось во что бы то ни стало сохранить доверие судьи.
Он снял очки и потер себе веки.
— Почему он туда вернулся? Разве это не странно?
— Может быть, решил, что Марсель — последнее место, где его будут искать? Или у него есть свои причины…
— Какие причины?
Анаис ничего не ответила. Время излагать свои гипотезы еще не пришло.
— Что конкретно вы намерены предпринять? — Судья снова нацепил очки.
Анаис мысленно вытянулась по струнке:
— Я планирую отправиться в Марсель и принять участие в поисках главного свидетеля по делу.
— Вы полагаете, в этом есть смысл?
— Я разговаривала с руководителем следственной группы Жан-Люком Кронье. Он со мной согласен: моя помощь им не помешает. Я лично знакома с беглецом.
— Да, мне об этом докладывали.
Анаис сделала вид, что не поняла намека.
Затем собралась с духом и выпалила:
— Господин судья! Следствие в Бордо топчется на месте. Мы отсмотрели все видеозаписи с камер наблюдения. Допросили всех бездомных, имевших возможность встречаться с жертвой, то есть Филиппом Дюрюи. Пытались разыскать его собаку. Установили, где он доставал для нее корм, где добывал себе одежду. Отследили цепочки, через которые он доставал наркотики. Мы частым гребнем прочесали вокзал, места сборищ бездомных, каждую городскую подворотню. Изучили состояние всех запасов имальгена — снотворного препарата для животных, которым воспользовался убийца, — в радиусе пятисот километров от Бордо. И что мы получили? Ноль. У нас был косвенный свидетель, присутствовавший на месте преступления, — Патрик Бонфис. Но он был убит вместе со своей женой. Таковы результаты на настоящий момент. Свидетелей нет. Улик нет. Нет ни одного стоящего следа. Единственное, чем мы располагаем, — это отпечатки пальцев Матиаса Фрера, он же Виктор Януш, на рельсах в ремонтной яме. Моя группа может продолжать работать в Бордо, но я должна найти Фрера. А Фрер сейчас в Марселе.
Судья скрестил руки на груди. Он молчал. О чем он думал? Взгляд за толстыми стеклами очков оставался непроницаемым. Анаис умирала от жажды, но попросить стакан воды не осмелилась.
Только сейчас она осознала, что обстановка кабинета совершенно изменилась. Ле-Галь его полностью переоборудовал. Выбросил привычные картотечные шкафы, металлические столы и синтетическое ковровое покрытие. Заменил их стеллажами лакированного дерева и крытыми фетром стульями. На пол постелил настоящий шерстяной ковер. Воссоздал атмосферу нотариальной конторы начала прошлого века…
Еще поразительнее было то, что, несмотря на насморк, она учуяла запах тлеющих ароматических палочек. Может, судья не так прост, как кажется? Может, он тайный буддист? А во время отпуска совершает пешие восхождения на Гималаи?
Ле-Галь по-прежнему не произносил ни слова. Анаис поняла, что должна предпринять что-то еще. Не вставая, она положила локти на стол и самым проникновенным тоном сказала:
— Господин судья! Нам с вами ни к чему рассказывать друг другу сказки. Ставки в этой игре высоки как для меня, так и для вас. Мы с вами молоды. Все вокруг только и ждут, чтобы мы допустили оплошность. Положитесь на меня. С одной стороны, у нас имеется ритуальное убийство, совершенное ненормальным в Бордо. С другой — двойное убийство в Стране Басков. Единственная связь между двумя делами — Матиас Фрер, он же Виктор Януш. Именно я должна найти его, где бы он ни прятался. Отпустите меня в Марсель. Дайте мне ровно два дня!
Судья криво улыбнулся. Казалось, горячность Анаис его позабавила: надо же, ребячество какое. В сущности, каждый из них играл сейчас роль.
— Что конкретно вы намерены делать в Марселе? Или вы рассчитываете найти там что-нибудь еще, помимо Фрера?
Анаис встала и улыбнулась. Ей все-таки удалось углядеть за стеклами очков Ле-Галя светившийся в его глазах острый ум. Тот самый ум, благодаря которому он с блеском сдал все мыслимые экзамены и занимал сейчас это кресло.
— Я думаю, что Януш и из Марселя бежал. Он чего-то боялся. Кроме того, я убеждена, что он тоже идет по следу.
— По какому следу?
— Пока не знаю. Возможно, по следу убийцы.
— Я вас не понимаю. Он убийца или сыщик?
— Обе гипотезы вероятны.
— Вы что, слышали о другом убийстве? Думаете, мы имеем дело с маньяком?
