– Деньги на базу, – скомандовал Шарк сидящему на переднем сидении пассажиру.
Вера перевела фразу на английский. Пассажир казался заторможенным, как и трое предыдущих. Прошло не меньше минуты, пока смысл фразы дошёл до него, и он выдал ответ:
– Я хотел бы убедиться, что оговоренная сумма переведена на мой счёт.
– Нет проблемов, – осклабился Шарк после того, как Вера перевела просьбу на русский. – Поляк, гони к банкомату, покажем лоху его деньги.
Через пять минут «Кадиллак» остановился у банкомата. Шарк с пассажиром вышли, и пару минут спустя в машину вернулся один главарь. В руке он держал переданный пассажиром кейс.
– Всё ништяк, – открыв крышку кейса и быстро осмотрев содержимое, каркнул Шарк. – Давай, Поляк, гони в стойло.
– А хвост, похоже, отвалился, – минуту спустя сказал Поляк, глядя в зеркало заднего вида. – А может, и не было его, хвоста, почудилось.
– В деле марионеток не всё так очевидно, как нам казалось, – открыл очередное совещание Гриввз. Вся четвёрка сидела за угловым столиком небольшого придорожного кафе. – Давай в подробностях, сынок, – повернулся он к Алабаме.
– Номер четыре – некто Хосе Оливейра, тридцать семь лет. Биография – копия предыдущих трёх. Выиграл позавчера два с половиной миллиона. Деньги передал Шаркову. Передача зафиксирована в банкомате Первого Бостонского, после чего Оливейра вернулся домой на такси. Сутки безвылазно провёл в своей квартире. За ней велось постоянное наблюдение, туда никто не входил. Сегодня в пять утра Оливейра набрал девятьсот одиннадцать и вызвал машину неотложной помощи. В пять пятнадцать его вынесли на носилках, в пять двадцать семь доставили в больницу Франклина. Ещё через десять минут он скончался, прямо в приёмном покое. Диагноза пока нет, но предварительный готов – разрыв аневризмы головного мозга. И можно с уверенностью утверждать, что Шарков с компанией к смерти Оливейры прямого отношения не имеет.
– А заставить принять яд его не могли? – спросил Трубецкой.
– Я задал этот вопрос своему другу, он врач, двадцать лет практики. Утверждает, что препарат, способный целенаправленно вызвать разрыв аневризмы, науке неизвестен.
– Мистика какая-то, – протянул Князь. – Если предположить, что Шарков непричастен и к предыдущим смертям, то получается, будто на этих людях лежит проклятие. А ведь судя по всему, он действительно непричастен, иначе не чувствовал бы себя настолько вольготно и удрал бы из города уже после первой, ну, пусть после второй акции.
– Мистика, вот как, – проговорил Гриввз. – Ты веришь в мистику, Князь?
– Нет, не верю. Думаю, что объяснение смертям фигурантов есть, и оно вполне материально. Только вот, – Трубецкой повернулся к Лерою, – не боитесь, мистер Джонсон?
– Я ничего не боюсь, – осклабился Мазафака, – а уж факаных ведьм, колдунов и чертей меньше всего.
– Ты вот что, сынок, – Гриввз смерил Лероя взглядом. – Если они на тебя выйдут, бояться ты у меня будешь. Играть не пойдёшь, узнаешь, сколько сумеешь, и соскочишь. И только так, тебе понятно?
– Понятно, босс, я вообще понятливый. Только не родился ещё на свете факаный бастард, которому удастся меня запугать. Я думал, вы это знаете, босс.
– Знаю, – вздохнул Гриввз, – и, тем не менее, на игру ты не пойдёшь. Ни под каким видом. Всё про это. Что у нас по Шаркову и остальным?
– Вот фотографии, – Алабама пустил по кругу стопку карточек. – Выполнены дальней съёмкой. Здесь все четверо, и рожи, доложу я вам, отвратительные. По крайней мере, у двоих.
– Давай коротко по каждому, – распорядился Гриввз.
