Януш изобразил сочувствие:
— Я вас понимаю.
— Не думаю, что вы меня понимаете. Кристиан не просто умирал. Он пребывал в жутком страхе. Судя по всему, он видел нечто такое, что несло угрозу его жизни. Хотя ваши коллеги просто отмахнулись от его свидетельства.
— Неужели он видел убийцу?
— Этого я не знаю. Знаю лишь, что с того самого дня он прятался. Это было ужасно. Он умирал, но вынужден был забиться в щель, как таракан…
— Вы положили его в больницу?
— Зачем? В его стадии применяется только симптоматическое лечение.
— Значит, он умер?
— Нет.
Януш прижал к стеклу кулак.
— Где он?
— В Ницце есть одно заведение… Я все устроил. С середины января он там. В безопасности. Доживает свои последние дни.
— Где он?
Януш сейчас же пожалел, что задал этот вопрос, а главное — что задал его в подобном тоне. Не спросил, а заорал. Врач не отвечал. Что ж, он ведь сам признался, что именно этого и хотел избежать: чтобы полиция терзала несчастного бедолагу на смертном одре.
Против всякого ожидания Эношберг вдруг сдался:
— Он у «Кающихся грешников» Арбура… В Ницце.
— А что это такое? Монашеский орден?
— Это старинное братство, существующее с двенадцатого века. Заботится о неизлечимо больных и умирающих. Я попросил их взять к себе Жестянку.
— У них там что, своя больница?
— Нет, просто помещения, где могут находиться больные. Они обеспечивают им необходимый уход.
— По какому адресу?
Эношберг снова заколебался. Но, сказав «А», он уже не мог остановиться на полдороге:
— Авеню Репюблик в Ницце. Не знаю, о чем вы хотите с ним говорить, но надеюсь, это действительно важно. А больше всего надеюсь, что вы с уважением отнесетесь к его состоянию.
— Спасибо, доктор. Поверьте, это чрезвычайно важно. Мы будем вести себя предельно тактично.
Уже вешая трубку, он понял, что его блеф не пройдет незамеченным. Полиция Бордо и Марселя снова поднимет дело об убийстве Икара. Среди ее сотрудников найдется хотя бы один, кто захочет еще раз переговорить с доктором Эриком Эношбергом. И он получит ту же информацию.
* * *Анаис Шатле сидела, уставившись взглядом в запертую дверь. Сюда, в комиссариат Марселя, ее притащили силой — так буйнопомешанного отволакивают в психушку. Ближе к трем часам, когда стало ясно, что Януш снова выскользнул у них из рук, — после того, как беглеца засекли, на его поимку было брошено сразу несколько оперативных групп, но он буквально испарился, — Анаис от злости прямо-таки озверела.
Она стояла возле своей машины и колотила по ней ногами, после чего как фурия набросилась на парней, видевших Януша и упустивших его. Сорвала с головы одного из них фуражку, у второго сдернула полицейский жетон и с кулаками полезла на третьего. Ее разоружили. Надели на нее наручники. И заперли в этом кабинете. Спасибо, что в кабинете, а не в обезьяннике, — коллега все-таки.
Сейчас она больше не дергалась — благодаря лексомилу. Приняла ударную дозу. Сразу две таблетки, которые заглотала с жадностью наркоманки. Не успели они растаять у нее под языком, как на нее снизошло спокойствие. Штиль после бури.
Она сидела, положив руки на стол и откинув назад голову, и ждала вызова на ковер. А ведь день начался совсем не плохо. Майор Жан-Люк Кронье, возглавлявший группу по расследованию убийства Икара и руководивший поисками Януша, принял ее вполне любезно. Предоставил в ее пользование кабинет — этот самый, где сейчас ее держали взаперти, — и позволил ознакомиться со всеми материалами дела.
Она не нашла в них ничего нового. Кронье с подручными проделал хорошую работу, но уперся в тупик. Помешанный на мифологии убийца умел заметать следы. Марсельским сыщикам не удалось отыскать ни одного свидетеля, не считая какого-то бездомного алкаша, но и тот как в воду канул. С уликами тоже было негусто, кроме оставленных на месте преступления. Обломки дельтаплана, воск, птичьи перья…
Зато по поводу почерка убийцы никаких сомнений не возникало. Речь шла об одном и том же человеке. Модус операнди, использование героина, символика мизансцены — все указывало на то, что орудовал один и тот же маньяк. Анаис обнаружила одно-единственное расхождение: нигде не говорилось, что содержание крови в теле Цветана Сокова было ниже нормы. Анаис запомнила эту деталь — у убитого Филиппа выкачали не один литр крови, — хотя пока она не нашла объяснения этому факту. Лонго сразу обратил внимание на необычайную бледность кожных покровов трупа. Но об Икаре ничего определенного сказать было нельзя — тело слишком обгорело.
