Пол Макоули Заново рожденные
Нарьян, архивариус Сенша, неукоснительно придерживается своих привычек, невзирая на все, что случилось после появления в городе женщины, назвавшейся Ангелицей и прибывшей с далеких звезд. Нарьян верен своему собственному ритуалу так давно, что изменить в нем что-либо очень нелегко. Поэтому в день прибытия корабля за Ангелицей, в день, когда будет положен конец всем потрясениям — а такое обещание получили от Ангелицы ее последователи, — вернее, на закате этого дня, когда Ближний край Слияния показывается из-за диска своей звезды, а Око Хранителей начинает взирать из-за гряды Дальних гор, Нарьян пересекает площадь на окраине города и направляется к Великой реке.
Из-под его ног вырываются, струясь по тяжело дышащему мрамору, серебряные и золотые завитки, над головой снуют, вонзаясь в тающие сумерки, бесчисленные механизмы. Площадь кончается широкими ступенями, ведущими вниз по бурому склону, к реке. Голые ребятишки, резвящиеся на мелководье, оборачиваются на Нарьяна — толстого старика, тяжело опирающегося на посох. Прохромав мимо них, он спускается по уходящим в воду ступеням. Над водой остается только его лысая голова. Он делает глубокий вдох, втягивает ноздри, опускает морщинистые веки-мембраны и уходит под воду. Рев водопада на краю Вселенной повергает его сердце в привычную дрожь. Он выныривает, отчаянно отплевываясь. Ребятишки покатываются со смеху. Он снова ныряет, снова выныривает. Ребятишки шарахаются, задыхаясь от веселья. Нарьян смеется вместе с ними и поднимается по ступенькам, чтобы мгновенно обсохнуть под жарким солнцем.
Неподалеку погребальная процессия пускает по течению глиняные фонарики. Мужчины, зайдя по пояс в воду, провожают взглядами хромающего мимо Нарьяна и стучат себя костяшками пальцев по широким лбам. Их мокрые тела горят в огне заката, превратившего реку в ослепительный пожар. Нарьян благоговейно преклоняет колена, чувствуя жгучий стыд. Женщина скончалась, не поведав ему своей истории. За последние дни так происходило уже не раз. Провал за провалом.
Теперь Нарьян сомневается, удастся ли ему услышать конец истории Ангелицы. Ведь она обещала предать город огню, и Нарьян, в отличие от Дрина, верит ей.
На ступеньках сидит, скрестив ноги, старый нищий в лохмотьях, но с гордо выпрямленной спиной. Кажется, что он любуется закатом. Он бодрствует, но ничего не видит, что является максимальным приближением жителей Сенша, Заново Рожденных, к состоянию сна. На его широко раскрытые глаза наворачиваются слезы, они стекают одна за другой по жестким щекам. В уголке его левого глаза уселась полакомиться солью маленькая серебряная мошка.
Нарьян бросает в миску нищего горсть жареного арахиса, который специально носит с собой для этой цели, и идет дальше. Только дойдя до края огромной площади, где кончаются ступени и начинаются причалы, он понимает, что густая темная масса впереди — это людская толпа. Темнеющий воздух наполнен гудением сотен крохотных механизмов. Толпу сдерживает шеренга магистратов, стоящих плечо к плечу и пощелкивающих плетьми, словно отгоняя мух. Стальные наконечники плетей сверкают, алые плащи магистратов пламенеют в последних лучах заката.
Люди недовольно шумят. Взгляды их обращены вверх по течению реки. Нарьян с замиранием сердца понимает, к чему прикованы их взгляды.
На горизонте к северу от города, где широкие ленты реки и земли, сузившись, сливаются в одну точку, разгорается огонек. Это баржа с кораблем Ангелицы, которая возвращается из далекого путешествия вниз по реке, в заброшенный город. Там она нашла пристанище, а потом заставила Нарьяна внимать ее истории.
Впервые Нарьян услышал о ней от Дрина, администратора Сенша. Тот лично нанес ему визит, чтобы сообщить новость. Появление Дрина на узких улочках квартала и собрало толпу, окружившую его и не отпускавшую на всем пути до дома, где жил Нарьян.
Дрин был живым (может, несколько чрезмерно) человечком, прислушавшимся к зову совести и согласившимся занять церемониальный пост администратора в этом затерянном городе, давно покинутом его предками. Маленький, шустрый, с одной разноцветной прядью на бритой голове и с пергаментным личиком, он походил в возбужденной толпе на цветок в водовороте Великой реки. Тыл администратора прикрывали двое магистратов и робот — зеркальный боб, двигающийся в воздухе рывками, как выдавленный арбуз, подгоняемый чьими-то пинками. Над толпой барражировали механизмы помельче. Они не очень-то доверяли горожанам, и не без оснований. Слияние переживало перемены: одна раса Заново Рожденных за другой из общего числа в десяток тысяч лишалась изначального целомудрия.