Анаис замахала обеими руками: она терпеть не могла это слово. И считала, что делать подобные выводы слишком рано.
— Вы проверяли по базе данных преступников с психическими отклонениями? — не отставал судья.
— Разумеется. И в Форт Рони звонила. Безрезультатно. Но это настолько тесно связано с критериями квалификации преступлений…
— Знаю. Но все же на чем основаны ваши предположения?
Она могла выдать ему целый букет трескучих фраз. Но предпочла голую истину:
— На интуиции.
Судья несколько долгих секунд в упор смотрел на нее. Скромный нотариус исчез — перед ней сидел загадочный будда с непроницаемым лицом. Наконец он испустил глубокий вздох и приподнял кожаный бювар. Под ним лежал белый листок. Анаис обратила внимание на необычное качество плотной глянцевитой бумаги. От листка веяло стариной. На такой бумаге присылали приглашения на бал. Или отказ в помиловании.
— Что это?
— Я освобождаю вас, капитан.
У нее дернулась челюсть.
— Вы… вы меня отстраняете?
— Ос-во-бож-да-ю, — произнес он по слогам. — Вы понимаете человеческую речь? Я направляю вас в Марсель. Статья восемнадцатая Уголовного кодекса, пункт четвертый. Следственный судья имеет право направить следователя, работающего по делу, в любую точку Франции, если это служит «установлению истины».
Она нутром чуяла какой-то подвох. Слишком уж все просто.
— А моя группа? Она будет продолжать расследование в Бордо?
— Скажем так: она будет помогать новому руководителю группы.
Вот оно что. Судья выслушал ее, но все было решено заранее. Наверняка Деверса еще вчера был в курсе дела. Она могла бы сейчас кричать, негодовать. Уйти, хлопнув дверью. Но, если честно, ей было все равно. Ее отпускают в Марсель. А это — главное.
— Кто назначен новым руководителем группы?
— Морисе. Очень опытный офицер.
Анаис не сдержала улыбки. В Главном полицейском управлении Морисе прозвали «могильщиком» — он всегда стремился попасть работать на участки, расположенные поближе к кладбищам. Тридцать лет беспорочной службы, нацеленной на получение премиальных, положенных комиссару полиции за констатацию смерти. Да уж, Морисе — явно не тот шустрый и изобретательный сыщик, которому под силу поймать наделенного высоким интеллектом преступника.
Ле-Галь подтолкнул к ней листок. Она протянула за ним руку, но он, словно передумав, накрыл листок своей ладонью.
— Что вы можете сказать об убийцах, орудовавших в Стране Басков? Об этих самых людях в черном?
У Анаис оставался единственный след, информацией о котором она не поделилась с судьей. «Метис» — химико-фармацевтический холдинг, возможно связанный с убийством рыбака и его подруги.
— Пока ничего, — солгала она. — Вернее, только одно. Дело может оказаться гораздо шире, чем представлялось поначалу.
— В каком смысле шире?
— Об этом рано говорить, господин судья.
Он убрал руку с листка. Она взяла его и прочитала. Это было подтверждение ее полномочий на проведение расследования на всей юго-восточной территории Франции. Анаис спрятала листок в карман. Запах ладана придавал всему происходящему некий религиозный смысл.
— Два дня, — заключил Ле-Галь, поднимаясь из-за стола. — Считая с завтрашнего дня, пятницы. В понедельник вы приведете сюда, в этот кабинет, Матиаса Фрера — в наручниках и с подписанными показаниями. Иначе вам лучше не возвращаться.
* * *— Надул он тебя! Я тебе сразу сказал: он тебя надул!
На протяжении последних двух часов Шампунь без конца твердил одно и то же. Все эти два часа они безуспешно прочесывали Марсель в поисках Жестянки.
— Да он помер давно, Жестянка твой! Никто его с декабря и в глаза не видал. Как пить дать, Клоди сам грузил его трупешник в морге, вот и набрехал, чтобы из тебя бабло вытрясти. Ты купил показания жмурика!
— Да он помер давно, Жестянка твой! Никто его с декабря и в глаза не видал. Как пить дать, Клоди сам грузил его трупешник в морге, вот и набрехал, чтобы из тебя бабло вытрясти. Ты купил показания жмурика!
Януш шагал молча. Он и сам склонялся к тому же выводу, что сделал Шампунь, но не желал расставаться с надеждой. Иначе ему оставалось одно — лечь на тротуар и ждать, когда его арестуют. Жестянка был его последним шансом узнать правду.