Примерно в половине двенадцатого, просмотрев все предоставленные ей документы, Анаис позвонила Паскаль Андре — следственному судье — и договорилась вместе пообедать. Они как раз возвращались из ресторана, когда случилось невозможное. Януш удрал прямо у нее из-под носа, унеся в качестве трофея папку с материалами следствия.
Ничего хуже и представить себе было нельзя.
Второй раз за двое суток она упустила беглеца.
Деверса прав. Ей следует наслаждаться зимним Марселем и гулять по пляжу, не вмешиваясь в серьезные дела.
Она вскочила и встряхнулась. Комиссариат располагался в особняке XIX века. Она же находилась в здании современной постройки, примыкающем к памятнику архитектуры, в кабинете, окнами выходящем на собор Мажор. Эта большая церковь, возведенная из камня двух цветов — кремового и шоколадного, — напоминала итальянский торт.
Зазвонил мобильник. Она вытерла слезы. Слезы безответственной дуры, утратившей понятие о том, где она и зачем. Пора кончать со всей этой ерундой…
— Это Деверса. Что еще вы там натворили? Вам же было сказано, что вы официально отстранены от расследования!
— Я поняла.
— Слишком поздно. Вы завязли по уши.
— В чем завязла?
— Стоит вам где-нибудь появиться, как Януш спокойно сматывается!
Комната закачалась перед глазами Анаис.
— Вы что, меня подозреваете?
— Не я. Сотрудники отдела внутренних расследований. Вы привлекли к себе серьезное внимание.
У нее пересохло в горле.
— Против меня начато… служебное расследование?
— Не знаю. Они мне только что звонили. Вы должны немедленно вернуться в Бордо.
Вся эта история дорого ей обойдется. Гораздо дороже, нежели просто обида. Отдел внутренних расследований начнет рыться в ее жизни. Они поднимут материалы по Орлеану, разнюхают про ее методы на грани законности. Установят, что у нее проблемы с психикой. Вытащат на свет божий скандал вокруг ее отца и его прошлого…
В ушах снова звучал голос Деверса. Шеф сменил тон на более теплый и сочувственный:
— Я окажу вам всю возможную поддержку, Анаис. Не принимайте все это слишком близко к сердцу. Вы еще так молоды…
— Идите в задницу!
Она злобно нажала отбой. И в тот же миг заскрежетал ключ в замочной скважине. Кронье. Коренастый бородач, выглядевший скорее добродушным. На губах у него играла насмешливая улыбка, которую не могли скрыть седеющие усы.
— Здорово вы меня провели.
Он говорил ласково, но Анаис насторожилась: что у него на уме?
— У меня не было выбора.
— Почему же не было? Вы могли бы честно рассказать мне, как обстоит дело.
— И вы бы меня послушали?
— Я уверен, что вам удалось бы убедить меня в своей правоте.
Кронье подвинул к себе стул, перевернул его и уселся задом наперед, положив на спинку обе руки.
— Что дальше?
В этом вопросе не было ни грана иронии. Скорее доброжелательная усталость.
— Верните мне папку с делом Икара, — заявила она. — И дайте поработать над ней еще ночь.
— Зачем? Я выучил все материалы наизусть. Вы не найдете в них ничего нового.
— Я узнаю, что именно искал в них Януш. Почему он пошел на такой риск, чтобы их раздобыть? Вломился в кабинет судьи…
— Я только что разговаривал с ней по телефону. Прокуратура грозится отстранить ее от расследования этого дела.
— Почему?
— Потому что болтала с сотрудницей полиции, не имевшей официального доступа к расследованию. Потому что оставила открытым свой кабинет. Потому что хранила папку с делом в незапертом шкафу. Вот вам три причины. Выбирайте любую.
Анаис на минуту задумалась. Судья оказалась странной особой. За совместным обедом она действительно трещала как сорока, не давая ей и рта раскрыть. А теперь ей влетит.
— Дайте мне дело, — повторила она. — На одну ночь.
Кронье снова улыбнулся. Он смахивал на чуть потрепанного плюшевого мишку, в общем-то симпатичного.
— Этот ваш беглец — на что он способен?
— Он ищет убийцу.
— А разве не он убийца?
— Я с самого начала не верила в его виновность.
— А как же его отпечатки на вокзале в Бордо? Вся эта ложь? Бегство?
— Назовем это цепной реакцией.
— Назовем это цепной реакцией.
— Ну, вы явно идете против потока.