Нарьян, предупрежденный нарастающим шумом, ждал появления Дрина на балконе. До его слуха долетел безупречно учтивый вопрос Дрина, усиленный механизмом, повисшим у его рта: Дрин осведомлялся, можно ли ему подняться. Толпа притихла, и его слова эхом разнеслись по узкой улице. Нарьян ответил, что всегда рад принять гостя, и Дрин сначала церемонно преклонил колена, а потом легко взобрался наверх прямо по полуразрушенной лепнине, украшающей фасад. Перемахнув через чугунные перила балкона, он уселся в кресло из железного дерева, которое обычно занимал сам Нарьян, принимая учеников. Пока Нарьян усаживался на табуретку (больше на балконе было не на чем сидеть), Дрин успел жизнерадостно признаться, что больше года не преодолевал такой большой путь, пользуясь лишь своими силами. Приняв чай и леденцы у жены Нарьяна, напуганной его появлением, Дрин добавил:
– Было бы гораздо удобнее, если бы ты занимал резиденцию, более соответствующую твоему статусу.
В распоряжении самого Дрина был просторный дворец, возвышавшийся над южными кварталами города, хотя сам Дрин проживал в резиденции посреди висячих садов, парящих над башнями дворца.
– Мое призвание требует, чтобы я жил в гуще людей. Как иначе понимать их рассказы? И как они сами находили бы меня?
– Способов много. Ты мог бы, например, размножиться в таком количестве, чтобы у любого из этих прохвостов оказалось по собственному архивариусу. Можно воспользоваться особой техникой… Прости, я забыл: ты следуешь весьма строгим правилам. Поэтому я здесь. Иначе как донести до тебя весть?
Резкость Дрина была напускной. Как и Нарьян, прекрасно читавший у него в душе, он находился здесь, чтобы служить, а не повелевать.
Нарьян признался, что не слышал ничего необычного, чем вызвал возглас Дрина:
– К нам прибывает космоплавательница! Ее корабль опустился в прошлом году на Исе. Помнится, я тебе об этом говорил.
– Однажды, еще в молодости, я наблюдал, как на Ис опускается межзвездный корабль. Тогда я еще не принял сан.
– Разумеется, — подхватил Дрин нетерпеливо, — в порту все еще швартуются сторожевые суда и торговые караваны. Но тут другое… Она утверждает, что прибыла из незапамятного прошлого. Из очень далекого прошлого, еще до Хранителей!
– Будет любопытно ее выслушать…
Дрин шлепнул себя ладонью по худой ляжке.
– Могу себе представить! Человек, миллионы лет путешествовавший за пределами галактики! Но не только… Она сбежала с корабля. Там поднялся страшный переполох. Команда требует, чтобы женщина вернулась.
– Значит, она невольница?
– Судя по всему, она подчиняется экипажу — подобно тому, как ты пребываешь в зависимости от своего сана.
– Так верни ее! Тебе известно, где она находится? Дрин бросил в рот леденец и яростно раскусил его ровными плоскими зубами.
– Знаю, знаю!.. Речь не об этом. Речь о том, лгут ли ее спутники и она сама. Видимо, дело в культурном шоке: надо же столько времени носиться в пустоте! Пять миллионов лет, если они не привирают. Конечно, большую часть времени они были неживыми, но срок все равно впечатляет.
– Ты им веришь? — поинтересовался Нарьян.
– Какая разница? Главное — спокойствие в городе. Представляешь, какую смуту все это может посеять?
– Да, если ее рассказ правдив.
– Вот-вот, в этом все дело! Поговори с ней, выведай правду. Ведь именно этого требует твой сан.
Нарьян не стал указывать Дрину на его заблуждение.
– Толпа растет, — предупредил он.
Дрин широко улыбнулся и взмыл в воздух, скрестив руки и положив ладони себе на плечи. Зеркальный робот последовал за ним. Нарьян закричал, чтобы перекрыть рев восхищенной толпы:
– Как мне быть?
– Скажите ей, что она может рассчитывать на мою помощь! — крикнул в ответ Дрин, продолжая набирать высоту.
Дальнейших слов Нарьяна он не расслышал, потому что уже несся над беспорядочным скоплением городских крыш, желая быстрее возвратиться в свое воздушное убежище. Робот преследовал его по пятам, аппараты поменьше тоже поднажали, чтобы не отстать.
На следующий день, когда Нарьян остановился купить арахис, чтобы раздать его детям и нищим, торговец сообщил, что час назад видел странную женщину. У нее не было ни гроша, но торговец все равно вручил ей кулек соленого арахиса.