– Хорошо. Информацию от коллег из России я получил. Вот это сам Шарков, кличка – Шарк, он, видимо, главный. Отсидел три срока, последний – восемь лет за вооружённый грабёж. В криминальной среде пользуется авторитетом. Последние годы был доверенным лицом некоего Хана, ещё большего авторитета, таких там называют ворами в законе. Возможно, этот Хан за ним и стоит. Шарк – игрок, в Москве был постоянным посетителем нескольких казино, играл по-крупному. Мой московский коллега предупреждает, что Шарков неглуп и очень опасен.
– Этот мазафака? – издевательски спросил Лерой и рассмеялся. – Это он очень опасен? Ты перепутал, браза – очень опасен я, а он так – мелкая факаная уголовная задница.
– Хорошо, не отвлекайтесь, – проворчал Гриввз, – давай, что там по следующему?
– Георгий Полянский, он же Жора Поляк, тоже из уголовников. Но Шарку не чета – в России таких называют шестёрками. По слухам, классный водитель, больше про него ничего не известно.
– Ладно, что насчёт остальных?
– Об этих совсем мало, только то, что удалось узнать по официальным каналам. Дамочку зовут Вера Титова, ей двадцать три года, с уголовщиной вроде бы не связана. Судя по всему, её используют в качестве переводчицы.
– Красивая, – задумчиво сказал Трубецкой. – Или, скорее, интересная. Одухотворённое лицо, словно с портрета конца девятнадцатого века. Таких в своё время называли тургеневскими девушками. Впрочем, внешность обманчива, особенно на фотографиях. Вполне возможно, что это та ещё штучка. И даже вероятно. Но бог с ней, господа, а вот это что за пугало такое музейное?
– Его зовут Геннадий Клейман, – сказал Алабама, – пятьдесят восемь лет, хотя внешность тянет на все восемьдесят. Больше про него ничего не известно, но очень похоже, что мозговой центр компании – именно он. Выглядит как свихнувшийся профессор из плохенького фантастического романа.
Шарк проснулся с первыми лучами солнца, пару секунд полежал, расслабившись, затем пружинисто вскочил и отправился в ванную. Он находился в отличной физической форме, которую умело поддерживал. Вчера они крепко врезали с Поляком по поводу удачной операции, и Шарка всё ещё немного мутило. Контрастный душ выбил из организма похмельное недомогание. Шарк докрасна растёрся суровым полотенцем, оделся и двинулся будить Поляка. Жора с надрывом и присвистом храпел, зарывшись нечёсаной башкой в подушку. Накануне, перед тем, как отправиться спать, Поляк в который раз попытался обратать Верку. Дело как всегда закончилось ничем, если не считать зуботычины, которой Шарк вынужден был наградить распоясавшегося подельника.
«Верку придётся мочить, – в который раз подумал Шарк. – Жаль, девка неплохая, и с работой справляется отлично, и истерик не закатывает, как многие другие, окажись они на её месте. Что ж, девка сама виновата, погналась за длинным рублём и влезла, куда таким, как она, дорога заказана».
Шарк вздохнул. Он не любил бессмысленных убийств и всегда старался обойтись без крови там, где это возможно. В случае с Веркой, к сожалению, без крови не обойдёшься, иного способа заставить её держать язык за зубами нет. Шарк подошёл к Поляку и, примерившись, от души отвесил тому пинка. Жора охнул во сне и в следующий момент скатился с кровати, держась за задницу.
– Ты что? – обиженно взвыл Поляк, стоя на четвереньках и снизу вверх по-собачьи глядя Шарку в глаза. – Сдурел?
– Ладно, извини, – Шарк дружелюбно похлопал Жору по плечу. – Храпишь ты больно паскудно. Давай, вставай, дела делать надо. Что там по следующему лоху?
– Хороший лох, быковатый, даром что черножопый, – по-прежнему сидя на четвереньках и потирая задницу, сказал Поляк. – Здоровый, правда, бычара, рожа жуткая, как на протоколе.