— Дайте мне одну ночь, — взмолилась она. — Заприте здесь, в этом кабинете. И завтра утром я скажу вам, куда отправился Фрер.
— Фрер?
— Я хотела сказать, Януш.
Майор вынул из кармана небольшой блокнот и пачку ксерокопий и положил все это перед Анаис:
— Неподалеку от здания суда в жилом доме под лестницей нашли рюкзак. В нем были личные вещи человека, которого мы ищем. Документы на имя Фрера. Вы совершенно правы. Он ведет расследование.
Кронье перевернул ксерокопии так, чтобы Анаис могла прочитать текст.
— Это отчет о вскрытии Цветана Сокова. Понятия не имею, где он его раздобыл.
Она протянула руку к блокноту, но Кронье тут же накрыл его своей плюшевой лапой.
— Я пришлю вам полное досье по делу Икара. Что бы вы ни нашли, о чем бы ни догадались, все свои соображения сообщите мне. После чего уедете в Бордо. И больше не приблизитесь к этому делу ни на шаг. Скажите еще спасибо, что я уговорил коллег не подавать на вас жалобу за нанесение побоев.
Она, как заевший автомат, повторила:
— Завтра утром. Я сообщу вам все, что узнаю. И уеду в Бордо.
Кронье снял руку с блокнота и встал со стула.
Ни тот ни другая не верили в искренность обещания.
* * *Януш стоял у окна гостиничного номера. Он был мрачен.
С королем канализации он расстался около пяти часов вечера, близ Иера. Уговорил одного таксиста отвезти его в Ниццу. Водитель, который был родом из Бэ-дез-Анж, как раз возвращался домой. За четыреста евро он согласился преодолеть вместе с пассажиром расстояние в сто пятьдесят километров, разделяющее оба города, взяв на себя оплату бензина и дорожной пошлины.
Всю дорогу он разливался соловьем, расписывая величайшее событие — карнавал, который проходил в Ницце, и сегодня, 19 февраля, сопровождался самым грандиозным празднеством. Такого его пассажир еще никогда не видывал! Будут изукрашенные повозки, будет цветочная битва, будут фейерверки и прочие развлечения! И все это — целых шестнадцать дней!
Януш его не слушал. Он уже прикидывал, как использовать это обстоятельство себе на пользу. В городе будет суматоха. Толпы народу на улицах, многие — в масках. Крики, яркие краски, а главное — неразбериха. И днем и ночью. Полиция и силы порядка с ног собьются, чтобы не допустить серьезных нарушений. Что ж, с его точки зрения, это совсем не плохо.
И вот они прибыли в город. На месте Янушу стало ясно, что таксист бредил. Он пообещал ему карнавал, как в Рио. А глазам Януша предстал впавший в зимнюю спячку город, безлюдный и холодный. Он поселился в отеле средней руки под названием «Модерн», на бульваре Виктора Гюго. И теперь стоял у окна, созерцая расстилавшуюся внизу пустынную улицу в обрамлении кипарисов и пальмовых деревьев. Ницца больше всего походила на курортный город, но ее дома и виллы, являвшие собой смешение всех архитектурных стилей и эпох, не оставляли никаких иллюзий: он попал сюда в мертвый сезон.
Зато ему вспомнились кое-какие сведения о Ницце, вполне согласующиеся с тем, что он видел. Город считался прибежищем пенсионеров, был нашпигован камерами наблюдения и кишмя кишел сотрудниками частных охранных агентств. Помимо моря и солнца, его буржуазное население получало за свои деньги безопасность и спокойствие. Человеку, скрывающемуся от правосудия, хуже места не выбрать…
В приют «Кающихся грешников» Арбура он уже звонил. Автоответчик сообщил ему номер мобильного телефона Жан-Мишеля. Когда он набрал его, то услышал голос, способный служить символом этого заведения. В нем звучали вера, доброта и милосердие. Януш понял, что уловка с полицейским не сработает. И изложил следующую версию. Он бывший бездомный, когда-то друживший с Жестянкой. Недавно ему стало известно, что его дружок доживает последние дни в приюте Арбура, и захотелось повидаться с ним — может быть, в последний раз. Жан-Мишель немного подумал, а потом велел ему прийти завтра к девяти утра.