– Я верно поступил, учитель? — спросил торговец, тревожно глядя из-под мохнатых бровей.
Нарьян знал, что предкам его собеседника были привиты искусственные гены, отвечающие за то, чтобы у всего потомства в тысячах колен возникла потребность оказать помощь любому человеку, который о ней попросит. Поэтому он заверил ученика, что поступок заслуживает всяческого одобрения, и протянул ритуальную монетку в оплату за кулек горячих масляных орешков, но торговец, подчиняясь собственному ритуалу, монетку не взял.
– Если вы увидите ее, учитель, то передайте, что во всем городе она не найдет арахиса вкуснее моего! Пусть берет, сколько хочет!
Весь день Нарьян обходил чайные, слушал рассказы о женщине, обрекшей себя на смерть, и ждал появления невиданной узкоглазой незнакомки. То же ожидание не оставляло его и вечером, когда сын магистрата сбивчиво читал отрывки из пураны1 среди дыма, поднимающегося к черному небу от уличных жаровен. Город внезапно стал для Нарьяна незнакомым; чешуйчатое лицо сына магистрата с широкими бровями показалось страшной маской. Нарьян затосковал по собственной юности и после ухода ученика больше часа стоял под душем, впитывая воду всеми складками тучного безволосого тела и не обращая внимания на голос жены, задающей тревожные вопросы.
Женщина не появилась ни в этот день, ни на следующий. Она вообще не стремилась с ним встретиться. Их встреча произошла по чистой случайности.
Она сидела в углу чайной, в глубокой тени отягощенного кистями навеса. Чайная находилась на углу верблюжьего рынка, где торговцы, сидя со скрещенными ногами перед низкими входами в свои лавки-пещеры, оживленно спорили о достоинствах и недостатках животных и упряжи. Нарьян прошел бы мимо чайной, если бы владелец не выбежал из-под навеса и не пригласил его зайти, объяснив, что к нему пожаловала женщина без гроша и что он поит ее бесплатно; так правильно ли он поступает?
Нарьян уселся рядом с женщиной и заказал чай, после чего надолго умолк. Он сгорал от любопытства, слабел от волнения и страха. Когда он присел за стол, положив посох поперек колен, она мельком глянула на него, но абсолютно равнодушно.
Высокая и стройная, она сидела у стойки, широко расставив худые локти. Подобно всем жителям Сенша, она была одета в свободный холщовый хитон. Ее волосы, черные и прямые, как у всех вокруг, были стянуты сеткой на уровне плеч, черты лица были мелкие и острые. Ее внимание привлекало все, что происходило вокруг: бронзовый механизм, пролетающий в пыльном воздухе над навесом, продавец гранатового сока, созывающий желающих утолить жажду, стайка смешливых женщин, прошмыгнувшая мимо, тележка со спелыми грушами. Впрочем, всякий раз сосредоточенность ее длилась лишь короткое мгновение. Она держала чашку с чаем обеими руками, неуверенно отпивая по глоточку, целую минуту держала во рту каждый глоток и осторожно сплевывала чаинки в медное блюдечко.
Нарьян чувствовал: лучше хранить молчание и позволить ей заговорить первой. Ее присутствие нарушило его душевный покой: у него были свои правила обихода и свои привычки, и новая ответственность вызывала страх. Он не сомневался, что Дрин наблюдает за ним с помощью какого-нибудь из маленьких аппаратов, снующих над залитой солнцем, белой, как соль, площадью. Впрочем, в наблюдении не было необходимости: встретившись с этой женщиной, он уже не мог уйти. Наконец хозяин кофейни, подлив ей еще чаю, тихо сказал Ангелице:
– Перед тобой наш архивариус. Женщина вздрогнула, расплескав чай.
– Я не вернусь! — воскликнула она. — Я больше не хочу служить им.
– Здесь нет слова «принуждение», — ответил Нарьян, чувствуя, что обязан ее успокоить. — Это самое главное. Меня зовут Нарьян, и я имею честь, как сказал уважаемый хозяин, быть архивариусом Сенша.
Женщина облегченно улыбнулась и сообщила, что ее зовут Ангелица. Правда, настоящее имя можно перевести как «Обезьяна», но она не желает его вспоминать.
– Вы не такой, как другие, — сказала она, словно это только что бросилось ей в глаза. — Я видела подобных вам в портовом городе. По реке меня вез лодочник, ну точно как вы, — но только до границы гражданской войны. Потом появились города, в каждом из которых живет одна раса, не похожая на других.
– Верно, от нашего города до других далеко, — согласился Нарьян.
До его слуха донеслась барабанная дробь: приближалась процессия. Была середина дня, солнце остановилось в зените, словно раздумывая, что же делать дальше.