Они вернулись к клубу «Перно» — впустую. Сделали крюк, заглянув на площадь Виктора Желю, — с тем же успехом. Никто давным-давно не видел Жестянку. Януш с Шампунем прошли по Канебьер и задержались возле реформистской церкви. Безрезультатно. Дотопали до театра «Жимназ», но лишь для того, чтобы стать свидетелями очередной потасовки между побирушками. И поскорее убрались прочь, пока и им не влетело.
Теперь они двигались в сторону дневного приюта Марсо, чтобы порасспрашивать его посетителей, а заодно выпить по чашке горячего кофе. На город спускались сумерки, промокашкой впитывая в себя дневной свет. Чем быстрее темнело, тем неудержимее росла в нем волна страха. Заслышав вдалеке завывание полицейской сирены, он вздрагивал всем телом. В каждом случайно брошенном на него взгляде ему чудилась угроза, и он спешил ниже опустить голову. Полиция. Убийцы. Бандиты из Бугенвиля. Все эти люди ищут его. Кому из них повезет первому?
Наконец они миновали Триумфальную арку д’Экс и ступили под гостеприимные своды приюта Марсо. Социальные работники организовали для бомжей вечеринку с караоке. При виде оборванцев, оравших песни, разевая беззубые рты, Януш инстинктивно отступил к дверям.
— Иди ты, — сказал он Шампуню. — Я тебя на улице подожду.
Он дрожал крупной дрожью, хотя после двух часов быстрой ходьбы обильно вспотел. Укрывшись под аркой, ведущей ко входу в приют, он решил еще раз перечитать отчет о вскрытии.
Но тут его внимание привлек негромкий шум. В нескольких метрах от него на земле сидел мужчина — в темноте он не сразу его заметил. Януш прищурился и разглядел сидящего. Тот был одет в драный свитер и замызганные пижамные брюки. Рядом с ним стояли два пластиковых пакета. Лицо мужчины белело в сумерках, напоминая маску Пьеро. Только это был странный Пьеро — с подбитым глазом и огромным синяком на опухшей щеке.
— Приступаем к трансформации, — еле ворочая языком, пробормотал он.
И поднес к губам бутыль из серого пластика. Стеклоочиститель, поразился Януш, но тут же отогнал эту дикую мысль. Наверняка в бутыли дешевое вино неизвестного ему сорта.
— Трансформируемся, мужик.
— Во что? — автоматически спросил Януш.
— Этот город насквозь прогнил, — продолжал тот, не слыша вопроса. — Он болен проказой… Каждый, кто здесь живет, заражен его грязью и вонью. Ты и сам не замечаешь, как превращаешься в асфальт, выхлопной газ и резину для покрышек…
Спорить против этого бреда Януш не собирался — не было сил. Напротив, от усталости он утратил всякую способность к сопротивлению. Бомж вдруг предстал перед ним кем-то вроде оракула. Тиресия каменных джунглей. Януш посмотрел на свои руки. Его кожа на глазах приобретала грязно-серый гудронный оттенок. Изо рта вырывались облачка двуокиси азота…
— Здорово, Диду.
На пороге приюта стоял Шампунь. Его приветствие повисло в воздухе — Диду намертво присосался к бутылке.
— Ты его знаешь? — спросил Януш.
— Кто же не знает Диду? Корчит из себя пророка. — Шампунь понизил голос. — Псих натуральный. У нас его боятся. Попробуй скажи, что он гонит пургу, — он тебе живо накидает.
Януш вознес мысленную благодарность Шампуню, своим появлением развеявшему морок. Про странного типа в пижамных штанах он уже забыл.
— Новости есть?
— Ни фига. Сгинул Жестянка — был, да весь вышел. Жрать хочется…
Шампунь слегка разрумянился. В приюте он явно пил не только кофе. Януш тоже умирал от голода, но о том, чтобы сунуться в бесплатную столовку, не могло идти и речи.
Словно прочитав его мысли, Шампунь объявил:
— Сегодня ужинаем в ресторане.
— В настоящем?
— Ну, почти!
Через десять минут они уже стояли на заднем дворе забегаловки, торговавшей фастфудом. Воняло прогорклым жиром. Шампунь первым сунул голову в контейнеры с отбросами.
Януша мутило. Тупичок напомнил ему внутренний двор дома, где вчера утром он обливался дешевым вином. Ему казалось, что со дня этого жуткого боевого крещения миновала вечность.
Шампунь появился с грудой объедков в пищевой пленке.
— Кушать подано! — со смехом провозгласил он.
И принялся кидать Янушу добытые сокровища, перечисляя:
— Помидорчики! Хлебушек! Сырок! Ветчинка!
Януш принимал подачку, раздираемый голодом и отвращением.
— Только экологически чистые продукты! — победно заключил Шампунь.