– У тебя, можно подумать, лучше, – проворчал Шарк. – Ладно, давай, надевай шмотки. Пожрёшь, оклемаешься – буди девку, пусть звонит лоху. Назначьте ему на завтра, часов на одиннадцать.
– А ты не думаешь, что пора когти рвать, Шарк? – спросил Поляк. – Стрёмно мне что-то. Денег мы хороших срубили, самое время отваливать, пока за жопу не взяли.
– Отваливать капитально надо, – буркнул Шарк. – Так, чтобы следов за собой не оставить. Отвалим, не бзди. Но пока ещё рано. Два-три прорыва ещё сделаем, и тогда…
– А если раньше повяжут?
– Ну, повяжут, большое дело, – презрительно сплюнул Шарк. – Сутки подержат и отпустят. Дел на нас нет, а за одни подозрения на нары не сажают. Ни у нас, ни здесь. Так что двигай, пан Жорик, шевели копытами.
Геннадия Клеймана Шарк и Поляк величали старым ослом. Иногда Шарк проявлял признаки остроумия, и тогда осёл заменялся на гада, сволочь и мудака. Поляк всякий раз ржал, видимо, слово «мудак» казалось ему необычайно весёлым. Вера же всегда обращалась по отчеству. Ей нравился неприхотливый, тихий и доброжелательный Геннадий Ильич, когда у него наступали периоды просветления. Правда, большую часть времени Клейман проводил в прострации и сидел, уставившись в одну точку, неразборчиво бормоча и пуская слюни. Тогда Вере приходилось брать на себя функции медсестры и ухаживать за стариком. Также в её обязанности входило разыскивать и покупать самые неожиданные предметы из списков, составляемых Клейманом, когда у него наступали прояснения. Получив такой список в первый раз, девушка крайне удивилась наличию в нём таких вещей, как ловушки для тараканов, противозачаточные пилюли и немолотые кофейные зёрна.
– Мне действительно всё это покупать? – спросила девушка изучающего список Шарка. – По-моему, противозачаточные средства здесь никому не нужны.
– Ты мне поговори тут, – вызверился на Веру главарь. – Взяла эту бумажку в зубы, и вперёд – по лабазам. Да будь уверена, что нашла всё, что велела старая сволочь. Эй, Поляк, заводи корыто, повезёшь девку на шопинг.
Покупками была завалена небольшая спальня на втором этаже. Время от времени Клейман запирался в ней и проводил внутри два-три часа, безбожно уничтожая и переводя невесть на что хорошие вещи. После этого составлялся очередной список, и Вера с Поляком вновь отправлялись по магазинам.
Очередное утро началось с нахального стука в дверь и матерка производящего этот стук Поляка.
– Вставай, кобыла нетраханная, мать твою и бабку, – бубнил за дверью Поляк. – Драть тебя надо.
– Пошёл вон, урод, – крикнула Вера. – Поляк вызывал у неё омерзение.
– Приказ Шарка, дура. Ты должна позвонить фраеру, договориться с ним на завтра.
Вера вздохнула. Она отдала бы всё заработанное и много больше, чтобы оказаться сейчас километров за тысячу от мерзавца Поляка, Шарка с его приказами и обязанности их выполнять.
Через полчаса Вера позвонила по телефону, который накануне нашла в Интернете, пройдя его поисковиком с ключевой фразой «крупный проигрыш в казино Лас-Вегаса».
Телефон принадлежал некоему Лерою Джонсону. По сравнению со шквалом английской брани, обрушившимся на Веру из телефонной трубки, похабный матерок Поляка казался жалким и неумелым экзерсисом в сквернословии, исполняемым малолетним недоумком.
– С этим вы можете общаться без переводчика, – сказала девушка Поляку, в сердцах швырнув в него телефонной трубкой. – Вы друг друга и так поймёте.
– Этот черномазый меня достал, – не выдержал Шарк на втором часу беседы. – Тупорылый ублюдок, сколько можно базарить об одном и том же. Можешь ему об этом сказать.