Женщина тоже услыхала барабаны и встревожено вытянула шею. Процессия показалась из-за деревьев на противоположной стороне площади. Ежедневно в один и тот же час «посвященные» появлялись в этой части города. Предводителем был мужчина с голым торсом, лупивший в барабан с золотой бахромой. Барабанный рокот сотрясал всю плошадь. Позади то семенили, то подпрыгивали два-три десятка нагих женщин и мужчин. Волосы у всех были длинные, грязные, ногти желтые и заскорузлые, больше похожие на копыта.
Процессия, следуя за барабанщиком, пересекла площадь и побрела прочь по извилистой улочке. Женщина по имени Ангелица облегченно перевела дух.
– Какое странное место! Они безумны?
– Они не сами утратили разум, его отобрали, — объяснил Нарьян. — Некоторым вернут разум через год: они лишены его в наказание. Другие отказались от самих себя на всю жизнь. Таково их религиозное призвание. Но все они — и святые, и преступники — были прежде так же разумны, как ты или я.
– Не сравнивай меня со своим народом, — сказала она, вздрогнув.
– У меня нет ничего общего ни с этими сумасшедшими, ни с тобой. Нарьян поманил хозяина и заказал еще две чашки.
– Насколько я понимаю, ты прибыла издалека.
Несмотря на страх, который она ему внушала, он не сомневался, что сможет вызвать ее на откровенность. Но она вместо ответа только усмехнулась.
– Я не хотел тебя оскорбить, — молвил Нарьян.
– Вы одеваетесь, как здешние жители. Это тоже требование религии?
– Это моя профессия. Я местный архивариус.
– Здесь все такие разные! В каждом городе живет отдельная раса. В прошлую экспедицию здесь не было ни одного разумного существа. А теперь вдоль одной длинной-предлинной реки обитают тысячи не похожих друг на друга разумных созданий! Они отнеслись ко мне, как к богине…
– Хранителей уже давно не стало. Мы на пороге конца времен. Она снисходительно улыбнулась.
– Всегда есть люди, воображающие, будто истории пришел конец. Мы тоже думали, что переживаем конец истории: ведь на карту были нанесены все звезды в галактике. А все планеты, пригодные для освоения, были уже заселены…
Нарьян замер, решив, что сейчас услышит, где она побывала, но она сказала о другом:
– Мне говорили, что Хранители — наверное, мои потомки — создали множество рас, но все здешние существа называют себя людьми, даже те, кто нисколько на людей не похож…
– Заново Рожденные называют себя людьми, ибо для их теперешнего состояния нет другого названия, независимо от того, пали они или остаются невинными. Ведь до того, как их создали, у них вообще не было имен. Жители Сенша пока что сохраняют целомудрие. Мы несем за них ответственность.
Он не хотел говорить с ней умоляющим тоном, но ничего не мог с собой поделать.
– У вас это плохо получается… — И после этих слов она взялась рассказывать о Войне, бушующей выше по реке и приближающейся к этому городу в самом центре Вселенной.
Повесть ее была длинной и запутанной, к тому же она то и дело прерывалась, чтобы задавать вопросы, а Нарьян, при своем знании пу-раны, далеко не на все имел ответ. Она говорила, он заносил ее слова в блокнот. Она сказала, что удобнее прибегнуть к записывающему устройству, но он воспроизвел по памяти длинный отрывок ее рассказа, доказав свое умение не упустить ни слова.
– Скоропись — лишь помощник, — сказал он.
– Вы запоминаете чужие рассказы?
– Рассказы — это очень важно. В конце концов, только они и нетленны, только их и оставляет нам история. Они вечны. — Он боролся с желанием спросить ее, понимает ли она то, что так ясно для него, — свою собственную судьбу, если останется в городе.
– Слишком долго я существовала вне истории, — сказала она, обдумав его слова. — Не уверена, что хочу снова стать ее участницей. — Она резко встала, опрокинув стул, и вышла из чайной.
Нарьян счел за благо не удерживать ее. Вечером, когда он наслаждался у себя на балконе сигаретой под мрачным Оком Хранителей, к нему явился робот, и лицо Дрина, материализовавшееся над его серебряным пультом, сообщило, что спутники женщины знают, где она находится, и скоро ее заберут.
Корабль приближается. Нарьян пытается понять, какой он формы. Это огромный черный клин, собранный, как детская пирамидка, из пластин, каждая из которых больше, чем самое высокое здание в городе. Внутри корабля перемигиваются красные огоньки. Нарьян, смахивая с голых рук комаров, наблюдает за черной громадиной, скользящей под черным небом, где, кроме нее, нет ничего, одно лишь Око да горстка мелких звезд. Здесь, в самом центре Вселенной, родную галактику не будет видно до самой зимы.