Януш отошел от окна и рассмотрел свое прибежище. Кровать. Шкаф. Ванная комната размером чуть больше шкафа. Штора была отодвинута, и в зеркале над раковиной, едва освещенном отблесками от неоновой вывески отеля, он видел свое отражение. Призрак в черном костюме, провонявший канализацией. За душой у него ничего не осталось, кроме одного сокровища — папки с бумагами, из которых он извлек имя умирающего бомжа…
Но призрак хотел есть. С самого утра, после завтрака в бесплатной столовой, у него не было во рту ни крошки. Стоит ли рисковать, выбираясь наружу? Он решил, что стоит. Вышел из отеля и пошел налево, наугад, ориентируясь по свету фонарей. Вдоль улицы тянулись виллы, выстроенные в стиле самой откровенной эклектики: тут тебе и эркеры, и орнамент в палладианском стиле, и мавританские башни, и лепнина… Но, несмотря на эту гремучую смесь, все вместе производило впечатление высокомерного равнодушия. Похоже на Северную Италию или Швейцарию. Значит, хмыкнул он про себя, он бывал в этих странах…
На авеню Жан-Медсена работал киоск, торговавший сэндвичами. Он купил себе один с ветчиной и маслом и быстро зашагал прочь. По чистой случайности ноги вынесли его прямиком на Английскую набережную. Здесь выстроившиеся вдоль побережья дома больше напоминали английские постройки. Кровли в виде сахарной головы, китчевые розовые стены, викторианские очертания…
Он пересек набережную и вышел на пляж. Невидимый в сумерках прибой, глухо дыша, катил к берегу пенные валы, со звучными хлопками обрушивающиеся на песок. Януш уселся по-турецки, подальше от фонарей, и с наслаждением вгрызся в сэндвич. Одиночество давило на плечи невыносимым грузом. Как же вышло, что у него нигде во всем мире нет ни друга, ни союзника? Настоящей, живой женщины, а не призрака повесившейся самоубийцы? При этом воспоминании — единственном, которое казалось ему достоверным, — он вдруг понял, что здесь может быть новый след. Надо попытаться хоть что-нибудь разузнать.
Его размышления прервал донесшийся издалека вой полицейской сирены. Неужели сыщики уже выследили его в Ницце? Да нет, быть того не может. В темноте все так же шумно дышало море, и в его ритмичном дыхании ощущалась угрюмая мощь. Вот и его судьба, подумал Януш, это вечное повторение одного и того же.
Расследование, которое он сейчас вел, было не первым. Возможно, он уже много раз ходил по этому кругу. Но, теряя память, вынужден был вновь и вновь возвращаться к исходной точке. Сизиф, вступивший в схватку с безжалостным временем. Он должен найти ключ к разгадке до того, как разразится новый кризис и очередной приступ амнезии сотрет его знание, как вода стирает сделанную на песке надпись…
Когда-то раньше — когда? — он читал книгу французского психолога XIX века Жан-Мари Гюйо, умершего от чахотки в возрасте тридцати трех лет. Автор, словно предчувствуя свою раннюю кончину, трудился над этим сочинением с юности. Десяток томов, тысячи страниц — и все посвящены изучению проблем времени и памяти.
Вот что писал Гюйо:
«Раскапывая города, занесенные пеплом Везувия, ученые находят под ними, в глубине, следы других, более ранних поселений, также разрушенных и исчезнувших с лица земли. Примерно то же самое происходит и с нашим мозгом. Жизнь в настоящем запорашивает, не стирая, прошлую жизнь, которая служит ей опорой и скрытым фундаментом. Стоит нам углубиться в самих себя, как мы мгновенно теряемся среди всех этих обломков…»
Януш поднялся и побрел обратно к отелю. Пришла пора спуститься в катакомбы собственного сознания. Предпринять археологические раскопки. Разыскать в глубинах своей памяти мертвые города.
* * *Решение пришло к Анаис Шатле в 5.20 утра. Подтверждение своей догадке она получила в половине шестого. А в 5.35 уже звонила Жан-Люку Кронье. Детектив не спал: составлял план разыскных мероприятий по обнаружению в Марселе и его ближайших окрестностях Виктора Януша. Он находился в помещении жандармского участка, расположенного на шоссе А55, тянущемся вдоль побережья.
— Я знаю, где сейчас Януш, — возбужденным голосом сообщила она.
— Где же?
— В Ницце.
— Почему в Ницце?
— Потому что Кристиан Бюисон, он же Жестянка, доживает там свои последние дни.
— Мы искали Жестянку несколько месяцев. Но он как сквозь землю провалился. Скорее всего, он уже умер. Его смерть нигде не зарегистрирована, потому что у него не было документов.
— Жестянка вначале удрал в Тулон, а оттуда был переправлен в Ниццу. Там он сейчас и находится. Живет в благотворительном заведении для безнадежных больных.
— Откуда вам это известно?
— Я продолжила расследование с того места, на котором вы остановились. Позвонила врачу, лечившему Бюисона в Марселе. Его зовут Эрик Эношберг, и он входит в ассоциацию «Уличных врачей».