Разорвав обертку на куске подтаявшего быстрозамороженного хлеба, Януш вонзился в него зубами. Желудок отозвался благодарным урчанием. Януш раздирал остальные обертки и жадно пожирал ветчину, сыр, маринованные огурцы… С каждым проглоченным куском его передергивало от сознания глубины собственного падения. Два взрослых человека сидят на корточках и грязными пальцами с урчанием едят то, от чего отказались другие. Крысы, борющиеся за выживание в городском лабиринте.
— Кока-колы?
Шампунь протягивал ему пластиковый стакан со сломанной соломинкой. Януш схватил его и выпил залпом. В его жилы возвращалась жизнь. В мускулы — сила.
— Где сегодня ночуем? — задал он жизненно важный вопрос.
— Тут надо подумать… В ночлежку нельзя. Там легавые кишмя кишат. Да еще эта банда из Бугенвиля…
Его тронула забота Шампуня — если только он не вынашивал план во сне перерезать ему горло.
— Найдем местечко на природе. Я такие знаю. Правда, сейчас февраль… Социальщики по всему городу так и шныряют. Ну и полиция тоже. Не хотят, чтобы народ на улице ночевал. Если кто-то из наших даст дуба, им живо накостыляют.
Перспектива ночевки под открытым небом пугала Януша. Он боялся нападения местных бандосов.
— А в каком районе эти гады из Бугенвиля на меня напали, ты не помнишь?
— Вроде как в Ла-Жольет. Возле доков.
— А я что там забыл?
— Мне-то почем знать? Ты тогда все больше в «Эммаусе» тусовался.
«Эммаус». Януш сообразил, что до сих пор не расспросил тех, кто должен был знать его лучше всего. Но сейчас уже слишком поздно. Его фотографии наверняка разослали по всем благотворительным общежитиям. Тут его осенила новая идея. Он порылся в карманах и нашел визитку, полученную от мужчины в поезде, проходившем через Биарриц.
Даниель Ле-Гуэн
компаньон «Эммауса»
06 1735 44 20
— Тут где-нибудь есть телефон-автомат?
* * *Днем площадь напоминала африканский базар. Но в этот час здесь царила тишина. Уличные торговцы исчезли вместе со своими палатками. На витринах магазинчиков красовались железные шторы. Землю усеивали птичьи перья, апельсиновая кожура, смятые бумажки в пятнах жира. В воздухе ощутимо веяло помойкой. Почти невидимые в темноте, мимо тихо скользили призрачные фигуры — женщины в чадрах, мужчины в куртках с надвинутыми на лоб капюшонами…
— Шевелись давай! — прикрикнул на Януша Шампунь. — Мистраль поднимается.
Телефонная будка примостилась возле Триумфальной арки в центре площади, скрытая парковыми соснами: идеальный вариант. Шампунь вручил Янушу телефонную карту в обмен на купюру в десять евро.
— Пойду пополнить запасы, — объяснил лысый бомж, направляясь к еще открытой арабской лавчонке.
Януш закрылся в будке и набрал номер Ле-Гуэна. Лишь оказавшись в укрытии, он понял, под каким ветром стоял на улице. Сосны по соседству жалобно стонали. Стекла в кабине дребезжали. В щели врывалась леденящая сырость.
— Алло!
— Даниель Ле-Гуэн? Это Виктор Януш. Вы меня помните?
— Конечно. Мы же виделись два дня назад в поезде из Биаррица.
— Я хотел перед вами извиниться. За свое тогдашнее поведение. Я… У меня проблемы с памятью.
— Есть вещи, о которых лучше забыть.
Януш решил сменить тон. В чем, в чем, а в сострадании он не нуждался.
— Напротив, я хочу все вспомнить. Мы с вами познакомились в общежитии «Эммауса» в Марселе, верно?
— В общежитии «Красная вершина».
— Когда именно я там появился?
— Ты приехал в конце октября.
— Я уже знал Марсель?
— Нет. Ты вообще выглядел… несколько не в себе.
Януш повысил голос:
— Откуда я приехал?
— Этого ты нам не сказал.
— Как я себя вел?
Теперь ему приходилось кричать, заглушая рев ветра.
— Ты пробыл у нас два месяца. Работал на сортировке вещей и в магазине. Спал в общежитии. Производил впечатление серьезного и немногословного человека. Вне всякого сомнения, образованного, хотя не чурался никакой работы. Поначалу ты вообще ничего о себе не помнил. Но постепенно память к тебе вернулась. Вернее сказать, ты мысленно воссоздал собственную личность. Вспомнил свое имя. Виктор Януш. Но о своем прошлом не распространялся. Почему и каким образом приехал в Марсель, тоже не объяснял.