– Вы утомили моего шефа, мистер Джонсон, – перевела Вера. – Он полагает, что мы не достигнем договорённости, если вы будете продолжать задавать вопросы, на которые вам уже ответили.
– Нет, ну я не врубаюсь, сестрёнка, – вновь заладил своё Мазафака. – Почему я должен вам верить? Где факаные гарантии, что вы меня не кинете?
– Прекратите ругаться! – всякое терпение у Веры закончилось. Количество извергаемых этим чернокожим факов зашкаливало за разумные пределы. – Вам что, никогда не говорили, что браниться в присутствии дамы неприлично, мистер?
– Всё, всё, молчу, – задрал руки вверх Мазафака. – Скажи ему, пусть всё объяснит по порядку. Я обычный нигга, а не какой-нибудь там умник из конгресса, до меня не сразу доходит.
– Чтоб тебе сдохнуть, – пожелал Шарк после того, как Вера огласила просьбу на русском. – Это не переводи. Значит, так, повторяю всё по новой для тупорылых. Это можешь перевести, он не обидится. Я открываю счёт на твоё имя в Первом Бостонском банке. Знаешь такой? Молодец. Счёт будет пустой, пока не закончишь дело. Уяснил? Хорошо. Дальше я даю тебе на руки тридцать грандов, понял? Ты их меняешь на фишки и ставишь десять на номер. На какой хочешь. Если не угадал, ставишь ещё десять. Тоже на какой хочешь. Опять не угадал – ставишь последние десять. Если мимо, то на этом всё. Ты мне ничего не должен, и я тебе ничего. Идёшь себе тихо нахрен. Ты засадил мои деньги, но я к тебе без претензий. Уяснил?
– Уяснил, браза, уяснил. А на кой фак тебе это надо? Извини, сестрёнка, сорвалось.
– Редкостный болван. Зачем мне это – не твоё собачье дело. Теперь допустим, что ты угадал номер. Тогда продолжаешь ставить по десять тысяч. На какие угодно номера. И так, пока не пройдёт полчаса, понял? Запомни – играть ты будешь ровно полчаса, не больше. Верка, повтори ему – полчаса, пусть подтвердит, что запомнил.
– Ок, ок, браза, полчаса. Я нигга, ты босс. А почему ты думаешь, что я сорву куш?
– Потому что ты счастливый, понял? На эти полчаса я сделаю тебя счастливым, ты сам охренеешь, когда увидишь какой ты фартовый, ясно тебе?
– Нет, неясно. Как ты это сделаешь, браза?
– Ты у меня примешь таблетку. Безвредную, понимаешь? Верка, покажи ему таблетку. Заглотишь её в машине, перед тем, как идти в казино. Таблетка работает полчаса, ясно?
– Ясно. Один из нас сумасшедший, браза. Крейзи.
– Я даже знаю, кто. Тебя до сих пор всё устраивает?
– До сих пор всё, браза. А ты точно не хочешь меня отравить?
– Вот же упёртый бычара. Да на хрен ты мне нужен, травить тебя. Ты играешь полчаса, выигрываешь деньги. Берёшь их наличкой, складываешь в чемоданчик. Чемоданчик мы тебе дадим. Выходишь и садишься в машину. Понял?
– Понял, браза, понял. Я сяду к тебе в машину, и ты меня грохнешь.
– Да не буду я тебя мочить, придурок. Мы делаем бизнес. Это мой бизнес, понял, я им дорожу. Сейчас я делаю бизнес с тобой, завтра с другим. Ну, сам прикинь, есть мне смысл тебя мочить и садиться в тюрягу за такую падаль, как ты?
– Откуда я знаю, браза. Как ты говоришь – нету, но кто знает, что у тебя в башке.
– То есть ты мне не веришь?
– Верю, браза, верю. А если я тебя кину? Не сяду в машину.
– Вот что, парень, – сказал Шарк проникновенно. – Не советую я тебе об этом даже думать. Те, кто хотели меня кинуть, долго не жили. Ты понял?
– Понял. Извини, пошутил. Я – честный нигга. Делаем с тобой бизнес, никто никого не кидает. Давай дальше, браза.
– Мы едем в банкомат, я делаю перевод. Кладу на твой счёт сто грандов. Ты видишь, что деньги у тебя на счету, и отдаёшь мне чемоданчик. Мы квиты: я уезжаю, ты остаёшься. Всё. Ты согласен?
Лерой откинулся на спинку кресла, на котором сидел. Игра далась ему нелегко, он едва сдерживался: отчаянно хотелось схватить мерзавца за горло и вытрясти из него, в чём суть афёры. В чудодейственные таблетки Лерой не верил, он понимал, что в предлагаемом ему деле есть подвох, но не мог определить где.
– Я должен подумать, браза, – сказал Мазафака. – Пойду домой, помозгую над твоими словами. Завтра перезвоню, ок?
– Нет, не ок, сука! – терпение у Шарка иссякло. Отпусти такого, и неизвестно, кому он протреплется о содержании сегодняшней беседы. Шарк перегнулся через стол и схватил чёрного за ворот ковбойки. – Ты всё решишь сейчас. Или да, или нет. Если да, то в казино мы поедем сегодня вечером. Если нет, ты сейчас уберёшься и забудешь сюда дорогу. Понял?
Недюжинным усилием воли Лерой заставил себя расслабиться. Он еле сдерживался, желание разобраться с подонками на месте одолевало его. Только удастся ли заставить их говорить, Джонсон был не уверен. Идти на игру Гриввз запретил, но иного выхода Лерой не видел. Надо было принимать решение, и Мазафака решился.
– Убери руки, – прохрипел он. – Не горячись, браза, я согласен.
– Босс, они привезли его, – кричал в трубку Алабама Смит. – Он только что вышел из машины, идёт по направлению к казино. В машине остались трое. Что нам делать, босс?
– Чёртов ниггер, – в сердцах выругался Гриввз. – Всё-таки сделал по-своему, Мазафака. Так, идите за ним. Будете следить, чтобы ему не мешали, дальше по обстановке.
– Понял, – Алабама отключился и кивнул Трубецкому. – Пойдём, Князь, похоже, игра вступает в решающую стадию.
Под звон монет в игральных автоматах Лерой стремительно пересёк казино и вошёл в ВИП-зал. Ему казалось, что все чувства его обострились, он испытывал состояние, близкое к эйфории. Способность соображать и принимать решения внезапно ушла – Лерой двигался к рулетке с целенаправленностью автомата.
Дилер оказался знакомым.
– Вы решили сегодня сыграть, мистер Джонсон, сэр? – спросил он.
Мазафака бросил на стол три стопки стодолларовых купюр по десять тысяч каждая.
– Фишки, – хрипло потребовал он, проигнорировав вопрос.
– Да, конечно, сэр, – дилер сноровисто пересчитал деньги и подвинул к Лерою тридцать красных пластиковых кружков. – Здесь тридцать тысяч, сэр, по тысяче каждая. Прикажете начинать, сэр?
– Крути, – Мазафака отсчитал десять фишек.
«Ставь на семнадцать, – явственно услышал он уверенный голос со стороны. Лерой принялся озираться, силясь понять, откуда донёсся голос. – Ставь на семнадцать, на семнадцать, на семнадцать, – уговаривал голос». Казалось, он раздаётся со всех сторон. Вытерев рукой лоб, Лерой двинул десять фишек на семнадцатый номер.
– Семнадцатый выиграл, – с удивлением сказал дилер. – Поздравляю вас, мистер Джонсон. Вот ваш выигрыш, сэр.
– Крути, – прохрипел Мазафака. Осознание выигрыша не вызвало в нём никаких эмоций, Лерой даже не изменился в лице.
«Ставь на зеро», – опять услышал он тот же голос. Не обращая на него внимания, Лерой вновь двинул фишки на семнадцать.
– Выиграл зеро, – объявил дилер после того, как шарик остановился.